Забытая книга интуиции

Забытая книга интуиции

На клиентский стул, волнуясь, садится Виктор, мужчина лет сорока, врач областного города.

Виктор: Моя проблема – это участие в предстоящем тренинге. Они всегда для меня очень трудны, я всегда с трудом включаюсь в работу, и хотелось бы разогреться, чтобы у меня там был успех. Кроме того, меня волнует многолетняя соматическая проблема… У меня очень сильный симптом запора. С детства. Я набрался смелости выйти с этой интимной проблемой.

Терапевт: А что, вы такой упрямый человек?

Он сделал очень важное и трудное признание и ожидает, что теперь его будут спрашивать про запоры. Но я спрашиваю его про упрямство. Ясно, что упрямство и запоры – это вещи связанные. Часто так бывает. Проблема сейчас как бы фиксируется и немного переносится в другой, психологический пласт, в котором она отчасти и будет решаться.

Виктор: Да.

Терапевт: В чем ваше упрямство еще заключается?

Виктор: Вообще, я это связываю с детством, мы жили в своем доме, туалет был на улице, в школе то же самое, и мне часто приходилось терпеть. Когда делали обследование, у меня оказалась атония с гипертонусом. По сути дела, я не испытываю никаких неудобств; могу неделю не ходить в туалет. Я этим не мучаюсь… Что касается упрямства, то да.

Обратите внимание, что клиент отвечает на вопрос про упрямство: начинает рассказывать про кишечник и сообщает, что у него атония с гипертонусом. Если сделать перенос на вопрос о характере, то атония на этом уровне – безволие, а с другой стороны, гипертонус – это повышенная энергичность, настойчивость, упрямство. И они сосуществуют вместе: один раздел кишечника атоничен, а другой – наоборот, имеет гипертонус. И когда он собирается что-нибудь делать или с кем-нибудь общаться, то, с одной стороны, ему это безразлично, а с другой стороны, становится упрямым, настойчивым. Эта его проблема атонии и гипертонуса будет далее муссироваться на разных уровнях.

Терапевт: Расскажите немножко про свое упрямство.

Виктор: Если все говорят «да», я буду говорить «нет», чего бы мне это ни стоило.

Терапевт: А если все будут говорить «нет»?

Виктор: Я могу сказать «да». Я могу быть гибким, очень гибким, но иногда такое находит, что могу пойти даже против системы, из-за чего имел неприятности. Пошел против всего курса, на котором учился. Если бы я сказал как все, я бы остался, а так – меня отчислили.

Терапевт: А что за проблемы, связанные с обучением, с длительным курсом?

Виктор: У меня трудности с пошаговостью процесса, у меня слишком большая склонность к обобщению… Тренер объясняет: нужно делать упражнение – это за этим, мне нужно понимать и записывать, но мне очень трудно.

Терапевт: Как бы вам хотелось?

Виктор: Быть более последовательным, процессуальным, немного более занудливым что ли.

Терапевт: Вы хотите быть философом?

Виктор: Да. С одной стороны – это мой ресурс, многим даже кажется странным, что я такие вещи могу сопоставлять и обобщать… Я потом после семинаров себя очень плохо чувствую. Потом догоняю то, что на семинаре не сделал, но мне это дается с трудом.

Терапевт: А что вы делаете на семинаре?

Виктор: Стараюсь слушать, открывать сенсорные каналы.

Терапевт: А что с вами происходит? Вы куда-то улетаете?

Виктор: Улетаю. Становлюсь бессмысленным, бестолковым…

Терапевт: Хорошее определение для философа.

Виктор: А потом, через два-три месяца, вспоминаю все, что было на семинаре, уже во время практической работы с пациентами, с клиентами.

Терапевт: Когда вы чувствуете себя бессмысленным, потерянным, вы что, вспоминаете какие-то эпизоды или романы сочиняете? Что происходит с вами?

Виктор: Просто чувствую, что я тупой.

Терапевт: И что вы делаете? Вы подпрыгиваете на месте, входите – выходите из комнаты?

Виктор: Отпускаю себя: я понял, что дергаться бесполезно, сиди, что войдет, то и войдет. Жалко времени и денег.

Терапевт: Но вы сидите на месте?

Виктор: Я веду себя спокойно, сдержанно, и беру то, что дается. Видимо, мне нужно больше времени, чтобы понять. Это подобно амнезии… Я не улавливаю смысла слов.

Клиент демонстрирует проблему рассеянного ребенка. Ребенка, у которого рассеянное внимание и который, когда его приучают учиться, не может сосредоточиться и удержать свое внимание до какого-то нужного момента. Он все время отвлекается. Это суть проблемы. Он сильно преувеличивает проблему, описывая свою рассеянность следующими словами: тупость, странность, никчемность и ненужность никому…

Терапевт: А сейчас вы улавливаете смысл слов?

Виктор: Здесь ведь я не в первый раз и чувствую себя достаточно подготовленным, достаточно комфортно. Я стал больше понимать по сравнению с первым семинаром. Первый семинар у меня тоже пролетел мимо.

Терапевт: А что бы вам хотелось, как бы вам хотелось изменить ваши особенности?

Он предъявляет следующую проблему: есть гипертонус, есть атония или – очень сильная концентрация и полная несобранность. Это аналогично проблеме, стоящей перед первоклассником, который учится писать буквы: то нажим слишком большой, то слишком маленький. Таким образом, его запрос состоит в том, чтобы найти некую середину. В других его терминах этот запрос проглядывает тоже – «я абстрактно – могу, а конкретно – не могу». Проблема именно середины, умеренности. Сейчас мы эту середину и будем искать.

Виктор: Дело в том, что там очень продвинутые люди, они быстрее между собой общаются, быстрее соображают. Я хотел бы находиться на одном уровне с этими людьми. Мне негде оттачивать свое мастерство. Я один в своем городе. Мне бы хотелось легко понимать, легко исполнять, легко принимать участие в семинаре, улавливать информацию, пользоваться ею без излишних обобщений. Больше обращать внимание не на обобщение, а на сам процесс, на детали.

Обратите внимание на то, что клиент говорит о семинаре как о романтическом предприятии, с такой приподнятой интонацией, как будто это экспедиция в Африку – с большими препятствиями, сквозь джунгли. Он приехал на семинар и на семинаре ничего не понимает, выпадает из процесса, семинар кончается, а он только начинает понимать, но надо уезжать туда, где он один!

Терапевт: Скажите, Виктор, а что вы считаете своими ресурсами, что вы любите, как вы отдыхаете, что вы считаете своими сильными сторонами? Конкретно, не обобщая.

Виктор: Не люблю я отдыхать, мне хорошо, если я делаю заплыв на большую дистанцию…

Терапевт: Через Янцзы переплываете?

Виктор: Мне нужно где-то от 500 метров до километра, чтобы все болело, уставало, кружилась голова и даже тошнило. Я чувствую себя после этого хорошо. Пересиливаю себя, когда бегу. Бежать тяжело, и на двадцатой минуте я тоже себя чувствую очень хорошо.

То же самое и с семинаром: весь семинар ничего не получается, тяжело, а когда начинает получаться – семинар кончается. Он переживает не то, что происходит «здесь и сейчас», а то, что произошло раньше. Когда он приезжает с семинара и начинает вспоминать, он как бы кино прокручивает. Чтобы научить его лучше переживать и чувствовать, необходимо научить его переживать то, что только что произошло. А не то, что произошло вчера. Объемность близкого прошлого, которое еще не совсем угасло в чувствах, очень важна. Ему, чтобы быть полноценной личностью, нужно встречаться с двумя персонажами: одним «здесь и сейчас», в котором он как бы робот, равнодушный к данному моменту, и вторым, очень чувствительным и по времени отодвинутым назад. Мне кажется, что если мы сейчас с ним заговорим не о том, что он сейчас чувствует, а будем пытаться воспроизвести вопрос, который задавался ему две минуты назад, он может отнестись к нему гораздо более чувственно. И, таким образом, результат работы с ним будет достигнут не столько в момент транса, сколько с легким отставанием.

Выступление перед аудиторией – тоже мой ресурс. Откуда-то все так легко берется, и я знаю, что это нравится студентам. И еще одно комфортное состояние – когда я все забрасываю и валяюсь в постели, уставившись в потолок. Просто думаю… Бывает редко, когда никто не тревожит и находишься один. В принципе я экстраверт, но одиночество для меня важно. Это мой ресурс – когда меня оставляют в покое, никто не дергает.

Терапевт: И что вы делаете в одиночестве? Если придет Карабас-Барабас и вас повесит на гвоздь в кладовке – это для вас одиночество, это ресурс?

Виктор: В кладовке… Да, хочется иной раз закрыться в кладовке. (Смеется).

Терапевт: Значит, ресурс. Значит, требуется Карабас-Барабас и крюк покрепче.

Виктор: Я иногда пресыщаюсь общением, и мне хочется побыть одному.

Терапевт: Но вам все равно, как висеть: вверх головой, вниз головой на крюке…

Виктор: Иногда я стою вниз головой.

Терапевт: Вас что, устраивает, если вас за пятку подвесят в кладовке?

Виктор: Я хочу, побыть один: все ушли, никого нет.

Терапевт: Но если вы один в кладовке, это нормально?

Виктор: Нет, я хочу, чтобы был комфорт.

Терапевт: Значит, это не комфорт?

Виктор: Нет.

Терапевт: А что для вас комфорт?

Виктор: Комфорт – когда все вещи на своих местах.

Терапевт: Если в кладовке метла стоит в углу, веник в другом углу, мусорное ведро в третьем углу, а вы висите на крюке вниз головой – это комфорт?

Виктор: Частично.

Терапевт: Что же нам не хватает для счастья?

Виктор: Хорошо бы изменить положение тела.

Терапевт: На крюке, но вверх головой?

Виктор: Не на крюке. Чтоб где-нибудь рядом. Чтоб я мог лежать, смотреть в потолок, предаваться размышлениям.

Терапевт: И о чем вы размышляете тогда?

Виктор: О чем? Фантазирую.

Терапевт: О чем вы фантазируете?

Виктор: У меня очень инфантильная фантазия – всякие сказки.

Я думаю, что он имеет в виду просто отрывочность, случайность, что там то одно, то другое. Второе, что он имеет в виду, это склонность достигать успеха, наказывать обидчика или видеть, как кто-то упал в лужу, или вырастать до главного врача, или машиниста поезда. Не думаю, что это на самом деле инфантильное фантазирование, я думаю, что это нормальное фантазирование.

Терапевт: Какую роль вы в них сами принимаете?

Виктор: Ведущую.

Терапевт: Кто вы там – колобок?

Виктор: Я – распорядитель всех.

Терапевт: Вы Карабас-Барабас?

Виктор: Пожалуй, да.

Терапевт: Но своего любимого персонажа вы вешаете на гвоздь в кладовке, чтобы вам было спокойно?

В связи с его запором я начинаю проверять тему агрессии, в частности, подавленной, зажатой агрессии. Дело в том, что запор как нечто удерживаемое, может тоже рифмоваться с внутренней агрессией, которая не нашла себе способа выразиться. И эти разговоры – «висеть на крюке», «кого-то подвесить», «расстрелять» – шуточно зондируют тему агрессии. Кроме того, у человека могут быть полярные пары состояний: если человек внешне мягок и нежен, то у него может быть скрытым другой полюс этого качества – агрессия. Я замечаю, насколько актуальна эта пара… То, что он с трудом удерживается в обычных отношениях, может быть связано с тем, что в нем подавлена агрессия.

Виктор: Нет, я могу расстрелять, вешать не буду. Нет, конечно, у меня нет таких кровожадных фантазий… Или же я думаю над какими-то своими идеями, обобщаю, просто, без усилий. И еще ресурс – если у меня есть возможность работать в библиотеке. Если большая библиотека, большой каталог, большой выбор…

Терапевт: Вы читаете книжки или вы скорее перебираете названия, чтобы иметь в виду, сколько вообще всего интересного можно прочесть?

Моя гипотеза состоит в том, что он, набирая то, что потенциально можно прочесть, актуализирует три своих состояния: склонность к мечтанию, склонность к рассеянности (тут посмотрел, там посмотрел) и нечто, похожее на запор: набрать очень много всякого, что не переваривается, и удерживать на всякий случай.

Виктор: Я перебираю названия и набираю как можно больше названий по данной теме, потом набираю эти книги, могу сидеть в библиотеке от закрытия до открытия. И получаю от этого удовольствие.

Он, конечно же, хотел сказать «от открытия до закрытия». «Сижу от закрытия до открытия» – это запор.

Терапевт: Представляете, как бы было здорово, если бы вы были мышью – жили бы в библиотеке, грызли бы книжки.

Виктор: Я люблю, когда информация избыточна.

Терапевт: Вы бы их грызли – одну погрызли, другую погрызли.

Я опять проверяю тему возможной агрессии. Оральная форма агрессии, может быть, сняла бы напряжение в области кишечника.

Виктор: Да, именно так. Но я не хочу там оставаться, если уже пресыщен книгами. И когда я начинаю работать, у меня возникает ощущение владения информацией, ощущение, я бы даже сказал, владения телом, ощущение легкости. Но мне негде все это реализовывать. Я нахожусь в таком городе, в котором общаться на данные темы очень странно. Ярлык ненормального человека я носил очень долго. Коллеги-психиатры обычно ставили мне этот диагноз.

Терапевт: Как бы вы хотели, чтобы решились эти две ваши проблемы?

Виктор: По первой проблеме я сам с этим много работал и уже очень много сделал, и сейчас мне бы хотелось, чтобы была регулярность, чтобы это не стоило мне ритуалов, стояния на голове по несколько минут в день. Чтобы я не задумывался над этим. Второе. На следующем семинаре я хочу быть в форме, как ученик, находиться в потоке учебного процесса.

Терапевт: Скажите, а вы деньги копите?

Виктор: У меня не получается. Я копил бы.

Люди с запором часто что-то копят. Он тоже в некотором роде копит в себе, с трудом выделяет, копит знания, например… Лечение для него будет состоять в том, чтобы научить его копить разные вещи, переходить от одного накопления к другому. Он косвенно говорит о ритуалах… О том, что он использует ритуалы в своей жизни, в своих действиях. Такие люди обычно также очень скрупулезны, любят порядок в делах. С запором также связана ситуация, при которой страшно что-то потерять, и аккуратность, раздражение от всяких соринок, от того, что что-то находится не на месте (что также типично и для коллекционирования).

Терапевт: А что-нибудь вы копите? Кроме знаний?

Виктор: Езжу на семинары, для меня это очень значимо, и моя семья меня в этом поддерживает, несмотря на материальные затруднения.

Терапевт: А хотели бы вы что-нибудь собирать?

Виктор: Нет. Я хотел бы комфорта, иметь свое место, которого у меня нет нигде до сих пор – ни дома, ни на работе, хотел бы иметь стабильность…

Он опять говорит, что у него нет места. Говорит об этом по-разному: до этого он сокрушался, что один в городе, его никто не понимает, что он потерян на семинаре, у него нет инструкций, и он не понимает других людей, все говорят «да», а он говорит «нет». Я бы сказал, что это возвращает нас к мотиву рассеянного мальчика, который потерялся и который витает в облаках, в разных сферах, пытаясь где-то себя найти. Первым делом, когда видишь рассеянного ребенка, возникает вопрос, как между собой говорили его родители. Если родители говорят громко, не обращаясь к ребенку, то ребенок из этого просто выпадает, потому что понимает, что все это относится не к нему… Из этого соображения могли бы родиться мотивы для дальнейших вопросов или элементов наведения…

Терапевт: Вы рассуждаете так, как будто вы лошадь, которая хочет иметь свое стойло.

Виктор: Потому что у меня нет стойла. Потому что я лошадь, которая тянет телегу за всех и за всех отвечает. Я имею в виду – в семье, в ближайшем окружении.

Терапевт: А за кого в семье вы отвечаете больше?

Виктор: Я бы рад ни за кого не отвечать, но так сложилось, что я отвечаю за всех. За жену, за детей, часто отвечаю за многочисленных родственников.

Терапевт: Хорошо. Вы испытывали состояние транса, оно вам доставляет какое-то удовольствие?

Виктор: Я испытывал состояние транса, но я не знаю, что значит испытывать от этого удовольствие.

Терапевт: А что вы испытывали?

Виктор: У меня было ощущение, что я ничего не испытываю, но благодаря пресловутой амнезии я узнаю, что был в трансе. И по изменениям узнаю. У меня вчера, допустим, были изменения. Хотя остается ощущение полного контроля над собой, наличие внутреннего диалога, который у меня никогда не прекращается. Вообще мне стало лучше, мне раньше было вообще тяжело, сейчас я могу убрать внутренний диалог. Транс у меня невкусный, пресный такой…

Терапевт: А что вы любите есть?

Виктор: С этим у меня тоже проблемы. Я себя вынужден ограничивать во многом, и в любимом тоже. Например, я люблю сладкое, поэтому не ем сахар.

Терапевт: Что за странность? Люблю сахар – поэтому не ем?

Виктор: Потому что мне вредно его есть. Есть симптомы, если я не ем – они не проявляются, если ем – проявляются. Поэтому пришлось взять себя в руки, отказаться от этого, и я стал себя чувствовать лучше гораздо. Но я бы ел шоколад, ел бы сладкое…

Терапевт: Такое впечатление, что если бы вы были уже скелетом, то вам было бы лучше – во-первых, с едой меньше проблем, во-вторых, покоя больше, места можно меньше занимать, лежать себе где-нибудь, никто не трогает, место легче найти. Вам никогда не приходило в голову, что быть Кощеем Бессмертным, висеть на цепях в кладовке и ныть – это то, что вам нужно?

Виктор: Я не нытик. Я вынужден играть роль сильного человека. Но я не такой уж сильный.

Терапевт: Зачем вам так много знаний?

Виктор: Не знаю, может быть, воспитание, может быть, какие-то комплексы.

Терапевт: Вы вместо денег копите знания. Копите, и у вас со знаниями тоже запор образуется?

Виктор: У меня родители – малограмотные рабочие. Я младший, и все дети у нас с высшим образованием. В детстве считалось, что именно это и представляет ценность.

Терапевт: Значит, вы копите знания, и у вас от них образуется запор?

Виктор: Меня, даже когда я не хочу копить, тянет к знаниям. Я испытываю удовольствие от этого.

Терапевт: Груда знаний, и в ней трудно разобраться?

Виктор: Нет, мне в ней не трудно разобраться.

Терапевт: Значит, вы знаете, где там что лежит. Вы хороший кладовщик.

Виктор: Да, у меня порядок. Я думал, зачем мне все это нужно, и бросал это все, но я себя более комфортно чувствую, если все-таки получаю знания.

Терапевт: Если бы нарисовать карикатуру, то у вас в голове были бы книжные полочки, и на каждой что-нибудь лежало?

Виктор: Не совсем так. Там работает библиотека, и я в этих книгах очень легко ориентируюсь.

Терапевт: Вы в шахматы играете?

Виктор: Нет.

Терапевт: А в какие игры вы играете?

Виктор: В карты я играл на деньги – очень азартно. Но потом пришлось перестать…

Терапевт: Сейчас у вас семинары вместо карт?

Виктор: Я человек азартный – до добра это не доводит, приходится ограничивать себя.

Терапевт: Знания тоже до добра не доводят.

Виктор: Пожалуй, но все же это менее вредно.

Терапевт: Хорошо, но все-таки, от чего бы вы были счастливы?

Виктор: Это недостижимо…

Терапевт: Вы еще не сказали от чего, а уже говорите, что это недостижимо.

Виктор: Я бы хотел иметь свою неформальную школу, где был бы преподавателем. Я хорошо умею это делать. Могу самого тупого научить чему угодно. Я даже не знал, что у меня есть такие способности.

Терапевт (смотрит на Виктора очень значительно): Но есть один тупица, которого вы не можете обучить? (Смеется).

Виктор: Я не такого уж плохого мнения о себе.

Терапевт: Но вы сами так сказали. Это же у вас основная проблема – как приехать на семинар и обучить этого тупицу?

Виктор: Вы знаете, у меня синдром школьного двоечника – с обучением хорошо пошло только в институте. Я знаю, как мне нужно учится – по книгам…

Терапевт: А почему же, когда вы приезжаете на семинар, у вас возникают такие проблемы?

Виктор: Я привык по книгам, а там общение, там не тот стереотип получения знаний. Если я что-то узнал, то могу научить любого. Я даже сам могу понять то, чему учу.

Терапевт: Хорошо. А что происходит с вашей агрессией? Вы же знаете, что все запоры происходят от подавленной агрессии, которая не находит себе выхода. Куда девается ваша агрессия, почему вы ее подавляете?

Виктор: Проблемы с агрессией у меня были очень большие, действительно. Я много работал на эту тему – стало реже, с семьей стало лучше, потому что я бегаю, сжигаю свой адреналин.

Терапевт: А как вы дошли до такой жизни? Что является источником агрессии, как вы думаете, и что является источником ее подавления?

Виктор: Когда я вижу что-нибудь несуразное, я способен назвать вещи своими именами. Я на вид мягкий человек, иногда это вводит в заблуждение моих врагов, и они, когда получают жесткий отпор, начинают мстить, давить, и возникают такие затяжные интриги, склоки, давление.

Терапевт: Иначе говоря, вы умеете устраивать хроническую ситуацию. Хронический запор в отношениях.

Виктор: Я вышел из нее пять лет назад, из этой ситуации, но во мне-то, конечно, все осталось.

Терапевт: Вы кляузник, что ли?

Виктор: Можно сказать, да. Хотя кляуз не писал. Но я их очень много написал в голове.

Терапевт: И сейчас кляузник?

Виктор: Нет. Я этим переболел.

Терапевт: Что же вместо этого?

Виктор: А я не знаю. Вакуум… То есть, сейчас я ударился в знания и в работу, но у меня в городе невостребованность.

Терапевт: Так вы точно, как Кощей Бессмертный – прикованы там у себя на цепях.

Мой несколько иронический тон разговора совершенно сбивает его с манеры давать вроде бы ясные логические ответы. Я добиваюсь от него интонации иронии. Потому что интонация речи составляет в какой-то мере фон – как бы суставы того, что происходит. А клиент исходит из чистого смысла, говорит все время о знании как о смыслах, как о чем-то, что выпарено из практики.

Виктор: Почему?

Терапевт: Ну как же – висите там в чулане, в своем городе, знания не востребованы, в чулане темно, никто в вашу библиотеку не ходит. Отпустили бы вас на все четыре стороны, дали бы водички испить, вы бы тут такое натворили бы!

Виктор: Да если я один раз реализую агрессию, это могло бы дать очень сильное ощущение тем людям, на которых она направлена.

Терапевт: Что же вам мешает? Что же могло быть для вас той водичкой, которую вам бы дали?

Виктор: Я бываю очень изощренный.

Терапевт: Вы могли бы открыть школу инквизиции?

Виктор: Нет, это не моя стихия…

Терапевт: Почему? Устраивали бы пытки знаниями. Вопросы бы задавали каверзные.

Виктор: Да, представьте себе. Моим детям трудно порой приходится.

Терапевт: Почему?

Виктор (смеется): Пытки знаниями.

Терапевт: А если бы вы все-таки вышли на оперативный простор, уехали бы из своего города… Представьте себе совсем другую жизнь, в которой вы могли бы себя реализовать, в совершенно другой области.

Виктор: Я бы работал в организации по адаптации после психологической реабилитации.

Терапевт: Хорошо, к вам пришли бы и сказали: хочу, чтобы вы меня реабилитировали. Как бы вы его реабилитировали?

Виктор: Я бы его принял на работу – работать с людьми, пережившими психологическую травму, работать с детьми. Я работал в бригаде по реабилитации, чувствовал там себя человеком, потому что нам предоставили все условия. Вот тогда я испытал комфорт… Уважение к себе и полную реализацию себя как специалиста.

Терапевт: А вы эти часы все время носите?

Виктор: Да.

Терапевт: А чем они вам удобны?

Виктор: Они мне не удобны, но как только я завожу хорошие часы, они у меня ломаются или теряются, а когда я какие-нибудь ерундовые часы ношу – они мне долго служат.

Терапевт: Они женские?

Я думаю, что это метафора. У него есть удобный костюм, хорошие часы, но он находит в любой ситуации момент некомфортности – костюм немножко не такой, часы не те. Это некая реализация его свойства, когда все идут на физкультуру, а он со справкой, все хотят одного, а он другого.

Виктор: Да.

Терапевт: Вы считаете себя гадким утенком?

Виктор: Я был гадким утенком – полжизни, в детстве. С раннего возраста. Я с этой проблемой работал.

Терапевт: Что вас ни спросишь, вы с каждой проблемой работали.

Виктор: В детстве я был дурачком – в детском садике.

Терапевт: Откуда вы знаете, может, вы сейчас дурачок, а тогда были умным.

Виктор: Я говорю, как со мной обращались, называли, дразнили. Я был всегда не таким каким-то… Меня всегда дразнили… А мне хотелось быть как все. Вместе со всеми, вовлеченным. Я был тупым, плохо учился, двоечник.

Терапевт: Вы опять затянули свою горестную песню на цепях.

Виктор: Хотя я вообще веселым был, жизнерадостным.

Терапевт: Так и хочется вам дать водички испить. Такое впечатление, что когда вы эти цепи порвете, то напьетесь пьяным и начнете кричать: где мой вездеход, где мои фрукты, где мои овощи, я специалист…

Виктор: Я хотел бы быть один, я даже готов к тому, чтобы у меня не было ни семьи, никого.

Терапевт: Опять один, опять в кладовку… Опять костями клацаете…

Виктор: Да нет, я говорю то, что мне сейчас на ум приходит – спонтанно.

Терапевт: А как там в сказке про Кощея Бессмертного, где у него душа пряталась – в утке, в яйце… А чем это все кончилось?

Виктор: Да когда иголочку переломили – из него и дух вон.

Терапевт: А иголочка-то где?

Виктор: Там какой-то Иван Царевич все подвиги совершал. Думал Кощей, что душа надежно у него спрятана, степени защиты такие мощные. Значит, не судьба. Бедный Кощей.

Терапевт: Бедный Кощей! (Общий смех в группе.)

Виктор: Вообще-то я люблю веселиться, люблю танцевать, дурачиться, шутить… Мне нравится быть в компании, нравится песни петь, слушать. Но всегда как-то этот круг меня отталкивал, хотя я в него и стремился.

Терапевт: Но сейчас-то уже не отталкивает.

Виктор: Сейчас поздно. Да, уже нет резонанса.

Терапевт: Хорошо, давайте попробуем немножко подремать и посмотрим, удастся ли нам найти… Мне кажется, что если вы найдете для себя возможность впадать в такое состояние, в котором вы могли бы эффективно учиться… Давайте попробуем сесть удобно… Представьте себе, что вам давно-давно было неуютно – вроде бы все хорошо, но вы никак не могли найти уютную позу… Закройте глаза… Вы долго ерзали, вам обидно, потому что вы долго старались найти такую позу, такое положение, которое было бы вам действительно удобно… Вам что-то мешало, как будто вы сами себя сталкивали все время – только устроитесь, вдруг что-то в теле дернется, и вы опять как будто назло самому себе как-то так плечи положите и шею будете держать… И вот вдруг настал момент, когда вы разозлились, и как будто все в теле опало, как будто листочек летел-летел с дерева… и вы почувствовали, что вот сейчас… неожиданно… вы очень точно приземлитесь в какую-то свою позу, и эта поза будет для вас действительно удобной… и у вас в голове могут один за другим появляться образы… устойчивость предметов, так что вам очень захотелось закатиться в действительно удобное положение и его запомнить… И вы можете вспомнить пресс-папье, которое колышется, а потом останавливается… И устойчиво стоит на столе… Или как в биллиарде шар точно закатывается в лузу… Или как бывает, когда очень точно находишь позу, и в ней удобно – особенно перед сном, когда уже вот-вот засыпаешь, и по телу проходит легкая судорога, и как будто сам себе говоришь или слышишь голос – вот сейчас засну… Мягко, спокойно и хорошо… Появляется особое умение, точность – сосредоточиться на этом уюте, на этом покое, на этом точном закатывании…

Во-первых, здесь проводится аналогия между простым и понятным зрительным образом, плавно летящим листком, падающим на место, и физическим состоянием тела, которое тоже опадает или движется согласно силе тяжести – руку тянет вниз, плечи, подбородок, возникает расслабление, которое, по аналогии с движением листочка вниз, тоже дает покой. Во-вторых, когда он долго-долго рассказывал о своем состоянии, знании, звучал мотив: я был дурачком-дурачком. А потом клиент находит какую-то определенную точку, в которой он организует свой опыт или отступает-отступает, не понимает-не понимает, а потом вдруг в какой-то момент начинает что-то схватываться, у него возникает какой-то взгляд, и от этого взгляда он начинает все понимать, очень точно двигаться в своем понимании.

Эти разные образы: раскачивание пресс-папье, падение листочка, закатывание шара в лузу – служат усилению мотива движения вниз, силы тяжести как упорядочивающего элемента, принятия удобства, покоя и соответствия разных частей друг другу, снятия разболтанности, постоянного «может быть так, может быть иначе», одномерности, однонаправленности.

И как иногда бывает в очень хорошо сложенном музыкальном отрывке… каждый отдельный кусочек связывает, и так же хочется найти удобное положение для головы… слегка опустить ее, почувствовать, как руки лежат на месте… как ноги опираются о пол теми точками, которые дают реальную опору и так хочется ощутить, как эта найденная удобная поза… как будто пускает корни и кажется, что стоит только действительно привыкнуть находиться в удобной позе… и чувствовать себя в ней, как в очень мягком, удобном кресле, которое само подает вперед… позволяет красиво держаться, что надо только найти такую позу для каждой клеточки своего тела… чтобы каждая… клеточка слегка дрожала и одновременно уходила в покой, кажется, что каждая клеточка… и все тело в целом пускает корни и укореняется, чувствует уверенность в жизни, уверенность и покой…

Я думаю, что моя аналогия с пусканием корней, связана с тем, что он в своих рассказах очень схематичен, сух, как бы безводен, сжат. И в каком-то смысле его проблема запоров может быть с этим идентифицирована. И пускание корней, корневая система, и разветвление – это метафора того, что в какой-то ситуации он не столько схематизирует свою проблему, сколько опирается на чувственный фон. Иными словами, он больше видит, больше рассматривает, больше внюхивается, находится в некоей физической реальности. На уровне восприятия его возможности разветвляются, у него возникает большая связь с реальностью. И это внедрение каждым мелким корешком в фон как бы обусловливает отход от словесной, концептуальной схемы. Реальность ассоциируется с влагой – с землей, с водой – в отличие от сжатости и сухости чистой логики. С этой точки зрения, интересным феноменом является его отрывистая, логическая, концептуальная речь, во многом лишенная окрасок.

Так приятно, так спокойно… Вы можете вспомнить или представить себе четки… с очень гладко полированными поверхностями, с очень ясным ощущением то тепла… то прохлады… и очень медленно вы сжимаете эти четки и перебираете… и чувствуете, как иногда ваше касание и сжимание становится немного спазматичным и резким, а иногда неожиданно расслабляется… и в такт своему плавному и крепкому перебиранию, вы чувствуете, как начинаете спокойно и плавно дышать и в вашем теле все распрямляется… и одновременно… все становится мягким и гибким… И это ощущение твердости и одновременно мягкости и упругости – как будто вы касаетесь каждой четки. То касаетесь, то отпускаете ее, то перебираете, переходя к следующей бусине… и это ощущение перебирания четок такое же, как и перебирание своего тела… как будто бы вы мысленно скользите по нему взглядом, и чувствуете… как расслабляются голени и так же медленно перетекаете… и чувствуете свои бедра… и свой живот… и спину… как будто бы очень ласковая рука перебирает ваше тело и устанавливает каждую часть тела на нужное место, на единственно уютное положение.

Одна из первых ассоциаций с четками – это кишки, их движение. Клиент склонен к тому, что называется навязчивостью. К повторению каких-то простых действий. И четки – это наиболее простой, вынесенный вовне, реальный, реалистичный способ такой навязчивости. Это, с одной стороны, удовлетворяет потребность в навязчивости, с другой стороны – такое понятное, успокаивающее действие, вынесенное вовне. Третье значение четок заключается в том, что, трогая четки, он находится в контакте с реальным миром, и для него важен уход от концептуализации, от говорения, от внутреннего диалога, с постоянным напоминанием себе, что существует внешний мир, который можно потрогать. Он, трогая четки, в каком-то смысле трогает внешний мир, он напоминает себе о своем теле и о том, с чем его тело соприкасается. Наконец, для него очень важным является упорядочивание себя через ритм. Четки – это простейшая возможность для того, чтобы ритмически организовать свою тишину, свою деятельность. Перебирая четки, он очень хорошо артикулирует, и, перебирая свое тело, как четки, и напоминая себе, что это – руки, это – ноги, это – лодыжки, это – шея, относясь к своему телу, как к четкам, напоминая последовательно про разные части своего тела, он как бы ритмически организует себя. Потому что в его схеме тела, когда он в хорошем состоянии, имеется много суставов. Они гибкие, он как бы разделен на отдельные части, на суставы, в отличие от состояния, когда он какой-то вялый, и его тело не очень-то различает себя и то пространство, где оно находится.

И кто-то касается вашей челюсти, и кажется очень важным найти именно то напряжение, ту гибкость… И челюсть слегка двигается вперед, а иногда отходит вниз, и вы ощущаете ток колебаний и ток ваших мыслей, и кажется, что веки опускаются все ниже… веки тяжелеют, и это приятное чувство… сменяющееся расслаблением, кажется, что где-то близко от вас ритмически падают капли или другие звуки, и может быть, мой голос помогает вам почувствовать свой собственный ритм… Иногда вы прислушиваетесь к ритму своего сердца и оно кажется вам стучащим быстро или медленно, будто каждый удар – это тоже четки… Также спокойно вы ощущаете движение своей грудной клетки… Вы постепенно чувствуете, как начинает дышать ваш живот, ваша диафрагма, и у вас появляется уверенность, что ваши чувства… ваш живот… ваша животная жизнь пульсирует… и живот дышит сильнее – так же, как ваше тело находит свое место каждой своей частью, ваша диафрагма… когда вам нужно, энергично дышит, пульсирует, заряжает вас, как будто запускает в действие… это точное дотрагивание до каждой четки, до каждой точки вашего тела… Диафрагма массирует ваши внутренности, к вам приходят ощущения и знания того, что если вы находите такое же удобное душевное состояние… такое же удобное, как и ваша поза, как опора вашей спины, как опора ваших бедер… то это душевное состояние начинает равномерно пульсировать, и диафрагма массирует ваши внутренности… вы чувствуете, как ваш живот дышит и живет, и само собой это равномерное движение, это энергичное дыхание, сокращение мышц приводит к тому… что у вас внутри появляется насос, который сам собой определяет ритмы и режим вашего тела, как будто что-то внутри, подобно вашим рукам, перебирающим четки, что-то внутри, подобно вашему вниманию… которое так равномерно скользит по вашему телу и ощущает, как оно может расслабиться.

Мотив дыхания. Поверхностный, но важный мотив заключается в том, что у клиента есть сдержанная агрессия… И она, во-первых, реализуется на уровне мышечного каркаса в том, что ребра удерживают отреагирование в виде бурного дыхания, и диафрагма как бы приостанавливается. Равномерно работающая диафрагма и жизнь в животе в тот момент, когда живот напрягается и расслабляется, – это критерий непосредственной реализации эмоций. Не накапливание чувств, не удерживание, а равномерное движение чувств. И живот как аналог животной жизни, как аналог чувственной жизни. Диафрагма как насос. Возможность чувствам воплощаться, реализовываться через живот.

И вы чувствуете, как комфорт… особый комфорт… какой-то новый опыт окутывает вас… и вы вспоминаете давным-давно забытую историю, что вы испытываете особенное состояние… как будто определенная поза, которой вы особенно легко учитесь… как будто вы приходите в библиотеку, в старинную библиотеку… и что-то вас ведет и приводит в очень дальнее место и вы знаете, что там находится очень нужная и забытая книга, содержащая древнее знание, и ваша интуиция… как будто во сне, позволяет вам найти нужную страницу… и с особой улыбкой почувствовать ключ ко многим другим знаниям… и к другим открытым возможностям, и эта возможность – важная стратегия… это интуиция, которая ведет вас куда-то и сопровождается тем… что вы очень спокойно дышите и про себя улыбаетесь… и доверяете тому, что ведет вас, и стоит только глубоко расслабиться и довериться тому, что может произойти с вами в вашем сне… и вы можете представить себе совсем другую жизнь, в которую вы попадаете, узнав эти важные секреты… и заглянув в будущее – увидеть разные свои возможности… вы можете представить себе, как вы едете на машине, и вам очень нравится гибко управлять, поворачивать… и чувствовать большую скорость… мчаться, и вы чувствуете уверенность и ловкость, и вы давным-давно забыли об опасности, вам очень нравится поворачивать… и кажется что все ваши суставы увеличили свою мощность, вы легко-легко двигаетесь и ощущение подвижности… будто бы все ваше тело может улыбаться разными своими частями, и эта гибкость… если вы выходите из машины, то улыбаетесь, вам очень приятно, что у вас появляется так много возможностей… вы можете пойти в любую сторону, как будто оказываетесь в волшебном лесу, и вам одинаково приятно пойти по тропинке направо, а потом налево…

До сих пор мы с ним говорили о внутренних ощущениях: об установках на покой для всего тела, о диафрагме как насосе, о спокойствии, о перебирании четок; сейчас мы переходим к кругу реализаций, которые более динамичны и носят более внешний характер. И образ человека, который легко водит машину, – это образ хорошо крутящихся суставов, человека с быстрыми реакциями, человека, который легко принимает решения, легко делает маленькие выборы – как повернуть, куда повернуть. Бегущий человек (одно из его ресурсных состояний) – это человек, в котором энергетически усилено его обычное хождение… Вождение машины – также ощущение усиления таких энергетических возможностей. С гибкостью, с азартом, с ловкостью – ощущение овладения ситуацией. В нашей с ним беседе можно проследить важный для него мотив управления. Он говорит о том, что ему нравится управлять обучением, ему нравится управлять людьми; ему нравилась ситуация, когда он был всем обеспечен и мог заниматься непосредственным делом, иными словами, такое ощущение, что вокруг него находится круг компетенции, освещенность некоего пространства, освоенность и подвластность, важная для него. Человек, который ведет машину, гибок, он делает выборы, управляет ситуацией, и зона его компетенции – прикосновение к каким-то кнопкам – сильно расширена по сравнению с его обычной вялой деятельностью. На месте этого ведения машины могло бы быть катание на коньках, с какими-то пируэтами, бег на лыжах и так далее. Но вождение машины – это усиление возможностей, то, собственно, чего он хочет.