Внутренняя опустошенность в современном обществе

Внутренняя опустошенность в современном обществе

Давайте немного поразмышляем о классических определениях активности и пассивности, которые мы можем найти в работах Аристотеля, Спинозы, Гете, Маркса и многих других западных мыслителей, за последние более чем две тысячи лет. Активность понимается как нечто, что дает про-явиться врожденным силам, что помогает появлению новой жизни, что вызывает к жизни наши психические и эмоциональные, наши интеллектуальные и артистические способности. Возможно некоторые из вас не совсем поймут, что я имею в виду, говоря «врожденные силы», так как мы приучены думать о силе и энергии, как о категориях, присущих машинам, а не людям. А те силы, которыми мы обладаем, направлены в первую очередь на изобретение новых и управление старыми машинами. И по мере того, как мы все больше и больше восхищаемся силой машин, мы все меньше и меньше осознаем чудесные силы, заложенные в нас самих. Мы уже недостаточно верим строкам из «Антигоны» Софокла: «Бесчисленны чудеса на свете, но нет ничего чудесней человека». Ракета, которая может полететь к Луне, кажется нам значительно более чудесной, чем просто человеческое существо. И с подобным же чувством мы ощущаем, что в процессе современного изобретательства мы создали вещи более восхитительные, нежели Бог, создавший человека.

Мы должны переориентировать наше мышление, если хотим сфокусировать внимание на человеческой совести и развитии огромного потенциала, заложенного в нас. Мы обладаем не только способностью говорить и думать, но также возможностью проникновения в самую суть вещей, возможностью зрелого осознания, мы можем любить и выражать свои чувства. Все это присутствует в нас в виде потенциала и ожидает развития. Активность, состояние активности в том смысле, в котором его понимают названные мной авторы, означает следующее: выявление, проявление тех сил, которые есть в человеке, но которые обычно остаются спрятанными и подавленными.

Мне бы хотелось прочитать вам здесь несколько строк из Карла Маркса. Вы быстро поймете, что этот Маркс разительно отличается от того, которого вы обычно встречаете в университете, в средствах массовой информации, в пропаганде, распространяемой как левыми, так и правыми. Это цитата из «Экономическо-философских рукописей» 1844 г.: «Предположи теперь человека как человека и его отношение к миру как человеческое отношение: в таком случае ты сможешь любовь обменивать только на любовь, доверие только на доверие и т. д… Если ты хочешь оказывать влияние на других людей, то ты должен быть человеком, действительно стимулирующим и двигающим вперед других людей. Каждое из твоих отношений к человеку и к природе должно быть определенным, соответствующим объекту твоей воли проявлением твоей действительной индивидуальной жизни. Если ты любишь, не вызывая взаимности, т. е. если твоя любовь как любовь не порождает ответной любви, если ты своим жизненным проявлением в качестве любящего человека не делаешь себя человеком любимым, то твоя любовь бессильна, и она — несчастье.»[6].

Ясно, что Маркс говорит здесь о любви как о виде активности. Современному человеку редко приходит на ум, что он может создать что-то при помощи любви. Его обычная и почти единственная задача состоит в том, чтобы быть любимым, а не источать любовь самому, не пробуждать своей любовью любовь в других и тем самым не создавать нечто новое, нечто, что не существовало на свете раньше. Поэтому он думает, быть любимым — это дело случая или нечто, что можно спровоцировать, покупая различные вещи, которые, по общему мнению, могут заставить кого-то вас полюбить, все — от зубного эликсира до элегантного костюма и дорогой машины. Правда, я не могу сказать, чем вам помогут подходящий зубной эликсир или костюм. Но я не могу не отметить тот прискорбный факт, что большое количество мужчин любимы за свои спортивные машины. И здесь, конечно, мы должны добавить, что многие мужчины любят свои машины больше, чем жен. В любом случае оба участника такого соглашения довольны, но впоследствии им становится скучно друг с другом, они, возможно, даже начинают ненавидеть друг друга, потому что оба оказываются обманутыми или, по крайней мере, чувствуют себя обманутыми. Они думают, что были любимы, но на самом деле все, что они делали, — симулировали любовь. Они не любили активно.

Подобно этому, когда мы говорим, в классическом смысле слова, что кто-то пассивен, мы не имеем в виду, что он просто сидит, размышляет, медитирует или наблюдает за окружающим миром, мы подразумеваем, что он направляется силами, которые не контролирует, что он не может действовать самостоятельно, а лишь реагирует.

Говоря о реакциях, мы не должны забывать, что большая часть нашей активности состоит из реагирования на раздражители, ситуации, которые, поскольку они нам знакомы, пробуждают в нас обусловленные отклики на соответствующие сигналы. У собаки во время опыта Павлова пробуждался аппетит, когда бы ни зазвенел звонок, потому что она была приучена ассоциировать пищу с этим звуком. Бегом направляясь к миске с едой, эта собака была очень «активна». Но эта активность была не более чем реакцией на раздражитель. Собака действовала как машина. Бихевиоризм интересуется процессами именно такого свойства: человек существо реагирующее. Предоставьте ему раздражитель, и он моментально на него среагирует. Мы можем ставить подобные опыты с крысами, мышами, обезьянами, людьми, даже с кошками, хотя с ними не всегда все идет так, как предполагается. Человеческие существа — увы! — наиболее чувствительны к такому подходу. Бихевиоризм считает, что все человеческое поведение подчиняется принципу кнута и пряника. Награда и наказание — два величайших стимула, и человек, по-видимому, реагирует на них так же, как и любое другое животное. Он приучается делать то, за что будет награжден, и не делать того, что повлечет за собой угрозу или наказание. Нет необходимости постоянно его наказывать, достаточно самой угрозы наказания. Естественно, то там, то тут некоторые люди подвергаются наказаниям, таким образом угроза наказания не превращается в пустую угрозу.

Сейчас позвольте обратиться к тому, что означает быть «направляемым». Возьмем, например, пьяного человека. Он может быть очень «активным». Он вопит и размахивает руками. Или представим кого-то, находящегося в психическом состоянии, называемым «манией». Такой человек гиперактивен, он думает, что может спасти мир, шлет телеграммы, передвигает вещи. Он производит впечатление чудовищной активности. Но мы знаем, что на самом деле движущей силой такой активности является или алкоголь, или неправильное срабатывание определенных электрохимических процессов в, головном мозге. Внешние же проявления в обоих случаях показывают крайнюю степень активности.

«Активность», являющаяся просто реакцией на раздражители или на «направляемость» или принуждение, заявляемая как страстное движение души, на самом деле — пассивность, и неважно, насколько сильное движение она может вызвать. Английские слова «passion» (страсть, энтузиазм, пыл, взрыв чувств) и «passive» (пассивный) восходят к латинским словам passio и passivus соответственно, которые, в свою очередь, произошли от латинского глагола, обозначавшего «страдать». Таким образом, если мы говорим о ком-то, что у него страстная натура, это весьма сомнительный комплимент. Философ Шлейермахер сказал однажды: «Ревность — это страсть, которая непременно вызывает состояние, приносящее страдания». Это верно не только в отношении ревности, но также любой другой страсти, присутствующей в зависимом характере: амбициозности (честолюбии), алчности, вожделения власти, ненасытности. Все пагубные привычки — это страсти, порождающие страдания. Это — формы пассивности. На сегодняшний день слово «страсть» расширило свое значение и, таким образом, потеряло однозначность, которая была ему когда-то присуща. Я не буду разбирать здесь причин этого.

Если вы теперь внимательнее посмотрите на активность людей, просто реагирующих или действующих по принуждению, людей пассивных в классическом смысле слова, вы заметите, что их реакции никогда не меняют своей направленности. Их реакции всегда одинаковы. Одинаковые раздражители всегда вызовут одинаковые реакции. Вы можете с достаточной уверенностью предсказать, что произойдет в тот или иной момент. Все может быть просчитано. Здесь не заметна индивидуальность, силы мышления не задействованы, все кажется запрограммированным: одинаковые раздражители, одинаковые следствия. Подобное же мы видим, наблюдая за крысами в лаборатории. С тех пор, как бихевиоризм наблюдает человека в первую очередь как механизм, он рождает соответствующие предположения о нем: определенные раздражители пробуждают соответствующие отклики. Изучение и исследование этого феномена, а также формулирование рекомендаций, основанных на нем, это то, что бихевиористы называют наукой. Возможно, это наука, но наука не о человеке, так как человек никогда не реагирует дважды абсолютно одинаково. Каждую секунду это другой человек. И хотя он не может быть полностью другим, по крайней мере, он — не одно и то же. Гераклит выразил эту идею следующим образом: «Нельзя войти дважды в одну реку». Причиной, естественно, является постоянное движение реки. Я мог бы сказать, что бихевиористическая психология — это наука, но это не наука о человеке. Вернее, это наука, чуждая человеку, развиваемая чуждыми методами чужеродными исследователями. Она, возможно, в состоянии высветить некоторые аспекты человеческой природы, но она не затрагивает того, что по-настоящему является жизнью, того, что действительно человечно в человеке.

Я хотел бы привести вам пример, иллюстрирующий разницу между активностью и пассивностью, который очень сильно повлиял на индустриальную психологию в Америке. «Вестерн электрик компании» наделила необходимыми полномочиями профессора Элтона Мэйо, чтобы он выявил пути увеличения производительности труда неквалифицированных работниц на заводе Хауторн в Чикаго. Мэйо выдвинул предположение, что производительность труда может возрасти, если работницам будет предоставлен один десятиминутный перерыв утром, другой днем и т. д. Работницы были заняты очень монотонным трудом, они наматывали катушки электромагнитов. Это занятие не требовало ни специальных навыков, ни усилий, это была самая пассивная, тоскливая работа, какую можно себе представить. Мэйо объяснил суть эксперимента работницам и после этого попробовал предоставить им перерыв днем. Производительность выросла незамедлительно. Все, конечно, были восхищены, видя как работает идея. Тогда Мэйо пошел еще дальше и предоставил работницам утренний перерыв, и производительность опять увеличилась. Поскольку дальнейшие улучшения условий труда оказывали положительное влияние на производительность, казалось, что теория Мэйо окончательно доказана.

Обычный профессор завершил бы эксперимент на этой стадии и посоветовал бы администрации «Вестерн электрик» потерять двадцать минут рабочего дня в интересах увеличения производительности. Но не Элтон Мэйо, который был очень изобретателен. Ему было интересно, что произойдет, если он отберет предоставленные ранее привилегии. И он убрал дневной перерыв — производительность продолжала расти. Затем он убрал утренний перерыв — новый скачок производительности. На этом этапе некоторые профессора, пожав плечами, объявили бы эксперимент проваленным. Но в данном случае Мэйо вдруг стало ясно, что эти неквалифицированные работницы первый раз в жизни почувствовали интерес к тому, что делали. Наматывание катушек осталось таким же монотонным, как и раньше, но Мэйо объяснил суть эксперимента работницам и задействовал их в нем. Они ощутили, что их труд обрел смысл, что они делают что-то приносящее пользу не только безликой администрации, но также и всему рабочему классу. Мэйо таким образом сумел показать, что именно эта неожиданная заинтересованность, это чувство участия, а не утренний и дневной перерывы увеличили производительность труда. Этот эксперимент породил новый подход к индустриальной психологии: интерес, испытываемый людьми по отношению к своей работе, имеет большее значение для производительности труда, чем перерывы, увеличения зарплаты и прочие привилегии. Я вернусь к этому вопросу позднее, сейчас же мне хотелось лишь подчеркнуть решительную разницу между активностью и пассивностью. Пока труженицы компании не испытывали заинтересованности в своей работе, они оставались пассивными, но в ту минуту, когда они стали частью эксперимента, они почувствовали, что приносят реальную пользу, они стали активными и проявили совершенно другой подход к своей работе.

Возьмите другой, еще более простой пример. Представьте себе туриста, естественно, с фотоаппаратом, который прибывает куда-то и обнаруживает перед собой холм, озеро, замок или художественную выставку. Он не может по-настоящему понять сущность того, что видит, потому что он слишком озабочен фотографией, которую собирается сделать. Для него существует только та реальность, которую он может запечатлеть на фотопленке и которой, посредством этого, как бы может овладеть, а не та, которая действительно перед ним. То есть второй шаг, фотография, предшествует первому, самому акту видения. Раз у него есть фотография, он может показать ее своим друзьям, предполагая, что он собственноручно создал этот запечатленный кусочек мира, или лет десять спустя вспомнить, где находился в определенный момент времени. Но в любом случае фотография, искусственно созданное ощущение, вытесняет подлинное. Многие туристы даже не утруждают себя сперва посмотреть. Они просто хватаются за свои фотокамеры. Настоящий же фотограф сначала попытается зафиксировать в себе то, что он позже зафиксирует камерой. Он попытается установить связь с тем, что хочет заснять. Это первоначальное видение — вид активности. Разница между этими двумя формами видения не может быть измерена в лаборатории, но выражения человеческих лиц дадут вам сведения о ней: у того, кто действительно видит нечто прекрасное, на лице отразится удовольствие. Он может потом сделать выбор — фотографировать или нет то, что увидел. Существуют люди (хотя их число невелико), которые преднамеренно решают не фотографировать, потому что они чувствуют, что фотографии мешают их воспоминаниям. Фотография ограничивает ваше воспоминание тем, что на ней изображено. Но если вы попробуете припомнить пейзаж без помощи фотографии, вы увидите пейзаж, возрожденный в вас. Картина возвращается, и пейзаж такой живой перед вашим мысленным взором, каким был в действительности. Это не просто схематическое воспоминание, как слово, которое вы можете вспомнить. Вы воспроизводите этот пейзаж внутри себя, именно вы создаете картину, которую видите. Этот вид активности освежает, очищает, усиливает наши жизненные ресурсы. Пассивность же, наоборот, подавляет и лишает нас жизненной энергии и может даже преисполнить нас ненависти.

Представьте на мгновение, что вы приглашены на вечеринку. Вы уже знаете, что скажет тот или иной гость, что вы ему ответите и что услышите в ответ. То, что скажет каждый, — ясно и предсказуемо, как будто вы находитесь в мире машин. Каждый имеет свое мнение, свою точку зрения. Все неизменно, и когда вы приходите домой, вы безразличны, утомлены, смертельно устали. Хотя пока вы были на вечеринке, вы производили впечатление живости и активности. Но, несмотря на все это, вы оставались пассивны. Вы и ваши собеседники ничего не делали, кроме как переливали из пустого в порожнее. Структура — раздражитель — ответ — опять повторялась, как старая, истертая запись. Ничего нового не случилось. Скука праздновала победу.

Удивительным феноменом нашей культуры является то, что люди не до конца понимают или — вероятно, мы так должны сказать — не до конца осознают, каким серьезным несчастьем является скука. Возьмите человека, который по какой бы то ни было причине не знает чем себя занять. Пока у этого человека отсутствуют внутренние ресурсы, способные заставить его чем-то активно заняться, создать что-то или включить в работу силу интеллекта, он будет чувствовать скуку, как бремя, обузу, паралич, которые он сам объяснить не сможет. Скука — это одна из жесточайших форм пытки. Это современное явление, и оно стремительно распространяется. Человек, находящийся во власти скуки и не имеющий возможности от нее защититься, будет чувствовать себя глубоко подавленным. Вы можете ощутить здесь желание спросить, почему большинство людей не осознают, насколько опасна и болезненна скука и как много страданий она нам приносит. Я полагаю, что ответ достаточно прост. Мы производим сегодня огромное количество вещей, которые люди могут приобрести, чтобы справиться со скукой. Мы можем временно загнать скуку в угол, приняв транквилизатор или выпив, или пойти на еще одну вечеринку после только что закончившейся, или развязать войну с женой, или включить по телевизору развлекательную программу, или заняться сексом. Большая часть из того, что мы делаем, это попытка отгородить себя от полного осознания того, что нам скучно. Но не забывайте о том тяжелом чувстве, которое часто настигает вас в то время, когда вы смотрите глупый кинофильм или пытаетесь подавить свою скуку каким-то другим способом. Помните об осадке, который остается на душе всегда, когда вы осознаете, что все, что вы делали, чтобы развлечься, на самом деле до смерти вам наскучило и вы не используете свое время, а просто его убиваете. Еще одной отличительной особенностью нашей культуры является то, что мы можем зайти очень далеко, экономя время, но сэкономив, мы убиваем его, потому что найти ему лучшего применения мы не в состоянии.