-С-

-С-

САМОРЕГУЛЯТОРНАЯ ФУНКЦИЯ ПСИХИЧЕСКОГО (Selfre-gulatory function of the Psyche; Selbstregulatorische Funktion der Psyche) – см. Компенсация.

САМОРЕГУЛЯЦИЯ ПСИХИЧЕСКОГО (Self-regulation of the Psyche; Selbstregulatorische Funktion der Psyche) – понятие, базирующееся на компенсаторных взаимоотношениях между сознанием и бессознательным.

Идея саморегуляции проходит через всю юнговскую структуру действия психического и, в частности, является одним из базовых положений в анализе сновидений и вообще в их месте в психической жизни индивида. Фрейд полагал, что суть большинства снов – неисполненные желания, переместившиеся в сон, дабы выразиться косвенным образом. Он отмечал, что «зримое содержание сна» – всего лишь покрывало на «скрытом» содержании, являющемся, как правило, подавленным сексуальным желанием раннего детства. Юнг же рассматривал сны как каналы связи с бессознательным, как некие сообщения, передаваемые символическим языком. Этот язык труден для понимания, но сами сообщения не обязательно касаются каких-то желаний или являются способами скрыть что-то неприемлемое. Чаще всего сны дополняют сознание, компенсируя какие-то проявления индивида, непонятые им или попросту отброшенные. Либо наряду с невротическими симптомами сны предупреждают о сходе с правильного пути.

Идея саморегуляции и компенсации увязывалась и с юнговской психологической типологией. Здесь Юнг изначально предположил, что индивидам свойственно различие в привычном отношении к жизни. Это различие определяется разнообразием их интерпретаций восприятия и переживания. Так, интересы экстраверта направлены на внешний мир, а интроверта – во внутренний, в мир его психического. Далее Юнг высказал идею, что психическое управляется четырьмя функциями: мышлением, чувством, ощущением и интуицией. В переживаниях индивида любая из них может оказаться главной, доминирующей.

Процесс саморегуляции психического происходит постоянно. Но он может замечаться самим индивидом лишь когда его эго сознания оказывается в затруднении в связи с приспособлением к внешней или внутренней реальности.

Общая схема саморегуляции выглядит следующим образом (по Шарпу):

1. Трудность в адаптации. Либидо прогрессирует незначительно.

2. Регрессия энергии (депрессия, недостаток свободной энергии).

3. Активация бессознательных содержаний (фантазии, комплексы, архетипические образы, подчиненная функция, противоположная установка, тень, анима/анимус, и т.д.).

4. Симптомы невроза (замешательство, страх, беспокойство, вина, капризы, аффект и т.д.).

5. Бессознательный или полусознательный конфликт между эго и содержаниями, активированными в бессознательном. Внутреннее напряжение. Защитные реакции.

6. Активация трансцендентной функции, вовлекающей самость и архетипические паттерны целостности.

7. Образование символов (нуминозность, синхронность).

8. Передача энергии между бессознательными содержаниями и сознанием. Расширение и увеличение эго, прогрессия энергии.

9. Ассимиляция бессознательных содержаний. Индивидуация (Sharp D. Jung Lexicon, p. 121).

Сознание и бессознательное редко находят согласие в своих тенденциях и по поводу своих психических содержаний. Саморегуляторная деятельность психического, проявляющаяся в сновидениях, фантазиях и синхронных переживаниях, направлена на то, чтобы корректировать любое сколь-нибудь значительное нарушение равновесия и тем самым удерживать личность в режиме целостности.

САМОСТЬ (Self; Selbst) – архетип целостности – наиполнейшего человеческого потенциала и единства личности как целого; регулирующий центр психического.

Самость как объединяющий принцип в области человеческой психики занимает центральное место в управлении психической жизнью и поэтому является высшей властью в судьбе индивида.

«Как эмпирическое понятие, самость обозначает целостный спектр психических явлений у человека. Она выражает единство личности как целого. Но в той степени, в какой целостная личность по причине своей бессознательной составляющей может быть сознательной лишь отчасти, понятие самости является отчасти лишь потенциально эмпирическим и до этой степени постулятивным. Другими словами, оно включает в себя как переживабельное, так и непереживабельное (или еще не пережитое). Эти качества присущи, в равной мере, многим другим научным понятиям, оказывающимся более именами, нежели идеями. В той степени, в какой психическая целостность, состоящая из сознательных и бессознательных содержаний, оказывается постулятивной, она представляет трансцендентальное понятие, поскольку оно предполагает существование бессознательных факторов на эмпирической основе и, таким образом, характеризует некое бытие, которое может быть описано лишь частично, так как другая часть остается (в любое данное время) неузнанной и беспредельной» (ПТ, пар. 788).

«Самость не только центр, но также и вся окружность, которая включает в себя как сознательное, так и бессознательное; она является центром этой всеобщности, точно так же как эго является центром сознания» (CW 12, par. 44; ПА, пар. 44).

«Подобно тому как сознательные и бессознательные явления дают о себе знать практически, при встрече с ними самость как психическая целостность также имеет сознательный и бессознательный аспекты. Эмпирически самость проявляется в сновидениях, мифах, сказках, являя персонажи „сверхординарной личности“ (см. эго), такие как король, герой, пророк, спаситель и т.д., или же в форме целостного символа– круга, квадрата, креста, квадратуры круга (quadrature circuli) и т.д. Когда самость репрезентирует complexio oppositorum, единство противоположностей, она также выступает в виде объединенной дуальности, например в форме дао, как взаимодействия инь и янь, или враждующих братьев, или героя и его противника (соперника) (заклятого врага, дракона), Фауста и Мефистофеля и т.д.

Поэтому эмпирически самость представлена как игра света и тени, хотя и постигается как целостность и союз, единство, в котором противоположности соединены. Так как такое понятие непредставимо – третьего не дано,– то самость оказывается трансцендентальной и в этом смысле. Рассуждая логически, здесь мы имели бы дело с пустой спекуляцией, если бы не то обстоятельство, что самость обозначает символы единства, которые оказываются обнаруживаемы эмпирически» (ПТ, пар. 789).

Переживание Самости характеризуется нуминозностью религиозного откровения. В этом смысле Юнг полагал, что нет существенной разности между Самостью как эмпирически постигаемой психологической реальностью и традиционным представлением о верховном божестве.

«С интеллектуальной точки зрения самость – не что иное, как психологическое понятие, конструкция, которая должна выражать неразличимую нами сущность, саму по себе для нас непостижимую, ибо она превосходит возможности нашего постижения, как явствует уже из ее определения. С таким же успехом ее можно назвать „богом в нас“. Начала всей нашей душевной жизни, кажется, уму непостижимым образом зарождаются в этой точке, и все высшие и последние цели, кажется, сходятся на ней. Этот парадокс неустраним, как всегда, когда мы пытаемся охарактеризовать что-то такое, что превосходит возможности нашего разума» (ПБ, с. 312).

В разнообразной современной литературе по аналитической психологии очень часто встречается написание термина с заглавной буквы. Юнговское представление о Самости значительно отличается от того, как это понятие используется в другой психоаналитической литературе. Эта разница зависит прежде всего от понимания архетипов: юнговская концептуализация Самости видит ее укорененной в трансличностном измерении. Отсюда и частое написание слова с заглавной буквы. Но существует и клинический аспект самости, часто более тесно связанный с областью эго сознания; в работах клинического характера термин «самость» часто пишут с маленькой буквы. Таким образом, заглавная буква появляется в тех случаях, когда автор текста хочет выделить трансличностную, архетипическую основу Самости.

СВЯЩЕННЫЙ БРАК (Sacred marriage; heilig Ehe) – см. гиерогамия.

СЕНЕКС (Senex – лат. «старый человек») – алхимический термин; в аналитической психологии обозначает персонификацию определенных психологических черт, присущих, как правило, пожилым людям. Например, уравновешенность, контроль за своими поступками, дисциплинированность, ответственность, рационализм, стремление к порядку, мудрость, дальновидность, консерватизм и др. Это понятие психологическое, а не возрастное: малые дети могут обнаруживать черты, присущие сенексу равно как существуют пожилые люди с психологией ребенка.

Мифологически, сенекс представлен в образе античного бога Аполлона. В архетипической связке противоположностей тенью сенекса является пуэр или вечное дитя, ассоциируемые с Дионисом – безграничным в своих инстинктивных проявлениях, беспорядочным, капризным, вечно возбужденным и опьяненным.

СЕРЕДИНА ЖИЗНИ (Midlife; Lebensmitte) – см. стадии жизни.

СИЗИГИЯ (Syzygy; Syzygie) – любая комплементарная пара противоположностей как в состоянии объединения, так и в состоянии оппозиции.

Юнг использовал это понятие чаще всего применительно к парной связи анима – анимус. Он отмечал, что эта связь психологически определяется тремя элементами: женственностью, присущей мужчине, и мужественностью, свойственной женщине; переживаниями, которыми мужчина располагает к женщине и наоборот (здесь самую важную роль играют события раннего детства); и мужским, и женским архетипическим образом (CW 9ii, par. 41; А, пар. 41).

Юнг пришел к заключению, что образы парной сизигии «мужского – женского» столь же универсальны, как и само существование мужчины и женщины. При этом он ссылался на повторяющийся мотив мужских-женских пар в мифологии и на понятия Инь-Янь в китайской философии.

СИМБИОЗ (Symbiosis; Symbiose) – психологическое состояние, в котором содержания личного бессознательного одного человека переживаются у другого.

Симбиоз проявляется в бессознательных межличностных связях, динамически он легко возникает и устанавливается, но прекратить его довольно трудно. Юнг приводил пример симбиоза в контексте экстраверсии-интроверсии. Там, где одна из этих установок доминирует, другая, оказываясь бессознательной, автоматически проектируется,

«<…> в брак вступают преимущественно люди, относящиеся к разным типам, и причем – бессознательно – для взаимного дополнения. Рефлексивная сущность интроверта побуждает его постоянно размышлять или собираться с мыслями перед тем, как действовать. Тем самым, разумеется, его действия замедляются. Его робость перед объектами и недоверие к ним приводят его к нерешительности, и таким образом он всегда имеет трудности с приспособлением к внешнему миру. Экстраверт, наоборот, имеет позитивное отношение к вещам. Они, так сказать, притягивают его <…> Как правило, он сначала действует и лишь затем раздумывает об этом. Поэтому его действия скоры и не подвержены сомнениям и колебаниям. Эти два типа поэтому как бы созданы для симбиоза. Один берет на себя обдумывание, а другой – инициативу и практические действия. Поэтому брак между представителями этих двух различных типов может быть идеальным. Пока они заняты приспособлением к внешним нуждам жизни, они великолепно подходят друг другу. Но если, например, муж заработал уже достаточно денег или если судьба послала им большое наследство и тем самым трудности жизни отпадают, то у них появляется время, чтобы заняться друг другом. До этого они стояли спиной к спине и защищались от нужды. Теперь же они поворачиваются друг к другу лицом и хотят друг друга понять – и делают открытие, что они никогда не понимали друг друга. Они говорят на разных языках.

Так начинается конфликт двух типов. Этот спор язвителен, связан с насилием и взаимным обесцениванием, даже если он ведется очень тихо и самым интимным образом. Ибо ценность одного есть отрицательная ценность другого. Было бы разумно полагать, что один, осознавая свою собственную ценность, спокойно мог бы признать ценность другого и что таким образом всякий конфликт стал бы излишним. Я наблюдал много случаев, когда выдвигалась аргументация подобного рода и тем не менее не достигалось ничего удовлетворительного. Там, где речь идет о нормальных людях, такой критический переходный период преодолевается более или менее гладко. Нормальным считается тот человек, который может существовать абсолютно при всех обстоятельствах, которые обеспечивают ему необходимый минимум жизненных возможностей.

Однако многие на это не способны; поэтому-то и не слишком много нормальных людей. То, что мы обычно понимаем под «нормальным человеком» – это, собственно, некий идеальный человек, и счастливое сочетание черт, определяющих его характер – явление редкое. Подавляющее большинство более или менее дифференцированных людей требует жизненных условий, дающих больше, чем относительно обеспеченное питание и сон. Для них конец симбиотических отношений означает тяжелое потрясение» («Проблема типа установки», ПБ, с. 92–93).

СИМВОЛ (Symbol; Symbol) – наилучшее из возможных выражение или изображение чего-либо неизвестного. Понятие символа следует отличать от понятия знака.

«Каждый психический продукт, поскольку он является в данный момент наилучшим выражением для еще неизвестного или сравнительно известного факта, может быть воспринят как символ, поскольку есть склонность принять, что это выражение стремится обозначить и то, что мы лишь предчувствуем, но чего мы ясно еще не знаем. Поскольку всякая научная теория заключает в себе гипотезу, т.е. предвосхищающее обозначение, по существу, еще неизвестного обстоятельства, она является символом. Далее, каждое психологическое явление есть символ при допущении, что оно говорит или означает нечто большее и другое, такое, что ускользает от современного познания. Такое возможно, безусловно, всюду, где имеется сознание с установкою на иное возможное значение вещей. Оно невозможно только там, и то лишь для этого самого сознания, где последнее само создало выражение, долженствующее высказать именно столько, сколько входило в намерение создающего сознания,– таково, например, математическое выражение. Но для другого сознания такое ограничение отнюдь не существует. Оно может воспринять и математическое выражение как символ, напр., для выражения скрытого в самом творческом намерении неизвестного психического обстоятельства, поскольку это обстоятельство подлинно не было известно самому творцу семиотического выражения и поэтому не могло быть сознательно использовано им» (ПТ, пар. 794).

«Всякое понимание, которое истолковывает символическое выражение, в смысле аналогии или сокращенного обозначения для какого-нибудь знакомого предмета, имеет семиотическую природу. Напротив, такое понимание, которое истолковывает символическое выражение как наилучшую и потому ясную и характерную ныне непередаваемую формулу сравнительно неизвестного предмета,– имеет символическую природу. Понимание же, которое истолковывает символическое выражение как намеренное описание или иносказание какого-нибудь знакомого предмета, имеет аллегорическую природу. Объяснение креста как символа божественной любви есть объяснение семиотическое, потому что „божественная любовь“ обозначает выражаемое обстояние точнее и лучше, чем это делает крест, который может иметь еще много других значений. Напротив, символическим будет такое объяснение креста, которое рассматривает его, помимо всяких других мыслимых объяснений, как выражение некоторого, еще незнакомого и непонятного, мистического или трансцендентного, т.е. прежде всего, психологического обстояния, которое, безусловно, точнее выражается в виде креста» (там же, пар. 792).

Характер сознательной установки определяет, в конечном итоге, что считать символом, а что – нет.

«Поэтому весьма возможно, что кто-нибудь создает такое обстоятельство, которое для его воззрения совсем не представляется символическим, но может представиться таковым сознанию другого человека. Точно так же возможно и обратное. Мы знаем и такие продукты, символический характер которых зависит не только от установки созерцающего их сознания, но обнаруживается сам по себе, в символическом воздействии на созерцающего. Таковы продукты, составленные так, что они должны были бы утратить всякий смысл, если бы им не был присущ символический смысл. Треугольник с включенным в него оком является в качестве простого факта такой нелепостью, что созерцающий решительно не может воспринять его как случайную игру. Такой образ непосредственно навязывает нам символическое понимание. Это воздействие подкрепляется в нас или частым и тождественным повторением того же самого образа или же особенно тщательным выполнением его, которое и является выражением особенной, вложенной в него ценности» (там же, пар. 795).

Установку, воспринимающую какое-либо явление как символическое, Юнг называет символической.

«Она лишь отчасти оправдывается данным положением вещей; с другой же стороны, она вытекает из определенного мировоззрения, приписывающего всему совершающемуся – как великому так и малому– известный смысл и придающего этому смыслу известную большую ценность, чем чистой фактичности. Этому воззрению противостоит другое, придающее всегда главное значение чистым фактам и подчиняющее фактам смысл. Для этой последней установки символ отсутствует всюду, где символика покоится исключительно на способе рассмотрения. Зато и для нее есть символы, а именно такие, которые заставляют наблюдателя предполагать некий скрытый смысл. Идол с головою быка может быть, конечно, объяснен как туловище человека с бычачьей головой. Однако такое объяснение вряд ли может быть поставлено на одну доску с символическим объяснением, ибо символ является здесь слишком навязчивым для того, чтобы его можно было обойти. Символ, навязчиво выставляющий свою символическую природу, не должен быть непременно жизненным символом. Он может, напр., действовать только на исторический или философский рассудок. Он пробуждает интеллектуальный или эстетический интерес. Жизненным же символ называется только тогда, когда он и для зрителя является наилучшим и наивысшим выражением чего-то лишь предугаданного, но еще непознанного. При таких обстоятельствах он вызывает у нас бессознательное участие. Действие его творит жизнь и споспешествует ей. Так, Фауст говорит: „Совсем иначе этот знак влияет на меня“» (там же, пар. 796).

Юнг также различал символ и симптом.

«Существуют индивидуальные психические продукты, явно имеющие символический характер и непосредственно принуждающие нас к символическому восприятию. Для индивида они имеют сходное функциональное значение, какое социальный символ имеет для обширной группы людей. Однако происхождение этих продуктов никогда не бывает исключительно сознательное или исключительно бессознательное – они возникают из равномерного содействия обоих.

Чисто сознательные, так же как и исключительно бессознательные продукты не являются per se символически убедительными – признание за ними характера символа остается делом символической установки созерцающего сознания. Однако они настолько же могут восприниматься и как чисто каузально обусловленные факты, напр., в том смысле, как красная сыпь скарлатины может считаться «символом этой болезни». Впрочем, в таких случаях правильнее говорить о «симптоме», а не о символе. Поэтому я думаю, что Фрейд, со своей точки зрения, совершенно верно говорит о симптоматических, а не о символических действиях (Symptomhandlungen), ибо для него эти явления не символичны в установленном мною смысле, а являются симптоматическими знаками определенного и общеизвестного, основного процесса. Правда, бывают невротики, считающие свои бессознательные продукты, которые суть прежде всего и, главным образом, болезненные симптомы, за в высшей степени значительные символы. Но в общем, это обстоит не так. Напротив, современный невротик слишком склонен и значительное воспринимать как простой «симптом»» (там же, пар. 798).

Теоретический разрыв Юнга с Фрейдом был частично связан с вопросом, что понимать под «символом»: само понятие, интенциональное выражение или же цель и содержание. Согласно Юнгу:

«Содержания сознания, заставляющие подозревать присутствие бессознательного фона, Фрейд неоправданно называет „символами“, тогда как в его учении они играют роль простых знаков или симптомов подспудных процессов, а никоим образом не роль подлинных символов; последние надо понимать как выражение для идеи, которую пока еще невозможно обрисовать иным или более совершенным образом» (СС, т. 15, пар. 105).

Очевидно, полагает Юнг, что символ является чем-то большим, нежели «простым» выражением подавленной сексуальности или любого другого безусловного содержания.

«Их [символов] творчески насыщенный язык всегласно заявляет, что в них скрыто больше, чем объявлено. Мы можем тотчас же, что называется, указать пальцем на символ, даже и тогда, когда не можем, к вящему удовольствию, с полной убедительностью разгадать его смысл. Символ остается вечным вызовом нашим мыслям и чувствам. Возможно, этим объясняется столь стимулирующий характер символической работы, почему она захватывает нас столь интенсивно, а также и то, почему она так редко доставляет нам чисто эстетическое наслаждение» (СС, т. 15, пар. 119).

СИМПТОМ (Symptom; Symptom) – под симптомом в глубинной психологии понимается то или иное проявление болезни, состоящее из разнообразных психоневротических компонентов и форм, душевных травм и задержек в психическом развитии. Предполагается, что симптом представляет собой предварительное, компромиссное решение между сознанием и бессознательным, между инстинктивными потребностями индивида и духовно-душевными интересами личности. В этом случае особенно важно понять символическое послание, выраженное в том или ином симптоме. Если в суггестивной (директивной) психотерапии лечение начинается с подавления симптомов (как это происходит и сейчас в самых широких областях медицины), то в психотерапии аналитической, наряду с клиническим разбором симптомов, речь идет о личностном развитии человека в целом.

Психотерапевтические симптомы вызываются эмоционально заряженными группами идей или образами (комплексами — см.), источник которых находится в бессознательном. Так как определенные комплексы способны обособиться от целостной личности и вести автономную жизнь, они могут вызывать психически обусловленные телесные функциональные расстройства, которые иначе можно обозначить как психосоматические расстройства, или неврозы. Симптомы снимаются сами собой тогда, когда выражающиеся ими конфликты переварены и стали достоянием сознания. Этому соответствует и перераспределение психической энергии (см.), которая ранее была связана и заключена в комплексах, проявленных в симптомах. Для установления психического равновесия и внутреннего энергетического баланса основополагающее значение играют символы (см.). В общих чертах мы можем обозначить символы как «энергетические трансформаторы», с помощью которых связанная ранее в симптомах психическая энергия может теперь интегрироваться в жизнь. Этот тяжелый и тернистый путь от симптома к символу представляет собой существенный шаг в процесс аналитической терапии.

СИНТЕТИЧЕСКОЕ (Synthetic; Synthetische) – см. конструктивное.

СИНХРОНИЯ (Synchronicity; Synchronizitat) – явление, в котором событие во внешнем мире совпадает значащим образом с психологическим состоянием того или иного человека. Повторяющиеся переживания, отражающие события, не подчиняющиеся законам времени, пространствам причинности.

В общих положениях юнговское представление о синхронии сводится к следующему. Она есть:

1 ) акаузальный связующий принцип;

2) класс событий, связанных по смыслу, а не по причине (т.е. не совпадающих во времени и пространстве);

3) событие, совпадающее во времени и пространстве, но которое можно рассматривать и как имеющее значимые психологические связи;

4) явление, связующее психический и материальный миры.

«Синхрония соответственно состоит из двух факторов: а) бессознательный образ входит в сознание либо непосредственно (т.е. буквально), либо неявным образом (символическим или суггестивным) в форме сновидения, идеи или предчувствия; б) объективная ситуация совпадает с этим содержанием. Субъект озадачен ситуацией. Как мог возникнуть бессознательный образ и каким образом произошло совпадение?» (CW 8, par. 858.; С, пар. 858).

«Акаузальный связующий принцип» – непроясненная загадочная связь между индивидуальной психикой и материальным миром – зиждется, как полагал Юнг, на том факте, что и психическое, и материальное представляют всего лишь разные виды энергии.

«Не только возможно, на даже весьма возможно, что психика и материя есть два разных аспекта одного и того же. Явления синхронии, как мне кажется, указывают именно в этом направлении, так как они показывают, что непсихическое ведет себя как психическое, и наоборот, без какой-либо причинной связи между ними» (CW 8, par. 440).

СМЫСЛ (Meaning; Sinn) – качество, приписываемое чему-либо и придающее ему определенную ценность.

«Вопрос смысла был центральным для Юнга как личности, врача, психотерапевта, ученого и человека глубоко религиозного темперамента. Он отыскивал смысл во всем, чем занимался, особенно в связи с проблемами добра и зла, света и тьмы, жизни и смерти. Юнг пришел к заключению, что локус (место) смысла – в психическом, и что только психика способна выделять смысл из опыта. Это подтверждает решающую функцию рефлексии в психической жизни и подчеркивает то обстоятельство, что сознание не ограничивается интеллектом» (КСАП, с. 140).

Смысл составляет основу юнговского подхода к этиологии невроза, поскольку обретение смысла несет в себе исцеляющую силу.

«Психоневроз должен быть, в конце концов, понят как страдание души, не нашедшей своего смысла. Но всякое творчество в области духа, равно как и любое психическое продвижение человека, возникает из страдания души, а причиной страдания является духовная стагнация или психическое бесплодие» (CW И, par. 497).

Согласно Юнгу смысл парадоксален по своей природе и воспринимается как архетип. Отсюда в вопросе о смысле каждый ответ выступает в форме личного истолкования, предположения, исповеди или веры. Но смысл обнаруживается сознанием, и поэтому сознание имеет как духовную, так и познавательную функцию.

«Без рефлектирующего сознания человека мир оказывается гигантской бессмысленной машиной, так как, насколько нам известно, человек – единственное создание, способное улавливать смысл» (Юнг К.Г. Из письма 1959 г. Цит. по: КСАП, с. 141).

СНОВИДЕНИЯ (Dreams; Traume) – независимые, спонтанные проявления бессознательного; фрагменты непроизвольной психической активности, достаточно осознаваемые, чтобы быть воспроизведенными в бодрствующем состоянии. Юнг определял сон как «спонтанное рисование своего портрета в символической форме, изображение действительной ситуации, совершающейся в бессознательном» (CW 8, par. 505; СППИ, с. 173).

«Сновидения не являются преднамеренными или случайными выдумками – они представляют собой естественные явления, не претендующие на большее, чем они сами. Они не обманывают и не лгут, не маскируются под нечто другое и не искажают существующее, но наивно заявляют, что они есть и нечто значат. Они раздражают и сбивают с толку только потому, что мы не понимаем их. Они не прибегают ни к каким махинациям и проделкам, чтобы что-то скрыть, а информируют нас о своем содержимом со всей возможной в пределах их своеобразия ясностью. Мы также можем понять и то, что делает их столь странными и трудноуловимыми: поскольку мы постигаем из опыта, что они неизменно ищут возможность выразить нечто, чего эго не знает и не понимает. Их неспособность к более ясному самовыражению соответствует неспособности или нерасположенности сознательного разума понять суть вопроса» (CW 17, par. 189; КДД, с. 115–116).

В символической форме сновидения изображают текущую ситуацию в психическом с точки зрения бессознательного.

«Так как значение большинства снов оказывается не в согласии с тенденциями сознательного разума, демонстрирует специфические отклонения, то мы должны допустить, что бессознательное, матрица сновидений, выполняет независимую функцию. Это то, что я называю автономностью бессознательного. Сновидение не только не подчиняется нашему желанию, но очень часто встает в возмутительную оппозицию к нашим сознательным намерениям. Эта оппозиция не всегда заметна – иногда сновидение лишь немного отклоняется от сознательной установки и включает незначительные изменения – случайно оно может даже совпасть с сознательными тенденциями и намерениями. Когда я попытался выразить такое поведение в формуле, единственно адекватным показалось мне понятие компенсации, так как оно одно способно объединить все многочисленные способы поведения сна. Компенсацию необходимо отличать от комплементации (дополнительности). Понятие дополнительности слишком узко и ограниченно – его недостаточно для объяснения функции сновидений, потому что оно обозначает отношение, в котором две вещи дополняют одна другую более или менее механически. Компенсация, со своей стороны, что подразумевает сам термин, означает уравновешение и сравнение различных данных или точек зрения так, чтобы произвести уточнение или исправление» (CW 8, par. 545; СППИ, с. 190).

Юнг допускал, что в некоторых случаях сновидения выполняют функцию осуществления желаний и предохраняют сам сон от прерывания (Фрейд) или же обнаруживают инфантильное устремление к власти (Адлер), но сам он фокусировался на их символическом содержании и их компенсаторной роли в саморегуляции психического – сновидения обнаруживают те аспекты человека, которые обычно не осознаются, они раскрывают бессознательные мотивации, действующие во взаимоотношениях и представляют новые точки зрения в конфликтных ситуациях.

«В этом отношении существуют три возможности. Если сознательная установка к жизненной ситуации в большей степени оказывается односторонней, то сновидение принимает противоположную сторону. Если сознание занимает позицию, близкую к „середине“, сновидение удовлетворяется вариациями. Если сознательная установка „правильная“ (адекватная), то и сновидение совпадает с ней и подчеркивает эту тенденцию, хотя и не лишаясь своей специфической автономии. Поскольку никто не может знать с уверенностью, как пациент сознательно оценивает ту или иную ситуацию, толкование сновидений, естественно, невозможно без опроса сновидца. Но даже, если мы и знаем сознательную ситуацию, мы не знаем ничего об установке бессознательного. Так как бессознательное является формой или матрицей не только сновидений, но и психогенных симптомов, то вопрос об установке бессознательного составляет огромную практическую важность» (там же, пар. 546; СППИ, с. 191).

В отличие от фрейдовской школы, считавшей манифестное содержание сна «маской», «фасадом», чем-то «нереальным» или «символическим», Юнг рассматривал это лишь как частный случай и шаг к тому, что «сновидение часто говорит о сексуальности, но не всегда имеет ее в виду – часто говорит об отце, но в действительности подразумевает самого сновидца». И далее:

«<…> если наши сновидения воспроизводят определенные идеи, то эти идеи являются, прежде всего, нашими идеями, в структуре которых разворачивается наше целостное бытие. Они выступают как субъективные факторы, группируясь точно так же, как и в сновидении, и выражая это или то значение не по внешним причинам, а по глубоко интимным подсказкам своего психического. Вся сновидческая работа, в сущности, субъективна, и сновидение есть театр, в котором сновидец оказывается сценой, актером, суфлером, режиссером, автором, публикой и критиком. Эта простая истина образует основу для понимания смысла сновидения, которое я назвал толкованием на субъективном уровне. Такое толкование рассматривает все персонажи сновидения как персонифицированные черты собственной личности сновидца» («Общие аспекты психологии сновидений», CW 8, par. 509; СППИ, с. 175–76).

Толкование на объективном уровне относит образы сновидения к людям и ситуациям во внешнем мире.

Многие сновидения имеют классическую структуру драмы. В них присутствует экспозиция (место, время и персонажи), которая демонстрирует изначальную ситуацию сновидца. Далее наличествует развитие фабулы, сюжета (имеет место действие). На третьей фазе возникает кульминация (происходит решающее событие). Заключительный этап – лизис – происходит как результат или разрешение случившегося действия.

Юнг полагал, что сны касаются будущего человека, называя их «бессознательным предвидением сознательного достижения». Тем не менее он рекомендовал рассматривать тот или иной сон лишь как предварительную схематическую карту или черновой план, а не как пророчество или указующую директиву.

Циклы сновидений часто помогают в раскрытии процесса индивидуации и обнаруживают личностный символизм того или иного человека, его «индивидуальный театр».

Сон и сновидец неразрывно связаны, и здесь опасны переоценки как бессознательного, так и сознательного эго. Понимание динамики сновидения многосторонне и затрагивает всю личность, а не только интеллект человека.

СОЗНАНИЕ (Consciousness; BewuBtheit) – функция или деятельность, поддерживающая взаимоотношение психических содержаний с эго.

«Сознание для меня не тождественно с психическим – ибо психическое представляется мне целокупностью всех психических содержаний, из которых не все они непременно связаны с эго, т.е. Связаны с ним в такой степени, что приобретают свойство сознания. Есть множество психических комплексов, из которых далеко не все по необходимости связаны с эго» (ПТ, пар. 807).

В своем определении сознания Юнг подчеркивает дихотомию между сознанием и бессознательным как исходную противоположность психической жизни.

«Не существует сознания без установления различия противоположностей» (CW 9i, par. 178; С, пар. 178).

С самого начала психоаналитической эпохи различие между сознанием и бессознательным находилось в центре внимания. Юнг усовершенствовал представления об их взаимоотношении, установив, во-первых, существование коллективного бессознательного наряду с личностным, наделив, во-вторых, само бессознательное функцией компенсаторности по отношению к сознанию (см. компенсация) и утвердив, в-третьих, само сознание как предварительное условие в становлении человечества, человеческой природы, равно как и становлении отдельного индивида.

«Коллективное бессознательное является огромным духовным наследием, возрожденным в каждой индивидуальной структуре мозга. Сознание же, наоборот, является эфемерным явлением, осуществляющим все сиюминутные приспособления и ориентации, отчего его работу, скорее всего, можно сравнить с ориентировкой в пространстве. Бессознательное содержит источник сил, приводящих душу в движение, а формы или категории, которые все это регулируют,– архетипы. Все самые мощные идеи и представления человечества сводимы к архетипам. Особенно это касается религиозных представлений. Но и центральные научные, философские и моральные понятия не являются здесь исключениями. Их можно рассматривать как варианты древних представлений, принявших свою нынешнюю форму в результате использования сознания, ибо функция сознания заключается не только в том, чтобы воспринимать и узнавать через ворота разума мир внешнего, но и в том, чтобы творчески переводить мир внутреннего во внешнее» (ПДНВ, с. 132–133).

СОКРОВИЩЕ, КОТОРОЕ ТРУДНО ДОБЫТЬ (Treasure hard to attain; schwer erreichbare Kostbarkeit) – в широком смысле, имеет отношение к аспектам знания о себе (само-знании), необходимым для психологической индивидуальности; в узком смысле – метафора цели индивидуации, хорошего рабочего взаимоотношения с самостью.

СТАДИИ ЖИЗНИ (Stages of life; Lebensphasen) – естественные или общепризнанные этапы процесса развития (человека), характеризующиеся типами поведения, психологическими или биологическими особенностями или проявлениями.

Юнг особое внимание уделял психологическому переходу, который, по его мнению, происходит в середине жизни. Он описывает его как «кризисный» или проблемный период, иллюстрируя случаями из своей психотерапевтической практики. В них демонстрируются последствия неудачной адаптации к требованиям второй половины жизни, неспособность упредить эти возникающие требования.

В идеале психологические достижения первой половины жизни включают отделение от матери и формирование сильного развитого эго, отказ от положения дитяти и обретение статуса взрослого. Сюда включается социальный статус, ролевые взаимоотношения, вхождение в роль родителя, профессиональная зрелость и др. Во второй половине жизни акцент смещается с межличностного или внешнего на осознанное взаимодействие с внутрипсихическими процессами.

«Зависимость от эго сменяется отношениями с самостью, устремление к внешнему успеху и благополучию замещается заинтересованностью к поискам смысла и духовных ценностей. Во второй половине жизни реальностью становится и приближение смерти. В конечном итоге, устанавливается уровень самоприятия, естественная наполненность или расцвет и чувство удовлетворенности жизнью, прожитой в согласии со своими возможностями» (КСАП, с. 146).

СТАРЕЦ-МУДРЕЦ/МУДРАЯ СТАРУХА (Wise old man/wise old woman; Alte Weise/Alter Weiser) – архетипический образ смысла и мудрости.

В юнговской терминологии старец-мудрец есть персонификация мужского духа; соответственно мудрая старуха является воплощением женской души или анимы. В мужской психологии анима связана с мудрым старцем как дочь с отцом. У женщины старец-мудрец представляет аспект анимуса. Женским эквивалентом у обоих является Великая Мать.

«Фигура мудрого старца возникает так органично не только в сновидениях, но также и в видениях во время медитации (или в том, что мы называем „активным воображением“), что она берет на себя роль гуру, духовного учителя. Старец-мудрец появляется в снах в облике волшебника, доктора, священника, учителя, профессора, дедушки или кого-либо еще, обладающего авторитетом. Архетип духа в образе человека, карлика или животного всегда под рукой, когда необходимо понимание, самоанализ, добрый совет, планирование и т.д., но своих ресурсов на это человеку не хватает, и тогда архетип компенсирует такое состояние духовного дефицита определенным содержанием, призванным заполнить пустоту» (Юнг К..Г. Дух Меркурий. М: Канон, 1996. С. 210).

СУБЪЕКТИВНОЕ ПСИХИЧЕСКОЕ (Subjective psyche; subjektiv Psyche) – см. личное бессознательное.

СУБЪЕКТИВНЫЙ УРОВЕНЬ (Subjective level; Subjektstufe) – подход к интерпретации сновидений и других образов, в котором люди или ситуации рассматриваются как символические репрезентации факторов, полностью принадлежащих психике субъекта.

«<…> так что тот образ человеческого объекта, который мы в себе слагаем, оказывается, при всяких обстоятельствах, в высшей степени субъективно обусловленным. Поэтому в практической психологии поступают правильно, когда строго отличают образ, или имаго человека, от его действительного существования. Вследствие крайне субъективного возникновения имаго, оно нередко является скорее отображением субъективного комплекса функций, нежели самого объекта. Поэтому при аналитическом разборе бессознательных продуктов важно, чтобы имаго отнюдь не отождествлялось без оговорок с объектом, а, скорее, понималось как образ субъективного отношения к объекту. Это и есть понимание на субъективном уровне. Исследование бессознательного продукта на субъективном уровне обнаруживает наличность субъективных суждений и тенденций, носителем которых становится объект. И вот, если в каком-нибудь бессознательном продукте появляется имаго объекта, то это вовсе не значит, что дело само по себе идет о реальном объекте, а точно так же, или, может быть, даже скорее, о субъективном функциональном комплексе (см. душа). Применяя истолкование на субъективном уровне, мы получаем доступ к широкой психологогической интерпретации не только сновидений, но и литературных произведений, в которых отдельные действующие лица являются представителями относительно автономных функциональных комплексов автора» (ПТ, пар. 808–809).

Одной из первейших задач аналитического процесса является осознание анализандом объективной и субъективной сторон содержаний бессознательного.

«Чтобы сформировать подлинно зрелую установку, пациент должен понять субъективную оценку всех тех образов, которые вызывают у него беспокойство. Он должен ассимилировать их в свою собственную психологию; должен обнаружить, в каком смысле они составляют часть его самого; каким образом он дает положительную оценку тому или иному объекту, когда в действительности это он сам, кто может и должен совершенствовать эту оценку. Точно так же, когда он проектирует негативные качества и, соответственно ненавидит и презирает объект, ему следует понять, что он проектирует свою собственную низменную сторону свою тень, предпочитая сохранять, так сказать, оптимистически-односторонний образ самого себя» (АП, с. 113).

СУГГЕСТИЯ (Suggestion; Suggestion) – см. внушение.

СУПЕР-ЭГО (Super-ego; Uber-Ich) – психоаналитический термин, обозначающий ту часть эго, в которой развиваются самонаблюдение, самокритика и другие виды рефлективной деятельности.

Юнг редко пользовался этим термином, что можно объяснить и тем, что он настаивал на врожденной природе морали, которая представляет «предсуществующий нравственный канал, пропускающий поток психической энергии» (КСАП, с. 147).

Юнг приравнивает супер-эго к коллективной морали (см. коллективное), поддерживаемой культурой и традициями. Относительно основ такой коллективной морали человек должен выработать свою собственную систему ценностей и этических правил (см.индивидуация).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.