Глава 4 ЛСД

Глава 4

ЛСД

Возможно, открытие ЛСД, сделанное Альбертом Гофманном в 1943 г., обозначило бы новую эру в изучении человеческого разума, однако потребовалось целых шесть лет, чтобы известие об этом достигло Америки.

Казалось, никто в Соединенных Штатах не обратил внимания на открытие ЛСД даже после того, как в 1947 г. Гофманн и его швейцарские сотрудники опубликовали о нем статью. В 1949 г. известный венский врач Отто Каудерс отправился в Соединенные Штаты в поисках ассигнований на научные исследования. В Бостонском психиатрическом госпитале[34], одном из передовых центров психического здоровья, сотрудничавших с Гарвардской медицинской школой, он организовал конференцию, где рассказал о новом препарате, названном ЛСД. Милтон Гринблат, директор госпиталя по научным исследованиям, ясно помнит рассказ Каудерса о том, как бесконечно малая доза на время принесла «безумие» д-ру Гофманну. Гринблат говорит: «Нас очень интересовали препараты, которые могли превращать людей в шизофреников».

Если это средство действительно могло вызвать кратковременный психоз, рассуждали бостонские врачи, то, как они надеялись, противоядие могло бы излечивать шизофрению. Потребуются многолетние исследования, чтобы выяснить, что ЛСД не «моделирует психоз», однако бостонским врачам в 1949 г. рассматриваемое средство представлялось невероятно перспективным. Макс Ринкель, беженец из гитлеровской Германии (нейропсихиатр по профессии), был в такой мере заинтригован сообщением Каудерса, что быстро вступил в контакт с крупнейшей швейцарской фармацевтической фирмой «Сандоз», в которой работал Гофманн. По распоряжению руководства фирмы некоторое количество ЛСД было отправлено в Америку.

Последовало первое американское «странствие»[35]. Испытатель — Роберт Гайд, родившийся в Вермонте.

Он был вторым по значению психиатром в Бостонском госпитале. Смелый и решительный человек, Гайд счел, что ни одна новая программа не будет развернута, пока он не испытает препарат на себе. При эксперименте присутствовали Ринкель и главный врач госпиталя Г.Джексон Дешон; Гайд выпил стакан воды со 100 мкг ЛСД в нем — вдвое меньше, чем Гофманн, но все же это была мощная доза. Дешон описывает поведение Гайда как «не особенно странное». Всегда деятельный Гайд настоял на проведении обычного обхода в сопровождении своих коллег. Позднее Ринкель рассказал на научной конференции, что Гайд «в своем поведении уподобился параноику, обвиняя своих коллег в том, что они ему ничего не дали. Он также ругал нас и утверждал, что компания пошла на обман, прислав простую воду. Такое поведение не характерно для д-ра Гайда. Он очень любезный человек». Первый опыт Гайда не был столь драматичным, как опыт Альберта Гофманна, но тут следует учитывать, что, в отличие от Гофманна, Гайд не отправился в неизвестность. К добру или к худу, но в 1949 г. ЛСД прибыл в Америку и началось его собственное необычное «странствие». Исследователи в академических кругах приступили к его изучению в поисках знаний, которые принесли бы пользу всему человечеству.

Разведывательные службы, в особенности ЦРУ, в значительной мере субсидировали и направляли эту работу, стремясь узнать, как можно использовать этот препарат, чтобы сломить волю агентов противника, выведать секреты у тренированных шпионов и иным образом манипулировать поведением человека.

На протяжении 50-х гг. оба течения — оказание помощи людям и управление ими — комфортно сосуществовали. Затем, в 60-е гг., ЛСД покинул замкнутый мир ученых и шпионов и сыграл важную роль, вызвав культурный переворот, оказавший огромное влияние как на мировую политику, так и на личные убеждения и верования людей. «Странствие» продолжалось. Используя выражение из мюзикла «Волосы», это было «странствие» «молодежи Америки на ЛСД».

Однако поколение контркультуры не вышло еще из детской, когда в «странствие» отправился Боб Гайд: в течение нескольких лет сам Гайд не хотел становиться тайным консультантом ЦРУ. В это время ЦРУ и военные разведки пытались найти препараты и разработать иные экзотические методы, которые позволили бы завладеть разумом людей. Вернулось к жизни владевшее древними людьми желание управлять противником с помощью магических заговоров и волшебных напитков; несколько отделов ЦРУ состязались за право играть в этом ведущую роль. Сотрудники программы ARTICHOKE из Управления безопасности (как перед ними это пытались сделать в ОСС) бились над созданием «наркотика правды» или метода гипноза, которые можно было бы эффективно использовать при допросах. Одновременно в Технической службе проводили широкие исследования всей области применения химического и бактериологического оружия (ХБО) в секретных операциях. TSS была прямой наследницей Отдела исследований и разработок ОСС, во главе которого стоял Стенли Лавелл. Его сотрудники во многом сохраняли энтузиазм периода Второй мировой войны, когда Лавелл пытался отыскать «плохого мальчика» в каждом американском ученом. Специалисты TSS поставляли оборудование, используемое при проведении секретных операций: фальшивые документы, подслушивающие устройства («клопы»), отводы, таблетки для самоубийства, взрывающиеся морские ракушки, передатчики, вмонтированные во вставные зубы, фотокамеры, скрытые в табачных кисетах, невидимые чернила и тому подобные вещи. В дальнейшем эти чародеи технических новинок прославились самыми нелепыми ошибками, такими, например, как плохо сидящий рыжий парик Говарда Ханта.

Однако на начальном этапе деятельности ЦРУ они обещали радикально преобразить мир шпионов.

В Технической службе существовало подразделение, о функциях которого даже в самой TSS знали немногие. К осведомленным людям относились… сотрудники, связанные с применением химических веществ (и бактерий) против определенных лиц. С 1951 по 1956 г., то есть в те годы, когда интерес ЦРУ к ЛСД достиг своего апогея, во главе этого подразделения стоял уроженец Бронкса, химик по профессии, выпускник Калифорнийского технологического института Сидни Готлиб. (И далее, вплоть до 1973 г., занимая различные должности в TSS, он продолжал курировать проводимые ею бихевиористические программы). Когда Готлиб возглавил химическое подразделение, ему было только 33 года; продвигаясь по ступенькам карьерной лестницы управления, он сумел преодолеть сильнейшее заикание и косолапость. Описанный своими знакомыми как «компенсатор», он гордился тем, что, несмотря на врожденные дефекты, мог заниматься любимым делом — народными танцами. Возвращаясь из секретных поездок за океан, он каждый раз обязательно привозил новый танец, который исполнял с удивительной грацией. Без единой ошибки он произносил команды во время исполнения сложных танцев, заражая других своим энтузиазмом. Будучи человеком неортодоксальных взглядов, Готлиб жил в перестроенном им самим домике с женой, дочерью пресвитерианского миссионера в Индии, и четырьмя детьми. Каждое утро он вставал в половине шестого, чтобы подоить коз, которых держал на своем участке в 15 акров под Вашингтоном. Готлибы пили только козье молоко и делали из него сыр. Они также выращивали рождественские елки, которые потом продавали. Готлиб отказался дать интервью для данной книги. Но бывшие коллеги, у которых он пользовался большим уважением, описывают его как гуманиста, как человека интеллектуального, скромного и сильного, готового выполнять, по выражению одного из своих прежних сотрудников, «всю необходимую тяжелую работу». Тот же сотрудник с симпатией вспоминает: «Узнавая его, вы проникались к нему все большим уважением, ибо он был готов упорно работать, чтобы провести в жизнь свою идею. Для нас же важнее было усвоить эту идею, чем для него прекратить заикаться». Одна из его идей состояла в том, чтобы управление занялось исследованием возможности использования в качестве шпионского оружия нового неизученного наркотика ЛСД.

Среди высших кругов руководителей секретных служб, носивших официальное название Совет директоров, но широко известных под названием «отдел хитрецов», у Сида Готлиба был высоко ценивший его качества покровитель — Ричард Хелмс. В течение двух десятилетий Готлиб поднимался по ступенькам служебной лестницы вслед за Хелмсом, двигавшимся к высшей должности в ЦРУ. Хелмсу, рослому, элегантному «преподавателю», очевидно, нравилось, как еврею-химику, выпускнику нью-йоркского городского колледжа, удавалось разбираться в сложнейших технических проблемах и объяснять их неспециалистам. Готлиба отличали также лояльность и послушание; он умел выполнять приказы. Несмотря на то что обоих по субординации разделяла целая цепочка сотрудников, Хелмс предпочитал, минуя бюрократические церемонии, общаться непосредственно с Готлибом.

3 апреля 1953 г. Хелмс предложил директору ЦРУ Аллену Даллесу создать под руководством Готлиба программу «тайного использования биологических и химических материалов». Выразив мнение, что управление сможет применять разработанные при этом методы в «настоящих и будущих тайных операциях», Хелмс добавил, что «помимо наступательных возможностей разработка значительных средств в этой сфере… позволит нам получить сведения о теоретическом потенциале противника, который, возможно, будет не столь щепетильным, как мы, в использовании этих средств». Вновь, как это уже не раз происходило в истории создания бихевиористических программ, обороной оправдывали нападение: «Хелмс воображал себя высококлассным поваром. Среди людей этого круга было принято считать себя выше соображений опасности, риска, ценности человеческой жизни. Хелмс посчитал бы себя сентиментальным глупцом, если бы выступил против высказанного предложения».

13 апреля 1953 г. в тот самый день, когда Пентагон заявил, что каждый американский военнопленный, отказывающийся в Корее от репатриации, будет считаться дезертиром и расстрелян при поимке, Аллен Даллес принял вышеупомянутую программу в том виде, как ее предложил Хелмс. Учитывая «высокую секретность проведенной работы», Даллес согласился на то, чтобы проект получил название MKULTRA[36]. Он одобрил начальный бюджет в 300 тыс. долл., исключил программу из обычного финансового контроля ЦРУ и разрешил TSS начинать исследовательские проекты «без обычного подписания контрактов или иных письменных соглашений»; Он приказал бухгалтерам управления безоговорочно оплачивать счета, имевшие подписи Сида Готлиба и Уиллиса Гиббонса, возглавлявшего TSS.

Как это часто случается в правительстве, та деятельность, которую Даллес одобрил в виде проекта MKULTRA, проводилась еще до того, как он придал ей бюрократическую структуру. Годом ранее под кодовым наименованием MKDELTA секретные службы создали программу контроля над расходом продуктов ХБО. (А теперь проект MKDELTA стал оперативной составляющей проекта MKULTRA). В 1952 г. TSS заключила соглашение со Специальным оперативным управлением (SOD — Special Operations Division) армейского Центра биологических исследований в Форт Детрике, штат Мэриленд, по которому SOD должно было производить бактериологическое оружие для ЦРУ (в рамках программы MKNAOMI). В дальнейшем Сид Готлиб утверждал, что целью этих программ было исследование проблемы возможности оказывать влияние на поведение человека с помощью тайных методов, а также возможности создания средств такого воздействия. Эпоха, в которой стартовала указанная программа, характеризовалась обострением холодной войны; завершалась корейская война; ЦРУ собирало ресурсы для освобождения Восточной Европы парламентскими средствами; угроза советской агрессии была реальной и ощутимой: примером мог служить «берлинский воздушный коридор» (1948 г.)

На начальном этапе разработки программы MKULTRA те шесть профессионалов, которые работали над ней, затратили много времени на анализ возможностей ЛСД[37]. По утверждению одного из сотрудников, «самым удивительным было то, что такое малое его количество оказывало столь ужасающе сильное воздействие».

Альберт Гофманн перешел в мир иной, проглотив менее 1/100000 унции. Уже с ХIХ века ученым было известно воздействие на разум таких веществ, как мескалин, но ЛСД превосходил их по мощности в несколько тысяч раз. Гашиш был известен в течение тысячелетий, но ЛСД был в миллион раз сильнее (по весу). В одном чемодане могло содержаться достаточно этого вещества, чтобы воздействовать на каждого человека (учитывая всех мужчин, женщин и детей) в Соединенных Штатах. Как вспоминает один из сотрудников TSS, «мы подумывали о том, чтобы ввести некоторое количество ЛСД в водопроводную городскую сеть; после этого по городу бродили бы люди в более или менее счастливом состоянии, не особенно интересующиеся самозащитой». Однако выведением из строя людей в таких больших количествах занимались армейские химические подразделения, которые также испытывали ЛСД и еще более сильнодействующие галлюциногены. ЦРУ концентрировало свое внимание на отдельных личностях. В руководстве TSS понимали, что ЛСД искажает представление человека о реальности, поэтому им хотелось выяснить, может ли выбранный препарат повлиять на его лояльность. Могло ли ЦРУ превратить в шпионов отправившихся в «странствие» русских — или наоборот? В начале 1950-х гг., когда в управлении ощущалась почти отчаянная потребность в информации по ЛСД, внешняя информация по этому вопросу почти полностью отсутствовала.

Компанией «Сандоз» были проведены некоторые клинические испытания. То же относится еще к нескольким местам, включая Бостонский психиатрический исследовательский центр, однако нигде не удалось получить полной ясности. У группы проекта MKULTRA существовали сотни вопросов, касающихся физиологических, психологических, химических и социальных эффектов. Существовали ли противоядия? На всех ли препарат воздействует одинаковым образом? Каковы результаты в случае удвоения дозы? И так далее.

Вначале TSS обратилась за ответом к исследователям из академических кругов, которые в основном охотно сотрудничали, предоставляя свои головы в распоряжение ЦРУ. Однако его руководство понимало, что никто не будет проводить систематические исследования препарата, если управление не осуществит финансирование и оплату по счетам. В то время практически полностью отсутствовали как правительственные, так и частные средства на так называемую «экспериментальную психиатрию». Компания «Сандоз» по собственным коммерческим соображениям стремилась, чтобы препарат был испытан, но не хотела брать на себя расходы помимо бесплатной поставки его исследователям. Национальные институты психического здоровья (National Institutes of Mental Health — NIMH) интересовались связью между ЛСД и психическими заболеваниями, но ЦРУ интересовало, как ЛСД воздействует не на больных, а на здоровых людей. Только военные службы соглашались тратить деньги на ЛСД (в основном по тем же причинам), но ЦРУ не собиралось уступать им первенство. Вместо этого оно предпочло возглавить исследования, создав совершенно новую область исследований.

Внезапно в академиях возник огромный рынок новых грантов, когда Сид Готлиб и его сотрудники стали финансировать проекты, связанные с ЛСД в престижных исследовательских организациях. К следопытам из ЦРУ, интересовавшимся этим препаратом, относятся: группа Боба Гайда из Бостонского психиатрического центра, Гарольд Абрамсон из госпиталя Маунт-Синай и Колумбийского университета в Нью-Йорке, Карл Пфейфер из Иллинойсской медицинской школы, Хэррис Исбелл из Исследовательского центра по борьбе с наркоманией в Лексингтоне, штат Кентукки (финансировался NIMH), Луис Джолион Уэст из Оклахомского университета и группа Гарольда Ходжа из Университета в Рочестере. Управление скрывало свое участие, пропуская деньги по двум каналам: через фонд Джозайа Мейси-мл. — богатую организацию, выполнявшую посреднические функции только в течение одного-двух лет, и семейный фонд медицинских исследований Гешиктера из Вашингтона, глава которого Чарльз Гешиктер выполнял для ЦРУ ряд услуг на протяжении более чем десяти лет.

Руководство TSS интуитивно осознавало, что связи с ЦРУ не следует афишировать. В соответствии с исследованием, проведенным в 1955 г., они могли только «предполагать», что советские ученые тоже понимали «стратегическую важность» препарата и были в состоянии сами его изготавливать. Но они не желали подталкивать русских к созданию собственной программы по ЛСД или же к принятию мер противодействия.

Секретность, соблюдаемая ЦРУ, диктовалась также необходимостью считаться с общественным мнением в своей стране. Как отмечалось в 1963 г. в докладе Генерального инспектора, «исследования в области манипулирования поведением человека рассматриваются многими медицинскими авторитетами и авторитетами в сопряженных сферах как неэтичные с профессиональной точки зрения».

Поэтому открытость могла стать угрозой для внешних исследователей. Более того, Генеральный инспектор ЦРУ заявил, что раскрытие некоторых сторон деятельности, проводимой в рамках программы MKULTRA, могло бы вызвать серьезную отрицательную реакцию среди американской публики.

В Бостонском психиатрическом центре имели место различные уровни открытости. О том, что ЦРУ финансирует программу госпиталя по ЛСД с 1952 г. в размере порядка 40 тыс. долларов в год, официально было известно только Бобу Гайду и его шефу, главному врачу. Однако, по мнению другого члена группы Гайда, д-ра Дешона, руководство центра представляло себе, каков реальный источник поступающих денег. Он сказал, что у него нет повода возражать против этого, что никому не давался препарат без согласия человека, без подробного объяснения его действия. На самом деле сотрудники госпиталя рассказывали добровольцам кое-что о природе экспериментов, но ничего не говорили о его источнике и целях. Ни одному из подопытных не было известно, что эксперименты над их разумом оплачивало ЦРУ и собиралось использовать результаты в собственных целях; в то же время у большинства сотрудников просто отсутствовала информация.

Подобно Гайду, большинство исследователей испытывало ЛСД на себе. Многие полагали, что они получают реальное представление о том, что значит быть психически больным, приобретают сведения, полезные для медиков-профессионалов. Гайд организовал многопрофильную программу, совершенно неслыханную в то время, собравшую вместе психиатров, психологов и физиологов. В качестве испытуемых они использовали друг друга, пациентов госпиталя и добровольцев — в большинстве своем студентов — из бостонского ареала. Они проделали ряд экспериментов, в процессе которых исключали одну переменную за другой. Выдавая себя за представителей фондов, сотрудники проекта MKULTRA часто посещали районы будущих исследований, проводя там свои наблюдения, выбирая одни и отвергая другие. Один из сотрудников управления, который сам несколько раз отправлялся в «странствие» под наблюдением Гайда, вспоминает, как он и его коллеги неоднократно встречали ценные блоки информации, ранее обнаруженные кем-либо из других групп, например Гарольдом Абрамсоном, и предлагали Гайду провести повторный опыт, который позволил бы найти ответ на вопрос, представляющий интерес для ЦРУ.

Невзирая на такие отклонения, основная масса исследований проводилась в соответствии с составленным планом. Наблюдения показали, что, в то время как одни испытуемые становились, казалось, шизофрениками, с другими этого не происходило. К удивлению исследователей, настоящие шизофреники слабо реагировали на ЛСД; реакция имела место только при очень больших дозах. Как установила группа Гайда, характер реакций человека определялся, главным образом, структурой личности (установкой) и окружением (обстановкой), в котором происходил прием препарата. Важную роль играли также ожидания человеком того, что должно произойти. В наибольшей степени при приеме ЛСД наблюдалась тенденция к усилению свойственных человеку особенностей, часто доведению их до самого крайнего выражения: слабое подозрение могло вырасти в сильнейшую паранойю, особенно в присутствии людей, которые воспринимались в качестве угрозы.

Без ведома своих коллег энергичный д-р Гайд советовал также ЦРУ использовать ЛСД в тайных операциях. Работавший с ним сотрудник ЦРУ вспоминает по этому поводу: «Идея состояла в том, чтобы дать ему детальное описание происшедшего с принявшим препарат человеком, после чего он должен был осмыслить случившееся. Будучи проницательным врачом старой школы, он обладал такой способностью рассматривать вещи, какой лишены многие современные светила… Он умел обходиться тем, что имеется». ЦРУ платило Гайду за консультации, а TSS периодически создавала специальный проект в рамках программы MKULTRA в качестве механизма частного финансирования Гайда. Гайд являлся получателем еще одной субсидии в программе MKULTRA, которая была создана для него людьми из TSS еще в 1954 г., поэтому он мог служить посредником при приобретении управлением редких химикатов. Его первой покупкой было приобретение коринантина (corinanthine), предполагаемого противоядия против ЛСД, на 32 тыс. долл., причем не оформленная как покупка для ЦРУ.

Боб Гайд умер в 1976 г. в возрасте 66 лет. О нем писали как об известном лидере в борьбе за психическое здоровье. Коллеги Гайда — медики и разведчики — с уважением отзываются о его личных и профессиональных качествах. Как большинство людей его поколения, он считал содействие ЦРУ своим патриотическим долгом. По воспоминаниям одного из сотрудников управления, Гайда никогда не посещали сомнения в отношении его участия в тайных операциях. «Он не морализировал. Он очень доверял людям из ЦРУ, с которыми сотрудничал. Он считал, что если они принимали решение провести тайную операцию, то прежде старались сделать все возможное, чтобы избежать этого, и были готовы к риску».

Большинство сотрудников ЦРУ из академических кругов публиковало статьи о своей работе в профессиональных журналах, однако в этих длинных научных отчетах порой приводилась неполная картина проведенных исследований. В результате ученые открыто сообщали, какое воздействие оказывает ЛСД на изменение частоты пульса, но о том, как следует применять этот препарат, чтобы разрушить брак или память пациента, они сообщали только в ЦРУ.

Исследователи, осведомленные о спонсорстве ЦРУ, редко публиковали что-либо даже отдаленно связанное с теми конкретными и довольно неприятными вопросами, которые люди из MKULTRA предлагали им исследовать. Это относилось к Гайду и Гарольду Абрамсону, нью-йоркскому аллергологу, который стал первым распространителем ЛСД, дав его нескольким из своих коллег.

Абрамсон описал всевозможные эксперименты с этим препаратом, например эксперименты, проводившиеся на бойцовых рыбках и улитках[38], однако ни слова не написал о своих первых экспериментах с ЛСД, проведенных по поручению управления. В одном из документов 1953 г. Сид Готлиб дает перечень тем, по которым он предлагал Абрамсону провести исследования, расходуя на них те 85 тыс. долл., которые были ему предоставлены от управления. Готлиб хотел получить «оперативные материалы, связанные со следующими темами: a. нарушение памяти; b. дискредитация за счет отклоняющегося (аберрантного) поведения; c. изменение сексуальных партнеров; d. получение информации; e. суггестивность; f. выработка зависимости».

Д-р Хэррис Исбелл, работу которого, с согласия директора Национального института здравоохранения, ЦРУ финансировало через ВМФ, публиковал свои основные открытия, однако он не упоминал, откуда брал своих подопытных. В качестве директора Исследовательского центра по борьбе с наркоманией при крупнейшем Федеральном специализированном госпитале в Лексингтоне, штат Кентукки, он имел доступ к практически находящейся в заключении популяции.

Обитатели знали, что если они добровольно согласятся участвовать в программе Исбелла, то в награду получат либо наркотик по своему выбору, либо им будет сокращен срок пребывания в заключении. В большинстве случаев выбирали наркотики — обычно героин или морфий такой чистоты, которую редко встретишь на улице. Люди давали согласие в письменной форме, но им не сообщали название экспериментального препарата или его возможное воздействие. Правда, большой роли это не играло, поскольку «добровольцы», вероятно, согласились бы на все, лишь бы получить жесткий наркотик.

Предоставив в распоряжение Исбелла почти неограниченное количество испытуемых, сотрудники TSS использовали лексингтонский центр как место для быстрой проверки перспективных, но непроверенных наркотиков и для специальных экспериментов, которые было бы нелегко провести в другом месте.

Например, Исбелл провел одно исследование, для участия в котором было бы невозможно получить добровольное согласие студентов. В течение 77 дней он — непрерывно — продержал на ЛСД семь человек[39]. Такой эксперимент в равной мере внушает ужас и удивление как приверженцам, так и противникам ЛСД.

Примерно через 20 лет после ранних работ Исбелла писавший о контркультуре журналист Хантер С. Томсон порадовал и напугал своих читателей отчетами о длившихся несколько дней наркотических «пиршествах», в течение которых он чувствовал, как его мозг выкипает на солнце, нервы наматываются на колючую проволоку, ограждающую крепостной форт, а остальные ощущения сводятся к ощущениям наших пресмыкающихся предков. Даже Томсон содрогнулся бы при мысли о непрерывном пребывании на ЛСД в течение 77 дней, едва ли эта мысль показалась бы ему забавной. Но для д-ра Исбелла это был просто еще один очередной эксперимент. В середине эксперимента он записывал: «У меня семь пациентов, которые принимают препарат в течение более 42 дней», что, по его словам, было «наиболее поразительной толерантностью к воздействию наркотиков, с которой я когда-либо встречался». Исбелл пытался «найти предел этой выносливости», давая своим подопытным увеличенные втрое и вчетверо дозы ЛСД.

Исполненный любопытства, Исбелл испробовал на них широкий круг непроверенных наркотиков. Как только из ЦРУ или NIMH поступала новая партия скополамина, буфонтенина, он немедленно приступал к опытам.

Удовольствие, испытываемое им от выполняемой работы, порой проскальзывало в скучных строках научных отчетов. Он сообщает своему контактеру из Управления: «Как только я смогу ввести присланное снадобье одному-двум подопытным, я немедленно напишу вам письмо».

Однако он не проявляет никаких чувств в отношении своих подопытных. Среди нескольких записанных комментариев встречаются жалобы на их страх перед врачами, на отсутствие полной откровенности в описании своих переживаний, столь желательной для экспериментаторов. Попытка, предпринятая Исбеллом, «преодолеть барьеры» в общении с подопытными, которые почти все были чернокожими наркоманами, не увенчалась успехом; в итоге он приходит к заключению: «По всей вероятности, поведение такого рода следует ожидать от пациентов подобного типа». Связь с ними была утрачена; вероятно, они не связывали свое состояние с последствиями проведенных над ними экспериментов.

Один из подопытных субъектов, которого нам удалось найти, находился у д-ра Исбелла лишь недолгое время. Эдди Флауэрсу было только 19 лет, и он находился в Лексингтоне около года, когда подписал согласие на участие в программе Исбелла. Он солгал, заявив, что ему 21 год. Единственное, к чему он стремился, были наркотики. Он переместился в экспериментальное крыло госпиталя, где еда была получше и можно было слушать музыку. Он любил героин, но ничего не знал о таких наркотиках, как ЛСД. Однажды он принял что-то с печеньем из муки грубого помола. Никто не сообщил ему название препарата, но его описание позволяет заключить, что он совершил «странствие», притом довольно тяжелое.

«Это было самое отвратительное дерьмо, которое у меня когда-либо было», — говорит он. Он страдал и галлюцинировал в течение 16 или 17 часов. «Я был напуган. Больше я не хотел его принимать». Все же в этом эксперименте Флауэрс заработал достаточно «пунктов», чтобы потребовать свое вознаграждение в героине. Все, что ему требовалось сделать, — это постучать в маленькое окошечко в конце коридора. Там находился запас наркотиков. У находившегося там человека был список с обозначенным в нем количеством наркотиков, находившемся на счету каждого пациента. Флауэрсу просто следовало сказать, какое количество он желает снять, и отметить, в каком виде хочет его получить.

«При желании можно было получить его в виде укола в вену», — вспоминает Флауэрс, ныне работающий в вашингтонском реабилитационном центре для наркоманов.

Д-р Исбелл отказывается давать интервью. В 1975 г. он сообщил сенатскому подкомитету, что система оплаты наркотиками досталась ему от прежнего руководства, когда он пришел в Лексингтон, и что «таков был принятый в те дни порядок… Этический кодекс не был столь высоко развит, а также была потребность в сведениях, чтобы обеспечить защиту населения и оценить опасность применения наркотиков… Лично я полагаю, что мы провели работу отлично».

На каждого Исбелла, Гайда или Абрамсона, которые выполняли работу для TSS по контракту, приходились десятки других, служивших простыми информаторами ЦРУ, причем некоторые действовали неосознанно, иные же вполне сознательно. Несколько раз в год каждый руководитель проекта TSS проводил совещания с десятками признанных экспертов. Как говорит один из бывших руководителей ЦРУ, «это был единственный способ, позволявший немногочисленному штату, находившемуся в распоряжении Сида Готлиба, оставаться в первых рядах зарождавшихся поведенческих наук. Эту работу невозможно было осуществить путем написания диссертаций или с помощью библиотечных поисков». Сотрудники TSS всегда просили, чтобы контактеры сообщали им имена других людей, с которыми можно было поговорить, и контактеры связывали их с другими представлявшими для них интерес учеными.

В проводимых по ЛСД исследованиях сотрудники TSS пользовались данными, собираемыми для них энергичными учеными, работающими по контрактам, в частности данными, полученными Гарольдом Абрамсоном. Он регулярно общался буквально со всеми лицами, заинтересованными в этом препарате, включая первых исследователей, которые не финансировались управлением или военными, и передавал свои данные в ЦРУ. Помимо того, он выполнял функции секретаря на двух регулярно проводившихся конференциях, которые финансировались бывшим вспомогательным каналом управления — фондом Мейси. Каждая серия этих конференций проводилась в 1950-е гг. на протяжении более чем пятилетнего периода. Одна из них была посвящена рассмотрению проблем сознания, другая — проблем нейрофармакологии. Указанные конференции фонда Мейси проводились раз в год в приятной обстановке Принстон Инн. На них собирались ведущие исследователи, работавшие по контрактам на TSS (и на военных), входившие в группу, состоявшую примерно из 25 человек и опиравшуюся на столь любимый специалистами TSS многопрофильный тыл. Участники были представителями разных общественных наук. В их число входили такие знаменитости, как Маргарет Мед и Джин Пиаджет. Обсуждаемые на конференциях вопросы обычно отражали интересы TSS того периода. Здесь рождались идеи, позволявшие исследователям участвовать в дальнейшей их реализации.

В качестве еще одного источника наркотиков ТЗЗ рассматривала фармацевтические компании, которые одновременно должны были поставлять новые препараты для испытаний. Со стороны ТЗЗ на связи был Рей Трейхлер.

Этот скрытный человечек наладил близкие отношения с многими ключевыми фигурами в промышленности. Он обладал особым умением убедить их в том, что не раскроет их фирменные секреты. Выдавая себя иногда за представителя химического корпуса армии, а порой признаваясь в связях с ЦРУ, Трейхлер выпрашивал такие образцы наркотиков, которые либо отличались крайне высокой ядовитостью, либо, по словам бывшего директора крупной компании, вызывали гипертензию или иные нарушения физиологической деятельности.

Работа с американскими фармацевтическими фирмами не представляла каких-либо сложностей для ТЗЗ. В большинстве случаев они сотрудничали по всем вопросам. Однако отношения с компанией «Сандоз» были более сложными. До 1953 г. эта гигантская швейцарская фирма обладала в западном мире монополией на производство ЛСД. Люди из руководства управления опасались, что каким-либо образом «Сандоз» допустит, что большие количества препарата попадут к русским. Поскольку информация о химической структуре ЛСД и его влиянии была официально доступна с 1947 г., русские могли приступить к его производству в любое время, как только посчитают это нужным. Поэтому, несмотря на возможность такой угрозы, фобия управления в отношении компании представляется лишенной смысла.

В двух случаях в самом начале холодной войны руководство ЦРУ было приведено в смятение сообщениями о том, что компания «Сандоз» может допустить попадание значительных количеств ЛСД в коммунистические страны.

В 1951 г. по военным каналам прошло сообщение о приобретении русскими у «Сандоз» около 50 млн. доз. По ЦРУ циркулировали страшные вымыслы, связанные с представлениями о том, что русские могут сделать с таким огромным количеством препарата. В течение нескольких лет не удавалось установить, что сообщение оказалось ложным. В еще большее смятение руководство ЦРУ было приведено в 1953 г., когда вновь по каналам военной разведки поступили сообщения о намерении компании «Сандоз» пустить ЛСД в открытую продажу в количестве 10 кг (22 ф.), достаточном для изготовления 100 млн. доз.

Координационный комитет из представителей высшего руководства ЦРУ и Пентагона единогласно рекомендовал управлению приобрести все это количество за 240 тыс. долл. Аллен Даллес дал свое согласие, и в Швейцарию отправился представитель ЦРУ, предположительно с сумкой, заполненной наличностью. Там произошла встреча с президентом «Сандоз» и ее высшим руководством. По утверждению руководства, компанией за все время не производилось такого количества ЛСД; общее количество не превысило 40 г (около 1,5 унции)[40].

Медленное протекание процесса производства в то время объяснялось тем, что компания использовала натуральную спорынью, которую невозможно было выращивать в больших количествах. Тем не менее, будучи активными, швейцарские бизнесмены, руководители «Сандоз» предложили поставлять американскому правительству еженедельно по 100 г вещества в течение неопределенного времени, если американцы согласятся платить приличную цену.

Дважды президент компании выразил свою благодарность представителям ЦРУ за выраженное ими намерение приобрести несуществующие 10 кг. Высказав сожаление о том, что компанией был изобретен ЛСД, он в то же время обещал, что «Сандоз» не позволит попасть препарату к коммунистам. Президент сообщил, что за истекшие годы со стороны различных американцев предпринимались попытки найти тайные подходы к компании и получить сведения об ЛСД. Он обещал информировать американское правительство о производстве ЛСД и его перевозках, а также согласился сообщать обо всех случаях проявления интереса к ЛСД со стороны стран Восточной Европы. Представители «Сандоз» просили только хранить в строжайшей тайне заключенные соглашения.

По всему миру ЦРУ пыталось монополизировать поставки ЛСД. Но уже в это время американская компания «Эли Лилли» из Индианаполиса работала над процессом синтезирования препарата. Руководство управления ощущало неудобство из-за того, что вынуждено было полагаться на поставки ЛСД от зарубежной фирмы. Поэтому в 1954 г. оно попросило фирму «Лилли» приготовить им партию препарата, которую компания и передала правительству.

Затем в 1954 г. в компании произошел крупный прорыв: ее исследователям удалось разработать сложный 12-15-ступенчатый процесс изготовления лизергической кислоты, являющейся основным строительным блоком ЛСД, а затем изготовить сам препарат из химикатов, имеющихся в открытой продаже.

При наличии достаточно сложной лаборатории компетентный химик мог теперь создавать ЛСД без поставок трудной для выращивания спорыньи. Руководство компании «Лилли» официально уведомило правительство о своем триумфе.

Компания провела также разрекламированную пресс-конференцию, на которой прозвучало сообщение о синтезе лизергической кислоты; но еще в течение пяти лет не было сообщения об успешном синтезе родственного этой кислоте препарата ЛСД.

Руководство TSS вскоре послало Аллену Даллесу меморандум, объясняя важность открытия компании «Лилли» тем, что оно отныне позволяло приобретать ЛСД «тоннами», что превращало его в мощное оружие в химической войне. Однако составитель меморандума отметил, что с точки зрения проекта MKULTRA сделанное открытие не принесло ничего нового, поскольку TSS работала на применение этого препарата только в маломасштабных тайных операциях, а у управления не было проблем с приобретением тех малых количеств, которые были ему необходимы. Зато теперь армейский химический корпус и ВВС могли получить в свое распоряжение ЛСД в количестве, достаточном для применения во всемирном масштабе.

Выделяя некоторое количество препарата армии, создавая исследовательские программы, повсеместно прослеживая его производство, ЦРУ сохраняло свое господствующее положение в отношении распределения ЛСД на протяжении

1950-х гг. Нет сомнения в том, что военные службы играли при этом вполне определенную роль и финансировали свои собственные программы[41]. В несколько меньшей степени так поступал и Национальный институт здравоохранения (NIH). Однако как военные службы, так и NIH позволяли ЦРУ использовать себя в качестве финансирующих каналов и источников информации.

Администрация по продовольствию и наркотикам также поставляла в ЦРУ конфиденциальную информацию об испытаниях наркотиков. Среди двух производителей ЛСД в странах Западного мира фирма «Эли Лилли» полностью передавала свою (небольшого объема) продукцию ЦРУ и военным. Другая фирма, «Сандоз», сообщала ЦРУ о каждом случае отправки наркотика. Если каким-либо образом что-то не доходило до ЦРУ, то в распоряжении управления была еще шпионская сеть ученых, одним из самых активных среди которых был Гарольд Абрамсон, передававший в ЦРУ всю информацию об ЛСД. Хотя в 1950-х гг. ЦРУ, возможно, не полностью монополизировало рынок ЛСД, ему определенно принадлежала значительная доля управления этим рынком, а значит, ему принадлежала власть и возможность управлять поведением человека.

Сид Готлиб и его коллеги из проекта MKULTRA извлекали информацию, относящуюся к ЛСД, из всех внешних источников, но себе они оставляли те исследования, которые их больше всего интересовали: оперативные испытания.

Будучи подготовленными с научной точки зрения и обладая хорошей подготовкой в области шпионажа, они полагали, что смогут преодолеть большой разрыв между лабораторными экспериментами и практическим использованием наркотиков в попытках перехитрить противника. Поэтому руководители проекта MKULTRA предприняли собственную серию испытаний наркотиков параллельно с внешними исследованиями и извлекали из них информацию. Будучи практиками, они не считали нужным ограничиваться предписаниями академических стандартов и соблюдать строгую научную последовательность испытаний. Результаты требовались сейчас — не в будущем году. Если какой-либо препарат представлялся перспективным, то, не терзаясь угрызениями совести, они решались на проведение оперативных испытаний еще до получения всех результатов исследований. Например, еще в 1953 г. Сид Готлиб отправился за океан с запасом галлюциногенного наркотика — почти наверняка это был ЛСД.

Результат остался неизвестным, но препарат был введен оратору на политическом собрании предположительно с целью увидеть, как он повлияет на поведение принявшего его человека.

Это были привольные времена в ЦРУ — тогда еще молодой организации с незастывшими бюрократическими артериями. Руководители MKULTRA возлагали большие надежды на ЛСД. Он представлялся чудодейственным средством, с приходом которого, как в древности с приходом огня, в людях должны были высвобождаться примитивные отклики страха и поклонения.

Ничтожнейшая крошка ЛСД могла превратить волевого человека в дрожащую тень. Все принимало новый облик: время, пространство, правда, ложь, понятие о возможном. ЛСД был страшным оружием, и со стороны руководителей проекта было безрассудной смелостью начать подготовку к оперативным испытаниям.

Они «странствовали» на работе, «странствовали» на явочных квартирах. Иногда они отправлялись в Бостон, чтобы «странствовать» под пристальным наблюдением Боба Гайда. Всегда руководители проекта наблюдали, опрашивали и анализировали друг друга. Казалось, ЛСД снимал запреты, и они полагали, что, применяя его, смогут установить процессы, происходящие в мозгу под видимым влиянием и кажущимися мотивами. Они рассуждали, что если смогут добраться до внутренней сущности, то смогут лучше манипулировать человеком — или не позволить манипулировать им.

Сотрудники проекта MKULTRA испытывали ЛСД в начале 1950-х, когда жив был Сталин и буйствовал Маккарти. Это было зловещее время даже для тех, кто профессионально не нес ответственности за применение страшной отравы. Не удивительно, что Сид Готлиб и его коллеги, испытывавшие ЛСД, не думали о нем как о веществе, способном увеличить творческие способности или вызвать трансцендентальные переживания. О таких возможностях не думали долгие годы.

Считалось, что существует только одна преобладающая версия реальности, которая считалась «нормальной», все остальное было «безумием». «Странствие» под воздействием ЛСД делало людей временно безумными, а значит, уязвимыми для сотрудников ЦРУ (и душевнобольными для врачей). Экспериментаторы из ЦРУ отправлялись в «странствие» не ради самого переживания, не для того, чтобы забраться в заоблачные дали или пережить новые реальности: они испытывали оружие. С таким же настроением они отправлялись бы в баллистическую лабораторию.

Несмотря на преобдадание в ЦРУ такой установки, один из первых участников испытаний по проекту MKULTRA вспоминает, что его первое «странствие» расширило его представление о реальности: «Вначале мне было страшно, но затем я испытал волнующее переживание, Я чувствовал, что все идет правильно. Я был похож на паровоз, мчащийся с высочайшей скоростью. Несомненно, я испытывал стресс, но он не ослаблял мои силы. Это был стресс паровоза, который тянет самый длинный состав, какой ему когда-либо приходилось тянуть». Этот ветеран ЦРУ описывает, что видел, как все цвета радуги вырастали из трещин тротуара. Ему никогда не нравились трещины. Он считал их признаком несовершенства, но внезапно трещины превратились в естественные линии напряжений, отражавшие колебания вселенной. Он видел людей с порочными лицами, которых ранее находил отталкивающими. «Я пересмотрел свое отношение к лицам. Крючковатые носы или кривые зубы могли оказаться привлекательными для какого-то человека. Что-то во мне освободилось, и мне оставалось только изменить установку. Изменилась не реальность, изменился я. Изменилось мое отношение к безобразию, красоте и правде».

К концу дня первого «странствия» этот сотрудник ЦРУ и его коллеги устроили вечеринку с выпивкой, чтобы прийти в себя. Он вспоминает, что в горле у него стоял ком. Хотя раньше он так никогда не плакал, теперь он рыдал перед своими коллегами. «Я не хотел уходить оттуда. Я чувствовал, что возвращаюсь в такое место, где не смогу ощущать увиденную красоту. Я чувствовал себя очень несчастным. Люди, писавшие обо мне отчет, отмечали, что я пережил депрессию, но они не могли понять, почему мне было так плохо. Они думали, что у меня было плохое “странствие”».

Этот сотрудник ЦРУ рассказывает, что люди его типа испытывают удовольствие от приема ЛСД, в отличие от обычного оперативника ЦРУ (в особенности от ярко выраженного типа контрразведчика, никому и ничему не доверяющего), который, как правило, отрицательно реагирует на прием ЛСД. В данном случае наркотик просто усиливает свойственные тому, кто его принимает, параноические симптомы. Как отмечает сотрудник ЦРУ, такие оперативники ощущают, как «темные злые силы окружают их», и они решают, что экспериментаторы устраивают против них заговоры.

Сотрудники TSS понимали, что практически невозможно снять страхи и опасения этих людей, хотя и могли применять ЛСД для их дезориентации. Однако сотрудники TSS полагали, что возможно более эффективное использование ЛСД на более доверчивых людях. Мог ли умный противник «переучить» такого человека, умело применяя ЛСД? Размышляя над этой проблемой, сотрудник ЦРУ констатирует, что, «находясь под воздействием наркотика, человек приобретает более глобальный взгляд на вещи. Когда я находился под его воздействием, мне было крайне трудно сохранить понимание того, что я гражданин США, что моя страна всегда права… У вас появляются более высокие чувства. Вы становитесь более открытыми для чувства любви ко всему человечеству, более чувствительными к неприглядной стороне жизни вашего общества… Я думаю, что именно это произошло в 1960-е гг., хотя это и не превратило людей в коммунистов. Это просто сделало их менее склонными идентифицировать себя с США. Они заняли позицию: “Чума на оба ваши дома”».

На вопрос о том, так ли воспринимали его бывшие коллеги по TSS жизнь после приема ЛСД, он отвечал: «Я думаю, все понимали, что после хорошего “странствия” у человека менялся взгляд на реальность. Мы обнаружили, что после возвращения вы помнили о переживании, но переключение личности не происходило. У вас не было такого чувства. Вы относились к людям с меньшей подозрительностью. Вы слушали их, но и лучше понимали их. Мы решили, что это не то средство, которое может заставить человека изменить своей стране. Чем больше мы работали с этим препаратом, тем меньше мы верили, что именно его коммунисты использовали для “промывания мозгов”».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.