Глава третья

Глава третья

Во второй главе я рассмотрел один из главных аспектов резолютики с учетом патриархального мира. В настоящей главе я подробнее рассмотрю один из методов, предложенный мной для применения в системе холистического образования.

Наряду с «технологией священного», о которой Теодор Рошак говорил в 60-х годах, нам следует учитывать и технологии человеческого в прямом смысле этого слова и, покинув пределы отношения к человеку как к машине, обратиться к человеческому сердцу.

В частности, «технология любви» (если можно так выразиться) будет иметь важное значение как в области образования, так и в области психотерапии, ибо нам необходима более эффективная методология, чем та, которая имелась в нашем распоряжении. Такая методология должна охватывать широкий диапазон средств, начиная с традиционных предписаний религии и кончая психоанализом. Уверен, что этому требованию отвечают приведенные ниже, хотя и малоизвестные размышления из области популярной психологии.

«Процесс квадринити», инициатором которого в 60-х годах выступил Роберт Хофман, можно назвать популярной психологией в том смысле, в каком этот термин Применяется к группам Контроля сознания и Обучения на семинарах. Несмотря на то, что «Процесс» зародился за пределами профессиональной и чисто академической сферы, он получил энергичную поддрежку таких выдающихся специалистов, как д-р Хогл из Стэнфордского университета и д-р Кнобль из университета UNICAMP в Кампинасе (Бразилия). При всей скромности возникновения «Процесса» и наивности его концепции (в смысле отсутствия научной школы), можно утверждать, что в нем нашли свое воплощение основные открытия психоанализа и самые ценные практические достижения гуманистической психологии. Ниже я попытаюсь доказать это утверждение.

В настоящее время можно считать, что Трансперсональное движение отражает в области психологии культурное явление огромной важности: встречу Востока с Западом. Благодаря духовному влиянию Востока западные терапевты при знали существование трансперсональных факторов. Например, Юнго высоко ценил китайские книги «Золотой цветок», «И Цзин», а также «Тибетскую книгу мертвых». Затем по Западу прокатилась мощная волна дзен-буддизма: работы Д.Т.Судзуки, лекции приехавшего в Калифорнию Судзуки Роши, книги Алана Уотса в Америке и Графа Дюркгейма в Европе. В отличие от атмосферы восточной, главным образом буддийской, духовности в трансперсональном течении, «Процесс квадринити» Роберта Хофмана опирается на западную духовность (см. «Курс лекций о чудесах») и содержит внетеоретические разработки в трансперсональной области.

В предисловии к книге Боба Хофмана «Никто не виноват (получение полюбовного развода с мамой и папой)» [48] я писал: «Рад думать, что мне удалось в какой-то мере приобрести хорошую карму, выступив здесь в роли Иоанна Крестителя». Я упомянул об открытии пути для человека, который может много предложить, и о том, что я «окрестил» его работу «процессом Фишера-Хофмана». Образ Иоанна Крестителя кажется здесь уместным в связи с иудео-христианским духом книги Хофмана.

В основу «Процесса квадринити» положена главная заповедь Евангелия «Возлюби ближнего своего «как самого- себя» и Господа Бога твоего превыше всего». Кроме того, можно утверждать, что в подходе Хофмана нашла отражение древне- иудейская заповедь о любви и почитании к родителям. По-моему, есть смысл видеть в любви к родителям гарантию и барометр психического здоровья, ибо она создает основу для любви к себе и другим, и потому заповедь Моисея следует рассматривать как важнейший элемент организации общества. При возникновении психотерапии, однако, возникла возможность лучше понять древнюю заповедь, чем при использовании только нравственных требований. Речь идет о методе, предлагаемом в «Процессе квадринити» для восстановления любви к своим родителям. При этом указание на необходимость любви к родителями помогает на практике пробудить ее и осознать как благо.

Если в случае книги «Никто не виноват» мне было достаточно похвалить автора и его книгу, то на этих страницах я считаю своим долгом выступить в качестве представителя (или переводчика) интуитивного мира (в котором возник «Процесс квадринити») перед лицом академической психологии. Впрочем, я выступаю здесь уже не столько в роли Иоанна Крестителя, сколько в роли Платона по отношению к Сократу (если прибегнуть к другому, квазиархетипическому прототипу).

Хотя дельфийский оракул объявил Сократа мудрейшим человеком своего времени, он вовсе не был интеллектуалом. Сократ не написал ни одной книги, это сделал Платон, теоретик и переводчик идей Сократа на философский язык. Сократ стремился пробудить у людей интерес к самопознанию и, хотя посредством здравого смысла он опровергал ложные рассуждения, мы постоянно ощущаем его мудрость, которая выходит за рамки логического мышления. Источник вдохновения он называл своим демоном. При всем значении своего влияния на развитие философии, Сократ не сформулировал ни одной теории о космосе, человеке и божественном.

Вообще говоря, психотерапию можно назвать сократическим искусством. Психотерапия является скорее искусством, чем наукой, поскольку при всей необходимости теоретического понимания психотерапия - это практика, эффективное проведение которой без интуиции невозможно. Существуют терапевты в равной мере интуитивные и рациональные, призванные как к теоретической, так и к практической деятельности (такое нередко бывает в медицине). Другие терапевты (их можно отнести к «сократическому» типу) являются в высшей степени интуитивистами. Они наделены даром понимания людей, причем их творческие способности проявляются в интерперсональных ситуациях.

Примером психотерапевта сократического типа может служить Фриц Перле - гений терапевтической практики… Он был наделен даром устного слова в большей степени, чем писательским талантом. (Его первые книги в значительной степени - плод работы его друзей и коллег, а в более поздний период его творческое наследие было запечатлено на аудио- и видеокассетах). Его доверие к интуиции было столь огромным, что я предложил считать его олицетворением (или примером) современного западного «неошаманизма».

На протяжении многих лет я утверждал, что явление, известное теперь как «трансперсональная психология», можно понимать как отражение в области психологии культурного феномена, который можно расценивать как возникновение в западном мире нового шаманизма. Признаки нового шаманизма можно усмотреть в одухотворении современной психотерапии, росте интуитивизма и доверия терапевтов к своему опыту и творческим способностям, как и в случае традиционного шаманизма, когда каждый целитель носил с собой свой собственный «мешочек с трюками и уловками», олицетворявший уникальность его метода. Новый шаманизм, как и его предшественник, относится к профессиональным явлениям и связан с определенной тенденцией, которая в последние годы получила в психотерапии столь широкое распространение, что вышла за пределы профессиональной сферы.

Хофмана можно отнести к сократическому типу и охарактеризовать как западного шамана, поскольку, благодаря глубокой внутренней трансформации своей личности, он обрел способность оказывать психологическую помощь другим. Как и у шаманов, источником его деятельности служит интуиция и мистический опыт. Он придерживается «магического подхода» к существованию духов (человеческих и не только человеческих). Не будучи профессионалом, он принадлежит к разряду в высшей степени одаренных личностей, и то, что он не получил достаточного интеллектуального образования, лишь приближает его к архетипу шамана.

В настоящее время отношение академических кругов к нарождающемуся шаманизму, как и отношение к нему теологического и политического истеблишмента на протяжении всей истории, носит двойственный характер. Подобно тому, как мистики подвергались критике со стороны теологов, а целители - преследованиям со стороны врачей, гордые своим интеллектуальным наследством представители академической психологии надменно взирают на непрофессионалов, опирающихся «всего-навсего» на свое призвание и опыт. Некоторые читатели разрозненных работ Хофмана, возможно, отнесутся к нему с неодобрением, когда вслед за психоаналитиком Маурицио Кноблем узнают, что в его работах отсутствуют «традиционный исторический и научный фон, теоретическая база, экспериментальные данные, статистика и библиография». Поскольку подобная критика со стороны психологически изощренного читателя может помешать правильной оценке и пониманию настоящей книги, я считаю, что, хотя традиционный исторический фон не был известен Хофману, его работа вполне гармонирует не только с ним, но и с современными психологическими трактатами.

Прежде всего, я хотел бы отметить, что, в отличие от других видов трансперсональной терапии, «Процесс» Хофмана проникнут современным психоаналитическим духом. В настоящее время в трансперсональной психологии утвердилась антипсихоаналитическая точка зрения Гуманистического движения, появление которой было, в основном, обусловлено ограниченностью психоанализа. Однако, отказываясь в своем стремлении достичь «высших пределов человеческой природы» от фрейдовских и постфрейдовских достижений, не обходят ли трансперсоналы стороной неминуемый отрезок процесса развития человечества? Поддерживая холистический подход в теории, на практике представители трансперсонального движения относятся к духовности с предвзятостью, которая сопровождается пренебрежительным отношением к психодинамической сфере опыта и целительства. В этом отношении работа Хофмана являет собой долгожданный синтез. «Процесс квадринити» имеет поразительное сходство с психоанализом, причем, как можно понять из вышесказанного о Хофмане, это сходство объясняется не влиянием, а наивным повторным открытием новой основы для данных о душе человека, которые, при достаточно глубоком подходе к ним, может наблюдать любой человек. У Хофмана (которого Кнобль называет человеком с «искренней наивностью, которая вызывает тревогу своей эффективностью») отсутствуют самые обычные сведения о фрейдовской психологии. И если большинство образованных людей в значительной мере причастии к фрейдовскому наследию, которое, покинув пределы профессиональной сферы, проникло в повседневный язык, то Хофман (бывший портной) сохраняет в этом отношении наивность, сопоставимую с наивностью художника Анри Руссо, который служил таможенным чиновником.

Иудео-христианская и психоаналитическая ориентация редко встречаются в современном трансперсональном течении, и я считаю маловероятным объединение этих мировоззрений. Дело в том, что представители психоаналитического направления придерживаются в целом антирелигиозной ориентации, а люди духовной ориентации отвечают на психоаналитические выпады критикой, полагая, что методы психоанализа исходят из неверных предпосылок.

Впрочем, в антирелигиозной ориентации психоаналитиков имеются исключения из общего правила. Так, Дэвид Бокан отмечает, что Фрейд черпал вдохновение в иудаистском мистицизме, а Бруно Беттельгейм утверждает, что в английских переводах работы Фрейда выглядят менее духовными, чем в оригинале, где он нередко употребляет слово душа. Карен Хорни с сочувствием относится к духовному подходу. В последние десятилетия такие ученые, как Бион, Когут и Лакан, разными путями пришли в рамках психоанализа к признанию существования в психике немеханистического фактора. Интеллектуальным предшественником «Процесса квадринити» можно считать Фромма, который в книге «Чело век для себя» утверждает, что восстановление любви к себе, другим и Богу есть основа счастья и цель психоанализа.

Сближение христианской и психоаналитической точек зрения имеет чрезвычайно важное значение, поскольку эти подходы по-прежнему считаются несовместимыми в трактовке эмоциональной аберрации. Традиционный подход предполагает культивирование положительных эмоций (посредством набожности и добродетельного поведения). Однако после возникновения психоанализа в психотерапии возобладал метод проявления негативных эмоций. Отдавая должное методу катарсиса, психотерапевты в общем склонны недооценивать любые усилия по преднамеренному культивированию любви. По их мнению, добраться до истоков любви и ненависти можно, только погружаясь в бессознательное. Напротив, людей духовной ориентации проявления враждебности обычно возмущают - они считают, что такие проявления только продлевают страдания и усугубляют агрессивные склонности.

По моему мнению, более плодотворно рассматривать обе полноправные стратегии - традиционную и современную - не как несовместимые, а как взаимодополняющие. Иными словами, оба терапевтических подхода можно объединить в единое целое. Катарсис ни в коей мере не препятствует стремлению изменить свое поведение к лучшему. Напротив, намеренное культивирование добродетели может привести к подавлению «недобродетельной» эмоциональности, если ее не дополнять снятием напряжения существующей (неидеальной) эмоциональной жизни. В связи с этим уместно привести следующее замечание Элис Миллер: [49]

«Религии утверждают, что мы должны прощать причиненную нам несправедливость, и лишь тогда освободимся для любви и очистимся от ненависти. Это верно. Но как найти истинное всепрощение? Можем ли мы говорить о всепрощении, если мы смутно представляем себе, что и почему нам в действительности сделали? Ведь именно в таком положении мы пребываем в детском возрасте, когда не можем понять, почему на нас не обращают внимания, почему запугивают, унижают, почему над нам смеются, обращаются, как с вещью, и играют, как игрушкой, почему нас жестоко наказывают. Более того, нам даже не позволяют понять, что все это происходит с нами, и любое дурное обращение с нами преподносят как нечто необходимое для нашего блага. Даже самый умный ребенок не в состоянии распознать такую ложь, если она исходит от любимых родителей, которые, ко всему прочему, относятся к нему с любовью. Он вынужден верить, что манера обращения с ним действительно правильная, направлена на его благо, и не должен обижаться за это на родителей».

Чрезмерное гробокопание без духовного понимания может привести к терапевтическому тупику подобно тому, как чрезмерная духовность без психотерапевтического понимания - к ложной доброкачественности синдрома «обманчивой духовности». Сосредоточение на прошлом страдании в надежде, что мучительные воспоминания и интенсивные проявления аффектов освободят от прошлого, может вызвать разочарование, ибо освобождение происходит, только когда человек готов применить то, что ему удалось понять, и занять определенную позицию к своим детским страданиям, устарелым моделям поведения и требованиям настоящего времени. Ориентация на культивирование любви и сострадания является движущей силой, способной положить конец ситуации, в которой человек является беспомощным следствием прошлого.

Вообще говоря, сходство между «Процессом квадринити» и психоаналитическим подходом состоит в том, что в основе обоих методов лежит сократическая точка зрения: самопостижение исцеляет. Кроме того, в обоих методах признается важность понимания характера и его формирования на начальных этапах жизни. Цель обоих методов - прервать навязчивую тенденцию к повторению, то есть преодолеть бесконечную инерцию поведения, возникшего в детстве как реакция на потребность в адаптации к условиям жизни в семье.

Вместе с тем эти подходы существенно расходятся в том, как они достигают цели - освобождения от эмоциональной обусловленности. Психоанализ не поощряет спонтанное стремление пациента к самоанализу во время лечения и апеллирует к авторитету специалиста. При этом предполагается, что способность пациента к самообману сильнее его способности к самопознанию. Процесс же использует в своих целях стремление к самопознанию, уделяя большое внимание письменному изложению биографических сведений и результатов самоанализа. При этом не только используется помощь пациента, но и поощряется внимание к психологической работе в промежутках между занятиями; благодаря ежедневной работе с письменным изложением пациент поддерживает связь с рассматриваемыми психологическими ситуациями. Более важное различие состоит в том, что психоаналитическая методика опирается на терапевтическую возможность деструктурирования (в основном, вербальных) типов поведения и стремится разрушить повторяющиеся и компульсивные структуры с помощью свободных ассоциаций, причем происходит разрушение коммуникативных ограничений, характерных для обычных терапевтических ситуаций. С другой стороны, терапевтический метод Хофмана - это арсенал структурированных психотерапевтических упражнений, который не включает в себя свободных ассоциаций. Важную роль в структуре, играет направленность. Метод Хофмана - это направленный процесс, во время которого человек выполняет конкретные предписания по проведению самоанализа, устных и письменных (внутренних) диалогов, визуализации и т.д. Возможно, самое примечательное различие между двумя методами - разные критерии оценки простоты и сложности. «Я обнаружил моменты, характерные для упрощенного психоанализа», - отмечает психоаналитик Кнобль, который прекрасно понимал, что упрощенное воплощение психоаналитических идей вовсе не вытекает из намерения упростить психоанализ. Мое признание, что в «Процессе» аналитические идеи выражены проще, чем в психоанализе, не является оценочным суждением, ибо я критикую его за чрезмерную простоту не больше, чем психоанализ за чрезмерную сложность. (Есть анекдот на эту тему: на улице встречаются два психоаналитика и, поздоровавшись, расходятся. Сделав несколько шагов, каждый из них останавливается и задумывается: «Что же он имел в виду?»)

Психоанализ развивает понимание множественной детерминированности любого психического и поведенческого события. В «Процессе квадринити» несколько простых принципов применяются так, чтобы уже через несколько недель появились «психотерапевтические девственники» с ясным, преобразующим жизнь пониманием своей эмоциональной обусловленности, ее детских истоков и необходимости держаться подальше от ее компульсивности. («Одно дело обладать особенностью, и другое - быть обладаемым ею», - гласит надпись на стене института Хофмана). Один из таких простых принципов, применяемых в «Процессе», - то что Фрейд называл компульсивностью повторения, а Хофман, используя кибернетическую аналогию с терминологией Перлса и Джона Лилли, - «старыми программами». Главная особенность этих программ (как для Хофмана, так и для Фрейда) - дисфункциональное принятие ребенком дисфункциональных видов родительского поведения посредством отождествления.

«В деятельности Фрейда, - пишут в своей книге «Язык психоанализа» [50] Лапланш и Понта- лис, - принцип отождествления постепенно приобретает важнейшее значение, благодаря которому он становится не просто одним из психических механизмов, а операцией, посредством которой конституируется субъект» (разрядка автора).

Если в психоанализе проводится различие между собственно отождествлением и интроекцией (в которой оральная основа для отождествления признается индивидуумом), то, с точки зрения Хофмана, все виды невротического отождествления носят «оральный» характер и являются интроективными. Для обозначения оральности в словаре Хофмана имеется термин «негативная любовь», который подразумевает не только деструктивную любовь, но и инверсивную, а также ложную любовь. При этом упоминается стремление к любви, которое препятствует любви, носит маску любви и, в сущности, противоположно мотивам любви.

Любовь стремится отдавать, она рождается из избытка (термин Маслоу). В отличие от нее «негативная любовь» стремится получать, она коренится в дефиците, хотя обычно переживается и предъявляется миру (при скрытых изначальных мотивах) как избыток и щедрость.

Превратив «негативную любовь» в основную для понимания эмоциональной болезни, Хофман ненамеренно повторяет точку зрения буддизма, согласно которой причиной страдания является страстное желание или стремление (танха). Однако термин Маслоу «мотивация недостаточности» и буддийский термин «желание» или «привязанность» не указывают на связь между недостаточностью и фрустрацией предыдущей любви. И хотя психоанализ с его концепцией оральности являет собой еще один шаг в направлении признания такой связи, все же мы можем подвергнуть сомнению правомерность его избыточного биологизма (современные психоаналитики в основном согласны с этим утверждением).

Теперь мы переходим к самому важному теоретическому разногласию между Хофманом и психоанализом; испытываемая ребенком фрустрация рассматривается Хофманом как фрустрация любви, а не фрустрация либидо (оральная или генитальная). Несмотря на широкую распространенную сексуализацию любви, Хофман считает это вторичным явлением. (Даже ссылка Когута на «здоровую нарцисстическую потребность» ребенка в том, чтобы мать услышала его и увидела («отразила, как в зеркале»), по-видимому, чересчур усложняет данную проблему, отказывая признать главенство потребности в любви, которая проявляется через указанную потребность во внимании к себе).

Идея Хофмана о том, что ребенок принимает особенности характера своих родителей, чтобы быть любимым, отчасти отражает гипотезу Фрейда, изложенную в работе «Печаль и меланхолия», о том, что мы уподобляемся потерянному человеку, которого мы любим, для поддержания с ним связи. В интерпретации Хофмана потребность в любви не только признается главным источником идентификации, но и предполагается наличие в уме ребенка допущения о том, что, уподобляясь родителям, он добьется любви, которой он будет лишен, оставаясь самим собой. Этот психологический механизм, опирающийся на «негативную любовь», можно назвать «седуктивной идентификацией». Хофман утверждает, что его действие обнаруживается во многих особенностях характера.

И тем не менее «субъект конституируется» не только посредством идентификации, но и наложением идентификации и контридентификации. Мы не только седуктивно перенимаем особенности характера наших родителей, но и зачастую одновременно с этим бунтарски отвергаем их, что приводит к возникновению конфликтов.

В «Процессе» не применяется ни анализ сновидений, ни рассмотрение промежутка жизни между периодом полового созревания и настоящим временем. Вместе с тем, развитию личности в детстве уделяется в «Процессе» больше внимания, чем в других видах терапии. Хофман полагает, что если дефицитно мотивированные отношения к другим опираются на устойчивость негативной любви к родителям, значит, необходимо заняться исцелением этой любви. Только благодаря любви к себе человек способен любить других, и, только восстановив изначальную любовь к родителям, он сумеет любить себя; чувство обиды на родителей неизбежно скажется на родительских интроекциях в его психике.

Исцеление родственных отношений между человеком и его родителями происходит не только в результате аналитической деятельности. Для этого (как в любой удачной теории инсайта) необходимо вывести в сознание страдание и гнев, связанные с начальными этапами жизни. С точки зрения исцеления самая действенная разновидность инсайта на пути самопознания находится за пределами чисто интеллектуального постижения, Она неотделима от процесса переживания, предполагающего существование более высокого уровня сознания. И подобно тому, как страдание порождает бессознательное, так бессознательное обретает устойчивый характер благодаря стремлению избежать страдания, отвергнуть и подавить его.

С появлением гуманистического движения произошло перемещение интереса с аналитического на экспрессивный аспект терапии. При этом главная роль отводилась выражению страдания как средства выявления в сознании неопознанного страдания и в прошлом, и в настоящем. В частности, гештальт-терапии от «разговоров о переживании» перешли к его экспрессивной реализации. Наконец, терапевтические возможности такого рода катарсиса были систематизированы и составили основу метода Янова (метод первого крика). Кроме того, Хофманом был предложен направленный, систематический метод повторного переживания страдания, испытанного в детстве. Более того, он осуществил систематизацию, объединив аналитические и катарсические элементы. Изменение страдания во времени на основе родительских суррогатов прослеживается в «Процессе» с помощью автобиографических записей, а также интраперсональных дуэлей между «отцовским», «материнским» и «детским» элементами психики. Использование персонификации духовной самости, а также интеллектуальных, эмоциональных и связанных с телом субперсоналий позволяет назвать одну из особенностей «Процесса» «трансперсональной психодрамой».

Если метод дуэли между интеллектуальным и эмоциональным аспектами психики, названных Хофманом «негативно эмоциональным ребенком» и «юношеским интеллектом», в какой-то мере равнозначен применяемому в гештальт-терапии методу дуэли между угнетателем и угнетаемым, то несомненное достижение Хофмана - использование связанных с телом субперсоналий. В гештальт-терапии культивируется понимание эмоциональной основы физического опыта, тогда как в «Процессе» тело становится действующим лицом внутренней психодрамы и обретает возможность выразить свой опыт поведения и любви, выявляя таким образом уникальные сведения.

Для достижения прощения Хофман применяет своеобразную методологию.

«Подлинное прощение не отвергает гнев, но занимает по отношению к нему твердую позицию. Путь к прощению будет открыт для меня лишь тогда, когда я почувствую вопиющую несправедливость к себе, признаю наличие гонения как такового, опознаю и возненавижу своего гонителя за то, что он причинил мне. Подавленный гнев, ярость и ненависть утратят основу для своего проявления только после вскрытия истоков и процесса развития дурного обращения в раннем детстве. В противном случае они трансформируются в печаль и страдание при виде существующего положения».

Прощение не только не отвергает гнев, но и снимает запретна гнев, который является компонентом обычного, падшего, ограниченного состояния психики. В связи с существованием тесной связи между подавлением чувств и запретом на их проявление катарсис становится важным средством отказа от подавления гнева. В гештальт-терапии и психоаналитической терапии существенно изменился подход к проблеме выражения гнева. «Процесс» упорядочил катарсис агрессии по отношению к родителям, во время которого психодрама квадринити разыгрывается (в форме мощных экспериментальных визуализаций) между юношеским интеллектом, негативно эмоциональным ребенком, духовной самостью и телом (в присутствии духовного руководителя-посредника во внутреннем святилище, которое впитывает и излучает дух), обеспечивая как выражение гнева, так и выражение страдания. Применяется также метод «скандала», то есть систематическое выражение гнева и осуждения указанных эмоциональных ч интеллектуальных особенностей родителей и родительских суррогатов на ранних этапах жизни. При этом главное внимание уделяется личностям родителей и определенным событиям во взаимоотношениях в триаде мать-отец-сын (дочь).

И все же, справедливо ли, что «благодать прощения появляется спонтанно, когда подавленная (потому что запрещенная) ненависть перестает отравлять душу»? Несомненно, прощение может возникнуть, когда ненависть перестанет отравлять душу. Однако, как я полагаю, ядом является ненависть, а не подавленная ненависть. Другими словами, проникновения в суть своей ненависти и свободного выражения гнева для преодоления ненависти еще недостаточно. По моему мнению, для некоторых людей достаточно

отреагировать на страдание и гнев (такой катарсис осуществляется с помощью экспрессивных видов терапии). Для изменения состояния своей психики такому человеку необходим лишь стимул к дальнейшему пониманию в виде страдания и гнева. В иных случаях, однако, можно наблюдать, как «взросление» происходит без реального продвижения в понимании и в изменении психики. В таких случаях стремление человека к углублению опыта в сочетании с противодействием приводит е замене инсайта стремлением к интенсификации опыта. Здесь уместно напомнить известную шутку: «Гештальт-терапевт - это психопат, который учит компульсива (человека, одержимого навязчивой идеей, желанием и т.д.), как стать истериком».

Элис Миллер имеет, очевидно, в виду то, что благодать всепрощения не всегда приходит в процессе психоаналитической терапии: «Свободное выражение чувства обиды на своих родителей - прекрасная возможность достичь своей истинной самости, оживить онемевшие чувства, открыть путь к печали и, если повезет, к примирению» (разрядка автора).

Уникальность терапевтического метода Хофмана состоит в систематичности, направленности и стимулировании процесса перехода посредством понимания от осуждения и обиды к прощению. При этом прощение - путь к состраданию, любви, покою и глубокой радости - не зависит от произвола судьбы. «Процесс квадринити» содержит стратегию, которая может рассматриваться (любым человеком, не знающим о незнании Хофмана) как систематическое применение результатов наблюдения Элис Миллер за лицами, осененными прощением «как некоей благодатью», которая «появляется спонтанно», когда «подавленная ненависть перестает отравлять душу». Ибо, превратившись в печаль, ненависть уступает путь пониманию - «пониманию совершеннолетнего человека, который проник в суть детства своих родителей и, наконец,… зрелого сострадания».

Процесс прощения и сострадания, сопровождающий каждый «разбор жалоб», включает в себя ряд этапов, начинающихся с воссоздания жизни каждого из родителей. Особое внимание уделяется формированию образа родителей в процессе их взросления во время жизни со своими родителями. По мнению Хофмана, если понимание способно привести к прощению, нам необходимо понять, в частности, ранние этапы жизни родителей.

Интеллектуальное и интуитивное воссоздание сопровождается систематической постановкой себя на место родителей в их детстве. Для этого используется идентификация с элементами фантазии и театрального представления, характерных для гештальт-терапии и психодрамы. Следующий этап «Процесса» можно назвать обрядом, ритуалом или направленным созерцанием. Используемый в данном случае тип участия связан с терапией поведения на уровне отношений с использованием фантазии. Речь идет не о намерении изменить поведение по отношению к другому человеку в будущем, а об его изменении непосредственно в данный момент, причем в контролируемой, интернализируемой, психодраматической ситуации. Терапевтическая ситуация заключается теперь не в том, что мы анализируем или выражаем свой опыт, а в том, что мы занимаем определенную позицию, намеренно изменяем нашу склонность. Вряд ли «Процесс» стал эффективным, если бы остался инсайт-терапией, обогащенной методами экспрессивной терапии. Очень важный элемент «Процесса» - стимулирование учета инсайта, применения в жизни всего, что было понято, и ответственного самоконтроля. Работу с фантазией можно рассматривать как подготовку к выполнению после- терапевтической задачи действия в соответствии с нашим пониманием и отказа от моделей поведения и отношений, осознанных как устарелых и дисфункциональных звеньев цепи, навсегда сохраняющей страдание.

Активизация прощения и сострадания к родителям служит достаточной мотивацией для выполнения главной задачи, которую «Процесс» ставит перед человеком после завершения терапии: действия, направленные на восстановление любви к своим родителям. Таким образом, в общей структуре работы процесс прощения играет роль моста между дотерапевтическим состоянием души и послетерапевтической практикой любящей доброты в повседневной жизни. Кроме того, он служит мостом между аналитико-экспрессивной «персональной» и иудео-христианской «трансперсональной» сторонами «Процесса».

Приведенное выше описание «Процесса» ясно показывает, что мы имеем дело с интегративным подходом. В отличие от психоанализа, сохранившего верность единственному методу интерпретации свободных ассоциаций, «Процесс», воплотив в себе существенные достижения психоанализа, вообще не применяет метод свободных ассоциаций, предпочитая ему управляемое погружение в познание ранних этапов развития жизни и личности человека, катарсиса страдания и гнева, а также попытки подавить «эго», то есть обусловленную личность (в смысле духовных традиций), с которой мы привыкли себя идентифицировать. Кроме того, «Процесс» содержит важный элемент психодуховной работы на основе визуализации и творческого воображения.

В «Процессе» используются разные методы, связанные с работой, с визуализацией фантазий и мысленных образов. Впрочем, термин «фантазия», употребляемый в настоящее время в связи с некоторыми методами, представляется не вполне удачным, поскольку он не отражает различия между обычной фантазией и «возвышенной фантазией» мистического опыта. Хофман отказывается называть направленные ряды образов фантазиями, ибо при условии глубокого переживания этих образов воображение оказывается лишь средством для пробуждения опыта иного порядка.

Вызывание духовного руководителя, для чего в «Процессе» имеются соответствующие указания, юнгианец истолковал бы как приглашение к участию в диалоге с внутренним архетипом «мудрого старца» или «мудрой старухи». В то же время Хофман, подобно шаманам и другим религиозным учителям, поощряет отношение к внутреннему руководителю как к некоей сущности, существующей (в отличие от «духовной самости») вне нас.

В настоящее время многие специалисты (как правило, трансперсоналисты) полагают, что за пределами сферы фантазии находится сфера опыта, которая, при выявлении в сознании, опознается обычным умом как нечто, находящееся за его пределами, - архетипический, воображаемый, психический мир, в котором высший ум пребывает подобно тому, как обычный ум пребывает в мире объектов и логических классов. По-видимому, именно в этом глубинном состоянии ум выполняет функцию, связанную с его названием, так как слово ум («mind») происходит от санскритского слова «manas», которое соотносится как с человеком («man»), так и с луной («moon»). Такая изначальная соотнесенность этих двух понятий позволяет видеть в уме человека восприимчивую луну, обращенную к свету духовного солнца.

Независимо от теоретической справедливости или несправедливости гипотезы о взаимосвязи между мистическим опытом и одержимостью (включая высокое вдохновение), с одной стороны, и чем-то запредельным для человеческой психики, с другой стороны, я полагаю, что с практической точки зрения это утверждение справедливо, поскольку именно интеллектуальная точка зрения вызывает проявление супраинтеллектуального, протоархетипического, духовного мира «творческого воображения».

Ни одна религия не утверждает: «Представь себе Бога и беседуй с этим образом». Напротив, указывая на нечто запредельное для человеческой самости - трансцендентное Ты, Святой Другой - различные школы традиционной духовности доказали возможность реализации вы званного таким образом опыта. Вообще говоря, способность погружаться в символы, входя таким образом в созерцательные состояния, идет рука об руку с точкой зрения, согласно которой символы следует рассматривать не просто как символы, а скорее как то, что они символизируют.

Благодаря способности символов занимать место символизируемого ими опыта (основа того, что г-жа Сехешайе назвала «символической реализацией»), некоторые ряды мысленных образов могут служить средствами передачи опыта. Такие «фантазии» можно рассматривать как обряды или ритуалы. В «Процессе» эта особенность играет очень важную функцию на заключительном занятии, когда клиент получает указание представить себе пуповины, соединенные с особенностями негативного поведения, которые уже были исследованы клиентом в самом себе и в своих родителях. Мысленное обрывание этих пуповин пробуждает решимость и желание отделить себя от всей негативности, выявленной с помощью предыдущего анализа интроекций отца и матери. Как и прощение, этот процесс представляет собой направленную медитацию, позволяющую изменить отношения человека с помощью символического обрывания пуповин. При этом символ используется как средство достижения более глубокого опыта, а в человеке пробуждается желание воспользоваться этим средством.

Аналогичным примером символической алхимии служит «рециркуляция», то есть процесс визуализации, который объединяет трансперсональные и аналитические элементы и входит в послетерапевтическое задание человека.

Я замечал, что прошедший терапевтический курс человек обретает безмерную веру в свое полное исцеление. Более правильно, по-видимому, видеть в «Процессе» начало того, что будет полностью достигнуто после продолжительных разногласий между обусловленной личностью человека и вновь приобретенным послетерапевтическим намерением. Поэтому я рассматриваю «Процесс квадринити» как ознакомление с новым отношением, которое выводит человека на путь повседневной внутренней работы, обеспечивает его мотивацией, необходимой перспективой и психотерапевтическими методами для работы над собой. Моя прежняя критика притязаний «Процесса» на исцеление стала более умеренной, когда я признал, что, поддерживая в человеке ощущение исцеления, терапевт применяет в нужный момент очень эффективный метод: побуждает человека отказаться от занятости собой, характерной для психотерапевтической процедуры, и таким образом занять позицию избыточности. Кроме того, «Процесс» побуждает человека отказаться от психотерапевтической зависимости и, что, по словам Боба Хофмана, самое главное, - от стремления быть, чтобы просто быть. Однако со временем все, что было заметено под коврик, непременно появится на поверхности сознания человека и тогда он, естественно, сможет более реалистически взглянуть на «путь любви», простирающийся за первым этапом. Но произойдет ли это само собой?

Если бы кто-нибудь захотел синтезировать психодинамические, трансперсональные, гуманистические и бихевиаристические элементы психотерапии, вряд ли ему удалось создать что- то лучшее, чем описанный выше метод. «Процесс квадринити» вписывается в структуру развития психотерапии как бы в виде ее синтеза, хотя в действительности он являет собой дар интуиции, родившейся вдали от мира, и не знает, так сказать, своих предшественников.

В последние годы «Процесс квадринити» конкурирует с гештальт-терапией в некоторых городах Южной Америки и Европы подобно тому, как в 60-х годах гештальт-терапия конкурировала в Соединенных Штатах с психоанализом. Впрочем, нам еще предстоит осознать многие его потенциальные достоинства. К ним, например, относится ценность «Процесса» для всех желающих стать психотерапевтом. Но куда больше меня интересует возможность использовать потенциал «Процесса» в будущей системе холистического образования, то есть такого образования, в котором аффективная и духовная сторона роста человека будут реинтегрированы в его интересах. Для применения этого структурированного метода достаточно короткого промежутка времени, и поэтому он пригоден для группового использования в школьной обстановке.

Я надеюсь, что вышесказанное проложит путь для дальнейшего раскрытия целительных возможностей «Процесса» для психического здоровья человека и поможет раскрытию доброты, столь необходимой для процветания нашего общества.

Поскольку мне суждено было познакомить мир с «Процессом квадринити», уместно, по-видимому, дополнить вышеприведенные размышления о «Процессе» несколькими замечаниями о моей личной заинтересованности в судьбе рекомендуемого на этих страницах метода терапии и преподавания, ибо благодаря своей заинтересованности я убедился в его ценности для многих людей. На этом основании, в частности, я включил эту главу в настоящую книгу.

Я познакомился с Бобом Хофманом в 1972 году на частной Лекции в Беркли, инициатором которой выступил д-р Лео Зеф. В своей лекции он вкратце описал применявшийся им терапевтический метод. В тот период своей жизни я вовсе не искал новой формы терапии. После многолетних поисков. помощи у терапевтов и духовных учителей я пришел к этапу, который называю «харизматическим». На этом этапе я чувствовал, что нашел то, что мне надо, и тем не менее был взволнован. Вряд ли я записался бы на восемь занятий по психотерапии у Боба Хофмана, если бы не общий интерес к той роли, которую играют в трансформативном процессе взаимоотношения между внутренними элементами: отец, мать и ребенок. Однако лекция оказалась очень полезной. Особое впечатление на меня произвело то, что Боб сумел описать биографии моих родителей и события моего детства, о которых он вряд ли бы смог узнать с помощью обычных средств.

Мне показалось, что основную стратегию «Процесса», используя которую Боб руководил мною, можно применить к группам, заменив вводные психические факторы на структурированный, направленный, контролируемый процесс воспоминаний о жизни и экстраполяции на основе воспоминаний.

В первый раз я записался на занятия в группу из 70 человек (с участием Боба на заключительной стадии «Процесса»). В это время в моей работе с людьми в Института CAT меня особенно интересовал процесс превращения групп в самоисцеляющиеся системы. Во второй раз я записался на занятия в группу из 50 человек, которую вела Реза Ли Ландман (в присутствии Боба в качестве безмолвного крестного отца) с использованием письменных указаний. (В один из редких моментов вдохновения я воспроизвел эти указания. Вскоре после этого я посетил Боба, и он неожиданно заметил, что на занятиях со мной присутствовал д-р Фишер).

«Процесс» получил довольно высокую оценку в этой и других группах Института CAT, и впоследствии многие из моих студентов стали первыми сотрудниками Боба, положив начало бурному распространению «Процесса».

Год спустя, присутствуя на занятиях первой группы Боба в клубе Боркли, я заметил различие в наших подходах. Он старался исключить элементы дуэли и взаимной терапии, зато с помощью магнитофонных записей повысил качество обратной связи со своими учащимися при выполнении ими домашней работы.

С тех пор я стал очевидцем непрерывного совершенствования метода Хофмана. Иногда мне доводилось демонстрировать свой вариант «Процесса» в зарубежных странах группам, которые установили связь с организацией Хофмана в Калифорнии. Одной из первых стран, где «Процесс» обрел популярность, стала Бразилия. В настоящее время «Процесс» вызывает к себе особый интерес в германоязычных странах.

Мне суждено было также стать своего рода катализатором для более важной разработки «Процесса квадринити». Когда я рассказал Бобу о том огромном успехе, который я имел в Мексике, работая с четырехдневным вариантом «Процесса», в его глазах вспыхнул энтузиазм, и вскоре он предпринял разработку своего интенсивного метода, который в настоящее время распространяется по всему миру. Недельный срок, необходимый для проведения курса терапии, выглядит очень скромно по сравнению с достигаемыми результатами, и поэтому я считаю, что никакой другой метод не способен с ним конкурировать в обеспечении эффективности в столь краткий срок. Несмотря на все это, к беседе о «Процессе квадринити» меня побудили его педагогические, а не терапевтические возможности. Это объясняется прежде всего тем, что благодаря своей компактности, структурированности и, в то же время, эффективности «Процесс» идеально подходит для использования в любой области педагогической деятельности, направленной на развитие эмоций. Знакомство с этим методом также принесет большую пользу педагогам, заинтересованным в приобретении средства более глубокого познания своих учащихся, себя и человечества.

В надежной ограде господства техники вновь забили фонтаны древних мистерий, населяя ландшафт знакомыми и в то же время фантастическими фигурами гуру, шаманов, странствующих бардов и магов. На унылом, секуляризованном фоне нашего ландшафта появляется непрошенная каста бородатых актеров, одетых в костюмы, вышитые бисером. Они готовы сыграть пьесу, для которой у нас пока нет сценария. Распахнув врата сновидений, они выходят, танцуя под звуки неотразимой музыки, не желая жить без мифа.

Стивен Ларсен [51]

Что значит стать под флаг Дионисия, а не Фрейда (или Маркса) Это значит отказаться от псевдонаучной позы эллинической беспристрастности и политического рационализма и признать безумие всеобщим состоянием человечества, а не отличительным знаком особого класса людей. Это значит, что безумие - не единичное, а социальное явление, в котором все мы принимаем участие: все мы находимся в одной лодке. Кроме того, это значит, что безумие является неотъемлемой частью жизни, и, чтобы жить с ним, мы должны научиться его любить. В этом и состоит смысл именования его богом.

Норман О.Браун [52]