Глава 11 Диалог как путь к внутреннему миру

Глава 11

Диалог как путь к внутреннему миру

Разрешение внутриличностного конфликта начинается с прислушивания к голосу совести. Такой душевный переворот, произошедший с молодым человеком, ставшим впоследствии старцем Зосимой, описан Ф. М. Достоевским в романе «Братья Карамазовы». Предыстория такова. Молодой человек жил в свое удовольствие «со всем юным стремлением». Он приобрел некий лоск, но вместе с тем «преобразился в существо почти дикое, жестокое и нелепое»: «солдат почитали за скотов», «пьянством, дебоширством, ухарством чуть не гордились». Он почувствовал привязанность к одной девушке, однако предложение не делал, «не желая расстаться с соблазнами вольной жизни». Отложив решительный шаг, уехал. Возвратившись же из командировки, узнал, что девушка вышла замуж. Это известие поразило и уязвило его самолюбие, потому что он подозревал, что все, кроме него, знали о предстоящей свадьбе, а он оказывал ей знаки внимания. Это показалось ему унизительным, и он «почувствовал вдруг злобу нестерпимую» [107]. Тут же появились воспоминания, как много раз он почти выказывал ей свою любовь, а она не останавливала — стало быть, смеялась…

Свои воспоминания он потом оценит как ложные, припомнив, что «нисколько она не смеялась, напротив, разговоры такие шутливо прерывала», но в состоянии уязвленного самолюбия, злобы, эти ложные воспоминания воспринимаются им как непреложная правда. Формируется определенное видение происходящего, оформляется своя правда. Обида усиливается, появляется гнев и жажда мести, определяющая дальнейшее поведение героя. Гнев и стремление к отмщению были ему тяжелы и противны, но он искусственно разжигал и поддерживал их. Результатом является их усиление: они все более и более определяют его состояние, и герой становится «безобразен и нелеп». Выждав случай, он ловко оскорбляет соперника и вызывает его на дуэль. После этого возвращается «свирепый и безобразный». Рассердившись на денщика, герой со зверской жестокостью бьет его. и ложится спать.

Нарушение внутреннего диалога, развитие внутриличностного конфликта описано точно и детально. Возникло подозрение — переживание унижения — появилась обида — последовала злоба — возникают ложные воспоминания, подтверждающие подозрения, формируется определенная картина происходящего — усиление обиды и злобы — появление гнева — возникло желание мщения за обиду и унижение — последовало разжигание гнева и злобы, как оправданных и законных, — возникло стремление отомстить — человек реализует свое внутренне стремление, и следует вызов на дуэль. Состояние озлобления нарастает, и следует зверское избиение денщика.

Проснувшись ночью перед дуэлью, он увидел: «восходит солнышко, тепло, прекрасно, зазвенели птички», — и почувствовал в своей душе «как бы нечто позорное и низкое». Это ощущение позорного и низкого можно было принять как должное, разжигал же герой ранее собственный гнев, но он начинает искать причины этого ощущения. «Не оттого ли, что кровь иду проливать? Нет, думаю, как будто и не оттого. Не оттого ли, что смерти боюсь, боюсь быть убитым? Нет, совсем не то, совсем даже не то…»

С этого произволения сердца, не согласившегося с таким своим состоянием, не принявшего его, и начинается душевный переворот героя. «И вдруг сейчас догадался, в чем было дело: в том, что я с вечера избил Афанасия». Он теперь не оправдывает себя, как делал это ранее (как оправдывает себя Голядкин происками врагов своих), а ужасается: «Словно игла острая прошла мне душу насквозь».

Как ранее вслед за чувством дикой злобы возникли ложные воспоминания, ее поддерживающие, так и сейчас, вслед за иглой совести, пронзившей позорное и низкое в душе героя, также возникают воспоминания. Герой вспоминает брата, его слова: «Милые мои, дорогие, за что вы мне служите, за что меня любите, да и стою ли я, чтобы служить-то мне?»

Вслед за обнаружением неправоты своего поведения, он обнаруживает ложность всей своей правды, уже выстроенной и закрепленной в сознании. Развивается чуткость к совести, и герой оказывается способен посмотреть на ситуацию другими глазами, по-иному понимая происходящее: «И представилась мне вдруг вся правда, во всем просвещении своем: что я иду делать? Иду убивать человека доброго, безвинного, благородного, ни в чем предо мною не повинного».

Восстановление внутреннего диалога приводит к восстановлению способности к диалогу с другим, к преодолению отчуждения от другого человека. После раскаяния он просит прощения у денщика, и состояние героя радикально меняется.

Исходное состояние и у Голядкина, и у Зосимы одинаковое: подозрительность, ревность, злоба. Для обоих характерен внутриличностный конфликт, оба выбирают ценности, противоречащие духовному, оба действуют в соответствии с ними, что приводит к дальнейшему углублению конфликта. Способность оценки своего состояния сохраняется у обоих, и оба принимают такое состояние, выстраивая соответствующее понимание происходящего, поддерживая формирующиеся ценности и действуя в соответствии с ними. Но затем с Зосимой происходит нечто, не укладывающееся в рамки закономерного хода событий, не вытекающее из предыдущего хода развития, происходит прерывание наметившегося направления и построение новой линии.

Зосима не принимает свое состояние, оценивая его как позорное, низкое, и с этого момента прекращается развитие внутриличностного конфликта и начинается его разрешение. Без принятия этого первого укола совести, указавшего на позорное и низкое в душе, и последующего острого совестного переживания самопонимание, к которому пришел Зосима, было бы невозможно. Возможно было бы только самооправдание, как у господина Голядкина. Однако, в отличие от Голядкина, полагавшего причинами своего состояния «ожесточенность врага, мстящего за честь и амбицию», Зосима обнаруживает существенно иные причины своего состояния — собственное преступление.

Здесь их пути расходятся. Зосима не оправдывает себя, он разрешает внутренний конфликт, преодолевая отчуждение от Бога и другого человека, и мы видим два разных исхода: путь от тревоги к нездоровью психическому и путь от тревоги к восстановлению целостности, к внутреннему миру.

«Внутренний мир» мы часто понимаем как совокупность наших убеждений, представлений, переживаний, чувств, эмоций, устремлений, ценностей. При этом мы упускаем из виду значение выражения «внутренний мир», напоминающее нам о мирном внутреннем устроении, душевном согласии как непременной характеристике внутреннего мира. В случае немирного внутреннего устроения, отсутствия душевного согласия, внутренний мир перестает быть таковым, он становится внутренним хаосом, разладом. Одной из характерных черт такого немирного внутреннего устроения является тревога.

В заглавии книги мы противопоставили переживание тревоги состоянию мира в душе, внутреннего мира. На наш взгляд, это противоположные состояния, которые человек испытывает в зависимости от того, конфликтует ли он со своей совестью (голосом Божиим) или в душе его совершается внутренний диалог. Человеку приходится выбирать, он лишен возможности остаться на нейтральной полосе, не принимая участия в борьбе добра и зла. Если мы прислушиваемся не к голосу совести, а к голосу самости, то будем уходить от Бога. Это все то же древнее искушение: выбор самости обещает благополучие, праздник жизни, но вместо обещанного благополучия и полноты жизни мы получаем адские состояния, одним из которых и является тревога, связанная с чрезмерной и неоправданной надеждой на себя. Надежда только на свои силы (самоуверенность) и помощь других сопровождается чувством безнадежности и томительными сомнениями; такой человек неизбежно находится в постоянной тревоге.

Если мы прислушиваемся к голосу совести, то в душе будет идти внутренняя борьба со злом. Читатель вправе спросить, а как же внутренний мир, как же он может сочетаться с внутренней борьбой? Нам часто кажется, что внутренний мир — это состояние покоя, комфортное самоуспокоение. Нередко можно услышать: «Я вообще не понимаю, что это такое — внутренний мир…» На самом деле, практически нет человека, не знакомого с таким состоянием. Мы не будем говорить о его вершинах, характерных для людей глубоко верующих. Вспомним лишь об опыте умиротворенности, который есть практически у каждого.

Умиротворенность может охватить нас и в весеннем лесу, сопровождаясь ликованием и радостью, а может окраситься в тона тихой печали и одновременно благодарности. Это и переживание единства с миром, переживание близости с другим человеком. Это может случиться за семейным столом вечером, когда никто никуда не спешит, и каждый рад другому, и так уютно светит лампа, и так необыкновенно хорошо синеет за окном небо. Это может быть ожидание праздника и подготовка к нему, и состояние мира и радости, испытываемое нами при возвращении в отчий дом, в родные места.

Говоря о внутреннем мире, об умиротворенности, мы порой сравниваем это чувство с состоянием расслабленности, но это неверно. внутренний мир — не обретение комфорта, не душевная спячка, не безразличие, не эмоциональная тупость. Это — состояние собранности перед важным делом, перед ответственным испытанием, свидетельство готовности принять то, что должно. Это — наполненность души, дерзновение без мятежа и надрыва, но с великим доверием к Промыслителю.

По словам митрополита Антония (Сурожского), «когда мы вступаем в состояние внутреннего мира: мира с Богом, мира с совестью, с теми людьми, чей суд отображает Божий суд, с этого момента начинается смирение. Одновременно это примиренность со всеми обстоятельствами жизни, состояние человека, который все, что ни случается, принимает от руки Божией. Это не значит, что случающееся является положительной волей Божией; но, что бы ни случилось, человек видит свое место в этой ситуации как проводника, как сотрудника Божия…И в этом смысле отцы Церкви, подвижники рассматривали все положения, в которых они находились, как волю Божию, не потому, что дурная ситуация была Богом вызвана, но потому, что их место было там» [108].

Внутренний мир, по словам святых отцов, это — чистота сердца. Для его очищения потребны труды и скорби. Человек с чистым сердцем исполнен милосердия и сострадания к другим. Состояние внутреннего мира возможно лишь при глубокой вере и уповании на Божественный промысел.

По сути, свобода от тревоги нам предписана. Если совершенное доверие Божественному промыслу достигнуто, то тревоги не будет. внутренний мир — это состояние доверия, непосредственное переживание того, что всё — в руках Божиих.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.