5. Сознание и бессознательное
5. Сознание и бессознательное
Этот вопрос о природе бессознательного связан с чрезвычайно сложными для понимания моментами, с которыми мы встречаемся в психологии бессознательного. Такие трудности неизбежно возникают всякий раз, когда наш разум дерзко вступает в область неведомого и незримого. Наш философ ловко справляется с этим, поскольку, без обиняков отрицая бессознательное, он одним махом избавляется от всех затруднений. С подобным подвохом столкнулись и физики старой школы, верившие исключительно в волновую теорию света и вдруг обнаружившие, что существуют явления, объяснимые лишь корпускулярной теорией. К счастью, современная физика продемонстрировала психологам, что может совладать с этим явным contradictio in adiecto (Противоречие в определении, внутреннее противоречие (лат.). — Прим. ред.). Вдохновляемый подобным примером, психолог может смело приступать к этой спорной проблеме, не чувствуя при этом, что он совсем выпадает из мира естественных наук. Речь идет не об утверждении некой сущности, а о построении модели, открывающей многообещающую и плодотворную область исследований. Модель не несет в себе утверждения о том, каковым является нечто, она просто наглядно представляет особый способ наблюдения.
Прежде чем приступить к более основательному рассмотрению нашей дилеммы, я бы хотел прояснить один аспект понятия бессознательного. Бессознательное - не просто неизвестное, это скорее неизвестное психическое; мы определяем его, с одной стороны, как все те наши внутренние содержания, которые, проникнув в сознание, по всей вероятности, не будут ни в каком отношении отличаться от известных психических содержаний, с другой стороны, к этому следует добавить психоидную систему, о которой нам непосредственно ничего не известно. Определяемое таким образом, бессознательное вырисовывается перед нами как нечто весьма зыбкое: все, что я знаю и о чем, однако, в данный момент не думаю; все, что я некогда осознавал, но затем забыл; все, что воспринималось моими органами чувств, но не замечалось сознанием; все, что непроизвольно и не обращая внимания, я чувствую, думаю, помню, желаю и делаю; все образы будущего, которые зреют во мне и когда-нибудь всплывут в сознании, - все это и составляет содержание бессознательного. Все эти содержания в большей или меньшей степени, так сказать, поддаются осознанию или же были когда-то осознанными и могут в любой момент снова возникнуть в сознании. Таким образом, бессознательное представляет собой "окаймление сознания", по меткому выражению Уильяма Джемса[47]. К этому пограничному феномену, рождающемуся из чередования теней, из света и тьмы, принадлежат также обнаруженные Фрейдом проявления, которые мы отмечали ранее. Но кроме того, как я считаю, мы должны включить в бессознательное психоидные функции, не поддающиеся осознанию, о существовании которых мы знаем лишь косвенно.
Итак, мы подошли к вопросу: в каком состоянии находятся психические содержания, когда они пребывают вне связи с сознательным эго? (Эта связь конституирует все то, что может быть названо сознанием.) В соответствии с принципом, получившим название "бритва Оккама", — entia praeter necessitatem non sunt multiplicanda (не следует усложнять существование сверх необходимости) — наиболее осторожным выводом будет следующий: когда некое содержание становится бессознательным, ничего не меняется, за исключением связи с сознательным эго. По этой причине я отвергаю точку зрения, согласно которой бессознательные в короткий момент времени содержания имеют сугубо физиологическую природу. Ей недостает убедительности; к тому же психология неврозов дает поразительные доводы в пользу противоположного. Достаточно вспомнить о случаях раздвоения личности, automatisme ambulatoire (Психический автоматизм (фр.) — Прим. ред.) и т.п. Данные, полученные как Жане, так и Фрейдом, указывают на то, что в бессознательном состоянии все продолжает функционировать точно так же, как если бы это происходило в сознании. И восприятие, и мысль, и чувство, и воление, и намерение — как будто за этим стоит некий субъект; действительно, существует немало случаев, — например, упомянутое выше раздвоение личности, - когда второе эго обнаруживает себя, соперничая с первым. Подобные проявления, казалось бы, говорят о том, что бессознательное фактически является "подсознательным". Но из некоторых наблюдений — иные из них были известны уже Фрейду - ясно, что состояние бессознательных содержаний несколько отличается от сознательного состояния. Скажем, чувственно окрашенные комплексы в бессознательном не изменяются таким же образом, как в сознании. Хотя такие комплексы могут обогащаться ассоциациями, они не поддаются коррекции, а сохраняются в изначальной форме, что несложно установить на основании постоянного и единообразного их воздействия на сферу сознания. Так, они принимают характер неподвластного вмешательству и принудительного автоматизма, от которого можно избавиться только с их осознанием. Последняя процедура справедливо рассматривается как один из важнейших терапевтических факторов. В итоге подобные комплексы - предположительно, в меру их оторванности от сознания — приобретают, посредством самоамплификации, архаический и мифологический характер, а, значит, и определенную нуминозность, что явственно просматривается в случаях шизофренической диссоциации. Нуминозность, однако, полностью выходит за рамки осознанной воли, поскольку вводит субъекта в состояние одержимости, то есть безвольного подчинения.
Эти особенности бессознательного состояния очень сильно контрастируют с тем, что происходит с комплексами в сознании. Здесь они поддаются коррекции: они теряют свой автоматический характер и могут быть существенно трансформированы. Они лишаются своего мифологического покрова и, вовлекаясь в адаптационный процесс, протекающий в сознании, претерпевают персонализацию и рационализацию, пока, наконец, не становится возможным их разностороннее обсуждение[48]. Очевидно, что бессознательное состояние, в конечном счете, отличается от сознательного. Хотя, на первый взгляд, процесс в бессознательном протекает так, как если бы это происходило в сознании, с возрастанием диссоциации он вновь нисходит на более примитивный (архаически-мифологический) уровень, приближаясь по своему характеру к лежащему в его основании инстинктивному паттерну поведения и приобретает отличительные качества инстинкта: автоматизм, неуправляемость, реакция по принципу "либо/либо" и т.д. Прибегнув к аналогии со спектром, мы можем сравнить понижение уровня бессознательных содержаний со смещением в сторону края красной области цветовой шкалы — сравнение тем более поучительное, поскольку красный цвет, цвет крови, всегда означал эмоцию и инстинкт[49].
Таким образом, бессознательное является иной средой, чем сознание. В околосознательных областях мало что меняется, поскольку здесь чередование света и тени слишком стремительно. Но именно эта "ничейная земля" имеет для нас неоценимую значимость, если мы хотим дать ответ на вопрос о тождественности психе сознанию. Здесь явственно видно, насколько относительно бессознательное состояние; настолько, в сущности, что возникает искушение прибегнуть к понятиям вроде "подсознательного", чтобы определить более темную область психе. Но столь же относительно и сознание, так как оно охватывает не только сознание как таковое, но и целый диапазон его интенсивности. Между "я делаю это" и "я осознанно делаю это" — бездна несоответствий, иногда вплоть до явных противоречий. Стало быть, существует сознание, в котором преобладает бессознательное, равно как и сознание, в котором господствует осознание "я". Этот парадокс станет вполне понятен, как только мы уясним, что в сознании нет такого содержания, о котором можно было бы с абсолютной определенностью сказать, что оно всецело осознанно[50], потому что это с необходимостью требовало бы немыслимой всецелости сознания, а это, в свою очередь, предполагало бы столь же немыслимую полноту и совершенство человеческого разума. Итак, мы приходим к парадоксальному выводу, что нет такого сознательного содержания, которое не было бы в то же время в каком-то другом отношении бессознательным. Может быть, не существует также и бессознательного анимизма (psychism), который не был бы в то же время сознательным[51]. Последнее предположение сложнее доказать, чем первое, поскольку наше эго, единственная инстанция, способная проверить такого рода утверждение, является точкой соотнесения для всего сознания и не имеет такой же связи с бессознательными содержаниями, а потому не может судить об их природе. Коль скоро речь идет об эго, их можно, с точки зрения любых практических целей, считать бессознательными, но это не означает, что они неосознанны для него в каком-то другом отношении, поскольку эти содержания могут быть известны эго в одном аспекте и неизвестны — в другом, когда они причиняют разлад в сознании. Кроме того, существуют процессы, в которых не усматривается какая-либо связь с сознательным эго и которые вместе с тем кажутся "представляемыми", или "квазисознательными". Наконец, существуют случаи, когда обнаруживается, как мы убедились, присутствие бессознательного эго, а, значит, второго сознания, хотя это, скорее, исключения[52].
В сфере психического компульсивная модель поведения уступает место вариативности, обусловленной опытом и волевыми актами, то есть сознательными процессами. Таким образом, относительно психоидного, рефлекторно-инстинктивного состояния психе предполагает ослабление уз и неустанное уклонение от автоматизма в пользу "избирательных" модификаций. Этот отбор осуществляется частично в рамках сознания, частично вне его, то есть независимо от сознательного эго, а, следовательно, бессознательно. В последнем случае процесс является квазисознательным, как если бы он был "представляемым" и сознательным.
Поскольку нет достаточных оснований предполагать, что второе эго присуще каждому индивиду или же что каждый страдает диссоциацией личности, не следует принимать в расчет идею о втором эго-сознании как источнике волевых решений. Но коль скоро исследования психопатологии и психологии сновидений показали, что существование в высшей степени сложных, квазисознательных процессов в бессознательном весьма вероятно, мы вынуждены признать, что бессознательные содержания по своему состоянию, хотя и не идентичны сознательным, но в чем-то очень "подобны". Остается лишь предположить нечто среднее, существующее между сознанием и бессознательным, а именно — близкое к сознанию, околосознательное состояние. Так как нашему непосредственному опыту доступно лишь рефлектируемое, осмысленное состояние, которое ipso facto (Тем самым (лат.). - Прим. перев.) осознанно и известно, поскольку оно по сути своей состоит в том, что поставляет идеи и другие содержания эго-комплексу, Репрезентирующему эмпирическую личность, то отсюда следует, что всякое другое сознание — лишенное эго или же содержания — фактически немыслимо. Впрочем, нет нужды столь категорично ставить вопрос. На несколько более примитивном уровне эго-сознание у людей в большой мере утрачивает свое значение, и сознание, соответственно, характерным образом модифицируется. В основном оно перестает быть рефлексируемым. И когда мы наблюдаем психические процессы (у высших позвоночных, в частности, у домашних животных), обнаруживаются явления, схожие с сознанием, которые, тем не менее, не дают оснований предполагать существование эго. Как мы знаем из непосредственного опыта, свет сознания имеет много степеней яркости, а эго-комплекс - много градаций выраженности. На животном и на примитивном уровне существует просто "луминозность", свечение, в целом едва ли отличимое от мерцающих фрагментов диссоциированного эго. Здесь, как и на инфантильном уровне, сознание не образует единства, еще не будучи связано единым центром — устойчивым эго-комплексом — и именно мерцание в процессе жизнедеятельности, во внешних или внутренних событиях, инстинктах и аффектах, вызывает пробуждение его к жизни. На этой стадии оно еще подобно цепи островов или архипелагу. Даже на самых высших стадиях оно не бывает полностью интегрированным; скорее, оно способно к неограниченному расширению. Мерцающие острова, а то и целые континенты, все еще могут открыться нам и стать частью нашего современного сознания - феномен, с которым каждодневно сталкиваются психотерапевты. Поэтому мы не погрешим против истины, если будем представлять себе эго-сознание как образование, окруженное множеством точек свечения.