Занятия в классе
Занятия в классе
Все дети имеют право на обучение, но организовать этот процесс достаточно трудно. Первая трудность – удержать их за партой, добиться того, чтобы они использовали учебный материал по назначению, не портили его и поняли, чего от них ждут в классе. У малышей занятия длятся максимум 45—60 минут в день, и они проходят в такой же обстановке, как и в детском саду: часть помещения занимают парты, а другая часть комнаты с мягким ковром на полу предназначена для игр. Таким образом, в течение всего урока дети переходят из одной части комнаты в другую для того, чтобы время, в течение которого они должны быть сконцентрированы, не было слишком продолжительным. Малышей мы обучаем самым элементарным вещам. Очень много мы работаем с конкретными предметами, используем пирамидки и кубики, чтобы они могли понять какие-то вещи с помощью конкретного предмета, который можно пощупать и взять в руку. В то же время мы используем эти занятия, чтобы привить детям социальные нормы, потому что обстановка, в которой проходит занятие, учит их сосредотачиваться на своей работе.
Перед началом занятий дети строятся и идут с портфелями из своей группы в класс. Затем каждый идет на свое место и стоя ждет, пока воспитательница не разрешит всем сесть. Все структурировано, что способствует наибольшей концентрации внимания, необходимой для работы. Что касается базовых навыков, то очень много времени отводится обучению письму. Дети делают много упражнений, которые вам, наверное, знакомы, например их учат рисовать круги, проводить горизонтальные и вертикальные линии в двух направлениях – вверх и вниз. Сначала они это делают на очень больших поверхностях, то есть не в своих тетрадях, а на доске, на которой они могут проводить линии от одного конца доски до другого. Мы пытаемся пробудить в них ощущение собственного тела. Точно так же, чтобы научить их раскрашивать рисунок, не выходя за его границы (а вы знаете, что очень часто, раскрашивая какой-нибудь рисунок, ребенок выходит за его границы и раскрашивает весь лист), мы сначала используем утолщенные ограничители, которые «преграждают путь» карандашу и помогают ребенку осознать, что у рисунка есть границы. Затем мы работаем с очень простыми картонными формами с широкими краями. Например, если ребенку дают раскрасить уточку из картона, края рисунка будут очень широкими, и с помощью этих широких полей мы можем остановить ребенка, если он начнет выходить за края рисунка. Мы пытаемся делать всё постепенно. Затем мы переходим к обучению навыкам письма. Сначала мы просим детей соединить точки между собой, и таким образом отрабатываем точные жесты, что позволяет детям постепенно приобрести все необходимые умения для того, чтобы научиться писать, насколько это возможно. Многим детям проще воспроизводить печатные буквы. Исходя из способностей ребенка, мы стараемся добиться того, чтобы ребенок научился писать буквы и умел бы написать хотя бы свое имя. Одновременно с обучением письму, мы учим детей читать, потому что, чтобы написать букву «а», нужно знать, что это буква «а».
Часто мы используем методику «Borel Maisonny», разработанную одним французским логопедом. Суть этой методики состоит в соотнесении буквы с жестом. Например, произнося букву «с», мы показываем на спину. На самом деле жест придает звуку смысл. Затем мы начинаем связывать звуки в слоги. С некоторыми детьми мы используем метод глобального чтения (мы не учим их читать сначала буквы, а потом складывать из них слова, а учим их читать слово целиком), потому что эти дети воспринимают мир настолько визуально, что им легче запомнить слово целиком, чем последовательность букв, из которых оно состоит. Некоторым детям удается таким образом добиться успеха; даже многие неговорящие дети запоминают знак, соответствующий букве, хотя это не означает, что они понимают значение слова. Тем не менее, можно сказать, что они в состоянии освоить базовые навыки, необходимые для чтения. Что касается письма, то им часто бывает очень трудно просто держать карандаш в руке. Координация движений у них нарушена, и поэтому то, что они пишут, прочесть невозможно. Чтобы научить детей правильно держать карандаш, можно использовать пластилин. Здесь есть опасность, что они начнут играть с пластилином, а не работать, но если не пробовать, то вообще ничего не получится. Зато когда все буквы известны, многим аутичным людям доставляет большое удовольствие работать на пишущей машинке или на компьютере. В данном случае не нужно уметь держать карандаш, и многие дети без труда могут написать свои имя и фамилию на компьютере, в то время как им не удается это сделать с помощью карандаша.
Дети должны получать удовольствие от работы на компьютере. Для этого может быть стоит отделить эту работу от школьных занятий. Но если просто посадить ребенка перед компьютером, он не сможет на нем работать. Как и всякого ребенка, его следует этому обучить. Я работал с программами для самых маленьких. Их преимущество состоит в том, что они очень простые, музыкальные, а рисунки – очень крупные. Для начала надо, чтобы ребенок связал движение мышкой с тем, что происходит на экране; затем, чтобы он понял, что разрыв между движениями руки и глаза – это нормально. Постепенно можно использовать и более сложные программы. Это обычные программы для детей, позволяющие, например, складывать пазлы на экране. Мы заметили, что здесь детям удается выбрать нужный элемент и поставить его на нужное место, а когда они должны сложить деревянные или бумажные пазлы, – у них не получается. Так происходит потому, что на экране монитора они за один раз могут «взять» только один элемент, и он уже устанавливается на нужное место, а в настоящих пазлах есть несколько элементов, и ребенку нужно искать подходящие для них места. Таким образом, очень часто пользование компьютером облегчает задачу ребенку. Есть дети, которым трудно работать с мышкой. Мы стали пользоваться мышками, сделанными в форме большого шарика, вращающегося на цоколе и оснащенного двумя кнопками. Чтобы нажать на кнопку, нужно снять руку с шарика, что позволяет избежать ненужных движений: сначала нужно научиться двигать мышкой, а затем отрабатывать движение «кликнуть». Вскоре мы смогли работать с обычной мышкой. С некоторыми детьми мы делали рисунки на компьютере, меняли фотографии и печатали их. Теперь они очень хорошо умеют включать компьютер, искать свою папку и файлы, открывать документ, работать с ним и выключать компьютер, когда работа закончена. Нужно добавить, что некоторые дети могут навести такой «порядок» в компьютере, что я вам советую установить на него специальную защиту и блокировать доступ к некоторым программам, чтобы им не удалось стереть все, что находится на жестком диске.
Для того, чтобы сочетать обучение компьютерной грамоте со школьными занятиями, мы покупаем обычные программы, предназначенные для детей дошкольного возраста, и очень быстро ребята сами их осваивают. Самая большая трудность заключается в том, что дети очень торопятся, начинают работать, не получив сообщения компьютера, и тогда у них ничего не получается. Но преимущество работы на компьютере состоит в том, что все можно исправить, и в том, что компьютер говорит ребенку: «Начни сначала», «Попробуй еще раз». Это помогает научить ребенка действовать только после получения указания на мониторе и добиться лучшей концентрации на своей работе.
С подростками мы работаем также и в Интернете, поскольку это позволяет расширить их кругозор. Например, у нас много ребят африканского происхождения, и мы занимаемся географией: ищем, где находится Африка, и пытаемся найти ответы на разные вопросы, которые их занимают. То же самое можно делать и не пользуясь Интернетом, например в библиотеке. Однако использование Интернета позволяет подростку стать менее зависимым от воспитателя: в данном случае воспитатель не сам учит подростка, как надо что-то делать, а дает ему средство, позволяющее самому научиться чему-то. Некоторым ребятам эта небольшая отстраненность от воспитателя помогаетучиться, потому что они учатся не для нас, не для того, чтобы доставить нам удовольствие или вызвать наш гнев, а только для себя.
Где дети используют теоретические и практические навыки, приобретенные в классе? Но бывают поразительные случаи. Например, в классе ребенок считает только до трех, а дальше постоянно ошибается. Но если в столовой попросить его принести пять яблок, он сможет это сделать, т. е. он, оказывается, умеет считать. Проблема состоит, вероятно, в том, что в классе ему это трудно именно из-за учебной ситуации: он должен выполнить задание. Я думаю, что нужно постоянно подчеркивать это его умение в обыденной жизни, и со временем он поймет, что умеет считать и потом сможет это делать в классе. Может быть, на уроке нужно в течение какого-то времени не просить его считать больше, чем до трех, переключиться на что-то другое и вернуться к этому чуть позже. Когда возникали такие ситуации, что у ребенка ничего не получалось и он как будто застывал на одном месте, мы часто пытались найти какие-нибудь обходные пути преодоления этих трудностей. И после того, как ребенку удавалось сделать не то, что у него просили первоначально, а что-то другое, даже более сложное, можно было вернуться к предыдущему заданию, и обычно он с ним довольно легко справлялся.
Я не говорил об этом потому, что мне казалось достаточно очевидным, что если ребенок умеет считать, это будет использоваться везде, где можно. Например, мы можем использовать его умение пользоваться линейкой в мозаичной или слесарной мастерской, предлагая ему сделать замеры за других ребят. Так мы оцениваем его знания.
Каким образом ребенок понимает смысл занятий в классе и то, что эти занятия необходимы? Я не знаю. Когда ребенок приходит в класс, возникает особая ситуация, потому что в классе все организовано по-другому, не так, как в группе. В классе стоят столы, туда нужно приходить с портфелем, там есть специальное оборудование, и эта особая обстановка позволяет ребенку почувствовать разницу между занятиями в классе и тем, чем он занимается в другое время. Тот же воспитатель, который принимал ребенка в Центр и провожал его в основную группу, отводит его в первый раз в класс. Присутствие человека, ставшего для ребенка доверенным лицом, позволяет сделать плавный переход в иную среду. Конечно, маленьким детям сложно провести в классе 45 минут. Когда ребенок приходит первый раз в наш Центр, он привыкает к нему постепенно: сначала он остается в Центре на час, потом на два часа и так далее. Точно так же сначала ребенок приходит в класс минут на 10—15, в течение которых он делает какую-нибудь несложную работу, и, как только ее закончит, он может выйти из класса со своим воспитателем. Мне кажется, здесь самое важное – организация пространства класса. Необходимо, чтобы все предметы, находящиеся в классной комнате, использовались только в классе. Конечно, там так же, как и в группе, нужны и ножницы, и маркеры, и фломастеры, и т. п. Но мы сочли необходимым сделать так, чтобы эти школьные принадлежности отличались друг от друга: в классе, например, используются карандаши, находящиеся в железной коробке, а в группе – в картонной.
Вы не стремитесь, чтобы ребенок сразу понял смысл происходящего, т. е. сначала все-таки складываются какие-то стереотипы поведения в классе, поведения в другом месте, а уже потом постепенно это наполняется смыслом? Мы стремимся придать смысл тому, что он будет делать. Например, ребенок привыкает, что в группе в основном играют, а в классе обязательно придется трудиться. Цель состоит в том, чтобы ребенок попытался выполнить эту работу. Ему, конечно, помогут, потому что он учится, но он все-таки должен постараться и сделать. Это работа со смыслом, но мы также подключаем некоторые опоры, которые помогают ребенку сориентироваться. Например, оборудование группы отличается от оборудования класса: в классе – маленькие столы, а в группах два больших стола, в классе – стулья, а в группах – табуретки. Мы действительно решили разделить оборудование в зависимости от его использования. Это помогает ребенку понять, для чего конкретно предназначено данное помещение.
Бывали ли случаи, что ребенок из вашего Центра пошел учиться в школу по общей или вспомогательной программе? За 30 лет работы я видел только трех детей, которые смогли пойти в обычную школу. У одного из них не было аутизма (в то время мы принимали не только аутистов), а двое других ушли в частные школы. Они оказались в защищенной среде, где в классах немного учеников, и им удалось достичь определенных успехов, но это скорее исключение. Когда мы открывали Центр для подростков, мы планировали, что некоторые дети, которые могли бы интегрироваться в школьную среду, уйдут от нас в школу или лицей. Но основная проблема заключалась в том, что уровень их знаний соответствовал уровню учеников младших классов, а им по 16—17 лет. А нам кажется нежелательным соединять подростков с маленькими детьми. Мы пытались также интегрировать наших детей в школу с помощью уроков физкультуры. Мы встречались с директором и преподавателями физкультуры одного лицея в течение трех месяцев, чтобы познакомить их с нашими детьми, спланировать занятия и посмотреть, в какой класс их можно интегрировать. Дети знакомились со школьными помещениями, со спортивным залом. В июне они даже два раза посетили уроки физкультуры, чтобы установить контакт, а затем начались каникулы. Мы договорились, что в начале сентября начнем вместе работать. В сентябре я не получил никаких вестей из лицея. Я звонил, но мне не отвечали и никогда не передавали трубку директору лицея. Я написал много писем, на которые до сих пор жду ответа. Несмотря на наше желание интегрировать детей с аутизмом и желание государства оказывать инвалидам помощь в интеграции, необычное поведение наших детей испугало преподавателей лицея, хотя сначала они были готовы провести такой эксперимент. Я думаю, что мы хорошо подготовили этот проект, мы даже планировали проводить в старших классах беседы об аутизме. Конечно, мы еще будем пытаться сотрудничать со школами и лицеями, но это требует времени, и это непросто.
Мы пытаемся этого добиться. Нам удается, но редко. В наш Центр направляют детей с самой глубокой степенью аутизма. Им, конечно, труднее всего интегрироваться в обычную школу, но такие случаи бывали, в частности с детьми, которым удавалось освоить программу по одному школьному предмету.
У нас был ребенок, очень развитый физически, который посещал занятия по физкультуре в обычной школе. Поговорив с преподавателем физкультуры из этой школы, мы пришли к выводу, что программа занятий по этому предмету вполне соответствовала способностям нашего ребенка.
Другой ребенок посещал занятия по труду в другой школе. Целью этой интеграции в среду обычных детей было не достижение успехов в школе, а просто общение с обычными детьми. А нам было важно понаблюдать: как ребенок будет реагировать на незнакомое окружение.
В Центре было также несколько детей, которые проходили стажировку в обычной школе. Это были дети 12—13 лет, которые неплохо владели навыками чтения и письма. И мы пытались понять, смогут ли они пойти в обычную школу после нашего Центра, достигнув четырнадцати лет. Вместе с Министерством образования мы организовали детям месячную стажировку в интеграционном классе. Во Франции эти классы созданы для детей, которые испытывают затруднения с адаптацией в обычной школе. Но проблема состоит в том, что обычно в такие классы принимаются дети, которым сложно переносить структуру обычной школы, «трудные подростки», которые не признают авторитетов и необходимость «подчиняться» школьным преподавателям. Аутичным детям, конечно, было очень сложно находиться в одном классе с такими подростками, потому что они пришли в школу из совсем другого мира, где чувствовали себя защищенными и где воспитатели были главными лицами, а здесь они оказались среди детей, которые разрушали их привычный мир. Для наших ребят это был, скорее, неудачный опыт. В результате, они пошли работать в Центр для подростков, где смогли получить специальность.
Увеличивается ли доля общеобразовательных или социально-педагогических дисциплин в вашем Центре? за пределами Центра. Мы стараемся, чтобы дети пользовались своим умением читать, и для этого ходим в городскую библиотеку, где они могут общаться с другими людьми и детьми. С детьми, которым не дается учеба, мы решили больше заниматься вопросами, связанными с общением, так как для них не столько важно научиться читать или писать, как добиться того, чтобы их понимали. Мы немного забегаем вперед, но дети, которые умеют «читать» пиктограммы, владеют средством коммуникации, потому что в повседневной жизни на улице используется много всяких пиктограмм. Мы помогаем таким детям в минимальной степени интегрироваться в общество, уметь выражать свои желания, и в конечном итоге, так ли уж им нужно уметь считать или писать?
Это зависит от уровня развития ребенка. Например, подростки, которые, действительно поняли, зачем нужно уметь писать и читать, ходят на занятия каждое утро. У них больше учебного времени, чем 45 минут в неделю. Конечно, можно было бы им дать еще большую нагрузку, но мы думаем, что им нужно заниматься еще и другими вещами. Самая большая сложность для них – умение общаться. Над этим, конечно, можно работать и в классе, но есть и более приятные возможности
Данный текст является ознакомительным фрагментом.