10. ОТДАЙТЕ МОЮ РЕЗИНКУ

10. ОТДАЙТЕ МОЮ РЕЗИНКУ

Восьмилетний Артур выглядел как ангелок. Он был худенький и белокурый. Волосы тщательно расчесаны, руки сложены на коленях. Запись на столе терапевта гласила, что он ударил свою учительницу, в два раза выше и тяжелее его. В результате удара был сломан нос и учительница оказалась в больнице с сотрясением мозга. Артур был из приятной семьи среднего класса. Его отец, тоже Артур, был высоким молодым человеком в очках с роговой оправой. Мама — несколько нервозная блондинка. На первом интервью присутствовала также его шестилетняя сестра Рут.

Терапевт — Марта Ортис, психиатрическая сестра, — начала разговор:

— Из того, что вы сказали мне по телефону, я поняла, что вас привели сюда школьные проблемы сына.

— Да, именно это, но существуют и другие проблемы, — ответил отец, произнося слова медленно и неуверенно, как будто ему было нелегко говорить с терапевтом.

— Расскажите мне о них, — попросила миссис Ортис.

— Нас больше всего заботит то, что Артур не контролирует свою раздражительность. Когда он попадает в ситуацию, в которой не может получить то, что хочет, он немедленно впадает в истерику. Все это кажется абсолютно неконтролируемым и отравляет нашу жизнь. Это не просто обычные детские капризы. То, что происходит, просто ужасно. Я не могу никак повлиять на то, что с ним происходит.

Мама слушал отца, явно нервничая. Сестренка, высунув язык, дразнила брата, который сидел, отвернувшись от нее.

— Это проблема школы или дома? — спросила терапевт.

— Школы и дома. Она недавно вспыхнула и дома. Проблемы начались в школе три года назад с мелких инцидентов.

— Каких именно?

— Ну, я не хочу повесить все на Артура, потому что дело не только в нем, а во всех нас. Мы просто используем тебя как пример, — сказал он, обратившись к Артуру. — Проблема со всеми, правда.

— Я знаю, что я раздражительный, — отозвался мальчик.

— Я всех выслушаю по очереди, — успокоила терапевт, вновь повернувшись к отцу.

— Проблемы застарелые, — продолжал отец, — а что касается школы, ну, я не совсем в курсе, но что-то там произошло, Артур развернулся, ударил учительницу и сломал ей нос. Для нас все это было очень болезненно.

— Линейкой или…? — уточнила, недоуменно поглядывая на хрупкого мальчика, миссис Ортис.

— Кулаком. Прямо в нос. После этого нас вызвали к директору, и Артур в конце концов извинился перед учительницей. Но мне кажется, он так и не почувствовал раскаяния. До этого ин-циндента нам удавалось справляться с ситуацией, если не считать того, что Артур не любит делать уроки. Он просто выходит из себя, когда мы просим сесть за уроки. В любом случае, мы с женой после того инцидента восемь недель посещали программу «Обучение родителей эффективности». Я пытался использовать это. Жена скажет, что не пытался, но это не так. Иногда это работает, но чаще никак не связано с ситуацией, особенно со вспышками раздражительности. В общем, месяц назад соседи, у которых гиперактивный ребенок, дали нам почитать одну книгу. Мы решили, что проблема может быть связана с питанием. Ну, мы посадили Артура на диету, но он ее периодически нарушает. С тех пор, как он на диете, по меньшей мере раз в день у него вспышка. Он вообще потерял способность бороться со своей раздражительностью.

Мама, когда ее спросили о проблеме, рассказала:

— Она развивалась постепенно в течение нескольких лет. Как бы строилась. В детском саду, в первом и во втором классе у него были очень хорошие учителя. По-настоящему понимающие люди. Но время от времени он просто упирается и отказывается делать то, что просят. Если он решит что-то не делать, он этого делать не будет. Сдвинуть его невозможно. Сейчас эта проблема заслонила все. Потому что, когда он вспылит, мы никогда не знаем, чем это кончится. Когда приступ проходит, Артур устает и остальное время плачет. Он так сильно ударил учительницу, что ее пришлось госпитализировать. Он сделал ей очень больно. Два синяка и сотрясение. Теперь Артура перевели в другой класс, и ему очень плохо.

Когда маму попросили проанализировать ситуацию, она сказала:

— Он должен все контролировать. Должен контролировать. Когда Артур теряет контроль над ситуацией, такое ощущение, что он чувствует, будто теряет нити управления, и не хочет этого. Он должен сообщать учительнице, что будет делать, а что — нет. Сейчас он в своем классе в изоляции.

Терапевт обратилась к мальчику, и тот сказал:

— Мне кажется, в этом классе я веду себя лучше. Думаю, что если постараюсь, смогу лучше учиться. Я хочу сидеть на диете, но все время нарушаю ее.

— Что для тебя самое тяжелое? — спросила терапевт.

— Мои вспышки раздражения. Папа подарил мне боксерскую грушу, и когда у меня нет приступа раздражения, я в нее стучу, вроде бы помогает. У меня обычно много энергии, когда наступает приступ.

— Хорошо, — сказала миссис Ортис, — теперь я хочу поговорить несколько минут с вашими родителями, поэтому прошу, молодые люди, пройти в приемный покой.

Оставшись наедине с родителями, миссис Ортис сказала, что хотела бы выяснить, что в прошлом срабатывало в воспитании сына и дочери и как их шестилетняя девочка уживается с братом.

— Сейчас Рут борется с ним, — ответил отец. — Раньше боялась, а сейчас борется за себя. Он бьет ее, а она не убегает, а пытается дать сдачи. В каком-то смысле это хорошо, но я боюсь, что он ей голову снесет.

— Вы боитесь этого мальчика? — спросила миссис Ортис.

— Я вам кое-что расскажу, — ответил отец с нескрываемым восхищением в голосе. — Неделю назад у нас произошел невероятный случай. Я слышал обо всех этих приступах, но сам ни разу не видел ничего из ряда вон. Где-то недели две назад он заупрямился по поводу какой-то ерунды, и с ним случился этот припадок. Я схватил лопатку и шлепнул его по заднице. У меня сердце кровью обливалось, когда я это делал. Так вот, на него это не произвело ни малейшего впечатления. Что бы вы ни делали, ему на это наплевать. Он никогда не покажет, что задет.

— После вашего шлепка он не прекратил истерику? — спросила миссис Ортис.

— Нет, только начал бить меня. Я ему не мешал, и он стоял и колошматил меня изо всех сил.

Терапевт подвела итоги их усилиям: диета, программа «Обучение родителей эффективности», шлепание.

— Приступы — это что-то отдельное, особенное. Как будто внутри у него переключатель, — вступила в разговор мама.

— Вы боитесь этого мальчика? — теперь уже ее спросила миссис Ортис.

— На личном уровне я его не боюсь, — покачала головой мама. — Но я внимательно слежу за ним. Не хочу, чтобы он сделал больно себе или кому другому или разрушил дом. — Она засмеялась. — Я имею в виду, что лично я не боюсь, что он меня поранит. Но все это очень неприятно.

— Что меня пугает, так это то, что я не понимаю этого, — сказал отец. — Это ненормально.

— Да, это, без сомнения, ненормально, — отозвалась мама.

— Я никогда раньше не видел ребенка в таком сумасшедшем состоянии. Просто страшно — как будто он одержим. Я даже подумывал об этом. Это просто другой человек.

— Кажется, что у него в душе — безграничный гнев, — продолжала мама, — и я хочу понять, что же стоит за этим гневом. В чем причина? Он не чувствует себя в безопасности. Много, много раз он говорил, что папа его не любит или что папа его ненавидит. Чаще всего я позволяю ему выговориться, а потом привожу ему конкретные примеры того, что папа для него сделал.

Узнав, что поблизости не живет никто из родственников, а значит нет никого, чтобы помочь этой паре, терапевт позвала мальчика для беседы. Когда терапевт попросила описать какой-нибудь конкретный случай, вызвавший проблему в школе, выяснилось, что таковой случился на этой неделе. «Это было связано с резинкой», — попыталась рассказать мама, но терапевт попросила рассказать самого мальчика.

— Учительница послала меня в учительскую, — сказал Артур, — потому что нельзя так делать руками, — он показал, как нельзя крутить руками. — Она послала меня в учительскую, и за дверью я нашел резинку. Я ее вертел в руках. Я пришел в учительскую, а там кто-то уже сидел на моем стуле. — (Он так часто бывал в кабинете директора, что завоевал себе право иметь там «свой» стул.) — Тогда я взял другой стул и подвинул его, чтобы у меня было что-то вроде парты. Я крутил резинку, и один из моего класса пришел и принес мне задание. Я смотрел в книжку, а тут подошла секретарша и забрала мою резинку. Она сказала, что не отдаст резинку, пока не выполню задание. Я хотел, чтобы она отдала мою резинку, вот я и пошел за ней, и она меня оттолкнула. С этого все и началось.

— С этого началось что? — уточнила терапевт. — Что случилось потом?

— Ну, я не все помню, — невнятно пробормотал мальчик. Терапевт попросила родителей выяснить, как именно вел себя

Артур, и отец стал его расспрашивать. Сначала поинтересовался, что в первую очередь подняло всю бучу. Мальчик ответил: «Резинка». Отец заметил, что складывается впечатление, будто началось все еще в классе, и спросил, что там произошло. Описывая учительницу, которая заменяла в тот день их постоянную, мальчик сказал:

— Она велела мне сидеть спокойно. Я прекратил крутить пальцы, но она сказала, что я все равно не сижу спокойно. И она послала меня в учительскую. За дверью я поднял резинку.

— Когда ты крутил пальцы, а она велела прекратить, — продолжал расспрашивать отец, — ты прекратил?

— После первого раза прекратил, а второй раз должен был идти в учительскую. Я не делал ничего, я не знаю, что случилось. Она противная училка, мне она никогда не нравилась.

Отец попросил рассказать, что случилось с резинкой, и терапевт протянула ему резинку, чтобы мальчик показал, что с ней делал. Мальчик продемонстрировал, как играл, пока секретарша не взяла резинку.

— Она сказала: «Отдай мне ее» или что? — продолжал отец.

— Она сказала: «Отдай мне ее».

— И ты отдал?

— Да, — кивнул мальчик. — Я сказал: «Что вы будете с ней делать?» Она сказала, что не отдаст, пока я не закончу задание.

— Это тебя и взбесило? — спросил отец.

— Да, потому что я пытался сделать задание. Я ей это сказал, а она сказала: «Прости, но сначала ты должен сделать задание, а потом я верну тебе резинку». Я сказал ей, что не знаю, что делать. Если бы она сказала, что делать, я бы сделал, а мою резинку она должна отдать. С этого все и началось. Потому что я подошел к ней за резинкой, а она оттолкнула меня.

— Хорошо, покажи как, — сказал отец, и мальчик показал, как он шел за резинкой. — Что она сказала? — продолжал отец.

— Она сказала, чтобы я занимался. Я сказал, чтобы сначала отдала мне резинку. Потому что я пытался понять, как делать задание. Тогда она стала ругаться на меня и пыталась заставить меня сесть, потому что я хотел получить резинку.

— Секретарша приказала тебе сесть? — спросил отец.

— Да, она все время приказывала всякое. А потом миссис Джонс позвонила домой, и я пошел домой.

— Ты начал обзывать ее?

— Я сказал: «Отстань от меня».

— Секретарша тебя толкнула?

— Да, по всей комнате меня толкала.

— Вот так? — спросил отец, толкая его для иллюстрации.

— Да, — ответил Артур. — Я боялся, что она меня в окно вытолкнет.

— Ну, ты тоже плакал. Когда я пришла, ты так сильно плакал, — вступила в разговор мама.

— Нет, — возразил мальчик. — Я не плакал, но они толкали меня. Трое повалили меня, и я не мог пошевелиться.

— Кто трое? — спросила мама.

— Две секретарши и мужик из отстающего класса. Он тоже толкал меня.

— Ты отбивался? — спросил отец.

— Да, я пытался встать.

— Ты пытался ударить их? Секретарша сказала, ты ударил ее по руке, да?

— Да, но не очень сильно. Потому что они толкались как черти. Я ударил ее, потому что она толкала меня. Я припер ее к стенке, и тогда мисс Доги сказала: «Если мы оставим тебя в покое, ты остановишься?» Я сказал: «Да, если оставите в покое, остановлюсь». Я остановился, и тут ты пришла, — он посмотрел на маму.

Терапевт попросила маму продолжить рассказ с этого места.

— Я не имела представления, что там происходит, — стала рассказывать мама. — Секретарша позвонила мне. Она очень мягкий, спокойный человек. Я с ней знакома около четырех лет, и она нам всегда была добрым другом. Секретарша позвонила и была в очень возбужденном состоянии. Она сказала: «Вы не смогли бы прийти прямо сейчас, вы нам очень нужны». У меня внутри все оборвалось. Я подумала, что он упал с колец и разбил себе череп или что-то в этом роде. Я не имела представления, что происходит. В общем, когда я вошла, он стоял спиной к стене и весь дрожал. Обе секретарши были на грани слез. Артур плакал, и я подбежала к нему.

— Я не плакал, — не согласился Артур. — Я просто не мог восстановить дыхание. Они толкали меня об стену. Мама продолжала: «Я спросила: „Артур, что происходит?“, а он: „Отдайте мою резинку“. Я снова спросила, что случилось, а он снова: „Отдайте мою резинку“. Я могу вас уверить, он был в истерике. Наконец, одна из секретарш вытащила резинку и сказала: „В ней все дело“. Я взяла ее, протянула Артуру и сказала, что сейчас мы идем домой». Я вас уверяю, он просто не мог вернуться в класс в тот день. У секретарш был нервный срыв, у него тоже. Поэтому я его просто увела". Когда ее спросили, как отец узнал о происшествии, она сказала, что позвонила ему: «Обычно я не звоню с плохими новостями на работу, но тут я решила, что ему лучше узнать, что происходит. Когда он пришел домой, я все рассказала. Все это произошло после случая со сломанным носом, когда Артур выкрикивал ругательства в кабинете и ударил учительницу. Я не знала, сможет ли он вернуться в школу. Я была так расстроена».

— И что вы сделали с этим молодым человеком? — терапевт обратилась к отцу.

— Я расспросил его, чтобы понять, что же произошло. Я не знаю. Я начал осознавать, что нам требуется помощь. Пока проблема еще не выросла до таких размеров, мне казалось, может быть…

— Дайте мне сказать… — прервал его мальчик.

— Твой папа еще не закончил, — остановила его терапевт.

— Раньше я думал, — продолжил отец, — что ему не хватает моего внимания или чего-то еще. Я чувствовал за собой вину. И стал находить время заниматься с ним. Ничего не изменилось.

— Нет, это помогло, — сказал мальчик.

— Итак, вы пытались говорить, вы пытались больше времени проводить вместе, — подытожила терапевт. — Что вы еще пытались делать? Понимаете, нет смысла повторять то, что вы уже делали и что не сработало.

— Да, — согласился отец. — Мы в отчаянии. Не знаем, что делать. Последнее, что нам пришло в голову: на прошлой неделе мы с женой молились на коленях.

— Хорошо, вы и молиться пробовали. Что вы еще пробовали?

— Программа для родителей.

— Диета, — добавила мама.

— Да, — сказал отец, — диета, и еще будем молиться.

— Да, — поддержала мама. — Я хотела то же самое сказать. Наш педиатр тоже старомоден. Он сказал: «Не шлепайте его рукой. Хотите пороть, купите плоскую лопаточку для теста. Будет больно, но не причинит никакого вреда». Я купила и поняла — ну, на мой взгляд, — это было большой ошибкой. Так не стоило делать. — Итак, вы испробовали и лопаточку. — И порку. Но к этому возвращаться я категорически не хочу. — Кого же именно мальчик бьет? — Приступ может случиться с любым, — ответил отец. — Иногда ой так нервничает, что поднимает обеденный стол — а стол у нас не из легких. Сын здоровый как бык. Так вот, он поднимает стол и отпускает его с размаху. В тот вечер, когда у него был приступ со мной, я ему сказал: «Разнеси дом в щепки, мне все равно». С меня было довольно. Он начал швырять и ломать вещи, и в конце концов я должен был приказать ему прекратить.

— Когда он бьет свою сестренку, Рут, — спросила терапевт, — каковы последствия для него лично? Чего он ожидает, когда бьет кого-нибудь?

Наступила долгая пауза, и стало очевидно, что никаких четких последствий не ожидается.

— Не знаю, — ответил отец. — Зависит от ситуации. Обычно я просто свирепею. У меня возникает свой маленький приступ. Наверное, это и послужило ему образцом. Не знаю, — он беспомощно махнул рукой.

— Итак, если вы рядом, он может ждать, что доведет вас и у вас тоже случится приступ.

— Ну, недавно я пробовал то, что нам советовали на этих курсах для родителей. Если он ударит сестру, я развожу их. Если я знаю, что она не виновата, я также ударю его либо лопаточкой, либо рукой. Но это абсолютно ничего не значит. Я делаю это исключительно из-за растерянности.

— Когда драка начинается, — сказала мама, — я беспокоюсь о Рут. Иногда она подначивает его, потому что знает, что побитая получит от нас сочувствие. Вот она и напрашивается. Она дразнит брата, потому что ее способ — дразнить и изводить, а его — бить. Он очень агрессивный, а она больше вредная.

— Сняты с нас под копирку, — заметил отец, показав на себя и на жену.

— До битья ты не доходил, — засмеялась жена.

— Что вы имеете в виду? — спросила терапевт.

— Раньше у меня были такие же припадки, как у Артура, — объяснил отец. — Я, правда, в такую ярость не приходил. Контроль не терял.

— Ты не бил меня, — сказала жена, — но с ума сходил основательно.

— В первые пять лет нашего брака я частенько сходил с ума. Она разочаровывала меня до смерти. Мне не удавалось побороть разочарование, я готов был головой об стенку стучать. Точно как Артур, страшно обиженный и разочарованный.

— Я стучу, но не хочу этого делать, — вставил Артур.

— Он очень расстраивается, — продолжал отец, — но если бы я ударил свою жену, я бы ее убил. Однажды я закатил ей пощечину, а потом слышал об этом много лет подряд. Я себя утихомирил в последние два-три года. Стал контролировать себя и чувствую себя в браке более уверенно. Мы стали лучше понимать друг друга. Не то чтобы мы не ссорились — ссоримся. Но мне как-то лучше удается держать себя в руках, и я понимаю Артура, когда он не контролирует ситуацию.

К этому моменту терапевт собрала всю необходимую информацию. Она проконсультировалась с руководителем, и план действий был определен. Проблема состояла не только в том, что предложить родителям, но и в том, чтобы выбрать то, что они смогут выполнить. Они чувствовали себя беспомощными и считали, что сделали все мыслимое и немыслимое. Уговорить их действовать было так же важно, как решить, что же они могут сделать, чтобы предотвратить вспышки насилия со стороны своего сына. Проблема состояла не в обучении, так как они знали, что и как делать, а в том, чтобы заставить их это делать.

Терапевт представила родителям простой и выполнимый план. Чтобы убедить их выполнять этот план, который на самом деле являлся для них тяжелым испытанием, потребовалось задействовать техники подготовки и убеждения. Прежде всего было принято допущение, что в чем бы ни состояла функция или значение агрессивности мальчика, она демонстрировала нарушение семейной иерархии. Родители не отвечали за семью; ответственность мальчика за семью повышалась год от года. Каждый раз, когда вспыхивала ссора и драка, именно мальчик определял сценарий происходящего. Итак, родителям было необходимо объединиться и взять на себя ответственность, несмотря на все противоречия между ними. Причем сделать это так, чтобы добиться успеха.

Первый шаг был уже сделан, так как родителей убедили в необходимости действовать. Серьезность проблемы была подчеркнута тем, что терапевтическое интервью проводилось со всей семьей, а не с ребенком или мамой. Во время интервью дети были отосланы из кабинета, и это провело границу между детьми и родителями и определило действительный статус последних.

Когда терапевт вместе с родителями установила атмосферу совместной озабоченности проблемой, для постановки задачи был вызван мальчик, в то время как сестренка оставалась в приемной. Это помогло сконцентрировать внимание родителей на конкретной проблеме.

Терапевт не обвиняла мальчика; обвинения заставили бы родителей видеть в терапевте сурового и недалекого человека. Напротив, она выразила симпатию к мальчику и даже похвалила за смышленость. Таким образом, родителям было позволено думать о проблеме как уникальной, не имеющей аналогов в других семьях, а значит, задача перевоспитания сына была определена как серьезная проблема.

Слияние школьных и домашних проблем произошло, когда ребенка и родителей попросили восстановить в деталях инцидент с резинкой. Это был также способ привнести проблему в кабинет, вместо того, чтобы лишь обсуждать ее. Наконец, терапевт избрала наиболее прямой путь и просто сказала родителям, что они должны обуздать своего сына. Все возражения были отметены, родителям ничего не оставалось, как действовать.

— Я думаю, парень вас опережает на шаг, если не на два, — сказала терапевт. — Пора вам вместе навалиться на проблему, если мы собираемся найти работающий способ, — она улыбнулась. — Сейчас пришло время обеспечить ребенка навыками, с которыми ему придется жить всю жизнь. И только от вас двоих зависит, что же он получит. Вы обязаны. Другого способа нет. Конечно, вы можете пофантазировать о специальной школе или других вариантах, но в конце концов проблема вернется к вам, ребята, — к наиболее значимым для него людям. Чтобы вырастить из него человека, вы должны сейчас взять ответственность за него на себя. Отречься от этого нет возможности, вы обязаны сделать это, точка. На этой неделе мы разработаем план, а затем начнем его осуществлять. Готовы действовать, чтобы добиться изменений?

И терапевт пытливо посмотрела на родителей. Озадаченные, они в свою очередь уставились на нее.

— Конечно, — заверил папа.

— Именно за этим мы здесь — вторила ему мама.

На самом-то деле, здесь они были необязательно за этим. Многие родители приходят к терапевту, чтобы обсудить проблему или получить комментарии эксперта, или послушать умного совета. Изменения необязательно будут такими, каких они ожидают. Вот почему терапевт потребовала от родителей готовности к действиям.

— Хорошо, — сказала терапевт. — Давайте определим, какая проблема для вас важна. Чаще всего вы упоминали вспышки раздражительности.

— Это номер один, — кивнул отец

— Сюда включаются и ругань, и драки…

— И упрямство, — добавила мама.

— Все эти проявления мы классифицируем как вспышки раздражительности, — продолжила терапевт. — Похоже, весь этот комплекс — центральная проблема.

Родители согласились, что вспышки раздражительности — главная проблема и что они легко отделимы от остального поведения Артура.

— То, что я попрошу вас сделать, — сказала терапевт, — совсем не сложно. Каждый раз, когда у него случается приступ, вы должны запирать его в отдельную комнату.

Родители переглянулись, затем посмотрели на Артура. Было очевидно, что действенность этой меры вызвала у них сомнение.

— Потребуется свободная комната. Это может быть его комната, — предложила терапевт. — Это может быть ванная или кладовка.

— Хорошо, — спросила мама, — это должно быть что-то подходящее для него?

— Нет, выбор не за ним, — ответила терапевт. — Вот почему так приятно быть родителями. Они старше и мудрее, и за плечами у них — пройденный путь.

— Да, но проблема в том, что он сильнее меня, — возразила мама

В этом месте терапия сконцентрировалась на конкретных деталях выполнения тяжелого задания. Терапевт должна была заставить родителей принять директиву, у них же возникала масса возражений, на которые требовалось найти ответ. Задача заключалась не только в том, чтобы запихнуть мальчика в комнату; задача состояла и в том, чтобы родители действовали и думали слаженно и согласованно, впервые за долгое время жизни их ребенка.

— Если он сильнее вас, — пояснила терапевт, — то нам нужно как следует продумать эту часть плана, который мы с вами сейчас разрабатываем. Потому что мы должны заставить план работать, даже если вашего мужа нет дома. Вот это мы сейчас и обсудим. Даже если вашему сыну все это не понравится, вы не должны обращать внимание — в этом-то и состоит родительский долг.

— В свою комнату он не пойдет, — сказал отец. — Я не смогу заставить его пойти в свою комнату.

— Хорошо, тогда мы должны определить другое место.

— Такой комнаты просто не существует, — сказала мама. — И замка, который он не сможет сломать, не существует. Он однажды сломал замок в двери своей комнаты.

— Значит, мы должны принять меры, — продолжала терапевт. — Решить проблему жизненно важно именно сейчас, пока она не приобрела колоссальные размеры. В восемь он маленький крепыш, в десять он будет значительно крепче. А в пятнадцать он станет еще крепче. Потому-то важно не отклоняться от плана. Мы можем разгрузить его комнату, чтобы… или есть другое место?

— Понимаете, у нас не очень-то просторно, — сказал отец.

— Не сомневаюсь.

— У нас небольшой дом, — добавила мама. — Если мы поместим Артура в его комнате — ну, если он разнесет свою комнату, в конце концов, это его комната. Придется ему жить с этим.

— Итак, остановимся на его комнате? — уточнила терапевт. — Вы оба согласны с этим выбором?

Они оба кивнули, но мама добавила:

— Там дверь не очень прочная, может сломаться.

— Хорошо. Вот тут мы и должны принять дополнительные меры, — терапевт повернулась к отцу: — Как вы можете укрепить дверь?

— Поставить другую дверь, — сказал мальчик, но его комментарий остался без внимания.

— Проблема в том, — сказал отец, — что он и не позволит закрыть себя в комнате. Я не могу затащить его туда.

— До этого мы тоже дойдем. Давайте решать вопросы по порядку.

— Все это звучит забавно, — нервно засмеялся отец. — Вы что, серьезно говорите?

— Я абсолютно серьезна, — ответила терапевт.

— Вы можете поставить железную дверь, — снова встрял мальчик, и снова на него не обратили внимания.

— Знаете, — продолжала терапевт, — мы говорим о вспышках раздражительности, которые уже имели последствия. И вы, родители, просто обязаны помочь этому молодому человеку.

— Пожалуй, я могу оббить дверь, чтобы он не поранил себя, когда будет ее колошматить, — предложил отец.

— Каждый раз, когда у него приступ, вы будете запирать его в комнате на десять минут, — повторила терапевт. — Назовем это «тайм-аутом». Это способ погасить его ненормальное поведение. Каждый раз, когда у него вспышка раздражительности, он будет знать, что за ней последует.

— Когда он был маленьким, мы так и делали, — сказала мама.

— Вот и хорошо, — кивнула терапевт. — Значит мы просто возвращаемся назад.

— Проблема в том, — вступил отец, — что я не раз говорил ему: «Иди к себе в комнату», а он не слушался. Просто стоял как вкопанный. Я пытался тащить его, а он начинал драться и выворачиваться, приходилось хватать поперек туловища и нести. И если я его втащу в комнату, все что я смогу — захлопнуть дверь. Замка с наружной стороны нет.

— Сможете поставить? — спросила терапевт.

— Я не… мне и представить это трудно — как я тащу и запираю его в комнате, — печально проговорил отец. — Больно и подумать.

— Знаете, — терапевт мягко улыбнулась ему, — ведь вы оба пришли за помощью. И мы можем изменить его стиль поведения и направить на путь истинный. А вы уверены, что действительно хотите, чтобы этот кошмар прекратился?

— Вы говорите, что это единственное решение, — спросил отец-.

— Я говорю, что на этой неделе мы должны начать действовать. Вы испытали много способов, на этой неделе я хочу, чтобы вы попробовали мой. Итак, мы встретимся через неделю и посмотрим, как обстоят дела. Посмотрим, не потребуется ли что-нибудь подкорректировать. Но начинать надо сегодня. Может быть, я ошибаюсь, но мне казалось, вы сказали, что готовы начать делать что-нибудь, чтобы улучшить положение.

— Ну, — сказал отец, — я имел в виду, что мы раньше это делали. А вы хотите, чтобы мы снова вернулись к этому.

— Именно так, — твердо промолвила терапевт. — Но под моим руководством. И тогда мы встретимся через неделю.

— Нет, я готов это делать — я только…

— Готовы поставить замок?

— Надо врезать серьезный замок. У него там какая-то условная задвижка.

— Единственный замок, что оставался у нас, был сломан на прошлой неделе, — пояснила мама.

— Ничего, найду крепкий замок и поставлю на дверь, — сказал отец более решительно.

— Отлично, вы знаете, что нужно достать новую дверь, если потребуется. Этот аспект возьмите на себя. Каждый раз, когда дело доходит до приступа, я хочу, чтобы вы запирали его в комнате на десять минут. Так, когда вы оба дома, думаю, проблемы не возникнет — один может взять его под руки, другой — за ноги. Вдвоем справитесь?

— О, да, — кивнула мама.

— Точно, — согласился отец.

— Теперь, — продолжала терапевт, повернувшись к маме, — обсудим ситуацию, когда вы дома одни. У вас есть сосед или приятель, готовые прийти и помочь вам?

— Недалеко живет девочка, которая весит около пятидесяти килограммов, — задумчиво проговорила мама. — В экстренном случае я могу обратиться к ней.

— Это экстренный случай, — заметила терапевт.

— К сожалению, большинство наших соседей — пенсионеры. Я просто не могу обратиться с подобной просьбой к людям старше шестидесяти.

— Кто-нибудь еще, пусть даже пятидесятикилограммовая девушка?

— Да, — засмеялась мама, — ее я могу попросить.

— Я абсолютно серьезна. Итак, теперь каждый раз, когда Артур начинает свою истерику, он должен пробыть десять минут в комнате. Если он выходит и продолжает бесноваться, то идет обратно в комнату. Первый раз, может быть, мальчик проведет в комнате час, пока не успокоится. Может быть, и дольше, пока он не сможет вести себя нормально. Но каждый раз, когда он начинает или продолжает истерику, он отправляется в комнату.

— Хорошо, — согласилась мама.

— Я дам вам мой домашний телефон. Не стесняйтесь, звоните, если что. Встретимся на следующей неделе, а сейчас я бы хотела, чтобы вы объяснили Артуру все в подробностях. Не приступите ли прямо сейчас? — обратилась она к отцу.

Хотя мальчик присутствовал при разговоре, было очень важно, чтобы именно родители, а не терапевт, сказали ему, что они собираются следовать разработанному плану. Отец подозвал мальчика и предложил ему сесть на стул рядом с собой.

— Ты слышал? — начал отец.

— Да, я устал, — вздохнул мальчик.

— На следующей неделе, — сказал отец, — каждый раз, когда у тебя будут твои маленькие вспышки, мы будем помещать тебя в твою комнату и запирать дверь на десять минут.

— Ну, не удивляйтесь, если я сломаю дверь.

— Ну, это такая процедура, понимаешь? -Да.

— Отлично.

— А если он сломает дверь, — вступила терапевт, — это означает дополнительные десять минут.

— Хотите, чтобы я все двери в доме переломал? — мальчик посмотрел на нее.

— Мы поставим новую дверь, за это не волнуйся, — успокаивающим тоном заверил его отец.

На следующей неделе на встрече терапевта ждал удивительный рассказ. Мама сказала, что в субботу утром, когда ее муж играл в гольф, мальчик закатил истерику. Она схватил его и затолкала в комнату. На дверь еще не был поставлен замок, так что ей пришлось удерживать дверь полчаса, пока ее сообщение не дошло до мужа и он не приехал из клуба.

— Если не считать того случая, что произошел в субботу, — удивленно сказала мама, — мы провели чудесные выходные. Лучшие за много месяцев.

— Я поражена, — отреагировала терапевт.

— Я тоже, — засмеялась мама.

— Когда меня еще не было дома, — вступил отец, — он колошматил палкой с резиновыми наконечниками по двери. Чтобы дать выход своей ярости. Соседи не могли понять, что происходит. Моя жена отобрала у него палку, так что, когда я приехал домой, я принес ему в комнату боксерскую грушу, чтобы было что колошматить.

— Итак, это был единственный случай? — спросила терапевт.

— Ну, пару раз вспыхивала словесная перепалка, но ничего похожего на его приступы. Даже не помню, в чем там было дело.

— Это на самом деле была лучшая неделя за все прошедшие месяцы, — сказала мама.

— Прошлым вечером я остался с ним дома один, — продолжал отец. — Он говорит мне: «Мама сказала, что, если ты не будешь против, я могу пойти погулять». А за день до этого он гулял до темноты, и я ему отвечаю: «Нет, я против». Он что-то пробормотал и говорит: «Проклятье, я хочу гулять, это нечестно». Я просто промолчал, и он постепенно забыл об этом. Если бы это происходило на прошлой неделе, была бы колоссальная сцена по поводу запрета на прогулку. Я вам гарантирую.

— Я должна похвалить вас обоих, — объявила терапевт. — Вы так добросовестно проделали всю работу, которая выпала вам в выходные. Удерживать дверь в течение получаса не простое дело.

— Ей досталось, — кивнул отец.

— А вы — поспешили домой, поставили запор или что там требовалось.

— Ну, сначала я утихомирил его, — пояснил отец, — а потом поставил задвижку. Такая тяжелая, серьезная штука, но второй раз ею пользоваться нам не пришлось.

— Я не думала, что заключение в комнату хоть как-то на него подействует, — сказала мама. — Десять минут в комнате, с моей точки зрения, не могли произвести на него никакого эффекта. Для остальных могло стать облегчением, что он изолирован. Но он неожиданно так обиделся. Он не любит сидеть в своей комнате, и он дал мне это понять. В субботу утром, когда я тащила его, на полпути к его комнате он сказал: «Я прекращу. Я прекращу. Я сейчас успокоюсь». Я ему ответила: «Слишком поздно. Ты ударил меня и кричал на меня, и десять минут — это не навсегда». Прекратил он только примерно через час.

— Я должна похвалить вас за то, что вы столько выдержали. Единственное, что меня волнует, это скорость произошедшей перемены.

— Честно говоря, я поражена, — сказала мама.

— Вы привели ко мне мальчика, который разбил нос учительнице, и вся проблема виделась очень серьезной. Давайте немножечко подождем, посмотрим, не случится ли что-нибудь на следующей неделе. Посмотрим, не будет ли разработанный нами план хитро саботироваться. Понимаете, мы должны заранее спланировать, что вы будете делать, когда окажетесь в гуще битвы, — в прошлый раз вы были на высоте, но чего можно ожидать в будущем?

— Не знаю, — с сомнением ответил отец. — Всю эту неделю он делал все уроки. Это чудо.

Ни мама, ни папа, не смогли представить ничего, что могло расстроить выполнение плана. Терапевт предложила отцу сделать что-нибудь совместно с сыном для облегчения маминой ноши, и те решили приготовить однажды ужин. Казалось бы ерунда, но позже папа поделился своим удивлением по поводу огромного количества дел, которые им пришлось переделать, чтобы приготовить ужин на четверых.

На следующей неделе семья снова пришла к терапевту и рассказала, что все идет замечательно. Они обсудили проблемы органи-задии работы по дому и успехи мальчика в учебе. Через неделю они снова пришли на встречу, и снова все было в порядке, поэтому терапевт отпустила их через десять минут, предложив забрать плату за визит и потратить эти деньги на семейный ужин в каком-нибудь симпатичном ресторанчике.

На этом формальная терапия закончилась. Телефонные проверки подтверждали, что мальчик ведет себя хорошо. Часовая встреча по прошествии шести месяцев показала, что в различных аспектах их жизни наступило улучшение. Мама рассказала, что школьные дела Артура становятся все лучше и лучше и сейчас у него очень. хорошая учительница. Она добавила, что учительница стремится, чтобы Артуру было уютней в школе, хотя ей на это не всегда хватает времени и сил, шутка ли — восемнадцать мальчишек в классе. Мама также рассказала, что ее сын и учительница совместно разработали следующий план: когда Артур чувствует злость и уже не может нормально работать в классе, он сам идет в учительскую, садится там за парту и занимается. Это вполне удовлетворяет учительницу.

— Он сам заставляет себя работать в одиночестве? — переспросила терапевт. Она встала и пожала мальчику руку: — Я просто обязана пожать руку молодому человеку, который научился у родителей справляться со сложными ситуациями и покидать огневые рубежи, чтобы взять себя в руки.

— Он и помимо школы делает успехи, — гордо сказал папа и описал, как мальчик помогает по дому и выносит мусор.

— Он стал полностью отвечать за свою комнату, — добавила мама. — Каждое утро стелит постель. Раньше он это делал иногда, а сейчас практически все время.

Родители рассказали, что с сестрой Артура тоже все в порядке, в их стычках она храбро отстаивает себя.

Подводя итоги, мама сказала: «Мне кажется, сейчас ему намного лучше, потому что раньше он чувствовал, что может делать все, что взбредет в голову, несмотря даже на то, что сам ужасно страдал от сделанного. Я думаю, он счастлив знать, что его кошмарное поведение больше никто терпеть не будет. Больше я от него не слышала, что он себя не любит».

Позже терапевт спросила родителей, что, по их мнению, сделало терапию столь эффективной.

— Я был удивлен до глубины души, добившись решения проблемы, — сказал папа. — С профессионалами я раньше дела не имел, но считал, что все будет очень теоретически, потребуется по меньшей мере год и команда психоаналитиков, чтобы найти ответ. Думал, что проблема очень глубока, уходит корнями в десять поколений предков и так далее. Поэтому ваше решение посадить парня под замок в его собственную комнату очень меня удивило. Но мы чистосердечно выполнили задание, и этот прием сработал так здорово, что я просто глазам своим не поверил. В каком-то смысле это возродило мою веру в необходимость быть строгим. Годами я пытался общаться с моими детьми на уровне психологии.

— Я думала, что будет, — рассказала мама. — Вообще-то, я думала, что со мной что-то не в порядке. Потому что все шло вкривь и вкось, вот я и думала, что изменись я и все наладится. Я была совершенно сбита с толку, когда мы ушли от вас в первый раз. Я была готова попробовать то, что вы предложили, но была в полной растерянности. Я-то ожидала что-то вроде психоанализа, — она засмеялась. — А все, что вы сказали: «Да, ситуация действительно вышла из под контроля», и я подумала, что, ну, вы понимаете. Его надо изолировать, когда он так себя ведет. Когда ему было три-четыре года, я усаживала его на пять минут, а потом перестала это делать, — помолчав, она продолжала: — В нашей семье существовало два типа правил. Один — для всех, другой — для Артура. Столько обиды и возмущения накопилось. Решением вашим я была озадачена, но очень хотела попробовать. Я подумала, а действительно, почему он имеет право своими вспышками портить всей семье целый день? Его надо просто изолировать.

— Ему повезло, что у него есть родители, готовые бросить игру в гольф и подпирать дверь в течение получаса, рано утром и в ночной рубашке.

— Господи, как я рада, что все это позади, — воскликнула мама.