Вступление ПРИКЛЮЧЕНИЯ ДУХА И ИСТИНЫ

Вступление ПРИКЛЮЧЕНИЯ ДУХА И ИСТИНЫ

Как-то 32-ом году своей жизни, будучи уже женатым и имея троих детей, я сидел в своем кабинете целый день, погрузившись в молчаливое размышление, и вдруг ясно ощутил присутствие своего героя и образца. Я выпал из собственного тела в океан тишины и спокойствия, о котором ничего не смог рассказать, когда вернулся в свое обычное состояние. Это не было экстазом или великим просветлением, это было погружением в глубокое и темное море покоя. И в течение трех лет после этого события я жил как бы внутри текущего потока событий, в котором все работало в совершенстве, почти без усилия с моей стороны. Я знал, что меня и мою семью опекает и оберегает, нежно любит и защищает чье-то глубоко внутреннее присутствие.

Этому впадению в благоденствие предшествовал удивительный период открытий. Я читал труд Пола Тиллич "Систематика теологии", представляющий собой гигантскую трилогию, которую не смог осилить сам начальник департамента, по его собственному признанию. Я же при этом чтении почувствовал и восхищение, и вызов. Я прочел все доступные книги Серена Кьеркегорда, и был поражен тем, как чтение его работы "Чистота сердца есть стремление к единству" может быть душераздирающим, выбивающим из колеи и, в то же время, изысканно интеллектуальным, эстетическим и духовным пиршеством.

Помимо чтения, я начал работать над тем, что двенадцать лет спустя стало "The Crack in the Cosmic Egg". Книга была наполнена тем же чувством уверенной гармонии и смысла, которым была окрашена моя жизнь в этот период. Примерно в это время я обнаружил дневники Джорджа Фокса - основателя движения квакеров, и открыл для себя его практику общения с духовным началом, которая, как я понял, приблизительно соответствует неконфликтному поведению. Практика общения Фокса срабатывает у тех, кто обладает достаточным терпением, чтобы ждать, не сомневаясь. Когда я застревал на каком-то вопросе в процессе создания своего текста или чувствовал, что зашел в тупик, я шел в университетскую библиотеку. Я просто стоял там и ждал. Когда же обычный хаотический поток сознания сменялся некоей отрешенностью, приходило озарение. Оно было настолько сильным, что исполненный уверенностью и как будто влекомый невидимыми нитями, я направлялся в определенный раздел библиотеки. Я обнаруживал себя тянущимся к какой-то таинственной полке за не менее таинственной книгой, которая буквально падала мне в руки. Автоматически я перелистывал страницы до той, которая содержала именно те сведения, что были мне необходимы на тот момент для продолжения своей работы. Наверное, девяносто процентов ссылок, использованных в той книге, появились таким способом. Наиболее примечательно было открытие Карл оса Кастанеды во время издания его первых университетских трудов в 1968. Я уже занимался последней редакторской правкой своей рукописи, когда появилась эта книга. Она лежала вместе с прочими новыми поступлениями на столе в задней комнате библиотеки и ждала библиотекаря, который должен был внести её в каталог. У меня по спине пробежали мурашки, когда я взял в руки маленький томик и почувствовал присутствие чего-то необъяснимого и сверхъестественного. Тот факт, что нечто привело меня именно к его книге, стало демонстрацией того самого явления, которому были посвящены наши труды. И совершенная жемчужина Кастанеды, и мой необработанный манускрипт были посвящены исследованию того, что же происходит, когда человек отбрасывает интеллектуальные рассуждения и позволяет "потустороннему" разуму взять верх. Позже я осознал, что это "другое" было просто другим названием душевной мудрости, или Духом Святым в проповедях об Иисусе.

В 1965 году меня постигла беда - умерла моя жена, которой было всего лишь 35 лет. В ходе её болезни случались спонтанные моменты выздоровления и рецидивов. Её заболевание сопровождалось целым рядом паранормальных явлений, для детального описания и объяснения которых потребовалась бы целая книга. С помощью маленьких чудес, которые она совершила, уже покинув нас, в том числе, и несколько зримых появлений, я смог удержать наших четверых детей в семье, сохраняя за собой позицию учителя, и продолжал более или менее плодотворно работать над своей книгой.

Приблизительно два года спустя в моей жизни произошло весьма значительное и насыщенное мистическое событие. Это случилось однажды вечером. Все началось с медленной, но совершенно полной материализации облика моей уже давно утраченной возлюбленной. Она оказалась в полной, осязаемой физической форме у меня в объятьях, её губы и тело прижимались ко мне. Её образ, однако, отличался несколько комбинированным характером. Моя юношеская любовь была словно окружена присутствием некоего древнего, архетипического образа Женщины, которая была одновременно и женской шакти и самой созидательной силой.

Наше предыдущее единение было духовным, а в этот раз в слиянии участвовали и наши физические тела, каждая их клетка, переживала взрыв радости в каждый момент единения, что привело, в конечном итоге, к нашему целостному слиянию такой силы, что этому нельзя ни подобрать имени, ни дать описания. Слово "любовь" было бы безнадежно неадекватным для передачи состояния, которое мне довелось тогда испытать, но другого я не нашел. Мне оставлено молчание, ибо, как сказал Экхардт, все слова и имена должны быть оставлены, когда мы входим под покров неизвестного, и никакие слова не могут быть применены к этому состоянию, когда мы покидаем его.

Насыщенность этого события чувствами затмила все духовные переживания, которые мне довелось испытать до и после. Однако затем постепенно и медленно я стал отделяться от океанского простора и от моей возлюбленной, уже ставшей частью меня, пока я окончательно не вернулся в свое нормальное состояние. Это вызвало опустошение, которое едва не выбило меня из колеи. И только чувство ответственности за детей и великий пример - Иисус - удержали меня в почти пустой жизни, к которой я вернулся.

За годы, последовавшие за этим событием, я пережил множество опытов, созвучных тем основным, и их частота и глубина переживания возрастали. Но некоторая часть меня казалась отрезанной и потерянной. Больше уже никогда мне не было дано познать ничего подобного, ничего равного огромности величайшего слияния, которое я испытал в сорок лет. Позже мне довелось прочесть заметки Бернадетт Робертc о "вдыхании божественного воздуха" в течение недель и шока, который случается после возвращения в обычный мир; она, не смущаясь, рассказывала о том, что по контрасту нашла землю живым адом.

В 1974 году, в процессе работы над своей третьей книгой, "Magical Child", я столкнулся с препятствием, описывая последствия детских игр. Почему дети все время хотят играть, практически с самого рождения, причем до такой степени, что превращают в игру все, что можно, в то время как мы, взрослые, подготовили для них совсем другое расписание, точно такое же, какого придерживались сами с момента расставания с детством. Мы убеждены в том, что составленный нами план действий для детей есть благо, и приходим в недоумение, когда они изо всех сил сопротивляются нашей очевидной щедрости. Для нас остается загадкой, почему вдруг природа заложила в детей желание играть в ответ на наше продиктованное мудростью стремление учить их выживанию. Я собрал все исследования и научные работы, посвященные игре, которые только смог найти, квалифицировал и синтезировал их, пытаясь найти ответ среди богатого выбора теорий.

Несколько месяцев я провел над книгами, размышляя над этим вопросом и ничего не находя, пока не обнаружил одним вечером, что ответ все время был у меня в руках, готовый вырваться из них в любой момент. Я разволновался и разложил все имевшиеся у меня разнообразные исследования по соответствующим категориям, точно зная, что найду там ответ, если только у меня достанет ума докопаться до него.

В конце концов, далеко за полночь, в измождении, я откинулся на спинку кресла; мой энтузиазм исчерпал себя, и ничто, отдаленно напоминавшее ответ, не пришло мне на ум. В самой спонтанной и искренней молитве в своей жизни я воскликнул: "О Господи, в чем смысл игры в нашей жизни?"

Неожиданно на мое тело накатилась волна энергии, и я обнаружил себя физически двигающимся на огромной скорости в бесконечно черное пространство, медленно заполняемое миром бесчисленных звезд и галактик. Меня бросало из одной стороны этой пространной бесконечности в другую, нежно и играючи, вызывая чувство веселой беспомощности. Это сильно напоминало поведение жонглера, подкидывающего шары, или отца, играющего с ребенком. Этот забавный опыт все продолжался и продолжался, и вдруг я услышал свой голос, повторяющий снова и снова: "Бог играет со мной!" После периода времени, казавшегося нескончаемым, игра медленно затихла, звездное пространство рассеялось, и я оказался в своей комнате. Я долго плакал, преисполненный трепетного благоговения и благодарности за столь щедрый дар. С этого момента я узнал, что игра была и причиной, и сущностью жизни - не только для маленьких детей, но и для всех божьих детей, вне зависимости от возраста. Я также понял, что высказывание Великого Учителя человечества о том, что мы должны стать как дети, значило именно то, что было сказано. В то же время я узнал, что отказ человека от игры и желание прекратить игру детей, настойчивое стремление заставить их включиться в защитные маневры, есть старейшее зло. У меня не было ни малейшего представления о том, как облечь эту мысль в слова своей книги, потому что следствие было бы ошеломительным и сократило бы мои и без того жалкие попытки изложить свои идеи. Но игра помогла оформить последние черновики "Magical Child"" и вошла в структуру всех моих последующих работ. Позже мне посчастливилось встретиться с Майклом Мендизза, чей фонд "Прикоснись к будущему" объединил многих, кто понял, что игра и есть ответ, - Фреда Дональдсона, Стюарта Брауна, Чака Хогана. Каждый из них освещал значение игры в разном свете - что было правильным.

Для большинства организаций и групп, несмотря на все их добрые намерения и усилия, игра продолжала быть, в основном, интеллектуальным понятием, и я понял, что интеллект оставался в ней главной формообразующей силой. И только десять лет назад, когда я узнал о детище покойной Мэри Хелен Ричарде - Институте физического самовыражения, называемом "Образование через музыку", и поступил в эту организацию без малейших сомнений, я вновь открыл для себя игру в её первоначальном виде. "Образование через музыку" - это состояние, которое можно испытать только путем личного переживания. Поскольку Институт Ричардс игнорирует рекламу, он столкнулся с трудностями на пути к широкой известности. Почти все, что говорят и пишут об этом институте, дает о нем неверное представление. Я могу только сказать, что знание нашего тела об игре, о том, как она способствует раскрытию человека для неконфликтного обучения, могут быть обретены с помощью движений и пения, которые преподаются в школе "Образование с помощью музыки". Благодаря курсу физиотерапии, полученному там, от меня отлетели последние "лоскутки" защиты, и я открыл для себя подлинный смысл игры. Я смог полностью осознать, что имел в виду наш Великий Учитель, предлагая уподобиться детям, а также узнал,  что никакое интеллектуальное понятие или посредничество и духовное напряжение не позволяет раскрыть в человеке это состояние. Если бы в процесс школьного обучения детей было включено "Образование с помощью музыки", сила игры могла бы заново открыться в детях, - равно как и во взрослых.

Примерно через три года после завершения книги "Magical Child" один из моих читателей прислал мне книгу "Игра сознания", написанную индийским мастером по медитации Свами Муктананда. Название книги произвело впечатление, но я не видел смысла в обращении по какому-либо поводу к одному из потока гуру, наводнивших берега нашей страны в конце 1970-х. Я почувствовал нечто сходное с презрением по отношению к самодовольно улыбающемуся и фальшиво выглядящему персонажу на обложке книги. У меня была своя модель трансцендентного, я прожил с ней всю жизнь и другая мне не была нужна. Тем не менее, в тот же вечер я решил хотя бы заглянуть в книгу, не имея больше ничего под рукой для чтения.

Я уже прожил со своей новой женой три года в отдаленном месте лесного массива в Голубых Горах Вирджинии, в двух милях от ближайшей дороги, электрической линии или телефона. На восток от коттеджа, который я построил для нас, находилась заброшенная ферма протяженностью в две тысячи акров, на запад простирались две тысячи акров нетронутого леса, принадлежавшего лесозаготовочной компании, и к лесной дороге можно было добраться только через обширную территорию пустующей фермы.

При свете моей верной керосиновой лампы Аладдина, которая давала свет, равный свету сорокаваттной лампы, я решил тем вечером посмотреть, что за покрывало соткал этот "шарлатан" Муктананда, чтобы набросить его на глаза легковерным читателям. Открыв первую страницу, я прочел вступительное предложение - и занавес упал. В четвертый раз за всю мою жизнь с меня свалился огромнейший груз. Мое сознание было вытолкнуто из тела, как это случилось за 30 лет до этого. Однако через мгновение осознание внешнего мира вернулось в мое тело в виде ослепляющего света. Я был в совершенном смущении.

Как я уже сказал, место, где мы жили, находилось в отдалении, и добраться туда было нелегко. Двое ворот преграждали доступ к каждой из многочисленных лужаек, которые нужно было пересечь, чтобы попасть в лес, где стоял наш домик, очень хорошо спрятанный даже при свете дня. Как могла машина проехать и почему она светит фарами прямо в окно, прямо мне в глаза? Я задавал себе эти вопросы, пока пытался увидеть что-нибудь за блеском сияния.

Там, в нескольких дюймах от моего лица, на пьедестале стояла белая статуя Иисуса. Свет исходил от белого мрамора, и я смотрел в глаза изваянию. Они казались необычайно живыми и пристально смотрели на меня. Затем статуя вдруг наклонилась ко мне, и я почувствовал её дыхание! Когда это дыхание наполнило меня, я вновь почувствовал себя вне собственного тела и ощутил ту бесконечность мира, которую невозможно описать словами, ибо слова, названия и существование следовало оставить за её пределами*. Эпизод был кратким, но решающим и своевременным. Вернувшись в свое тело и на землю, я отложил в сторону эту взрывоопасную книгу и заявил жене, что где бы этот Баба Муктананда ни жил, мы немедленно отправляемся к нему. Позднее я узнал, что Баба иногда совершал шактипат, иначе говоря, передачу духа или силы от учителя к ученику, выдыхая в его ноздри.

* Значение этого символа едва ли сложно понять: это было мой давно любимый герой, Иисус, явившийся в образе мраморной статуи с сияющими и живыми глазами, вдохнувший в меня то, что могло быть только Духом Святым. И хотя Иисус был моим кумиром, возведённым на пьедестал, тут он предстал передо мной воплощённым, как мне было ясно показано, в облике живого человеческого присутствия среди нас.

Около шести недель спустя мы сидели у ног Муктананды в его ашраме, в то время как его названный преемник, Гурумайи, переводил для него, потому что по-английски гуру не говорил. Я быстро рассказал ему про те особые обстоятельства, которые привели меня к нему, и добавил: "Баба, я думаю, что Вы Иисус". Муктананда радостно засмеялся, хлопнув себя по колену, а затем, подняв палец, посмотрел мне в глаза и сказал (через перевод Гурумайи): "Почему нет, конечно же! Да и ты тоже!"

Мы остались в ашраме, и в течение месяца я дважды ощущал большой груз, внезапно наваливавшийся на меня и как бы вдавливавший в иное осознание мира. Каждый раз его нельзя было в экстазе донести до бренной земли, его нужно было почувствовать внутри, духовно, чтобы буквально усвоить некоторые аспекты космологии Бабы, основанные на кашмирском шаваизме, который я не мог понять умом. В этом состоянии нокаута я проживал осязаемый опыт, определенное дидактическое учение и потом стал понимать каждой клеточкой своего тела, а не головой, то, что Муктананда желал мне сказать. Будучи тугодумом, я мало понял из того, что он непосредственно говорил мне, и ещё меньше из запечатленного в невыносимо скучных санскритских рукописях, которые пытался прочесть по его настоянию и которые повергали меня в сон почти мгновенно. Так что с помощью этого краткого отключения моего сознания он просто пытался заставить меня понять его (в практике сиддха-йоги это называется медитацией без сознания, и я испытывал её ещё несколько раз в течение ряда лет). Сходство с методом привлечения внимания моей возлюбленной, явившейся мне за тридцать лет до этого, не было мной забыто. Космологические принципы одинаковы, вне зависимости от контекста. Динамика созда-тель-созданный может отражать любое содержание, которое предлагает существующая реальность.

Медитация в практике сиддха-йоги сосредоточена на сер дце. С помощью этой науки я узнал о сердце все, что только возможно. У меня было собрано около трехсот высказываний Бабы и Гурумайи относительно различных аспектов работы сердца. Все они приведены в соответствующем исследовании. Баба объяснил мне ещё в начале наших отношений, что в течение приблизительно десяти лет научное сообщество сможет представить все исследования, необходимые для объяснения того, что он говорил нам, и того, что мы непосредственно испытывали, работая с сердцем по учению сиддха-йоги. Много лет я постоянно получал результаты исследований сердца и в конечном итоге открыл при помощи института Хартмэт новую ценную область нейрокардиологии. Все эти исследования вполне убедительно доказывали справедливость предсказаний Баба.

Муктананда много раз говорил о тонкой сфере энергии, окружающей тело человека, подобно кокону, и описывал её как вибрации или волновые формы Шивы, верховного индуистского бога и главную силу в кашмирском шиваизме. Он называл эти волновые формы частотами, из которых образовалась вселенная, и утверждал, что эта тонкая сфера, окружающая человека, содержит внутри себя всю вселенную в её тонкой форме. Я читал у Карлоса Кастанеды описание светящегося "яйца", из которого берет начало жизнь человека, и пришел к выводу, что эти два описания идентичны.

В один памятный вечер, проведенный в ашраме, я вдруг почувствовал, что делаю "пранаяму" - дыхание огня. Я занимался этим до того момента, пока не понял, что совершил прорыв в понимании вибраций Шивы. Это было выполнением давно данной самому себе клятвы. Пранаяма это медитация, сопровождающаяся быстрым и глубоким дыханием. Меня предупреждали, что заниматься этой практикой следует очень осторожно, потому что предположительно она тяжка для людей со слабым сердцем и для пожилых.

Обладая разумом ещё более слабым, чем сердце, я пренебрег этим предостережением и решил, что пришло время для "разборки" с моим духом. Промокнув насквозь от пота, но не переставая обновлять энергию, я совершал "дыхание огня" снова и снова, до раннего утра. Когда это дыхание, уже ставшее автоматическим, внезапно прекратилось само по себе, я, храня полнейшее безмолвие, четко ощутил, как тонкая сфера вибраций окутывает меня. Она была столь осязаемой, что я почувствовал, что могу коснуться её и обнять. Для обозначения этой сферы, которая была подобна живому присутствию, мне пришло в голову слово "плазма". Я осознал, что это действительно был кокон, которым мы окутаны в течение всей нашей жизни. Для меня это была чистая любовь - вибрирующая, живая, полная заботы. Внутри нее заключалась вся вселенная в её тончайшей форме или "подразумеваемый порядок", как мог бы её назвать физик Дэвид Бем. Позже, когда я прочел об электромагнитных полях, исходящих из сердца человека, я подумал: "Роза пахнет розой, //Хоть розой назови ее, хоть нет" (Шекспир У. "Ромео и Джульетта", пер. Б. Пастернака). Вначале мне было дано клеточное знание, обрамление, в пределах которого эта интеллектуальная информация обретала очень ясный смысл.

Около года спустя я ощутил ту же тонкую сферу как силовое поле, возникшее вокруг моей жены, когда она рожала нашу дочь в постели в нашем маленьком доме. Она недолго постояла на коленях, исполняя то, что называлось нами пранаямой и что официально назвали методом деторождения Ламэйз. В этот момент я решил попытаться принести хоть какую-то пользу и встал сзади, чтобы поддержать её спину. Но она была окружена полем такой энергии и силы, что меня отбросило назад, как мячик в пинг-понге. В ответ она объяснила, что в ту минуту ей просто нужно было побыть одной; чтобы сделать дело самой. Наша дочь родилась вскоре после моей попытки оказать помощь.

Я занимался сиддха-йогой двенадцать плодотворных, насыщенных лет. Моя жена, дочь и я провели девять зим в ашраме, в Индии. Летние сезоны мы жили в ашраме в США и в дру гих ашрамах по всему миру. За это время, путешествуя по земному шару, я провел около двух тысяч семинаров о связи разума и сердца и о том плане развития человека, который дала нам природа. Спустя десятилетие мой внутренний голос начал говорить, что пора оставить этот образ жизни, но он так мне нравился, что я игнорировал эти послания. Наконец, в 1991 году, готовясь к беседе, которую я должен был провести в конце недели из-за сильной занятости гуру, я читал работу Бернадетт Робертс "Опыт переживания отсутствия личности". В ней я натолкнулся на загадочную ремарку о том, что никто не может придти куда-либо в духовной жизни без системы координат, но что всегда в определенный момент обязательно следует оставить эту систему.

Это замечание озадачило меня, но я отмахнулся от него и провел беседу, как и было запланировано. Ближе к концу этой беседы, зал и люди, сидящие передо мной как будто утратили цвет, и я понял, что расстаюсь с сиддха-йогой. Точнее, я знал, что был выброшен из практики этой системы некой силой внутри меня. Не пропустив ни слова, я довел дело до конца, понимая, что это была последняя моя лекция. Я тихо вышел, не оглянувшись назад, без аплодисментов, испытывая чувство огромной благодарности за данную мне привилегию испытать все, что я пережил и чему научился. А это немало, учитывая то, с чего я начал и что чувствую теперь. Пару недель спустя я спокойно сидел дома, размышляя над тем, каким будет следующий эпизод моего чудесного приключения. Внезапно я почувствовал какое-то шевеление внутри и в первый и единственный раз услышал свой внутренний голос. Так же ясно, как если бы это говорил кто-нибудь, сидя напротив меня, я услышал свое сердце, произносившее слова: "Оставишь ли ты все поддерживающие системы, будешь ли ты следовать только за мной?" Мгновенно откуда-то из глубины меня раздался крик "Конечно!", хотя смешно было предположить другой вариант ответа. Я почувствовал себя словно несколько в стороне от дискуссии, разворачивавшейся внутри, но с этим подтверждающим словом "Конечно!" я испытал нечто вроде сильного, бьющего потока, душа, который в сиддха-йоге называется "Голубой жемчужиной" - это маленькая точка насыщенного голубого цвета, резко возникающая в поле человеческого зрения.

До того, как я встретил Муктананду, я никогда не слышал о намного реже испытываемом визуальном эффекте - он упоминается в обрядах американских индейцев, как я выяснил, в качестве подтверждения или дарования духовного благословения. И с момента моего утвердительного "Конечно!" в ответ на голос собственного сердца "Голубая жемчужина" стала появляться в пространстве вокруг меня каскадом голубых искр, рассыпающихся подобно дождю, который продолжался где-то с полчаса, постепенно уменьшаясь. Я определенно не чувствовал, что особенно хорошо следую указанию внутреннего голоса. Я как будто расхаживал по всему дому из угла в угол, а не целенаправленно вышагивал по прямой тропе, которую мы мысленно прокладываем в собственном воображении. Стало быть, моя жизнь продолжала идти своим чередом, настолько насыщенная и богатая, насколько я мог себе позволить. Мой внутренний голос не вызвал слепящего света осознания или чувства вечного спасения и не открывал передо мной дверей постижения. Тем не менее, он принес важное подтверждение жизни как таковой, потому что я знал, что даже когда он произносил то, что исходит от моего сердца, это был голос моего возлюбленного героя - Иисуса. Благодаря фейерверкам "Голубой жемчужины", я также знал, что источником голоса был и Муктананда. А позже я понял, что это были Мастер Экхардт и Маргарита Порет, и суфий Ибн Араби, Мать Тереза и Иоанн Креститель, Франсис и Жан-Пьер де Коссад и все прочие, известные и неизвестные личности. Все это были люди, которые провозглашали "второе пришествие", как говорится в гностическом евангелии: "Он, кто приходит, когда мы нуждаемся в Нем".

По размышлении я также понял, что каким-то странным образом, как утверждал Муктананда, этот голос был и моим.==