Лэнгеианская группа

Лэнгеианская группа

Для юнгианских дискуссий по контрпереносу 1980-е годы начались с сильного потрясения. Уильям Гудхарт предпринял весьма смелую и противоречащую общепринятым представлениям попытку привнести в юнгианские круги психоаналитическую теорию Роберта Лэнгса. И хотя работы Лэнгса весьма широки по содержанию, некоторые ключевые моменты представляется важным привести здесь в той форме, как они осмыслены Гудхартом.

Для Гудхарта центральный вклад Лэнгса состоит в демонстрации того, как пациент бессознательно совершает «творческие попытки» надлежащим образом сориентировать аналитика во время аналитических сессий (Goodheart, 1980, р. 2). Требуется особый стиль избирательного слушания, когда аналитик, фиксируя фактическое содержание ассоциаций, трактует их как бессознательные комментарии на предшествовавшую интервенцию или другое поведение аналитика. Пациент и аналитик, таким образом, включены в постоянное взаимодействие, которое может сознательно направляться аналитиком (и бессознательно —ассоциациями пациента).

Гудхарт основывает свой синтез теорий Лэнгса и Юнга на том, что анализ является диалектическим процессом, но вносит особый поворот, утверждая, что «во время терапевтической сессии все происходящее внутри пациента или аналитика является продуктом их взаимодействия» (Goodheart, 1984, р. 90—91). Таким образом, своими ассоциациями пациенты не только делают интрапсихические утверждения, но также демонстрируют реакцию на комментарии и поведение аналитика. Важно то, что пациент реагирует не только на последние интервенции аналитика, но в особенности на всякие попытки нарушить основные соглашения или правила анализа — аналитическую рамку.

Именно в этой области, как считает Гудхарт, у аналитика есть множество возможностей для отреагирования. Независимо от того, происходит ли это по инициативе пациента или аналитика, изменение стабильной рамки анализа всегда является скорее попыткой освободиться, нежели признать и попытаться понять сложное эмоциональное состояние. В типичных случаях такого рода, защищаясь от своих конфликтов, пациент будет требовать какого-либо конкретного удовлетворения. Вместо того чтобы справляться со своей тревогой и выдерживать «аналитический стиль», аналитик может подчиниться и утратить аналитическую позицию (Goodheart, 1984, р. 98). Таким образом, он пойдет на поводу у своего невротического контрпереноса.

При столь «тесном эмоциональном контакте» пациент может пытаться управлять аналитиком в этой квази-супервизорской, даже квази-терапевтической манере (Goodheart, 1985, р. 161). Пациент может даже продуцировать образы, «производящие убедительное впечатление бессознательных попыток помочь своему терапевту», когда последний сбился с пути (Goodheart, 1984, р. 106). Например, воображение клиента может рисовать образ того типа терапевта или терапевтической реакции, которые ему необходимы.

Основываясь на теориях Лэнгса, Гудхарт говорит о том, что аналитик не должен просто принимать согласие пациента в качестве подтверждения правильности своих действий, но следует прислушаться к последующим, позитивным или негативным ассоциациям, которые и расскажут о реальном положении вещей.

В модели Гудхарта, таким образом, тень аналитика находится под постоянным наблюдением. Его интегрированность как аналитика и как личности должна пройти проверку. Так, весьма специфически может проявляться на практике теория Юнга об «объективной» интерпретации. В данном случае, содержание ассоциаций, фантазий и сновидений клиента относится к вмешательствам аналитика на микроскопическом уровне. Это вариация традиционной психоаналитической идеи о том, что все слова клиента на сессии произносятся в контексте переноса, что все они имеют отношение к аналитику. Здесь, однако, центром внимания становится присутствующая в данный момент тень аналитика, а не он сам как фигура переноса.

Гудхарту принадлежит метод определения контрпереноса. Он дал нам технику самопроверки. Здесь слышатся также отзвуки лондонской идеи о том, что аналитик способен адаптироваться таким образом, чтобы отвечать потребностям пациента. Однако, он не предлагает полагаться на контрперенос сам по себе как на «орган информации». В его модели воспринимающим органом является бессознательное пациента. Тип контрпереноса, о котором говорит Гудхарт, является в основном «невротическим» или «иллюзорным». Он ясно формулирует это, когда говорит о том, что следование данной технике даст аналитику возможность пережить «опыт того, что пациент постоянно задевает наиболее конфликтные и болезненные слабые места в личности терапевта» (Goodheart, 1984, р. 107).

Работа Гудхарта получила среди юнгианских аналитиков как критику, так и поддержку (см. Kugler and Hillman, 1985). В статье Паркс предлагаются некоторые живые личные примеры. хорошо иллюстрирующие данную технику. Она честно описывает несколько «терапевтических неувязок», которые допустила, но затем исправила. Правда, раскрывая подробности своего контрпереноса, она не показывает последующую работу с ним.

Например, Парке (1987, р. 106) спрашивает себя в отношении «беспроцентного займа», данного пациенту: «Почему же я сразу сделала это?» — но не отвечает на этот вопрос (по крайней мере, в данной работе)[25]. Однако она затем выправляет рамку аналитических отношений надлежащим образом. Мы видим здесь, как и в большинстве других примеров Лэнгса-Гудхарта, что сам факт признания и сдерживания «тени» считается в целом достаточным. Другая проблема, касающаяся теории Гудхарта, к которой обращается Парке: куда следует сместить акцент интерпретации: в сторону объективного или субъективного? Очевидно, что «супервизорские» ассоциации пациента являются его субъективными реакциями на объективные промахи аналитика. Как говорит Парке, она предпочитает «допустить возможность неверного понимания и ошибочной интерпретации терапевта, прежде чем исследовать, не виновато ли здесь искаженное восприятие пациента» (Parks, 1987, р. 111). Таким образом, стандартная процедура, касающаяся взглядов аналитика на проекцию, радикальным образом меняется. И действительно, не вполне ясно, какой именно статус в модели Гудхарта получает «внутреннее». Хотя он и постулирует «интрапсихическую жизнь» (Goodheart, 1984, р. 91) и «невидимое символизирующее поле» (Goodheart, 1980, р. 4), движение к интрапсихическому, если оно вообще происходит в приведенных им примерах, не слишком просматривается. В каких случаях, если таковое вообще применяется, вычисляемые из материала клиента «комментарии» по поводу «тени» аналитика рассматриваются Гудхартом на субъективном, переносном или даже историческом (обусловленном прошлым пациента) уровне? В какой момент нужно смещать фокус интерпретации?

Возможно, еще не представился случай ответить на эти вопросы. В то же время, метод Гудхарта является ценным дополнением к клиническому подходу.