Чрезвычайщина

Маленькая девочка показывает на голову Ленина, стоящую на постаменте:

- Папа, а за что дяде голову оторвали?

Садистская жестокость: зверски избил слабого, издевается над беспомощным. Шаг до преступления…

Вековечная народная практика знает для подобных случаев только один рецепт: как можно раньше и как можно больнее. Отвадить. Суровая и бесхитростная патриархальная мудрость. Рецепт этот всегда действовал довольно надежно… В некотором проценте. Кто подпадает под этот процент, потом с горькой благодарностью вспоминает ту давнюю острастку, повернувшую с края пропасти. Кто не подпадает…

Мы не знаем, каков этот процент и как получаются неисправимые. И неисправимые ли или только зачисленные в эту категорию неисправимостью исправляющих.

Может показаться странным, что иногда суровое наказание за небольшую провинность воспринимается как справедливое, а какая-нибудь мелкая репрессия (не пустили в кино, заставили чистить картошку) оказывается особо обидной. А дело в том, что сама степень наказания обладает внушающим действием: раз наказали так, значит, есть за что, значит, виноват…

Но так, по мере наказания, воспринимает свою вину, быть может, щенок… И такого человеку мы не желаем.

Есть дети, против природы которых бессильно и самое искусное воспитание, и самое правильное лечение. Болезнь ли это, результат ли каких-то ошибок или отрыжка генетического прошлого, атавизм - в большинстве случаев непонятно. В любом случае вопрос не закрыт. Остается надежда. Он человек.