К. Изард Страх и виды тревожности[13]

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Страх рано или поздно испытывают все люди. Связанные с ним переживания легко воспроизводятся и могут прорываться в сознание в снах. Страх является наиболее опасной из всех эмоций. Интенсивный страх приводит даже к смерти: животные, а также человек иногда могут быть испуганы буквально до смерти.

Но страх не является только злом. Он может служить предупреждающим сигналом и изменять направление мысли и поведение. С эволюционно-биологической точки зрения страх может усиливать социальные связи, включая «бегство за помощью» и коллективную защиту (EibI-Eibesfeldt, 1971).

Понятие тревожности занимает важное место в психологических теориях и исследованиях с тех пор как Фрейд (Freud, 1959) подчеркнул ее роль при неврозах. Этому представлению, однако, не хватает четкого широко принятого определения. Большинство определений склонны рассматривать тревожность как унитарное состояние и не улавливают ее сложности. Во второй части этой главы дается определение тревожности как сложной комбинации аффектов и аффективно-когнитивных структур, и, кроме того, приводится ряд исследований этого понятия.

Страх

В современных цивилизациях существует все более возрастающее число объектов, событий, условий и ситуаций, которые пугают или потенциально могут быть пугающими. Вероятно, именно этим можно объяснить тот факт, что страх является предметом научного исследования, пожалуй, чаще, чем какая-либо другая фундаментальная эмоция. Обширные обзоры исследований, посвященных страху, создают прекрасные основания для дальнейшего понимания этой важной эмоции (Bowlby, 1973; Gray, 1971; Lewis, Rosenblum, 1974; Rachman, 1974). Понимание страха не избавляет от опасных или пугающих ситуаций, но оно может обеспечить дополнительную меру контроля над этой неприятной эмоцией.

Активация страха

На нейрофизиологическом уровне страх вызывается довольно быстрым возрастанием нейронной активности. По Томкинсу (Tomkins, 1962), существуют три эмоции, связанные с возрастанием интенсивности: удивление-испуг, страх-ужас и интерес-возбуждение. Врожденная и приобретенная дифференциация этих трех эмоций подготавливает человека к любому значительному неожиданному возрастанию стимуляции. Наиболее неожиданные и резкие возрастания в интенсивности нейронной стимуляции активируют удивление-испуг. Несколько меньшее возрастание приводит к страху, еще менее неожиданное и резкое – к интересу.

В то же время дискуссия между Боулби (Bowlby, 1973) и Грэем (Gray, 1971) о врожденных детерминантах или «природных ключевых стимулах» страха показала, что в активации страха определенную роль играет не только уровень стимуляции, но и селективная активность рецепторных органов (Izard, 1971).

Безусловно, в эмоциях испуга, страха и интереса-возбуждения существуют частично перекрывающиеся компоненты. Тот факт, что между ними наблюдается неустойчивое равновесие, имеет важное значение для теорий и исследования тревожности. Мы вернемся к этому в дальнейшем.

Причины страха

Причинами страха могут быть события, условия или ситуации, являющиеся сигналом опасности. Угроза, так же как и потенциальный ущерб, может быть как физической, так и психологической. Как указывает Боулби (Bowlby, 1973), причиной страха может быть либо присутствие чего-то угрожающего, либо отсутствие чего-то, что обеспечивает безопасность (таким объектом является, например, для ребенка мать). Как отметил Грэй (Gray, 1971), страх может быть вызван тем, что событие не происходит в ожидаемом месте или в ожидаемое время. Вызывает ли какое-то событие страх, зависит от контекста, в котором оно происходит (Sroufe, 1974), от индивидуальных различий в темпераменте или предрасположенностях (Kagan, 1974; Charlesworth, 1974) и от опыта и возраста индивида (Jersild, Holmes, 1935; Gray, 1971; Izard, 1971; Bowlby, 1973). Страх может иметь своим предметом какого-либо человека или объект. Иногда страх не связан ни с чем конкретным, такие страхи переживаются как беспредметные. Страх может вызываться страданием, это связано с тем, что в детстве сформировались связи между этими чувствами. Из-за частой распространенности страдания связь его со страхом вызывает неврозы «тревожности».

Причины страха могут быть разделены на четыре класса: а) внешние события или процессы, б) влечения и потребности, в) эмоции и г) когнитивные процессы субъекта. Причины, относящиеся к каждому из этих классов, могут быть врожденными или приобретенными.

Внешние процессы и события

Этот раздел будет посвящен главным классам событий, вызывающих страх или включающих нейронные процессы, активизирующие эту эмоцию.

1. Врожденные детерминанты. Рядом авторов были предложены классификации врожденных детерминант страха. Грэй (Gray, 1971) разделил все причины страха на четыре категории: интенсивность, новизна, эволюционно-выработанные сигналы опасности, причины, возникающие в социальном взаимодействии. Боль и громкий звук являются примерами слишком интенсивных стимулов, а незнакомые лица или предметы иногда вызывают страх из-за своей новизны. Грэй рассматривал недостаток стимуляции или отсутствие стимула в ожидаемом месте и во времени как определенный вид нового стимула. Любая ситуация или условие, угрожающие значительной части членов вида в течение длительного времени, являются эволюционновыработанными сигналами опасности. Примером причины этого класса может служить высота. Выражение гнева или угрозы иллюстрируют стимулы 4-й категории.

Боулби (Bowlby, 1973) выделил врожденные детерминанты страха, которые он называет «природными стимулами и их производными». Производные стимулы, по-видимому, скорее подвержены видоизменениям в опыте, чем природные. Природными стимулами страха являются: одиночество, незнакомость, внезапное приближение, внезапное изменение стимула, высота и боль. Выступая против традиционной психоаналитической точки зрения, согласно которой в норме страх переживается только при наличии реальной угрозы, Боулби пишет: «Тенденция испытывать страх при всех этих ситуациях, не являясь патологической или инфантильной, должна рассматриваться как естественная, тем более что в определенной степени она остается с человеком с детства и до старости и присуща также животным других видов» (Bowlby, 1973, р. 84). По Боулби, врожденные детерминанты страха связаны с ситуациями, которые действительно имеют высокую вероятность опасности. Это не является необходимой чертой приобретенных или культурных стимулов.

Стимулы страха, производные от природных, включают темноту, животных, незнакомые предметы и незнакомых людей. Два последних являются производными от природного стимула новизны, но их способность вызывать страх является функцией контекста, в котором они появляются (Sroufe, 1974). Страх темноты, по Боулби, может быть функцией комбинаций природных стимулов одиночества и незнакомости. Боязнь животных может быть комбинацией природных стимулов незнакомости и внезапного приближения (например, при приближении незнакомой собаки). Все эти производные причины, хотя и являются общими для всех людей, относительно больше подвержены влиянию культуры и контекста, в котором они появляются, чем природные.

Как Боулби так и другие авторы (Lewis, Rosenblum, 1974), показали, что природные стимулы страха связаны с возрастом, т. е. зависят от процессов развития и созревания. Например, ряд исследователей (Bronson, 1974; Sroufe, 1974) показал, что страх перед незнакомыми людьми не может возникать в первые несколько месяцев жизни просто потому, что у ребенка еще не развилась способность отличать знакомые лица от незнакомых. Эта способность возникает где-то между 6– и 9-месячным возрастом, и именно в этом возрастном периоде отмечается максимальный страх перед чужими. Боязнь животных и темноты обычно не возникает в первый год-полтора, но наблюдается довольно регулярно у детей после 3 лет. В классическом исследовании возрастной динамики причин страха (Jersild, Holraes, 1935) было показано, что в возрасте от 1 до 6 лет постепенно уменьшается боязнь звуков и незнакомых предметов, боязнь животных достигает своего пика к 4 годам, потом уменьшается, а страх перед воображаемыми ситуациями заметно усиливается с возрастом и развитием когнитивных способностей.

Боулби считал одиночество наиболее глубокой и важной причиной страха. По его мнению, это связано с тем, что вероятность опасности в детстве или в старости при болезни значительно возрастает при одиночестве. Он также показал другие природные стимулы страха, например, незнакомость и внезапные изменения стимуляции пугают значительно сильнее, если они появляются на фоне одиночества. Перефразируя Шекспира, Боулби писал: «Одиночество, так же как размышление, превращает нас в трусов…» (Bowlby, 1973, р. 119).

2. Культурные детерминанты страха. Хотя некоторые причины страха, рассмотренные в предыдущей части, в какой-то степени подвержены влиянию культурных условий и опыта, существует широкая сеть детерминант страха, которые почти исключительно являются результатом научения. Так, даже негромкий сигнал воздушной тревоги может вызвать страх.

Боулби считает однако, что многие культурные детерминанты страха могут при ближайшем рассмотрении оказаться связанными с природными детерминантами, замаскированными различными формами неправильного истолкования, рационализации или проекции. Боязнь воров или привидений, например, может быть рационализацией страха темноты, страх перед попаданием молнии – рационализацией страха грома.

Рэчмен (Rachman, 1974) дает прекрасное описание процессов научения культурным детерминантам страха. Традиционной в объяснении этого процесса является концепция травматического обусловливания, согласно которой бытие или ситуация, которые вызывают боль (угрозу боли), могут вызывать страх независимо от наличного ощущения боли.

Рэчмен полагает, что в рамках этой концепции объяснить все виды страха невозможно. Существуют страхи слишком распространенные, для того чтобы их можно было объяснить травматическим обусловливанием. Так, змей боятся многие люди, которые никогда не имели контакта с ними, тем более болезненного. Такого рода страхи связаны с природными детерминантами этой эмоции.

3. Проблема дифференциации страха от других эмоций.

Большая часть рассмотренных нами исследований не связана с собственно эмоцией страха (по крайней море, эту связь надо еще доказать). Например, в исследованиях на маленьких детях исследователь делает вывод о наличии страха на основе внешне наблюдаемого поведения ребенка. В литературе, однако, нет обоснованного набора реакций, которые отделяли бы страх от страдания или гнева, а также какой-либо другой эмоции.

Более тщательный анализ проблемы мы можем найти у Боулби. Он перечисляет ряд наблюдаемых экспрессивных и моторных актов, которые, по его мнению, можно рассматривать как индикаторы страха. «Они включают осторожное всматривание в сочетании с подавлением движений, испуганное выражение лица, которое может сопровождаться дрожанием или слезами, съеживанием, убеганием, а также поиском контакта с кем-либо» (Bowlby, 1973, р. 88). Боулби предложил четыре основания для объединения различных форм поведения в поведенческий синдром страха: а) многие, если не все, проявления страха имеют тенденцию возникать одновременно или последовательно; 6) события, которые вызывают одну из них, обычно вызывают и другие (необязательно все); в) большинство из них, если не все, выполняют единую биологическую функцию защиты; г) при самоотчете испытуемые указывают на них как на проявление страха (р. 88).

Перечень индикаторов страха, предложенный Чарлсвортом (Charlesworth, 1974), включает «кратковременное или же продолжительное прекращение или замедление поведения, повышенную бдительность, удаление от раздражителя, серьезное или испуганное выражение лица…» (р. 263). Чарлсворт также добавил, что страх может сопровождаться или за ним может следовать осторожное исследование и даже улыбка или смех. Очевидно, что этот перечень индикаторов страха, так же как и перечни Боулби и Грея, нуждается в дальнейшей разработке.

Тщательный экспериментальный анализ реакций младенцев на присутствие или приближение чужих дает основание предположить, что некоторые довольно широко распространенные индикаторы страха в действительности выражают другую эмоцию.

Бронсон (Bronson, 1972,1974) обнаружил, что 3–4-месячные младенцы долго и внимательно рассматривали чужих. Он предположил, что дети этого возраста старались подогнать «лица чужих к существующей схеме лиц» (1974, р. 256). Он предположил также, что ребенок, который в конце концов улыбался после длительного разглядывания чужого, каким-то образом освобождался от неуверенности. Другие же продолжали рассматривать до тех пор, пока не начинали плакать. Бронсон считает, что таким детям не удались их попытки к ассимиляции. Хотя Бронсон и не утверждает этого буквально, его данные и рассуждения предполагают, что в основе самых ранних примеров плача при появлении чуждого лежат длительные и неуспешные попытки ассимиляции и что такой плач скорее отражает страдание, чем страх.

Бронсон приходит к выводу, что дети 6–6,5 месяца и старше не встречаются с трудностями при дифференцировке чужих и знакомых людей, и частые случаи плача в этом возрасте вызываются другими причинами. Он предположил, что в основе плача у детей этой возрастной группы лежит неспособность ребенка соотнести последовательность поведения чужого с установившимися ожиданиями в отношении межличностного взаимодействия. В 9 же месяцев, по мнению Бронсона, ребенок мгновенно ассимилирует внешность чужого, «но в схему, созданную на основе предшествующих неприятных столкновений со сходными лицами» (1974, р. 256), чем и объясняется его негативная реакция. Несмотря на то что взгляды Бронсона довольно умозрительны, его наблюдения дают основание для того, чтобы поставить под сомнение традиционные представления о содержании эмоциональных переживаний ребенка.

Работа Кагана (Kagan, 1974), посвященная развитию негативного аффекта у детей, дает более дифференцированный анализ аффектов. Он утверждает, что существует по меньшей мере четыре «состояния страдания», которые называются страхом. Недостаток анализа Кагана заключается в том, что он применил термин «страдание», рассматривая его как эквивалент состоянию, выражающемуся в плаче. По Кагану, причинами «состояния страдания» являются: а) неассимилированное расхождение, б) предвидение нежелаемого события, в) непредсказуемость, г) признание несоответствия между взглядами и поведением, д) признание диссонанса между взглядами. Только пятая из этих причин рассматривается Каганом как источник состояния страдания, обычно называемого «тревожностью».

Проблема классификации причин и индикаторов страха и соотношения их с возбудителями других эмоций поднималась и в ряде других работ (Sroufe, Waters, Matas, 1974; Sroufe, Wunsch, 1972; Rheingold, 1974). В них было показано, в частности, что ряд обычно применяемых стимулов страха в действительности вызывает смех, интерес и исследовательское поведение.

Влечение и гомеостатические процессы как причины страха

По сравнению с эмоциональными и когнитивными процессами влечение и сохранение гомеостазиса составляют менее важный класс причин страха. Влечение становится важным, когда оно возрастает до такой степени, что начинает свидетельствовать об определенном дефиците и вызывает эмоцию. В некоторых из таких случаев вызванной эмоцией является страх. Томкинс приводит следующий пример: «Когда потребность в воздухе становится настолько сильной, что вызывает активацию влечения, она также активирует и аффект, обычно глобальную реакцию страха, который быстро приобретает размеры паники, если препятствие на пути удовлетворения влечения не устраняется немедленно. Эта потребность является настолько жизненно важной, что генерализованный аффект в дополнение к ощущению удушья представляет собой важный фактор, обеспечивающий немедленную концентрацию внимания на удовлетворении влечения» (Tomkins, 1962, р. 46). Как указывалось выше, боль, вне зависимости от ее причин, может вызвать страх. Страх может усиливать боль, но он может также активизировать реакции, связанные с избавлением от дальнейшей боли. Обсуждение взаимодействия между болью и эмоцией в главе 7 показало, однако, что боль может также вызывать страдание, страдание в сочетании со страхом или другие комбинации эмоций.

Другие эмоции как причины страха

В принципе любая эмоция может вызвать страх, так же как и любую другую эмоцию. Сходство нейрофизиологических механизмов с эмоцией страха приводит к тому, что они часто являются его активаторами. Как утверждает Томкинс (Tomkins, 1962), «внезапное освобождение от длительного и сильного страха, если оно полное, приводит к радости, если не полное – к возбуждению» (р. 290). Косвенное подтверждение тесной связи между страхом и возбуждением можно найти у Балл (Bull, 1951) в ее работе, посвященной гипнотически внушенному страху. Она показала, что испытуемые, переживающие страх, оказались в конфликте между желанием исследовать и желанием спастись. Она рассматривает это как доказательство двойственной природы страха. Теория дифференциальных эмоций интерпретирует конфликтное поведение как результат колебания между страхом (ведущим к поведению избегания) и интересом (ведущим к исследовательской активности).

В процессе научения любые другие эмоции также могут стать причинами страха. Естественно, сам страх является внутренним активатором и усилителем самого себя, так как переживание страха само по себе пугает.

Когнитивные процессы

Когнитивные процессы представляют собой наиболее общий и распространенный вид причин страха. Например, страх какого-либо определенного объекта может быть вызван мысленным воспроизведением в памяти или антиципацией. К сожалению, такой познавательный процесс может быть неточным. Так что можно обучиться бояться не той ситуации или слишком многих ситуаций или даже вообще всех жизненных ситуаций. Воспоминание или предвидение страха само по себе является достаточным для того, чтобы вызвать страх. Если человек по ошибке рассматривает кого-то как источник страха, он может испытывать страх, просто думая об этом человеке, думая о встрече с ним и встречаясь с ним на самом деле. Таким образом, человек, предмет или ситуация могут стать источником страха а) через формирование гипотез, б) через антиципацию, в) через прямое столкновение (Tomkins, 1963, р. 66).

Взаимодействие страха с другими эмоциями как формы тревожности

Никакое обсуждение тревоги не может обойтись без ссылки на Фрейда. По Фрейду, любая ситуация опасности включает потерю любви или объекта любви. Он полагал, что рождение является прототипом ощущения опасности и что другими наиболее важными ситуациями опасности являются потеря матери или другого источника любви, угроза потери пениса, потеря объективов эмоциональной привязанности, потеря любви Суперэго.

Фрейд считал, что природа ситуации опасности меняется с возрастом. В раннем детстве опасность связана с потерей объектов. В фаллической фазе развития (раннее детство) это воображаемая угроза кастрации. После развития Суперэго социальная тревожность (связь между страхом и стыдом, страхом и стеснительностью) становится внутренней заменой для внешней опасности, а моральная тревожность (структуры типа страх – вина) развивается как полностью внутрииндивидуальный феномен.

Согласно представлениям Фрейда о сигнальной, социальной и моральной тревожностях в эти понятия помимо страха включаются и другие аффекты и когнитивные процессы. Анализ взглядов других авторов на проблему тревожности показывает, что они также представляют ее как комплекс феноменов, включающих страх, один или несколько дополнительных аффектов и различные аффективно-когнитивные структуры (Izard, 1972). В это понятие включаются страх, враждебность, страдание, стыд, вина, психофизиологическое возбуждение и т. д. (Sarason, 1966; Sarason, Davidson, Lighthall, Waite, Ruebush, 1960; Speigel, 1945; Sullivan, 1953).

Боулби (Bowlby, 1973) считает тревогу связанной со страхом в такой же мере, в какой они связываются в традиционном психоанализе и психиатрии, но и отождествляет их. Он считает, что эти два термина относятся к двум тесно связанным состояниям и имеют общие причины и проявления.

Различия между страхом и тревогой, которые проводит Боулби, связаны с его представлениями о привязанности и разлуке. Отношение младенца к матери, которое можно описать как ревнивое, собственническое, жадное, незрелое и сверхзависимое, Боулби предпочитает называть «тревожной привязанностью». Центральным аффектом в этом образовании Боулби считает какую-либо форму страха. Объясняя свое предпочтение термину «тревожная привязанность» (в противовес термину «сверхзависимость»), он отмечает: «Очевидно, что центром данного состояния является предчувствие того, что предметы привязанности могут стать недоступными или могут не ответить на проявление привязанности» (1973, р. 213). В дальнейшем обсуждении реакции ребенка на разлуку Боулби связывает с комплексом тревожной привязанности эмоцию страха. В некотором отношения, однако, представление Боулби о тревожной привязанности можно, на наш взгляд, более удачно описать как взаимодействие между страхом и гневом, чем с помощью нечеткого понятия тревожности.

Теория дифференциальных эмоций предполагает, что тревожность, как она типично описывается, состоит из доминирующей эмоции страха и взаимодействий страха с одной или несколькими другими фундаментальными эмоциями, особенно со страданием, гневом, виной, стыдом и интересом. Тревожность, как и депрессия, может также включать потребностные состояния и биохимические факторы.

По-видимому, можно говорить о формах тревожности, если для каждой такой формы точно выделены комбинации входящих в нее аффектов (например, страх – страдание – гнев, страх – стыд – вина). В контексте теории дифференциальных эмоций тревожность используется как термин, который относится к любой комбинации взаимодействий страха и других аффектов и определенных аффективно-когнитивных ориентаций. Это в лучшем случае удобный термин, который используется лишь тогда, когда назвать комбинацию аффектов более точно невозможно.

Теория дифференциальных эмоций указывает сочетание аффектов, которые можно назвать тревожностью. Например, индивиды, которые подвержены чувству вины, могут иметь синдромы страх – вина или страх – стыд – вина. Другие могут испытывать такие комбинации, как страх – страдание, страх – гнев или страх – страдание – гнев. Однако в любом случае доминирующей в синдроме тревожности эмоцией должен быть страх.

От индивида к индивиду характер взаимодействия аффективных компонентов тревожности может варьировать. Например, ведущая составляющая страдания может у одних индивидов усиливать компонент страдания, а у других – компонент стыда. Большое разнообразие в динамике эмоций делает задачу тщательного анализа тревожности очень сложной.

Нейрофизиология страха и тревожности

Существует несколько причин для относительно независимого анализа нейрофизиологии страха и нейрофизиологии тревожности. Во-первых, исследователи часто приравнивали друг к другу эти два понятия или разделяли их неадекватным образом. Во-вторых, исследование страха необходимо само по себе, поскольку страх является доминирующим компонентом тревожности. В-третьих, вполне возможно, что изменение ощущения страха от сильного к умеренному и слабому может привести к нейрофизиологической и биохимической активности, очень сходной с активностью при различных формах тревожности. Это следует из того допущения, что сильный страх является по своей природе трофотропическим, а умеренный и слабый – эрготропическим. В работах Гельгорна (Gellhorn, 1965, 1967) приводятся весьма убедительные доказательства того, что тревожность характеризуется одновременным и антагонистическим функционированием эрготропической и трофотропической систем. Это означает и одновременное функционирование симпатической и парасимпатической нервных систем. Такое одновременное функционирование этих двух систем согласуется с теорией дифференциальных эмоций, поскольку некоторые компоненты тревоги (умеренный страх, гнев, интерес) являются эрготропически-симпатическими, а другие (страдание) по большей части трофотропически-парасимпатическими.

Нейрофизиология острого страха. Анализ нейрофизиологических основ страха и тревожности, проведенный Гельгорном (Gellhorn, 1965, 1967), начинается с разведения острого и хронического страхов. Он утверждает, что при остром страхе превалирует трофотропический синдром. Потенциалы ЭЭГ замедлены, парасимпатическая активность возрастает, тонус поперечнополосатой мускулатуры, частота сердцебиений и кровяное давление снижены. Несмотря на преобладание при остром страхе трофотропической системы, энерготропическая активность может привести к расширению зрачков, потоотделению, приливу крови к мускулам.

Нейрофизиология тревожности. Свой нейрофизиологический анализ тревожности Гельгорн основывает на представлении о том, что при нормальном функционировании антагонистических эрго– и трофотропических систем между ними существует реципрокное и уравновешенное взаимодействие, т. е. нарастание эрготрофической активности сопровождается снижением активности трофотропической и наоборот. Тревожность же является результатом одновременной высокой активности эрго– и трофотропических систем, а также следствием нарушения реципрокности между двумя системами. Доминирует при этом обычно эрготропическая система. Одновременное (конкурирующее) функционирование двух систем предъявляет при этом конфликтные требования к организму. Гельгорн (Gellhorn, 1965) выделяет различные «паттерны тревоги». Во-первых, это возбудимая форма, характеризующаяся беспокойством, гиперактивностью, симпатическими реакциями и преобладанием эрготропической системы. Возможно, это синдром страха-гнева. Во-вторых, тормозная форма, характеризующаяся гипоактивностью, парасимпатическими реакциями и доминированием трофотропической системы. Возможно, это синдром страха-страдания.

Уровень эпинефрина, отношение норэпинефрина и эпинефрина и тревога. Увеличение эпинефрина и сопровождающее его снижение отношения норэпинефрина к эпинефрину связаны со сдвигом в сторону трофотропической системы в эрго-трофотропическом балансе (Gellhorn, 1965). На феноменологическом уровне это состояние возникает при возрастании острого страха или страдания и при снижении гнева или агрессивности.

Фанкенштейн (Funkenstein, 1955) исследовал нормальных испытуемых (студентов) в стрессовой ситуации (в ожидании назначения в интернатуру) и обнаружил, что те, кто испытывал гнев по отношению к другим, дали слабую реакцию на парасимпатомиметический агент, а те, кто испытывал гнев по отношению к себе (были подавлены или были тревожны), дали сильную реакцию. Эти данные подтверждают представление о том, что такие фундаментальные эмоции, как гнев и страх, характеризуются специфическими определенными гормональными и автономными паттернами.