Абстрактно-философские концепции смерти

Абстрактно-философские концепции смерти

Основной предмет спора в различных интерпретациях человеческого ухода из жизни – это вопрос «дверь или стена»? Является ли смерть абсолютным исчезновением или это переход к другой форме существования? Одни ученые и философы поддерживают идею полного уничтожения, в то время как теологи и некоторые исследователи уверены, что это превращение, переход в другое состояние.

Полное исчезновение

Научные теории смерти говорят о прекращении всех жизненных процессов, включая деятельность мозга. В общих чертах они считают естественную смерть результатом либо изнашивания структуры, либо дефицита или необратимой дисгармонии функций организма. Но является ли смерть необходимостью — спорный вопрос. В 1892 году Weismann (11) выдвинул предположение, что одноклеточные организмы и репродуктивные клетки многоклеточных животных потенциально бессмертны. Это предположение подкрепили труды Carrel (7), которому удалось сохранять клетки организма живыми в лабораторных условиях на протяжении периода, намного превышающего естественный жизненный цикл животного, у которого эти клетки были взяты. С теорией о потенциальном бессмертии форм жизни с недифференцированными соматическими и половыми клетками соглашаются некоторые биологи. Pearl (12) считает, что жизнь, в своей основе, – бесконечна, и что смерть не является необходимым дополнением жизни или ее следствием, но относительно новым феноменом, который появился только когда и только потому, что в ходе эволюции появилось разделение функций. Ни старение, ни естественная смерть не являются неизбежным следствием или атрибутом жизни; смерть приносит специализация функций, а не какие-то присущие отдельным клеткам процессы умирания.

Точке зрения, что жизнь по своей сути является бесконечной, противостоят определенные научные теории и философские подходы. Примерно в одно и то же время были обнародованы две концепции об имманентности смерти – теория Freud об инстинкте смерти и закон Ehrenberg о необходимости смерти. Долгая полемика по поводу инстинкта смерти в настоящее время практически подошла к концу в связи с неприятием этой концепции большинством исследователей. Money-Kyrle (14) полагает, что инстинкт смерти не может быть инстинктом в обычном понимании, так как любой инстинкт развивается в ходе эволюции, для сохранения отдельной особи и вида в целом. Alexander (15) приходит к заключению, что теорию инстинкта жизни и смерти следует рассматривать не как попытку описать действующую силу инстинкта, а как философскую абстракцию. Лично мое несогласие с этой теорией прагматично: допущение существования инстинкта смерти имеет тенденцию недооценивать эмпирическое происхождение человеческого стремления к саморазрушению, а также роль межличностных отношений матери и ребенка.

В соответствии с законом Ehrenberg о необходимости смерти (16), жизнь – это непрерывный переход от существования к небытию. Этот переход не вызван свойствами клеток или организмов, но он является выражением сущности жизни: превращением чего-то разобщенного в структуру. Тезису о возможности бесконечной жизни у одноклеточных организмов он противопоставляет мнение о смерти как об окончании индивидуального жизненного процесса. По этому поводу Freud возражает, что, даже если бы простейшие одноклеточные организмы были бы бессмертны, (в понимании Weismann), его утверждение о смерти как о более позднем приобретении, могло бы быть отнесено только к самому явлению, но не исключало бы возможность существования процессов, ведущих к ней. Очевидно, что если смерть является эволюционной случайностью, ни теория инстинкта смерти, ни представления о смерти как о сущности бытия не являются надежными.

Обе гипотезы принимают идею энтропии, точно сформулированную Ehrenberg (определяющего для смерти в биологии место, аналогичное месту абсолютного ноля в термодинамике), и подразумеваемую Freud в его концепции инстинкта как выражении консервативной природы живых существ или стремления к стабильности. Аналогия с энтропией ошибочна, так как нельзя провести корректное сопоставление замкнутых систем, как требует второй закон термодинамики, и открытых биологических системам. И теория Freud, и теория Ehrenberg уязвимы в своих фундаментальных положениях – идее о потенциальном бессмертии клеток, и о принципе энтропии.

Были предложены другие объяснения эндогенного характера смерти, такие, как последняя фаза индивидуального развития, необратимое угасание процессов питания, тропизм, а также механизм, подобный заводу в часах, который постепенно приходит к концу. Каким бы ни было объяснение, ученые сходятся во мнении, что смерть – это неотъемлемая часть жизни (исключая одноклеточные организмы). Carrel, который продемонстрировал потенциальное бессмертие изолированных соматических клеток, тем не менее писал, что смерть «является необходимым и обязательным условием жизни». Это «не несчастный случай, привнесенный извне. Это часть нас самих. Она заложена в генах яйцеклетки».(7)

С античных времен религиозная и философская мысль разделяли идею имманентности смерти. «Для всех созданий смерть уготована изначально» говорит Талмуд. Сенека писал, что «даруя жизнь, она, с первого же часа, посягает на нее», а сэр Thomas Вrowne отмечал, что «мы живем со смертью и умираем не мгновенно». Фейербах говорит, что «с самого рождения смерть таится в нашем мозге костей». Simmel уверен, что смерть с самого начала граничит с жизнью; смертный час является просто последней фазой непрерывного процесса, начавшегося еще при рождении. (18)

Абстрактная идея о непрерывности и, следовательно, неизбежности смерти резко расходится с личной установкой по отношению к смерти. Смерть – это нечто, «противоположное» жизни, происходящее случайно или по чьему-то злому умыслу. Она является несомненным фактом, но в то же время кажется невозможной для себя лично. Не может смерть быть и полным исчезновением потому, что то, что делает человека существом, наделенным сознанием, продолжает существовать и после физической смерти.

Еще один вопрос абстрактного свойства заключается в том, является ли смерть, воспринимаемая как тотальное уничтожение, абсолютным обесцениванием всех ценностей, или целью, или достижением цели? Утверждение Freud, что «целью всей жизни является смерть» (17) вытекает из его представления об инстинкте смерти, и в этом смысле все биологи и философы, считающие смерть неотъемлемым свойством жизни, рассматривают прекращение существования как конечную цель жизненного процесса. В позитивном значении, если взглянуть на смерть в процессе эволюции, она есть ничто иное, как плата за движение вперед и социальный прогресс. Смерть – «это уловка Природы, дабы создать еще более буйную жизнь» говорит Гете. По мнению de Chardin (19), для современного этапа человеческой эволюции, или «ноогенеза», (того, что Джулиан Хаксли называет «психологической эволюцией), …«смерть является постоянным, необходимым условием замены одного индивидуума другим в процессе существования», «необходимым рычагом управления в механизме жизни».

Но в чисто психологическом смысле, может ли завершение жизни считаться достижением? Jung (20) убежден, что коллективное бессознательное побуждает относиться к смерти как к выполнению жизненного предназначения и к цели жизни в чистейшем смысле, а не как к простому бессмысленному прекращению существования. «Каждый, кто придерживается рационалистической точки зрения на этот предмет, психологически изолирует себя, а также идет против своей собственной человеческой природы». Подобным же образом Eissler (9) рассматривает смерть как исполненный значения процесс, в котором предшествующая жизнь находит свое завершение, и посредством которого все предшествующие жизненные процессы сходятся в одну точку. Он основывается на предположении, что человеческая смерть всегда является конечным результатом всей его жизненной истории, и не может произойти вне связи с динамическим развитием личности этого человека. В этом случае смерть является необходимым, логическим и осознаваемым результатом жизненного процесса. По моему мнению, это крайнее выражение психического детерминизма весьма уязвимо; хотя в некоторых случаях смерть можно представить себе как некое завершение динамических тенденций, само это завершение вовсе не является выполнением предназначения. Хотя некоторые личные побуждения могут найти свое удовлетворение в связи со смертью, все же ее абстрактное значение как исполнение некоего предназначения кажется мне мистическим.

Marcuse (21) считает, что позитивная установка по отношению к смерти возникла в ходе исторического процесса. Он указывает, что, по мере развития западного мышления, интерпретация смерти варьировала от понятия смерти как простого естественного явления до идеи смерти как цели жизни, отличительной черте человеческого существования. «Восхваление» смерти берет свое начало именно здесь: смерть придает жизни «смысл», она – предваряющее условие «истинной» жизни человека. Осознанное принятие смерти считается прерогативой человека, знаком его свободы. Marcuse видит «странный мазохизм» в тенденции некоторых философов превращать бессмысленное и жестокое явление в экзистенциальную привилегию. Значение смерти, по его мнению, эмпирическое и поэтому, в конечном счете, историческое. Существует необходимость пожертвовать жизнью отдельного индивидуума ради того, чтобы продолжалась жизнь «целого», – не вида как такового, а совокупности социальных институтов и отношений, установленных людьми. Без подтверждения своей приоритетности эта совокупность может оказаться под угрозой разрушения. Он даже предполагает, что инстинкт смерти не является в первую очередь биологическим, но стал «второй натурой» под воздействием цивилизации.

Мы не можем дать точное определение абстрактной экзистенциалистской концепции смерти потому, что экзистенциализм имеет дело с конкретным человеком и с непосредственностью его личного опыта. Также мы не можем поместить экзистенциализм ни на сторону, придерживающуюся мнения об ограниченности жизни, ни на сторону, считающую ее бесконечной, так как в то время как одна школа трактует смерть как небытие, другая выступает за бессмертие в религиозном или метафизическом контексте. Для Сартра (Sartre) (23) смерть это то, что в принципе уничтожает весь смысл жизни; для Heidegger (24) встреча со смертью дарует «аутентичность» существования и «великую радость». Тем не менее, экзистенциалистская интерпретация тревоги будет здесь уместна, и для ее освещения я буду основываться на онтологическом анализе Tillich (25).

Переход в другое состояние

Если смерть является полным уничтожением, то никакие абстракции не могут «объяснить» ее. Как говорит Sternberger (26), ужас и абсурдность смерти невозможно преодолеть интеллектуализацией. Большинство людей способны примириться с тем, что они смертны, только если есть уверенность, что со смертью существование не прекращается. Результатом этого коллективного запроса явилось появление второй группы моделей смерти, которые отрицают окончательный характер смерти и предполагают наличие каких-либо форм бессмертия. Вне зависимости от того, на чем они основываются и каким целям служат, теологические и метафизические концепции перехода в другое состояние могут быть признаны абстрактными значениями смерти.

У всех великих религий есть своя эсхатологическая доктрина и все они провозглашают ту или иную форму загробного существования, будь то бессмертие души, воскрешение, или реинкарнация. Считается, что именно желание вечной жизни обуславливает существование религии или, по крайней мере, поддерживает веру в Бога. «Религия», писал William James (27), «для большинства представителей нашей расы означает бессмертие и ничего более. Бог – поставщик бессмертия». Однако религия необязательно появляется из-за желания бессмертия: так, в иудаизме вера в Бога не сопровождается идеей загробной жизни; вера в Бога не умерла и с приходом Просвещения.

Choron (28) утверждает, что обзор взглядов выдающихся философов показывает, что философская мысль, в целом, отрицает существование бессмертия для индивида. Это не означает, что философы не предпринимали попытки найти неэсхатологическое обоснование бессмертия. Создается впечатление, что, по крайней мере, в некоторых случаях аргументация является надуманной, и представляет собой попытку подвести рационалистическое обоснование под то, что философ черпает из догматических представлений или из страха перед своей собственной смертью. Борьба между натуралистическим отношением к смерти и невыносимостью мысли о полном исчезновении ясно прослеживается в работах Unamuno (29). Некоторые из метафизических доводов становятся слишком обезличенными, чтобы иметь отношение к реальной проблеме, например, остается ли то, что определяет сущность человека, после его смерти. Эти доводы валидны в качестве философских предположений, но не имеют значения для тех, кто надеется продолжить существование как личность после своей кончины. Что касается меня, то я не нахожу утешения в таких концепциях, как «Идеи» Платона, «метаморфозы» (Лейбниц), рассуждениях о неподдающемся разрушению человеческом разуме (Спиноза), о продлении существования до бесконечности, дабы удовлетворить нравственную потребность в добродетели (Кант) и о невозможности небытия в безграничной вселенной (Бруно).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.