Строптивая дочь

Она развивает красноречие и постигает ораторское искусство, протестует против всего и вся, но зачастую придумывает для себя миссию, с помощью которой пытается подчинить своей воле близких. Среди «забытых дочерей» она самая неугомонная. В самом безобидном случае это панк, на чьем теле нет места, свободного от пирсинга. Как бы то ни было, «строптивая дочь» способна на многое. Она протестует против китобойного промысла и с миссионерским усердием покупает исключительно биопродукты. Она отстаивает интересы бездомных или отказывается есть летом виноград, поскольку «в нем слишком много пестицидов».

У нее нет надобности вымаливать внимание у отца – она отнимает его силой. У нее нет надобности завоевывать его расположение с помощью привлекательной внешности, примерного поведения или усердия в учебе. Вместо этого она тщательно анализирует образ жизни и мировоззрение папы и противопоставляет его взглядам и убеждениям свои – даже если это приводит к серьезным конфликтам в семье. Ее отношения с матерью тоже отнюдь не безоблачны. Как и «прилежная дочь», она отвергает для себя подчиненное положение матери в семье и не скрывает этого.

У «строптивой дочери» нет надобности вымаливать внимание у отца – она получает его силой.

Женщины этого типа в большинстве своем в высшей степени умны и способны излагать свои мысли ясно и недвусмысленно. Хуже того, они способны распознавать слабости своих оппонентов и формулировать их в одной короткой, хлесткой фразе, лишая тех возможности защищаться. Благодаря своему острому языку они вызывают у людей страх, и поэтому «строптивая дочь» всегда намного успешнее, чем ее ориентированная на прилежание сестра. Конфронтация служит для нее средством самоутверждения. Чем больше противников, тем лучше. Она не боится вступать в спор с целой аудиторией на собраниях в университете, когда никто не разделяет ее мнение. Сопротивление большинству является для нее самоутверждением, она тем самым дышит, живет.

Ей абсолютно все равно, какие чувства она вызывает, главное – заявить о себе. Женщинам данного типа нравится раздражать и приводить в смятение дискутирующих с ней мужчин, которые, как правило, ожидают найти в ее лице «услужливую дочь». Наглядной иллюстрацией этому служат телевизионные ток-шоу с участием представительниц «зеленых» и «левых», порой явно более молодых, нежели их оппоненты-мужчины.

Шоу представляют собой захватывающее зрелище. Мужчины обычно демонстрируют по отношению к «строптивым дочерям» высокомерное, пренебрежительно-снисходительное отношение и очень часто называют высококвалифицированного оппонента женского пола «девушка». (И как мы знаем сегодня, даже женщина-канцлер не является в этом случае исключением.) Тем не менее рушится целый мир, когда «девушка» непочтительно называет председателя партии или главу производственного предприятия «мальчишкой». Представление приобретает абсурдный характер, если в дискуссионной группе оказывается еще и «прилежная дочь», которая охотно принимает на себя роль рационального, лишенного эмоций арбитра.

Во время работы над этой книгой я получил письмо от 39-летней женщины по имени Генриетта. Она писала:

«Я типичная „строптивая дочь“ и хочу рассказать вам свою историю. Я разделяла интересы отца. С сестрой, являющейся „прилежной дочерью“, нас объединяло то, что мы обе не хотели походить на нашу мать. Мне требовалось признание и хотелось принадлежать к кругу людей, убеждения и ценности которых воспринимаются окружающими всерьез. Благодаря своему красноречию и острому языку я быстро сумела получить доступ в мир мужчин. Но цена была высока.

Благодаря своему красноречию и острому языку, она быстро получила доступ в мир мужчин. Но цена была слишком высока.

Мои партнерские отношения с мужчинами складывались по большей части не лучшим образом. У моих возлюбленных создавалось впечатление, что я требую от них слишком многого или ставлю их в безвыходное положение. Им никак не удавалось угодить мне. Совершенно безобидные повседневные вопросы порождали конфликты, в которых нормальный человек усмотрел бы проявления неврастении. Причем это необязательно были дискуссии об искусстве, культуре или политике. Споры возникали по любому поводу: сколько порошка следует сыпать в стиральную машину, где должен висеть шланг от пылесоса, каким полотенцем нужно вытирать руки, а каким лицо.

Будучи инициатором подобных споров, я всерьез требовала от моих партнеров соблюдения определенных правил, и, в конце концов, они спасались от меня бегством. Естественно, в своем общении с ними я использовала свои ораторские таланты, радуясь при этом, словно ребенок. За квалифицированными разъяснениями всегда следовали насмешки и издевки в адрес партнеров.

Никто не сомневался в моей профессиональной компетентности, как и в моих женских качествах. Мне было известно, что друзья, знакомые и коллеги ценят мой профессионализм, мои советы и мою блестящую риторику. Однако, что касалось приглашений провести вечер в баре или отправиться в воскресенье на прогулку, на моем автоответчике постоянно мерцал удручающий „О“.

Мой отец – блестящий человек, умеющий произвести впечатление, и подлинный мастер слова. Только повзрослев, я поняла, что уже в подростковом возрасте пыталась соперничать с ним в ораторском искусстве в надежде когда-нибудь превзойти его. Это мне, в конце концов, удалось, но в своей дальнейшей жизни я незаметно для самой себя продолжала вести себя подобным образом и с другими людьми.

Для меня стало почти повседневностью оскорблять людей и затем отслеживать их реакцию. Только, пожалуйста, не думайте, будто я бесчувственная садистка. Совсем наоборот. Эмоциональная кожа у меня гораздо тоньше, чем у многих моих знакомых, и отказ во внимании и признании я отношу к худшим оскорблениям. Впрочем, я никогда не стала бы говорить об этом с кем-то еще. Я чрезвычайно нежное, чувствительное растение, что-то вроде мимозы, что, естественно, никоим образом не находит понимания в моем окружении. И поэтому я одинока. Разумеется, я умею быть обаятельной и нравиться людям, но миром моих чувств правит стремление к борьбе, спорам, сопротивлению. Другими словами, мне чрезвычайно трудно позволить другим людям заглянуть в мир моих чувств, поскольку я воспринимаю это как свою личную слабость.

Возможно, вы сейчас задаетесь вопросом, с мужчиной какого типа я вместе живу. Мужчина, способный выдержать „строптивую дочь“, в значительной мере обладает женскими качествами. Мой партнер не отличается слишком большой инициативностью и тщеславием. Его достоинство заключается в том, что он является моей противоположностью. Он чрезвычайно заботлив, способен к сопереживанию и умеет сглаживать острые углы, когда я проявляю излишнюю резкость и кто-то обижается на меня. Зачастую я не замечаю этих усилий, поскольку они осуществляются в его приватных беседах с людьми. На работе он также защищает меня и пытается объяснить причины моих вспышек и реакций.

Мужчина, способный выдержать „строптивую дочь“, в значительной мере обладает женскими качествами.

Этим мой нынешний партнер отличается от бывшего, Карла. Тот был „строптивым сыном“, хотя и „скрытым“, так как не отваживался открыто перечить своему властному отцу. Право бороться с ним он уступил мне. Лишь значительно позже я поняла, что это и лежало в основе наших отношений. Карл восхищался мужеством, которое я проявляла в борьбе с его авторитарным родителем, в то время как сам он занимал позицию стороннего наблюдателя. Он был неспособен противостоять отцу, хотя, как мог, поддерживал меня. Со смертью свекра моя миссия завершилась – а вместе с ней и наши с Карлом отношения. Стало очевидным, что они строились на „молчаливом соглашении“, а не на взаимной любви.

Следует сказать, что долгие годы мои мечты об отношениях с мужчинами сильно расходились с реальностью. Когда мне было около тридцати, я даже носилась с идеей полиамории – то есть решала для себя вопрос, можно ли любить одновременно нескольких человек и жить вместе с супружеской парой. С другой стороны, я предъявляла к себе слишком высокие требования и при этом периодически впадала в состояние неконтролируемого смятения чувств. Из этой ситуации я вышла с помощью метода, к которому прибегала всю свою жизнь. Я окунулась в стихию страстной борьбы. „Западня“, которую я сама для себя подготовила, захлопнулась. „Строптивая дочь“, я стала подобна лошади, стоящей поперек конюшни.

У меня такое ощущение, будто в своем развитии – в том числе и профессиональном – я стою на пути у себя самой».

С посторонней помощью Генриетте удалось понять суть заложенной в ней еще в детстве программы. После серии сеансов психоанализа она испытала огромное облегчение, узнав, наконец, саму себя.