4. Потенциальные возможности исцеления культурных ран и разрешения исторических конфликтов

4. Потенциальные возможности исцеления культурных ран и разрешения исторических конфликтов

Многие – если не большинство – практических семинаров, которые мы проводили за последние 34 года, имели поликультурный состав участников. Эсален, где мы разрабатывали Холотропное Дыхание, известен во всем мире; это «Мекка движения за реализацию человеческого потенциала», привлекающая людей со всех концов света. В семинарах нашего сертификационного тренинга для фасилитаторов тоже обычно бывают участники из многих разных стран. Предконференционные семинары, которые мы предлагали перед одиннадцатью из Международных Трансперсональных Конференций, проходивших в США и за рубежом, относятся к особой категории с точки зрения большого числа участников и представленных стран.

Ранее мы упоминали наблюдение Виктора Тёрнера, что общие ритуальные события в племенном контексте создают глубокие связи между участниками – чувство сообщества (“communitas”). Многонациональный и поликультурный характер наших практических семинаров давал нам возможность убеждаться в том, что то же самое справедливо и для групп, состоящих из людей разных национальностей. В самых крупных из них, вроде предконференционных семинаров в Санта Розе и в Праге, насчитывалось свыше 300 участников, которым помогали более 30-ти подготовленных фасилитаторов. Мы неоднократно видели, что переживание Холотропного Дыхания в коллективной обстановке, наблюдение холотропных сеансов других людей и обмен опытом в группе быстро снимает языковые барьеры, а также культурные, политические и религиозные различия. Наш опыт работы с этими группами ясно показывает, что такого рода практические семинары могут быть чрезвычайно ценными при проведении международных встреч, направленных на достижение взаимопонимания и развитие дружеских отношений.

Нам представилась неожиданная возможность проверить этот потенциал Холотропного Дыхания в весьма необычных обстоятельствах. В 1980-х гг. сооснователь Института Эсален Майкл Мёрфи и Далси Мёрфи начали Эсаленский проект советско-американской дружбы, который представлял собой уникальную форму гражданской «народной дипломатии». В связи с этой программой Эсален посещали многие известные советские политики, ученые и деятели культуры. В 1987 г. Майкл проводил пригласительную встречу в Большом Доме

Эсалена – красивом особняке на заросшем кипарисами утесе с видом на Тихий океан у побережья Биг Сюра. В этой небольшой рабочей конференции участвовали четверо известных советских ученых, а также представители передовых американских академических и исследовательских институтов, в том числе Джон Мак, Кэндейс Перт, Дин Орниш и Роберт Гэйл.

Супруги Мёрфи пригласили Стэна присоединиться к группе и рассказать о современных исследованиях сознания и концептуальных проблемах, которые они ставят перед существующим научным мировоззрением. В своем рассказе Стэн упомянул о нашей работе с Холотропным Дыханием. Это вызвало огромный интерес среди участников, и всем им хотелось лично познакомиться с нашим методом. Группа решила перенести собрание, запланированное на вторую половину дня, на следующий день, и вместо этого попросить нас двоих провести сеанс работы с дыханием. Холотропное Дыхание было очень популярно в Эсалене, и нам было нетрудно найти достаточно добровольцев, чтобы выполнять роль сиделок для этой особой группы. Внесение мощного переживательного элемента полностью изменило характер этой международной встречи, который до этого был строго интеллектуальным. К концу сеанса русские были в тесном эмоциональном и даже физическом контакте со своими американскими сиделками, и мы все ощущали атмосферу подлинной дружбы.

Группа проработки была очень яркой и волнующей. Переживания участников включали в себя регрессию в детство и младенчество, опыт рождения и даже трансперсональные и духовные элементы. У одного из русских было глубокое переживание единства с Богом, и он, к удивлению всех присутствующих, был готов о нем рассказывать. «Конечно я остаюсь коммунистом, – твердо заявлял он в ходе своего рассказа, – но теперь я понимаю, что имеют в виду люди, когда говорят о Боге». Руководитель группы д-р Аарон Белкин был так взволнован своим опытом, что позднее, в 1989 г. организовал для нас официальное приглашение от Министерства здравоохранения СССР, предлагавшее нам приехать в Москву для чтения лекций и проведения практических семинаров по Холотропному Дыханию.

Вдобавок, мы обнаружили, что потенциал Холотропного Дыхания применительно к культурному исцелению – совершенно неведомо для нас – подвергся крупномасштабной проверке. В 1995 г. президент Фонда Горбачева Джим Гаррисон пригласил нас принять участие в конгрессе по международному положению, проходившем в Сан-Франциско. На этой встрече к нам обратился Фил Лейн мл., целитель из племени Дакота-Чикейсо, а также сооснователь и международный координатор содружества организаций Четырех Миров, который был приглашен на конгресс в качестве представителя своего народа. Фил рассказал нам, что Холотропное Дыхание применялось в межплеменном целительском эксперименте коренных американцев. Он сам и один из его друзей приняли участие в практическом семинаре по Холотропному Дыханию, проводившемся одним из обученных нами фасилитаторов, и на них оказала глубокое впечатление целительная сила этого метода. Они решили распространять этот метод среди представителей коренного народа в качестве способа исцеления глубоких психотравм, которые они пережили в ходе своей бурной истории, включая жестокие физические и сексуальные издевательства во многих американских и канадских интернатах для индейцев.

Затем Фил рассказал об огромной популярности и успехе, которые имели группы Холотропного Дыхания у коренного народа, несмотря на то, что их проводили люди, не имевшие адекватной подготовки и руководствовавшиеся только опытом, полученным Филом и его другом на одном практическом семинаре. Уважая мнение старейшин, Фил решил выяснить, что они думают об этом новом подходе к исцелению. Познакомившись с Холотропным Дыханием, старейшины дали Филу свое разрешение и обещали поддержку в его усилиях. По его словам, они пришли к выводу, что философия и практика этого подхода совместима с космологией и культурной традицией коренных народов. Хотя мы были очень довольны новыми перспективами, который открыла инициатива Фила, мы все же надеялись, что в будущем эта работа будет продолжаться под руководством должным образом подготовленных фасилитаторов.

Мы получили больше информации об этих группах, когда связались с Дунканом Кэмпбеллом – талантливым радиожурналистом из Боулдера, штат Колорадо, который в своей программе «Живые диалоги» знакомит слушателей с пионерами новой парадигмы мышления в самых различных областях. Через него мы познакомились с его женой Эдной Бриллон Да Ла Скил Гаа (Дождевой Цветок), которая поддерживает глубокую связь со своим индейским наследием и принимала участие в группах Фила Лейна. В беседе с нами она подтвердила глубокое воздействие, которое оказывали эти сеансы на всех участников. Позднее, они с Дунканом участвовали в нашем недельном практическом семинаре в Боулдере. Эдна разрешила нам включить в нашу книгу следующий отчет о ее поразительных сеансах Холотропного Дыхания.

Установление связи с предками по материнской линии: рассказ Эдны

Я начала сознательно работать над своим исцелением в 1990 г., когда мне было 36 лет. Будучи частично индианкой и чутким ребенком, я всегда была окружена болью других людей и остро ее осознавала. На долю моей семьи, всех семей моих родственников выпадало множество страданий, обид и травм. Мои родители были лицами смешанной крови, или «полукровками», как это тогда называли. У них обоих было очень трудное детство. Моя мать росла без отца, а мой отец – без матери, и это была не единственная их проблема. Мои поиски понимания и ответов начались рано; казалось, я знала, что между моими родителями не было понимания в отношении событий прошлого.

Когда мы переселились с нашей племенной территории, мне было шесть с половиной лет; тогда я сказала себе, что вернусь обратно, когда буду достаточно взрослой, чтобы помогать моему народу. Я остро осознавала их страдание, даже хотя его часто отрицали; я могла чувствовать его нутром. По происхождению моя мать была индианка хайда и валлийка, а мой отец – индеец кри и француз; их травмы были глубокими, как и травмы всех коренных жителей, в особенности, той эпохи. Я начинала находить методы помощи нашему процессу исцеления – сочетание психотерапии, нерелигиозной духовности, групповой работы, психодрамы, шаманизма и работы с комплексами.

Одним из самых мощных методов была работа с дыханием. Там у меня были некоторые из моих глубочайших прозрений и прорывов, хотя я по какой-то неизвестной причине всегда этому сопротивлялась. В первый раз я делала это в составе большой группы в отеле в Ванкувере с Филом Лейном. Там было около 150 человек; ведущие разбили всех на пары и били в барабаны, в то время как один человек из каждой пары работал с дыханием.

Моя бабушка Эдна, индианка хайда, в честь которой меня назвали, с 5 до 18лет воспитывалась в интернате. В то время она уже десять лет страдала болезнью Альцгеймера и находилась в больнице на попечении службы продленного ухода. Когда мы начали дышать под барабанный бой, индейцы, как обычно, очень быстро входили в измененные состояния. Мне нравится контролировать мои измененные состояния, так что мне, по сравнению с другими, пришлось дышать гораздо дольше. Я начала плакать и нутром поняла роль «плакальщиц», составлявших часть процесса скорби в нашей культуре. Она была связана с убеждением, что слишком горькое оплакивание близким любимым человеком удерживает дух покойного на земном плане, не давая ему уйти к свету.

Затем мне вспомнились все мои покойные родственники, которых я знала; они друг за другом представали передо мной, не обязательно в порядке их смертей. Дядя Джон и моя дорогая тетя Бланш, которые оба умерли от рака слишком молодыми; дядя Дэвид, брат мамы, который тоже умер молодым, оставив десять детей.

Мой прекраснодушный кузен Томми, умерший в 22 года, кузен Рэнди, бабушка Элайза и еще одна кузина… кто? Кто ты? Я не знала, но чувствовала, что узнала ее дух. Они приветствовали меня, и мы любили друг друга, так как это бывает, когда тебе, наконец, снится умерший близкий человек и ты знаешь, что тебя посетил его дух.

Последним, но не менее важным, было представшее передо мной лицо моей бабушки Эдны. Я растерялась, так как все другие уже умерли, но бабушка была еще жива и находилась в больнице с болезнью Альцгеймера. Затем я совершенно ясно сознала, что она уже была по ту сторону; ее тело все еще было в больнице, но если она хотела, ее дух был способен находиться на другой стороне, вне ее самой. Она знала, кто ее любил. Она также знала, кто ее не любил, и капризничала, когда они появлялись. В один из моих последних приходов к ней, она снова и снова повторяла в кататоническом состоянии: «Любите друг друга, любите своих братьев и сестер». Она давала нам наказ, хотя ее и не было с нами. Наша семья была расколота и разделена – братья и сестры, отцы и матери не разговаривали друг с другом. Она хотела, чтобы мы это исцелили. Она велела мне наказать другим любить друг друга.

Теперь я не сомневаюсь, что люди с болезнью Альцгеймера могут переходить на другую сторону и делают это довольно часто. И они также могут возвращаться обратно, как моя бабуля. Та маленькая кузина, которую я не могла вспомнить, установила со мной контакт во время сеанса работы с дыханием и продолжала поддерживать его после этого. Мне потребовалось несколько лет, чтобы понять и вспомнить, но это, в конце концов, произошло во время еще одного целительного сеанса. Я вспомнила, как в возрасте четырех с половиной лет ходила на похороны своей маленькой кузины Минноу, которая была в точности моей ровесницей. Она была на пляже в новом платьице из шифона, близко подошла к костру, и оно вспыхнуло; она сгорела и все были в шоке и ужасе. Я помню, что ее мать на похоронах так громко причитала, что я испугалась. Я взглянула на свою мать, сидевшую так важно и спокойно, и подумала: «Интересно, плакала бы мама, если бы я умерла?». Я никогда не видела, чтобы она хоть раз плакала, но могла чувствовать, что она плачет все время.

С этой мыслью, страдая, я вышла из своего тела и присоединилась к моей маленькой кузине Минноу. Много лет спустя я осознала, что помогла ей перейти к свету, и тогда она стала проводником – даже хотя у меня ушло несколько лет на то, чтобы это понять. Я помню, что именно после этих похорон я начала часто оставлять свое тело и мой брат тоже; мы делали это и вместе, когда становилось слишком тяжело. Мы никогда не говорили ни слова об этом никому и даже друг другу. Мы просто знали, и не было нужды говорить об этом.

В конце концов, я увидела свою мать плачущей 40 лет спустя, на похоронах ее старшего брата. Как раз в прошлом году у меня был еще один сеанс Холотропного Дыхания в Университете Наропы в Боулдере со Стэном Грофом. К тому времени я понимала, что «мы – свои собственные предки», с той же ДНК. Я прошла через переживание того, какие эмоции у меня были, когда я вынашивала мою дочь Ирин. О, моя девочка, неудивительно, что ты такая сильная. Как же нам было ужасно. Я также чувствовала эмоции моей матери в то время, когда она носила меня в своем чреве, как несчастна она была, вынашивая меня, хотя я была для них желанным ребенком. Мой отец все время развратничал, даже сразу после моего рождения. Потом я смогла полностью ощутить эмоции, которые испытывала бабуля, когда вынашивала мою маму. Как будто я была одновременно той, кто вынашивает ребенка и одновременно ребенком в ее чреве. Это было не так травматично, как за два поколения до нее, но все равно не важно.

Это было не просто воображение; мой дух перемещался во времени и пространстве, и я была в чревах моих собственных предков вплоть до моей прапрабабушки. Она была темнокожей, над которой ужасно издевался подлый француз, обращавшийся с ней как с рабочей лошадью. Она вынашивала своих маленьких детей-полукровок, отца которых ненавидела; ей было хуже всего. Какое абсолютное сострадание я чувствовала к тем четырем поколениям индейских женщин, чьи жизни были такими тяжелыми и полными страданий, потрясений и травм!

Я понимала, что именно моя прапрабабушка Джини испытывала самое сильное страдание, которое мы унаследовали. В течение одной жизни она наблюдала резкий контраст между тем, что было до и после прихода белых. Именно она путешествовала на каноэ вдоль Тихоокеанского побережья от Аляски до Калифорнии и обратно и видела полное разорение всех индейцев из самых сытых и культурных племен на континенте. После того, как столь многие умерли от оспы, нас оставалось так мало, что брат моей прапрабабушки проплыл почти от самой Аляски до Такомы в штате Вашингтон, чтобы забрать свою сестру, зная, что с ней плохо обращался тот француз и что наши племена становятся слишком малочисленными.

Наш народ знает, что мы возвращаемся как наши собственные предки; я верю, что моя сестра была моей прапрабабушкой и я была моей прапрабабушкой; иногда об этом можно знать по соответствующим ранам и другим сложным вещам, которые случались. Я молилась о более глубоком понимании и исцелении боли моей прапрабабушки, которую мы, вероятно, унаследовали; работа с дыханием приносила исцеление и понимание, буквально показывая мне – то, что знал мой народ до колонизации, было истинным и правильным. Я хотела написать книгу под названием «Неудивительно, что я вспыльчивая». Может быть я ее еще напишу.

Если вы когда-нибудь задумывались о том, почему индейцы такие необузданные, или слишком много пьют, или как будто наплевательски относятся к жизни, поверьте – для этого есть тысячи причин. Как говорил вождь Дэн Джодж: «Мы расплачивались, и расплачивались и расплачивались». Белый человек покончил с нашим наследием, и мы остались с травмой, которая передавалась от поколения к поколению. Спасибо вам, Стэн и Кристина, за то, что вы поделились с нами своей работой, которая в высшей степени необходима – сейчас, больше, чем когда-либо. Она приносит нам осознание нас самих и понимание того, как важно знакомить общепринятую культуру с исконной мудростью коренных народов и такими методами, как работа с дыханием.

Я снова поверила в наши традиции как в очень мудрую систему исцеления. Колонизация, правительство и планы церкви по ассимиляции заставляли нас сомневаться в том, имеем ли мы сами и наши культуры вообще какую-нибудь ценность. Работа с дыханием позволила мне увидеть, что просто ощущая это и обладая сочувственным пониманием, я была способна начать позволять этому постепенно проходить. Я действительно отправилась в свою страну хайда и помогала с работой по исцелению; на самом деле, я посещала многие резервации в Британской Колумбии, Оттаве и на Аляске, исполняя свой детский обет: «Я вернусь, когда буду достаточно взрослой, чтобы помогать».

На XVI-й Международной Трансперсональной Конференции, проходившей в июне 2004 г. в Палм Спрингс, Калифорния, акушерка из Австралии Мэриан Вобке представила статью, описывающую ее переживания в нашем тренинге по Холотропному Дыханию, которые во многом похожи на переживания Эдны. В своих сеансах Мэриан переживала травматические события из жизни своей матери и прабабушки, которые она позднее смогла подтвердить. В этом случае ее предками были австралийские аборигены – народ, чья трагическая история подобна истории коренных американцев. Мэриан, которая с тех пор закончила курс обучения и стала сертифицированным практиком Холотропного Дыхания в Австралии, разрешила нам включить ее рассказ в эту книгу.

Возвращение памяти украденных поколений: история Мэриан

В мой тринадцатый день рождения родители рассказали мне, что они меня удочерили. Однако, когда я поделилась этой информацией в школе, меня стали дразнить и стыдить, так что я больше никогда не упоминала этот факт. Казалось, этот вопрос не имел никакого значения для моей жизни, хотя меня озадачивали сновидения и кошмары, а позднее, в юности – переживания в экспериментах с галлюциногенными грибами и ЛСД – где всегда фигурировали аборигены.

Лишь в тридцать лет, когда я только что закончила акушерскую подготовку в базовом госпитале в Тувумба, у меня появилась причина снова задуматься о том, что я была приемным ребенком. В апреле 1991 г., в первый день моей работы в родильном отделении, первой роженицей, которой я помогала, была традиционная аборигенка из районного городка в юго-восточном Квинсленде; ее изнасиловал сын местного высокопоставленного чиновника, что привело к беременности. Никаких обвинений выдвинуто не было, и в направлении высказывались сомнения в том, что беременность была результатом изнасилования; это освобождало персонал от всякой ответственности за обеспечение особо внимательного ухода в данной ситуации.

Я была начинающей акушеркой, полной энтузиазма и желания помогать этой женщине, но не имевшей никакого культурного образования или знания для этой работы. В своей решимости доказать клиентке свою компетентность и полезность, я неоднократно вторгалась в ее пространство. Ничего не зная о традиционных культурных обычаях, я настойчиво пыталась смотреть ей в глаза и говорить, что ей необходимо подчиниться неумолимой серии диагностических процедур, чтобы выяснить, все ли в порядке с ней самой и плодом. Чтобы защититься, женщина скорчивалась спиной ко мне, показывая свое недоверие, и отворачиваясь, закрывала нос и лицо руками. Позднее кто-то из персонала сказал мне, что ее тошнило от моего запаха мыла и духов. В отчаянии и растерянности, после бесплодных попыток заручиться поддержкой и руководством опытного персонала, я, в конце концов, реагировала на ситуацию интуитивно. Я отошла, присела на корточки на почтительном расстоянии от роженицы, и отказалась от своих полномочий; тем самым, я предоставила ей право молча рожать без моего вмешательства.

Этот опыт родов туземной женщины, кончившийся тем, что она оставила ребенка, оказал на меня глубокое воздействие, изменившее мою жизнь. Ребенок оставался в яслях в течение трех недель, пока сотрудники Семейной Службы искали бесследно исчезнувшую мать. Ребенок глубоко трогал и странно привлекал меня. Я объясняла свою реакцию тем, что наблюдение родов пробудило мои материнские инстинкты. Тем не менее меня поражала глубина моей эмоциональной реакции. По совпадению, я дежурила в яслях три недели спустя, в тот день, когда в наше отделение явились три бабушки-старейшины из общины той туземной женщины, чтобы потребовать новорожденную девочку. Я сама отдала им ребенка. Это вызвало у меня глубокую грусть, ставшую предвестником моего личного путешествия в мое родовое наследие.

Именно этот опыт в качестве начинающей акушерки заставил меня снова задуматься о том, что я была приемным ребенком. Мои родители больше никогда об этом не говорили, так что мне не хотелось обращаться к ним со своими вопросами. Вместо этого я обратилась по почте в Семейную Службу с просьбой ответить на возникающие у меня вопросы, касающиеся моей личности. Тем не менее я испытала шок, когда получила по почте краткое резюме, подтверждавшее мой статус приемного ребенка. В свидетельстве о рождении были указаны имя и возраст моей матери на момент моего рождения, а также имена, которые она мне дала. Кроме того, там была книга под названием «Больше никаких тайн». Но еще оставалось множество тайн, и в последующие десять лет бывали моменты, когда я почти отказывалась от мысли когда либо раскрыть тайну своего прошлого. Было так много разочарований, так много бесплодных поисков.

Мой поиск получил новый толчок, когда я познакомилась с Мэри Мадден – терапевтом, которая обучалась у Станислава и Кристины Гроф в США и была сертифицированным практиком Холотропного Дыхания. Мэри и, позднее, Тэв Спаркс (Руководитель Трансперсонального Тренинга Грофа), стали главными фасилитаторами в моих сеансах Холотропного Дыхания и моими близкими подругами. При их поддержке я пустилась в волнующее путешествие самоисследования, в ходе которого у меня было много трудных переживаний в обоих холотропных сеансах, в сновидениях и в повседневной жизни.

У меня возникали воспоминания о том, что в детстве меня неоднократно подвергал сексуальному оскорблению и жестоко насиловал мужчина, говоривший только по-итальянски и не знавший английского. Меня беспокоило то, что я не могла связать эти переживания с конкретными событиями своей предшествующей жизни. У меня начались мигрени, которые, казалось, имели какое-то отношение к моему травматическому рождению с использованием акушерских щипцов. В разные времена у меня на лбу и на теле сами собой появлялись кровоподтеки, похожие на отметины, остававшиеся у детей от щипцов в многочисленных случаях родовспоможения, свидетелем которых я была. Я отчаянно пыталась вспомнить, происходило ли все это в действительности; быть может, я вытеснила это из сознания.

На этом трудном этапе моего самоисследования я отдалилась от своего партнера, от семьи и друзей. Я была растерянной и дезориентированной. Казалось, я временно утратила все точки отсчета и волю к жизни. Вспоминая об этом, я благодарна за постоянную любящую поддержку со стороны Мэри Мадден и Тав Спаркс, а также сообщества Холотропного Дыхания и семьи, позволившую мне пережить этот кризис. Я убеждена, что без нее я бы покончила с собой.

Хотя до этого у меня была очень ограниченная связь с сообществом коренных жителей, во многих из моих внутренних переживаний фигурировали туземные люди и темы. Некоторые из этих переживаний возникали во время сеансов работы с дыханием, другие появлялись спонтанно в сновидениях и в повседневной жизни. Я с необычайной ясностью и яркостью видела, как ко мне приходят бабушки-старейшины аборигенов, делятся со мной своим знанием и показывают мне практики, значительно повышающие мои способности как акушерки. Это вдохновило меня на организацию совместной, частично финансируемой государством первой в Квинсленде независимой программы акушерства.

Однако в течение всего этого времени мне не везло в поисках моей биологической матери. Я продолжала тщательно документировать свои переживания в дневниках и обильно зарисовывать сцены, которые меня преследовали. Результатом стала серия пастельных рисунков, подтверждающих и иллюстрирующих мой бурный внутренний процесс. В 1995 г. у меня был первый прорыв, когда Служба Пропавших Людей Армии Спасения обнаружила мою бабушку и дядей по материнской линии, живших в Сиднее, а потом и мою биологическую мать, которая жила в Новой Зеландии. Однако мои родственники отказывались иметь со мной какое-либо дело, и это было ужасно.

Наконец, полгода спустя, моя родная мать нехотя написала мне. Ее письмо было кратким, но принесло неожиданное подтверждение моих переживаний. В нем мое зачатие описывалось как результат изнасилования, совершенного итальянцем, не говорившим по-английски. В то время моя мать была подростком из маленького городка далеко на севере Квинсленда. Она была не только жестоко травмирована изнасилованием, но подверглась осуждению и позору со стороны своей семьи. После двух неудачных попыток аборта, ее отправили в приют для незамужних матерей в Брисбене. После моего рождения, которое она описывала как «травматические роды с помощью щипцов», мою мать отправили на корабле в Новую Зеландию, даже не позволив ей меня увидеть или коснуться. Она приложила все силы, чтобы оставить прошлое позади и начать все заново. В своем письме она желала мне добра и пресекала будущие попытки связаться с ней. Вместо того, чтобы принести чувство разрешения проблемы, мои переживания в сеансахХолотропного Дыхания продолжились с новой силой.

В одном из своих сеансов я отождествлялась с женщиной из традиционной культуры аборигенов, которая жила в историческом контексте, относившемся к концу XIX в. Эту женщину связывали, насиловали и били двое приехавших верхом мужчин в форме. В центре события, судя по всему, было насильственное отнятие двух ее детей; чтобы не дать ей последовать за ними, ее ноги связали, облили бензином и подожгли, причинив ей сильные ожоги. Я продолжала документировать в дневнике и зарисовывать эти эпизоды, пытаясь сохранить здравый рассудок. Однажды, после сеанса терапии, в котором снова развертывалась туземная тема, я по совету Мэри Мадден позвонила в службу международной телефонной связи и заказала разговор с Новой Зеландией. Я отчаянно надеялась поговорить со своей биологической матерью, и эта попытка удалась.

В последовавшей за этим беседе, моя мать открыла мне, что моя прабабушка была женщиной из традиционной общины аборигенов и наглядно описала родословную сексуальных, эмоциональных, физических и духовных оскорблений – историю, в которой из поколения в поколение дочерей зачинали путем изнасилования, а затем крали. Я чувствовала надежду и воодушевление; казалось, тайна, наконец, раскрывается. Однако после этого разговора моя биологическая мать отказалась от дальнейших контактов. В отчаянии, я обратилась в организацию аборигенов «Воссоединение» с просьбой помочь мне в подтверждении моего статуса коренного жителя. Они не могли оказать мне поддержку без разрешения моей биологической матери, а на это не приходилось рассчитывать. Мое отчаяние росло.

Мои приемные родители стойко поддерживали это путешествие, и однажды мой отец случайно нашел номер телефона, который позволил окончательно раскрыть всю историю. Я связалась с организацией под названием «Общество и личные истории», где согласились расследовать мой случай. Несколько месяцев спустя меня пригласили на встречу с социальным работником, который передал мне многостраничную документацию за период 1895–1918 гг., подробно описывающую историю моей прабабушки, незаконной дочери пожилого ирландского землевладельца на дальнем севере Квинсленда. Он добивался исключения из Акта о защите аборигенов, чтобы его дочь-полукровка могла вернуться из услужения и ухаживать за ним.

Этот мужчина упоминал, что «взял в любовницы чистокровную женщину-туземку по имени Нунинджа, отчего родились двое детей-полукровок». Был также полицейский рапорт, касавшийся двух полицейских, посланных верхом, чтобы поймать «девку и двух ее детей», которые впоследствии были отправлены в услужение и в «лагерь черных». В нем подтверждалось, что «девка» не вернулась из-за несчастного случая и ран от костра. Это было поразительное подтверждение переживаний в моем сеансе работы с дыханием. Меня направили к консультанту по Украденным Поколениям, что было ценным утверждающим и преобразующим опытом. Я снова связалась с «Воссоединением» – организацией, ответственной за воссоединение семей аборигенов, затронутых Украденными Поколениями. Я летала в Сидней вместе с консультантом Робертом Штурманом для трехдневного воссоединения с моей бабушкой и дядей Робби. Невозможно полностью выразить словами то чувство, которое я испытала, когда вошла в комнату бабушки. Эта миниатюрная женщина, всхлипывая, крепко обняла меня, и повернувшись к своему сыну, сказала: «Наконец-то наша детка дома!»

Я выяснила, что когда сотрудники Армии Спасения установили контакт с моей бабушкой за несколько лет до этого, она только что перенесла инсульт. Ее старший сын прогнал их, желая защитить свою мать. Когда она поправилась и узнала, что я пыталась установить с ней связь, они не имели представления о том, какое агентство с ними связывалось или как с ним снова связаться. С тех пор мой дядя умер от инфаркта, и моя бабушка, глубоко духовный человек, каждый день молилась о том, чтобы я могла к ней вернуться. Между мной и моей биологической матерью по-прежнему нет никаких контактов, однако с дядей Робби у меня установились хорошие отношения. После нашего воссоединения он написал мне в письме: «Я старался понять, почему ты так изменила нашу жизнь. Потом до меня дошло, что ты завершила нашу семью, когда появилась у бабушкиной двери. Как будто круг, наконец, замкнулся. Мы горячо тебя любим». Бабушка умерла в год после нашего воссоединения; в глубине души я чувствую, что она ждала, чтобы встретиться со мной. Я вечно буду благодарна тем, кто поддерживал мое бурное путешествие домой.

Мы попросили Мэриан резюмировать для нас перемены в ее жизни, которая она связывает со своими переживаниями в тренинге Холотропного Дыхания. Мы получили от нее следующее письмо.

Бремя моих разрушительных унаследованных и перинатальных переживаний наложило на меня отпечаток безнадежно испорченного и крайне отрицательного отношения к жизни. Более трех десятилетий я чувствовала себя все более неспособной перестать наносить неизбежный вред своему здоровью, личным и профессиональным отношениям, усугубляемый утратой связи с моей культурой, духовностью, семьей и общиной. Мои переживания в сеансах Холотропного Дыхания, проходившие при необычайно умелой и чуткой поддержке, привели к уменьшению обессиливающих мигреней, разрешению хронических проблем зависимости, в том числе, булимии и наркомании, избавлению от изнурительной депрессии с суицидальными тенденциями и сопутствующих оскорбительных отношений.

Блага, полученные мной благодаря процессу Холотропного Дыхания глубоко изменили мою жизнь. Я считаю, что оно преобразило мою жизнь на всех уровнях – духовном, эмоциональном, интеллектуальном, физиологическом и социальном.

Я испытываю горячее побуждение пропагандировать Холотропное Дыхание среди коренного населения, так как оно способно преобразовывать тяжкое бремя, унаследованное теми, кто пережил холокост постколониального вторжения. Я убеждена, что оно – как священная техника – предлагает современное решение, которое снова соединяет нас с нашей историей, охватывающей десятки тысяч лет, когда коренные австралийцы проводили мощные церемонии для поддержки осознания и сохранения благополучия. Я бесконечно благодарна Холотропному Дыханию и тем, кто способствовали этому процессу с такой убежденностью и чистотой.

Надеюсь это или, по крайней мере, что-то из этого будет полезно. С любовью, Мэриан.

Когда мы попросили у Мэриан разрешения включить ее волнующую историю в нашу книгу, она захотела удостовериться, что мы упомянем глубокую благодарность, которую она чувствует к Тэву Спарксу, руководителю Трансперсонального Тренинга Грофа, и к Мэри Мадден, своему терапевту и сертифицированному практику Холотропного Дыхания, за ту решающую роль, которую эти два замечательных человека сыграли в процессе ее исцеления. Она убеждена, что без их искусного руководства и преданной поддержки, она бы не смогла смело встречать вызовы и эмоциональную боль своего трудного внутреннего путешествия и довести его до успешного завершения. Мэриан передала свою волнующую историю в коротком фильме «Нунинджа: кошмары из украденного прошлого», который теперь можно приобрести (mwobcke@bigpond.com).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.