ОТРОЧЕСТВО И ОПЕРАЦИОНАЛЬНЫЙ СИНТЕЗ

ОТРОЧЕСТВО И ОПЕРАЦИОНАЛЬНЫЙ СИНТЕЗ

Ригидное разделение внешней и внутренней реальности, характерное для латентного периода, в отрочестве замещается более открытым взаимодействием. Способность к рассуждению, к логическому и абстрактному мышлению становится более зрелой. Это комбинируется с неустойчивостью психического аппарата, типичной для отрочества, как описывали Якобсон (1961), Блос (1968), Роснер (1972), в это время оживают доэдиповы и эдиповы конфликты, провоцируемые инстинктивными переменами биологического созревания. В результате, мыслительные процессы в отрочестве принимают уникальный творческий характер, проявляющийся как взрыв новшеств и артистических проявлений, не наблюдаемых ни до, ни после этого. Ной (1978, 1979) предполагает, что такое творчество, даже если оно и является регрессией для обслуживания требований Эго (Kris, 1952), лучше понимать как «операциональный синтез» первичного и вторичного процессов мышления, посредством которого вторичный процесс мышления расширяется и включает в себя часть первичного процесса. Способность, которую Пиаже описывал, как мышление посредством формальных операций появляется в середине или в конце отрочества.

Пиаже считал, что человек достигает равновесия в формальных операциях в возрасте примерно от четырнадцати до пятнадцати лет, благодаря как созреванию центральной нервной системы, которая определяет предел когнитивного развития, так и социальному окружению, обеспечивающему стимулы и среду, в которой может быть реализован максимум способностей (Inhelder & Piaget, 1958). Пиаже полагает, что созревание центральной нервной системы и взрослые социальные роли согласуются в подростковый период. Хотя его заключения о нервной системе еще не основывались на достоверных данных, более поздние исследование позволяют предположить, что изменения в организации мозга, такие, как изменения, измеряемые с помощью ЭЭГ, проявляются в отрочестве, к семнадцати годам ЭЭГ начинает принимать форму, нормальную для ранней взрослости. Вольф (1981) отмечает, что мы мало знаем о тонких подробностях структурных изменений мозга после младенчества. Зависимость функций мозга от миелинизации остается предметом обсуждения (McKhann, Coyle & Benjamins, 1973). Во всяком случае, исследования показывают, что главные ассоциативные пути внутри полушарий, а также межполушарные не полностью заканчивают свой рост до позднего отрочества (Яковлев и Лекурс, 1967; Ракис и Яковлев, 1968; Лекурс, 1975). Если созревание продолжается до позднего отрочества и ранней взрослости, мы не можем ожидать, что равновесие будет достигнуто к четырнадцати или пятнадцати годам.

Второй определяющий фактор когнитивного созревания, по Пиаже, — принятие социальной роли взрослого, — также остается под вопросом до четырнадцати лет. Это может быть справедливо на некоторых уровнях нашего общества или в неиндустриальных обществах, но справедливость этого для западной культуры среднего класса остается под вопросом, как в культуре, где был принят психологический «мораторий» (Erikson, 1968). Хотя подростковый период обозначает начало психологического отрочества, психологическая и социальная зрелость не может быть достигнута по крайне мере до начала или середины двадцатилетия.

Подросток обретает способность обосновывать свои гипотезы самостоятельно, а также проверять мысленно свои собственные рассуждения. Он конструирует законы общего характера, строит умозаключения, создает теории и мысленно манипулирует идеями. Пиаже назвал этот процесс гипотетически-дедуктивным рассуждением. Когнитивность основывается на форме, на содержании и на абстракции вещей, а не на самих вещах. Действительное замещается по степени важности на возможное (Anthony, 1982), когда подросток обретает способность формулировать абстрактные, философские, идеальные гипотезы и теории о вселенной, мире и обществе, так же, как о своем собственном существовании и реальности будущего. Мышление становится более систематичным и подросток обретает способность критически размышлять как о процессе своего мышления, так и о его результатах. Таким образом, новый наглядный, логичный, способный приводить аргументацию язык делает все это внешним, и вера может подвергаться методической критике (Anthony, 1982).

Мышление посредством формальных операций влияет также на первичный процесс, что видно в более утонченных формах символизации. Лангер (1957) также подчеркивает, что символы являются средством выражения концепции объектов, а не просто их заместителями. Например, форма первичного процесса, как это явствует из фантазий или творческой активности, развивается сходным образом. Она отражает абстракции и привлекает внимание не только к содержанию, но и к форме. Хотя тематические корни творческой работы или фантазии могут происходить из инстинктивных желаний раннего детства, форма, в которой они выражаются в отрочестве и в зрелом возрасте, более развита, чем в раннем детстве. Действительно, поиск «безупречной формы» (Langer, 1957, стр. 208) с осознованием гармонии, равновесия, симметрии, совмещение противоположностей в творческой деятельности обычно не появляются, пока не появятся когнитивные навыки отрочества.

Кроме того, творческая непрерывность мышления в отрочестве (операциональный синтез первичного и вторичного процесса) также проявляется в характерной, свойственной возрасту регрессии и в смешении более ранних желаний и конфликтов на взрослые стремления. Вследствие этого, мышление в отрочестве может сочетать в себе поиск философии жизни с нарциссическими и личными темами, отражающими некоторый когнитивный эгоцентризм. Подросток верит, что другие люди могут и должны воспринимать мир и его проблемы так же, как он, и он борется за то, чтобы соответственно управлять своим окружением. Одна шестнадцатилетняя девочка, рыдая, сердито кричала: «Я имею право на собственную точку зрения», после того, как ей не удалось убедить родителей, что ее точка зрения «правильная».

Мышлению подростка тоже присуще всемогущество, оно наполнено мечтами о революциях и социальных реформах, которые могут противоречить объективному положению дел. Когда подросток снова возвращается к децентрализации и обдумыванию перспектив, возникает некоторая путаница, которая отражается в характерной вязкости подросткового мышления (Anthony, 1982).

Поэтому подросток склонен колебаться между мыслями и чувствами, думает о своих мыслях и о своих чувствах, и этот процесс иллюстрируется следующей цитатой, взятой из записок шестнадцатилетнего Достоевского: «Чтобы знать больше, надо чувствовать меньше, и наоборот... Что именно подразумевается под словом «знать»? Природа, душа, любовь, Бог познаются сердцем, а не разумом. Когда мы в соответствующем настроении, мы можем пребывать в том мире идей, в котором парят наши души, жаждая растворения. Но мы земнорожденные существа и можем только догадываться об Идее — не постигая ее мгновенно со всех сторон. Проводником нашей проницательности сквозь временные иллюзии в сокровенный центр души является нечто, называемое Разум. Разум — это материальное вместилище, тогда как дух или душа живут в мыслях, которые нашептывает сердце. Мысли рождаются в душе. Разум — это инструмент, машина, которая движима духовным огнем. Когда человеческий разум (который мог бы требовать для себя отдельной главы) проникает в сферу желания, он работает независимо от чувств и, соответственно, от сердца. Но когда нашей целью является понимание любви или природы, мы движемся в сторону цитадели сердца, что за совершенно безумные системы рождаются тогда в умнейшем и самом пылком мозгу. Чтобы получить верный результат из этой пестрой мешанины, нужно было бы подчинить их все математической формуле. И еще они являются «законами» нашей современной философии... Я жалею нашего бедного отца! У него такой замечательный характер. Он совершенно чужой в мире. Он живет в нем уже пятьдесят лет и все еще имеет то же самое представление о человечестве, что и тридцать лет назад. Какая утонченная невинность!»

Периодический уход в фантазии — еще одна характерная черта отрочества. Хотя такой уход у некоторых юношей может означать патологическое неприятие реальности, у других это, в конце концов, может привести к лучшему узнаванию реальности, поскольку потребности и цели интегрируются с возможными путями их реализации (Hartmann, 1939). Фантазии также обеспечивают доступ к внутренней реальности, ранние желания и конфликты теперь могут быть осознаны с помощью более зрелого психического аппарата и его большей способности к рефлективному и логическому мышлению. Проникновение в внутрипсихическую жизнь часто дает результат, способствующий совершенному овладению как внутренним, так и внешним миром. Когда внутрипсихические процессы воспринимаются как опасные и знание их угрожает психическому равновесию, в области, где они сталкиваются с познанием реальности, могут возникнуть ригидные защиты.

Когда процессы, свойственные отрочеству, близятся к завершению и структура характера достигает зрелости, образование и социальное давление усиливают разделение первичного и вторичного процессов. Первичный процесс все более уходит в сны, грезы, фантазии, творчество и создание симптомов, он все более становится «языком» бессознательного, а внешнее общение и поведение начинают подчиняться логическому мышлению системы вторичного процесса. Исключая случаи, когда психическая реальность вмешивается в познание объективной реальности, мышление становится рациональным и логическим.

Адаптивное когнитивное функционирование и рефлексивное мышление, тем не менее, продолжают зависеть от оптимального соответствия друг другу первичного и вторичного процессов. Несмотря на то, что они подчиняются различным правилам и используют различные способы проявления, первичный и вторичный процессы мышления должны работать гармонично и упорядочено для того, чтобы поддерживать наилучшую эмоциональную, социальную и интеллектуальную приспособленность человека.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.