Глава 5 Случай с д-ром Фрэнком Олсоном

Глава 5

Случай с д-ром Фрэнком Олсоном

В ноябре 1953 г. Сид Готлиб решил испытать ЛСД на группе ученых из Отдела специальных операций (Special Operations Division — SOD) армейского химического корпуса в Форт-Детрике, Фредерик, штат Мэриленд. Несмотря на то что по каналам секретных служб в TSS дважды передавался строгий запрет на использование ЛСД без разрешения вышестоящего начальства, Готлибу, вероятно, представлялось, что испытание препарата на людях из SOD ничем не отличается от использования его среди коллег. В конце концов руководство TSS и SOD тесно сотрудничало; они были осведомлены об одной из самых темных тайн холодной войны: о том, что правительство США имело возможность — и порой ею пользовалось — убивать или временно выводить из строя определенных людей с помощью биологического оружия. Только весьма немногочисленная группа руководителей ЦРУ была осведомлена о том, что TSS выплачивала SOD около 200 тыс. долл. в год за создание оперативных систем, позволяющих заражать противника инфекционными заболеваниями.

Готлиб намеревался давать ЛСД группе работников SOD в течение трех дней при полном уединении. Дважды в год люди из SOD и TSS, сотрудничавшие по совместному проекту MKNAOMI, удалялись в уединенное место и «штурмовали» стоявшие перед ними проблемы. 18 ноября 1953 г. они собрались в бревенчатом строении в Дип-Крик-Лодж, в западной части штата Мэриленд. Окруженное с трех сторон горным озером и цепью Аппалачей, заросшими густыми лесами» здание было расположено достаточно уединенно даже для самого требовательного к условиям секретности шпиона. Только случайный охотник мог забрести сюда в осенние месяцы.

Группой из Форт-Детрика руководили д-р Джон Шваб, основавший SOD в 1950 г., его тогдашний глава подполковник Винсент Рувет и д-р Фрэнк Олсон, временно возглавлявший SOD в начале того года. Эти «бойцы бактериологической войны» собрались под видом писателей (охотников и лекторов), желающих провести на природе выходные дни. Перед отъездом они тщательно удалили со своих машин все наклейки о парковках в Форт-Детрике. Сид Готлиб привез с собой трех сотрудников ЦРУ, включая своего заместителя Роберта Лэшбрука.

Встретились они в гостиной здания перед огромным пылающим камином, затем разбились на мелкие группки с целью обсудить конкретные проблемы. Участники этих встреч рассказывают только о некоторых деталях, общей атмосфере, царившей на совещании, но ничего не сообщают о темах, которые там обсуждались. Однако другие источники из Форт-Детрика и правительственные документы позволяют составить представление об исследованиях, проводившихся по проекту MKNAOMI, которые обсуждались в этом роковом месте.

В рамках проекта MKNAOMI сотрудники SOD создали целый арсенал токсических веществ для ЦРУ. Для того чтобы убить кого-нибудь в течение нескольких секунд, например, с помощью таблетки, применяемой в случае самоубийства, в SOD был предложен сильнодействующий токсин моллюска[43]. В 1960 г. во время злополучного полета американского самолета U-2 над территорией Советского Союза у его пилота Пауэрса в серебряный доллар был впаян кусочек с этим ядом (но он предпочел им не воспользоваться). Будучи прекрасным средством для человека, желающего мгновенно умереть (или убить кого-нибудь), моллюсковый яд не оставляет времени для бегства, поэтому легко проследить, кто применил его. По мнению сотрудников ЦРУ и SOD, для убийства целесообразнее применять ботулин. При инкубационном периоде от 8 до 12 часов он позволяет киллеру скрыться с места происшествия. В дальнейшем сотрудники ЦРУ снабжали мафию таблетками с этим смертельным ядом для введения его в молочный коктейль Фиделя Кастро. Если ЦРУ стремилось, чтобы убийство выглядело смертью, вызванной естественной причиной, то существовал длинный список смертельных заболеваний, типичных для той страны, которая выбрана для проведения операции. Так, в 1960 г. шеф секретных служб Ричард Бисселл попросил Сида Готлиба «выбрать болезнь», которая позволила бы убить стоявшего во главе Конго Патриса Лумумбу. На сенатском расследовании Готлиб сообщил, что он выбрал такую болезнь, которая должна была быть похожей на болезни, распространенные в Западной Африке, и которая могла завершиться смертельным исходом. Готлиб собственноручно отвез бактерии в Конго, но операция была аннулирована до того, как Лумумба мог быть инфицирован. (Конголезский лидер был вскоре убит при невыясненных обстоятельствах).

Для тех, от кого оперативники ЦРУ хотели избавиться только временно, у SOD было в запасе около дюжины болезней и токсинов различной силы. В конце списка SOD в качестве вещества, гарантировавшего относительно благополучный исход, стоял стафилококковый энтеротоксин — слабая форма отравления пищевыми продуктами (слабая в сравнении с ботулином). Эта инфекция почти никогда не завершалась летальным исходом, при ней жертва выводилась из строя примерно на срок от трех до шести часов. Под умелым руководством предшественника Сида Готлиба на его посту в военные годы Стенли Лавелла ОСС использовал именно это вещество, чтобы воспрепятствовать присутствию одного из нацистских руководителей, Ялмара Шахта, на проходившей тогда экономической конференции. Из имевшихся в запасе SOD средств большей вирулентностью отличался вирус венесуэльского конского энцефаломиелита.

Обычно он парализовал человека на срок от двух до пяти дней, после чего тот оставался в ослабленном состоянии еще в течение нескольких недель. Если ЦРУ требовалось вывести человека из строя на несколько месяцев, то в распоряжении SOD было две разновидности бруцеллеза[44].

Один из бывших руководителей Форт-Детрика был настолько любезен, что перечислил все бактерии и токсины, которые SOD создал для ЦРУ, отметив их преимущества и недостатки. Предварительно он подчеркнул, что SOD пытался также разработать способы защиты американских граждан от воздействия подобных веществ: «У вас не может быть надежной защиты, если кто-то не подумал о нападении». Он отметил, что во время Второй мировой войны Япония неоднократно предпринимала бактериологические атаки на Китай, что и явилось одной из причин создания соответствующей программы США[45]. Но у него нет сведений о применении бактериологического оружия Советским Союзом или другими государствами.

Согласно утверждению указанного представителя Форт-Детрика, любой человек, замысливший использование бактериологического продукта, должен, помимо токсичности и инкубационного периода, учитывать и многие другие факторы.

Легко ли обнаружить бактериальное заражение и обезвредить его с помощью вакцины? Он отмечает, что сибирская язва, смертельное заболевание (передается через дыхательные пути), вакцину которого SOD заготовил для ЦРУ, имеет «выгодную» отличительную особенность: ее симптомы весьма сходны с симптомами пневмонии. Аналогично конский энцефаломиелит легко принять за грипп. Хотя против многих заболеваний существуют вакцины. SOD разрабатывал все более вирулентные штаммы. По мнению сотрудника Форт-Детрика, не существует организмов, чувствительных к лекарственному воздействию, стойкость которых нельзя было бы увеличить.

Обладает ли вирус способностью ко вторичному распространению? SOD предпочитал бы, чтобы он такой способностью не обладал, ибо эти люди, ведущие бактериологические войны, не желали распространять эпидемии — этой работой в Форт-Детрике занимались другие.

Был ли организм достаточно здоровым? Как влияла на него влажность? SOD, наряду со многими другими, учитывал и этот фактор.

Возможно, важнейшей проблемой для ЦРУ была проблема скрытого заражения требуемого лица. Одно из отделений SOD специализировалось на создании средств доставки; самым известным из них является метатель, изготовленный на основе револьвера 45-го калибра, который бывший директор ЦРУ Уильям Колби продемонстрировал во время одного из сенатских слушаний 1975 г. ЦРУ давно стремилось к тому, чтобы SOD создал «микрошприц», который, как указывается в документах ЦРУ, мог бы наносить людям такие смертельные поражения, которые «нельзя было бы обнаружить даже при тщательной аутопсии». SOD создал также аэрозольный спрей с дистанционным управлением, флуоресцентный стартер, активируемый при помощи света, и сигаретную зажигалку, которая превращалась в распылитель при нажатии. «Если вы собираетесь заразить человека, то легче всего это сделать через вдох: дышат все, тогда как не каждого можно заставить проглотить еду», — утверждает тот же сотрудник Форт-Детрика.

Фрэнк Олсон специализировался на заражении болезнетворными бактериями воздушным путем. В этой области он работал еще с 1943 года, когда являлся в Форт-Детрике одним из первых военнослужащих, участвовавших в американской программе биологической войны. В конце войны у него развилась язвенная болезнь, что заставило его демобилизоваться по состоянию здоровья, но он продолжал участвовать в программе в качестве гражданского лица. В 1950 г. Олсон начал сотрудничать с SOD с момента его образования. Будучи, по-видимому, хорошим профессионалом, он выполнял обязанности шефа 500 в 1952–1953 гг., но после обострения язвы, вызванного повышенной нагрузкой, попросил освободить его от этой должности. Олсон благополучно вернулся на должность заведующего отделом, где при меньших административных нагрузках мог больше времени уделять работе в лаборатории. Любитель веселых шуток, Олсон пользовался популярностью среди своих многочисленных друзей. Подобно большинству людей его поколения, внешне не любил проявлять свои чувства.

Большая любовь к семье, к троим детям сделала его домоседом. Свободное время он предпочитал проводить дома. С будущей женой он познакомился, когда оба учились в Висконсинском университете.

В течение первых двух дней, проведенных в лесном лагере, Олсон присутствовал на всех совещаниях и выполнял, видимо, все, что от него ожидали. После обеда (это был четверг, 19 ноября 1953 г., в тот самый день, когда вашингтонская газета «Пост» в передовой статье осудила использование собак в химических экспериментах) Олсон, вместе со всеми присутствовавшими, выпил вина. Не пили только двое: у одного были проблемы с сердцем, а другой, как бывший алкоголик, не пил вообще. Без ведома сотрудников SOD Сид Готлиб решил добавить в вино некоторое количество ЛСД[46].

По мнению представителя SOD Уилсона, все было нормально, пока Готлиб не сказал об этом (через 20 минут после того, как все выпили). «Готлиб спросил, не замечаем ли мы что-либо необычное. После того, как он это сказал, все заметили, что происходит что-то странное». Они попытались продолжить совещание, но после того, как наркотик подействовал, совещание перешло в сопровождаемую смехом оживленную беседу. Два представителя SOD проговорили всю ночь на философские темы, ничего общего не имеющие с биологической войной. Рувет вспоминает об этом дне как «о самом ужасном переживании, которое у него было или может произойти в будущем». Уилсон вспоминает, что «Олсон испытал психический шок. Он не мог понять, что происходит. Он думал, что над ним подшутили… Его излюбленным выражением было: “Ребята, вы скопище трагиков”».

Олсон и большинство других чувствовали себя все хуже; они не могли уснуть[47].

Когда на следующее утро группа собралась вновь, Олсон, как и часть его коллег, все еще был обеспокоен, находился в возбужденном состоянии. Совещание не было продолжено, никто не хотел говорить о делах; в течение дня все разъехались по домам.

Элис Олсон вспоминает, каким ее муж вернулся домой в тот день.

Он ничего не говорил. Он просто молча сидел. Обычно после командировки он рассказывал мне о том, о чем можно было говорить, например, что они ели. Во время обеда он сказал: «Позор, что взрослые в этой семье не общаются больше». Потом он сказал: «Пусть дети лягут спать, я поговорю с тобой».

Поздним вечером Фрэнк Олсон сказал жене, что «совершил ужасную ошибку», что коллеги насмехались над ним и унижали его. Жена попыталась уверить его, что присутствовавшие были его друзьями, что они не стали бы над ним смеяться.

Но Олсон не хотел с ней больше разговаривать. Он затаил свой страх и не говорил ей, что ему кажется, будто кто-то хочет арестовать его. Элис Олсон привыкла к тому, что он не делился с ней секретами. Она понимала, что он работает над проблемами, связанными с ведением биологической войны, но у нее было лишь слабое представление о его работе. Олсон жаловался на болезненные прививки, которые ему постоянно делали[48], почти никогда не принимал ванну дома, поскольку ежедневно мылся в душе при входе в рабочее помещение и при выходе из него. Когда один из сотрудников Форт-Детрика умер от сибирской язвы (это был один из трех несчастных случаев за 27-летнюю историю его работы), он сказал жене, что тот умер от пневмонии.

Элис Олсон никогда не видела здание, в котором работал ее муж. Форт-Детрик был построен по принципу концентрических окружностей: секрет таился в секрете. Чтобы войти во внутреннюю часть сооружения, где располагался SOD, требовался не только высший допуск секретности, но и особое удостоверение о «необходимости доступа к информации». Муж не собирался рассказывать ей, в нарушение государственных правил, о том СВЕРХСЕКРЕТНОМ эксперименте, который провел с ним Сид Готлиб.

Олсоны провели молчаливый уикенд. В воскресенье они сидели в гостиной на диване, держась за руки, чего давно уже не делали. Как вспоминает Элис Олсон, «это был мрачный ноябрьский день. Стоял такой густой туман, что ничего нельзя было разглядеть на улице. У Фрэнка была ужасная депрессия». Она вспоминает, что в конце концов они уложили детей и отправились в местный кинотеатр. Они посмотрели фильм «Лютер». По ее словам, «это был очень серьезный фильм; не очень-то хорошо смотреть такие фильмы при депрессии».

На следующее утро, в половине восьмого, Олсон появился в офисе своего шефа, подполковника Рувета. Он показался Рувету «взволнованным». Олсон сказал шефу, что хочет уволиться или быть уволенным. Ошеломленный Рувет стал убеждать Олсона, что его поведение на совещании было «безупречным».

Казалось, Олсон успокоился. Он согласился остаться и провел весь день за обычной работой. Вечер в доме Олсонов прошел спокойно, они планировали устроить в следующую субботу прощальную вечеринку уезжавшему коллеге.

Когда во вторник утром Рувет прибыл в офис, его ожидал там возбужденный Олсон. Он сказал, что сомневается в своей компетентности. Он сожалел о том, что демобилизовался из армии во время войны из-за язвы, говорил, что не может выполнять свою работу. После часовой беседы Рувет решил, что Олсону требуется «помощь психиатра». Рувет, по-видимому, догадывался, что причиной состояния Олсона было в первую очередь вмешательство ЦРУ, поэтому вместо того, чтобы отправить его в госпиталь, предложил заместителю Готлиба Роберту Лэшбруку организовать для Олсона консультацию психиатра.

Наскоро посовещавшись, Лэшбрук и Готлиб решили послать Олсона в Нью-Йорк к д-ру Гарольду Абрамсону. Абрамсон не считал себя психиатром и не имел соответствующей квалификации. Он был иммунологом и аллергологом, интересующимся проблемами разума. Готлиб выбрал его по той причине, что у Абрамсона был сверхсекретный допуск ЦРУ и он в течение нескольких лет работал с ЛСД по контракту, заключенному с управлением. Очевидно, что Готлиб защищал собственную бюрократическую позицию, препятствуя тому, чтобы люди, не являвшиеся сотрудниками TSS, узнали о его поступке. Нарушив приказ, по которому для применения ЛСД требовалось разрешение вышестоящего начальства, Готлиб продолжал нарушать и другие принятые в ЦРУ правила. При возникновении опасной для ЦРУ ситуации, которая могла повлечь за собой разглашение секретных данных, следовало немедленно обратиться в Управление безопасности. При решении проблем, связанных со здоровьем, в распоряжении медицинского отдела при ЦРУ имелся длинный список врачей (в том числе и психиатров) со сверхсекретным допуском. К ним можно было обратиться за помощью.

В отношении Фрэнка Олсона у Готлиба были другие планы. И обеспокоенный биохимик из SOD отправился в Нью-Йорк в сопровождении Рувета и Лэшбрука.

Олсон то чувствовал себя лучше, то все глубже погружался в состояние депрессии, ощущая нарастающее чувство вины. Его стали преследовать мысли, что по приказу ЦРУ ему вводят в кофе стимуляторы типа бензедрина, чтобы не давать ему уснуть; что именно ЦРУ собирается арестовать его. В тот день

Абрамсон увидел Олсона в своем офисе. В половине одиннадцатого вечера он посетил Олсона в номере гостиницы, принеся с собой бутылки с бурбоном и нембуталом — необычное сочетание при лечении больного с симптомами Олсона.

Прежде чем встретиться на следующий день с д-ром Абрамсоном, Олсон и Рувет вместе с Лэшбруком посетили известного нью-йоркского колдуна Джона Мулхолланда, который по контракту с TSS подготовил инструкцию по «применению магических средств в секретных операциях». Как «специалисту по извлечению зайцев из цилиндров» ему легко было изобрести новые способы введения наркотиков в напитки. Поэтому Готлиб поручил Мулхолланду, среди прочего, разработку «способов введения различных препаратов ничего не подозревающим об этом людям». Лэшбрук полагал, что колдун сможет позабавить Олсона, но тот стал еще «более недоверчивым». После короткого визита Лэшбрук подвез Олсона к офису Абрамсона. После часовой консультации Абрамсон разрешил Олсону вернуться в Фредерик и провести с семьей праздник Дня благодарения.

На утро четверга у Олсона, Рувета и Лэшбрука были зарезервированы билеты на самолет, так что вечером того дня, желая улучшить настроение, они отправились посмотреть известный мюзикл Роджерса и Хэммерстейна «Я и Джульетта». Уже во время первого действия Олсон сказал Рувету, что у выхода его ожидают люди, собирающиеся его арестовать. Во время антракта Рувет и Олсон покинули шоу; друзья вернулись в свой номер отеля «Статлер». Когда Рувет уснул, Олсон вышел из отеля и бродил по городу. Воображая, что следует приказу Рувета, он изорвал бумажные деньги и бросил бумажник в канаву. В половине шестого утра Рувет и Лэшбрук застали его сидящим в пальто и шляпе в холле отеля.

Они расплатились в отеле и сели в самолет, летевший в Вашингтон. Водитель из TSS повез Олсона и Рувета из Национального аэропорта в Фредерик. Когда они ехали по Висконсин-авеню, Олсон заставил водителя заехать на стоянку автомашин. Он сказал Рувету, что ему «стыдно» появиться дома в таком состоянии, что он боится поступить жестоко с детьми. Рувет предложил вернуться к Абрамсону в Нью-Йорк, и Олсон согласился. Рувет и Олсон вернулись в квартиру Лэшбрука в Вашингтоне на Нью-Гемпшир-авеню, и тот вызвал Готлиба с праздничного обеда в Виргинии. Все согласились, что Лэшбрук отвезет Олсона в Нью-Йорк, а Рувет поедет в Фредерик, чтобы объяснить ситуацию жене Олсона и повидаться со своей семьей. (Рувет был другом Олсона, тогда как Лэшбрук был просто знаком с ним по работе. Сын Олсона Эрик полагает, что состояние отца ухудшилось, когда Рувет оставил его в руках сотрудника ЦРУ Лэшбрука, особенно учитывая то обстоятельство, что Олсону казалось, будто ЦРУ «собирается его схватить»). Олсон и Лэшбрук прилетели в аэропорт Ла-Гардия и отправились в офис Абрамсона на Лонг-Айленде. После этого оба безрадостно пообедали в местном ресторане. В пятницу утром Абрамсон отвез их на Манхэттен. Аллерголог Абрамсон понял, наконец, что случай Олсона слишком сложен для него; он порекомендовал госпитализацию.

Позднее он записал, что Олсон «был в состоянии психоза… с манией преследования».

Олсон согласился лечь в санаторий Честнат Лодж в г. Роквилл, штат Мэриленд, где в числе врачей были психиатры с допуском от ЦРУ. Они не смогли заказать билеты на самолет до следующего утра, поэтому Олсон и Лэшбрук решили провести еще одну ночь в отеле «Статлер». Они сняли номер на десятом этаже.

Успокоенный Олсон впервые после прибытия в Нью-Йорк решился позвонить жене. У них состоялся разговор, от которого у нее осталось приятное впечатление. Она почувствовала себя лучше.

Когда ранним утром Лэшбрук проснулся, он только успел увидеть, как Фрэнк Олсон, пробив закрытое окно, выбросился с десятого этажа.

В течение нескольких секунд, пока толпа окружала лежащее на улице тело Олсона, начала проводиться операция прикрытия. Прежде чем оповестить полицию, Лэшбрук позвонил Готлибу и сообщил ему о случившемся. Затем Лэшбрук позвонил Абрамсону, который, по словам Лэшбрука, «хотел, чтобы его имя даже не упоминалось». Правда, вскоре Абрамсон перезвонил и предложил помочь. Когда прибыла полиция, Лэшбрук заявил им, что работает на Министерство обороны. Он сказал, что не знает о причинах самоубийства, но ему известно, что покойный «страдал язвой желудка». Полицейские, работавшие по этому делу, впоследствии вспоминали, что получение информации от Лэшбрука «можно было сравнить с удалением зубов». Они заподозрили, что это могло быть убийством на гомосексуальной почве, но вскоре прекратили расследование, после того как Абрамсон подтвердил рассказ Лэшбрука и привел в движение связи в высоких правительственных кругах.

Вернувшись в Вашингтон, Сид Готлиб был вынужден, наконец, сообщить в Управление безопасности о случае с Олсоном. Директор Аллен Даллес лично приказал Генеральному инспектору Лайману Киркпатрику провести полное расследование, но прежде всего сотрудники ЦРУ попытались сделать все возможное, чтобы никто из посторонних не мог связать смерть Олсона с ЦРУ или ЛСД. Вскоре многочисленные группы Управления безопасности замелькали вокруг Нью-Йорка и Вашингтона, заметая все следы. Один из сотрудников управления опросил Лэшбрука, а затем отвез его на встречу с Абрамсоном. Когда Лэшбрук и Абрамсон попросили оставить их наедине, он согласился, а затем, следуя лучшим традициям своего управления, подслушал их разговор. Как следует из его доклада, Лэшбрук и Абрамсон договаривались давать одинаковые показания. Лэшбрук продиктовал Абрамсону, какие симптомы он должен был обнаружить у Олсона и какие проблемы беспокоили того. Лэшбрук даже указал, что жена Олсона предложила мужу посетить психиатра за несколько месяцев до инцидента с ЛСД[49]. Комментарии Лэшбрука появились в трех отчетах, которые Абрамсон представил в ЦРУ, однако эти отчеты отличаются крайней непоследовательностью. В одном меморандуме Абрамсон написал, что «состояние психоза у Олсона… проявилось вследствие эксперимента» (с ЛСД). В другом отчете Абрамсон назвал принятую Олсоном дозу ЛСД «терапевтической» и добавил, что полагает, что «эта доза едва ли могла сыграть сколько-нибудь значительную роль в последовавшей цепи событий»[50].

Официальная (но секретная) позиция ЦРУ состояла в том, что принятая Олсоном доза ЛСД «спровоцировала» его самоубийство. Сотрудники управления постарались сделать так, чтобы жена получила приличную государственную пенсию — две трети его основного оклада. Рувет, который грозил рассказать все, если жене Олсона не назначат такую пенсию, написал докладную, в которой говорилось, что Олсон скончался от «секретного заболевания». Готлиб и Лэшбрук пытались выйти сухими из воды, утверждая, что дали Олсону ЛСД с согласия начальства. С одной стороны, они признавали провоцирующий эффект ЛСД в его смерти, а с другой — утверждали, что принятая им доза «практически не могла» оказать такое воздействие. Администрация ЦРУ назвала такую позицию «совершенно непоследовательной». По мнению Генерального инспектора ЦРУ, «способ проведения эксперимента свидетельствовал о небрежном к нему отношении со стороны сотрудников TSS, включая и их заявление, что это один из рисков проведения научных исследований».

При проведении расследования Генеральный инспектор Киркпатрик наложил арест на все документы Готлиба, относившиеся к проведению испытаний с ЛСД, что, как вспоминал Киркпатрик, очень опечалило Готлиба. «Как я понял из его слов, он был очень обеспокоен своим будущим», — добавил Киркпатрик с кривой улыбкой. Киркпатрик порекомендовал выразить неодобрение действиям Готлиба, шефа TSS Уиллиса Гиббонса и заместителя шефа TSS Джеймса «Траппера» Драма, которому потребовалось 20 дней после смерти Олсона, чтобы признаться в том, что Готлиб согласовал с ним проведение эксперимента. Другие руководители ЦРУ возражали против рекомендации Киркпатрика. Так, адмирал Луис Дефлорес, председатель Отдела исследований ЦРУ, послал личный меморандум Аллену Даллесу, в котором утверждал, что осуждение явится «несправедливостью» и помешает «духу инициативы и энтузиазма, столь необходимому в нашей работе».

Канцелярия директора ЦРУ продолжала работать, и Киркпатрик приступил к длительной процедуре подготовки писем на подпись Даллесу, в которых говорилось бы, что Готлиб, Гиббонс и Драм были в чем-то неправы, но ошибались «не слишком» сильно. Киркпатрик написал шесть вариантов писем по одному только Готлибу, прежде чем получился приемлемый для всех текст. Он начал с заявления, что руководство TSS принимало «крайне неверные решения».

Это звучало как чересчур сильное осуждение высокопоставленных сотрудников управления. Тогда Киркпатрик использовал выражение «очень неверные решения». Но и это прозвучало слишком сильно. Он остановился на «неверных решениях». Указанным руководителям сообщили, что они не должны рассматривать эти письма в качестве выговоров, письма не будут введены в их личные дела, что могло бы повредить их служебной карьере.

Семья Олсонов в Фредерике отделалась не так легко. Рувет рассказал им, что Олсон выпрыгнул или выпал из окна в Нью-Йорке, но не упомянул ЛСД, который, по мнению самого Рувета, повлек за собой гибель Олсона. Как дисциплинированный солдат, Рувет не смог заставить себя рассказать о засекреченном эксперименте — даже для того, чтобы смягчить горе Элис Олсон.

Она никак не могла смириться с мыслью, что ее муж добровольно ушел из жизни. «Для меня было очень важно, почти так же, как сама жизнь, чтобы дети не думали, будто отец предал их», — вспоминает она.

В течение последующих 22 лет у Элис Олсон не было иных доказательств, кроме собственного убеждения, что муж покинул ее и семью не по собственной воле. А затем, в июне 1975 г., комиссия Рокфеллера, изучавшая незаконную деятельность ЦРУ в собственной стране, сообщила о том, как человек, похожий на Фрэнка Олсона, выбросился из окна отеля в Нью-Йорке после того, как без его ведома ЦРУ дало ему принять ЛСД. Семья Олсонов прочла об этом в вашингтонской газете «Пост». Дочь Олсона Лиза Олсон Хейвард и ее муж встретились с Руветом, жившим после своей отставки в Фредерике. Во время взволнованной беседы Рувет подтвердил, что речь идет именно об Олсоне. Он сказал, что не мог раньше сообщить об этом семье, так как не имел на это разрешения. Рувет попытался отговорить их от обращения к общественности или от требования правительственной компенсации, однако Олсоны сделали и то, и другое[51]. По национальному телевидению Элис Олсон и каждый из ее уже взрослых детей поочередно зачитали заранее заготовленное заявление, в котором говорилось следующее:

ЦРУ нанесло нашей семье много оскорблений. Во-первых, над Фрэнком Олсоном был проведен небрежный и незаконный эксперимент. Во-вторых, истинная причина его смерти скрывалась в течение 22 лет… Рассказывая нашу историю, мы хотим, чтобы к пережитой нашей семьей личной боли, а также к пережитому нами моральному и политическому произволу не отнеслись свысока. Только при этом условии смерть Фрэнка Олсона может стать составной частью памяти Америки и послужить делу политических и этических реформ, столь необходимых нашему обществу.

Далее в заявлении судьба семьи Олсонов сравнивалась с судьбами семей «третьего мира», «надежды которых на лучшую жизнь были разбиты вмешательством ЦРУ». Хотя Эрик Олсон прочел эти слова от имени всей семьи, они в большей мере отражали политические взгляды детей, чем чувства их матери, Элис Олсон. Будучи невероятно сильной женщиной, которая, казалось, примирилась с действительностью, она вернулась после гибели мужа в колледж, получила научную степень, ведя в то же время преподавательскую работу, и сохранила семью. В ее душе нет вражды к Вину Рувету — ее другу, который все эти годы скрывал столь важную для нее информацию. Он поддерживал и успокаивал ее в самое трудное время, и она глубоко ценит это. Элис Олсон защищает Рувета, говоря, что он был в трудном положении, но затем она останавливается на полуслове и говорит: «Если бы он хотя бы намеком дал понять, что причина была связана с работой… Если бы я хоть что-нибудь могла сказать детям. Я не понимаю, как [Рувет] мог так поступить. Это было жестоко по отношению к человеку, который любил его».

«У меня нет враждебности к Вину [Рувету], — говорит Элис Олсон. — Другое дело Готлиб. Он вызывает презрение». Она рассказывает, что оба, и Готлиб, и Лэшбрук, присутствовали на похоронах в Фредерике и внесли вклад в мемориальный фонд. Она знала, что они не работали в Детрике, но не понимала, откуда они и какова их роль в происшедшем. Она вспоминает, что не хотела их видеть. «Но Вин сказал, что им будет легче. Я от них ничего не хотела. Я не думала, что это необходимо, но я согласилась. Возвращаясь мысленно к этому, я считаю, что это было ужасно… Для них я была несмышленым младенцем».

Готлиб и Лэшбрук так, по-видимому, и не вернулись к работе в TSS, занимавшийся разработкой биологического оружия. В остальном, однако, мало что изменилось. Связь ЦРУ с TSS перешла к Рею Трейхлеру и Генри Бортнеру.

До 1969 г. TSS продолжал изготавливать и накапливать биологическое оружие для ЦРУ, прекратив эту деятельность только после того, как президент Ричард Никсон выступил против применения этого оружия.

И, возможно, кто-то заменил Фрэнка Олсона.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.