Духовность и религия

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Духовность и религия

Наверное, в свете исследования холотропных состояний областью, наиболее ярко преображающейся и предстающей совершенно по-новому, оказывается сфера духовности и её отношения с религией. Ибо само понимание человеческой природы и космоса, которое выработала западная материалистическая наука, в самой своей сути отличается от понимания, которое можно было обнаружить в древних и доиндустриальных обществах. Ещё бы, ведь на протяжении столетий учёные целенаправленно исследовали самые разные стороны материального мира и накопили впечатляющее количество таких сведений, которые в прошлом были недоступны. И пополнили, исправили и дополнили более ранние представления о природе и о вселенной.

Однако же самое разительное отличие между двумя видениями мира заключается отнюдь не в точности и количестве накопленных сведений о материальной действительности, что само по себе является вполне естественным и предполагаемым следствием прогресса науки. Ибо самое глубокое расхождение возникает вокруг вопроса о том, есть ли у сущего некое священное или духовное измерение. Ясно, что вопрос этот чрезвычайно важен и имеет для существования человечества далеко идущие последствия. И само то, как мы ответим на этот вопрос, глубоко повлияет и на нашу иерархию ценностей, и на нашу стратегию существования, и на наше повседневное отношение к природе и другим людям. Однако ответы, которые эти две человеческие группы предлагают на этот счёт, диаметрально противоположны.

Все человеческие сообщества доиндустриальной эпохи соглашались с тем, что тот материальный мир, который мы воспринимаем и в котором действуем в повседневной жизни, не единственная действительность. Их мировидение включало существование скрытых измерений действительности, населённых различными божествами, демонами, бесплотными сущностями, душами предков и животными силами. В доиндустриальных культурах шла необычайно богатая обрядовая и духовная жизнь, которая вращалась вокруг возможности достижения прямого соприкосновения в переживании с этими обыкновенно сокрытыми сферами и существами ради получения от них жизненно важных сведений и поддержки. И люди были уверены, что это существенный и благотворный способ воздействия на ход материальных событий.

В этих обществах повседневные житейские дела основывались не только на сведениях, получаемых через органы чувств, но и на приходящем из этих невидимых измерений. И антропологов, проводящих полевые исследования среди туземных культур, озадачивало и постоянно сбивало с толку то, что они называли «двойной логикой» изучаемых ими человеческих групп. Ибо туземцы явно проявляли необыкновенные навыки и мастерство и обладали совершенными орудиями, которые полностью соответствовали тому, чтобы служить средствами, обеспечвающими выживание. И всё же они соединяли дела земные, такие, как охота, рыбная ловля и земледелие, с обрядами, в которых обращались к различным мирам и сущностям, казавшимся антропологам несуществующими и воображаемыми.

Антропологам-материалистам, не имевшим никакого опыта холотропных состояний сознания, подобное поведение казалось нерациональным и в высшей степени непонятным. В отличие от своих консервативных коллег, чья методология ограничивалась внешним наблюдением за людьми изучаемых ими культур, антропологи предприимчивые, обладающие широкими взглядами и лишенные какой-либо предубежденности (так называемые «антропологи-визионеры»), осознавали, что для того, чтобы понять эти культуры, необходимо участвовать в их обрядах, в том числе и в таких, которые задействуют холотропные состояния.

У исследователей, подобных Майклу Харнеру, Ричарду Кацу, Барбаре Майерхоф или Карлосу Кастанеде, не возникало никаких затруднений в понимании двойной логики туземцев. Их переживания показали им, что изготовление орудий и практические навыки связаны с той материальной действительностью, которую мы воспринимаем в обычном состоянии сознания. А обрядовая деятельность обращена к тем скрытым реальностям, существование которых открывается в холотропных состояниях. Мировидение академической антропологии («этический подход») ограничивается внешними наблюдениями материальной действительности, а видение туземцев («эмический подход»)* включает сведения, почерпнутые из холотропного переживания внутренних реальностей. И эти два видения мира не взаимоисключают друг друга, но дополняют.

Описание священных измерений действительности и выделение особой значимости жизни духовной находится в остром противоречии с той системой верований, которая господствует в индустриальном мире. Ведь, согласно конформистской академической науке Запада, действительно существует только материя. А история космоса — это история развития материи. Жизнь, сознание и разум являются более или менее случайными и незначительными эпифеноменами подобного развития. Они появились после миллиардов лет эволюции пассивной и инертной материи в незначительно малой части необъятной вселенной. И очевидно, что в подобного рода вселенной для духовности нет никакого места.

Согласно западной неврологии, сознание — это продукт физиологических процессов, происходящих в головном мозге, и потому в решающей степени зависит от тела. Очень немного людей, включая и большинство учёных, осознают, что нет совершенно никаких доказательств, что сознание действительно производится головным мозгом, и что у нас нет даже самого отдалённого намека на то, каким образом нечто подобное может происходить. Невзирая на всё это, такое исходное метафизическое утверждение продолжает оставаться одним из ведущих мифов западной материалистической науки и оказывать глубокое воздействие на всё наше общество.

В свете наблюдений, поступающих из области изучения холотропных состояний, оказывается несостоятельной и характерная для монистического материализма патологизация духовности и её нынешнее пренебрежительное отбрасывание. Ведь в холотропных состояниях духовные измерения действительности переживаются непосредственно и настолько же убедительно, как переживается наш повседневный опыт материального мира. Также становится возможно и шаг за шагом описать приёмы, которые облегчают доступ к этим переживаниям. Тщательное изучение надличностных переживаний показывает, что они онтологически действительны и дают нам сведения о тех важных сторонах сущего, которые обыкновенно остаются от нас сокрытыми.

Вообще, изучение холотропных состояний подтверждает проницательность К.Г. Юнга насчёт того, что переживания, берущие своё начало на более глубоких уровнях психики (в моей терминологии «околородовые» и «надличностные» переживания), обладают каким-то определенным качеством, которое он называл (вслед за Рудольфом Отто) нуминозностью. Понятие нуминозное относительно нейтрально и потому предпочтительнее других подобных именований, таких, как религиозное, мистическое, магическое, святое или священное, которые часто употребляются в неясных контекстах и легко сбивают с толку*. Чувство необычного основано на непосредственном ощущении того, что происходящее с нами относится к сфере действительности более высокого порядка, действительности священной и коренным образом отличающейся от мира материального.

Чтобы предотвратить недопонимание и путаницу, которые в прошлом компрометировали обсуждения многих подобных тем, необходимо решительно провести ясное различение между духовностью и религией. Ибо духовность основана на непосредственном переживании необычных сторон и измерений действительности. Для неё не требуется особого места или официально назначенного лица, выступающего посредником в связях с божественным. Ведь мистики не нуждаются в церквах и храмах. И условия, в которых они переживают священные измерения действительности, включая их собственную божественность, — само их естество и бренное тело. Поэтому вместо священников, совершающих богослужение, им нужна только сочувствующая группа сотоварищей по их поискам либо руководство учителя, который во внутреннем странствии продвинулся дальше, чем они сами.

Непосредственные духовные переживания проявляются в двух разных видах. Первый из них, переживание пребывающей божественности, включает тонко, но глубоко преображенное восприятие повседневной действительности. Личность, обладающая таким видом духовного опыта, видит людей, животных и неодушевлённые предметы вокруг как световые проявления единого поля космической творящей энергии и осознаёт, что все границы между ними являются призрачными и ненастоящими. Это прямое переживание природы как бога, спинозовское deus sive natura. И если здесь уместно воспользоваться сравнением с телевизором, то это переживание можно уподобить тому, как передаваемая чёрно-белая картинка внезапно превращается в яркое изображение «живыми красками». И в том и в другом случае многое из старого восприятия мира остаётся на месте, но коренным образом переоценивается и преобразуется добавлением нового измерения.

Второй вид духовного переживания, переживание превосходящей божественности, включает проявления архетипических существ и сфер действительности, которые превосходят обычные явления и недоступны восприятию в обыкновенном состоянии сознания. В этом виде духовного переживания полностью новые элементы, если говорить понятиями Дэвида Бома, как бы «развёртываются» или «раскрываются» из другого уровня или порядка действительности. И если вновь вернуться к сравнению с телевизором, то это подобно тому, как мы вдруг открываем, что существуют ещё и другие каналы, кроме того единственного, который мы перед этим смотрели.

Для многих людей первое столкновение со священными измерениями сущего часто происходит в связи с событием смерти и возрождения, когда переживания различных стадий рождения сопровождаются видениями и картинами из архетипической области коллективного бессознательного. Тем не менее полная связь с духовной сферой возникает, когда происходящее выходит на надличностный уровень психики. И когда подобное случается, различные духовные переживания проявляются в своём чистом виде, независимо от утробных составляющих. В некоторых случаях движение холотропного состояния обходит стороной и биографические и околородовые уровни и сразу и непосредственно выходит в сферу надличностную.

Духовность включает в себя особый род взаимоотношения между индивидом и космосом и является по своей сути личным и частным делом. По сравнению с нею организованная религия представляет собою институциализированную групповую деятельность, происходящую в предназначенных для этого местах, в храмах или церквах, и включающую целое сословие назначаемых служителей, которые могут иметь или не иметь личные переживания духовных реальностей. Ведь когда религия становится организованной, она зачастую полностью утрачивает связь со своими духовными истоками и становится светским учреждением, использующим в своих интересах духовные потребности человека, вовсе их не удовлетворяя.

Организованные религии склонны создавать иерархические системы, сосредоточенные на погоне за властью, влиянием, деньгами, собственностью, политическим преобладанием или на иных мирских интересах. При подобных обстоятельствах религиозные иерархи, как правило, испытывают неприязнь к происходящим у их паствы непосредственным духовным переживаниям, отнюдь их не приветствуют и отбивают к ним всякую охоту из-за того, что те способствуют развитию независимости и не могут эффективно контролироваться. В таком случае настоящая духовная жизнь продолжается в мистических ответвлениях, монашеских орденах и экстатических сектах этих религий.

Для освящения подобной ситуации брат Дэвид Штайндл-Раст, монах-бенедиктинец и христианский философ, пользуется прекрасной метафорой. Он сравнивает первоначальное мистическое переживание с раскалённой магмой извергающегося вулкана — восхитительной, подвижной, живой. После того как с нами происходит это переживание, у нас возникает потребность втиснуть его в мировоззренческие рамки и выработать доктрину. Мистическое состояние представляет собою драгоценное воспоминание, и для напоминания об этом наиважнейшем событии мы можем создать ритуал. Само переживание связывает нас ещё и с космическим порядком, что непременно окажет глубокое прямое воздействие и на нашу этику — систему ценностей, нравственных образцов и нравственного поведения.

По целому ряду причин за время своего существования организованная религия проявляет склонность к утрате связи со своим изначальным духовным источником. И когда она оказывается отделённой от своей переживательной матрицы, её доктрины вырождаются в догмы, ритуалы — в пустую обрядность, а космическая этика — в морализм. И по словам брата Дэвида остатки того, что было когда-то живым духовным целым, теперь гораздо больше напоминают застывшую лаву, чем бушующую восхитительную магму мистического переживания, их сотворившего.

Люди, у которых бывали переживания пребывающей или превосходящей божественности, открывают духовность вовсе не в базовых организациях больших мировых религий, а в их мистических ответвлениях или монашеских орденах. И коли переживания принимают вид христианства, то индивид почувствует резонанс со святой Терезой Авильской, святым Хуаном де ла Крус, Мейстером Экхартом или святой Хильдегардой Бингенгенской. Такие переживания не выливаются в преклонение перед ватиканскими иерархами или папскими эдиктами, не ведут они и к принятию позиции католической церкви насчёт контрацепции или согласию с её неприятием женского священства.

Духовные переживания в исламской разновидности приводят к тому, что эта личность ближе знакомится с учениями различных суфийских орденов, и разжигают в ней интерес к их практике. Что отнюдь не порождает сочувствия к мотивированной религиозно политике некоторых мусульманских групп или страсть к джихаду, священной войне против неверных. Подобным образом иудаистский вид такого переживания соединит индивида с еврейской мистической традицией, такой, как она выражена в каббале или хасидском течении, а вовсе не с фундаменталистским иудаизмом или сионизмом. Глубокое мистическое переживание проявляет склонность к размыванию границ между религиями, тогда как догматизм организованных религий стремится упирать как раз на различия и порождает враждебность и противоборство.

Истинная духовность является вселенской и всеохватывающей и основывается на личном мистическом переживании, а не на догмате или религиозных писаниях. Господствующие большие религии могут объединять людей в пределах своей собственной округи, но проявляют склонность к созданию розни в более широком масштабе, поскольку противопоставляют свою группу всем остальным и пытаются либо обратить, либо искоренить их. Эпитеты «язычники», «гои», «неверные» и столкновения между христианами и евреями, мусульманами и евреями, христианами и мусульманами или индусами и сикхами — только некоторые из бросающихся в глаза примеров. В сегодняшнем потрясаемом страстями мире религии в своём нынешнем виде скорее являются частью проблем, нежели частью решений. И по иронии судьбы даже различия между разными частями одной и той же религии становятся причиной, достаточной для серьёзных столкновений и массовых кровопролитий, как о том свидетельствует история христианской церкви и продолжающееся насилие в Ирландии.

Нет никакого сомнения, что догматы организованных религий в большинстве случаев находятся в коренном противоречии с наукой, и неважно, использует ли эта наука механистическо-монистическую модель либо же обретает свои корни в возникающей парадигме. Однако в отношении подлинного мистицизма, основанного на духовных переживаниях, положение совершенно другое. Великие мистические традиции вбирали в себя обширные знания о человеческом сознании и о духовных сферах таким путём, который необычайно напоминает методы, которыми для приобретения знаний о материальном мире пользовались учёные. Ибо они включают в себя и разработанную методологию вызывания надличностных переживаний, и целенаправленное методичное собирание сведений, и межличностное подтверждение или оспаривание их действенности.

Духовные переживания, как и любая другая сторона действительности, могут быть подвергнуты тщательному непредвзятому изучению и исследованы научно. Ведь в беспристрастном и строгом изучении надличностных феноменов и тех сомнений и опровержений, которые они представляют для материалистического понимания мира, нет ничего ненаучного. Только такой подход может дать ответ на решающий вопрос об онтологическом статусе мистических переживаний: «Открывают ли они глубинную истину о некоторых базовых сторонах существующего, как то утверждает вечная философия, или же они плод предрассудков, фантазии или умственного расстройства, как их рассматривает западная наука?»

Главным препятствием в изучении духовных переживаний является то, что традиционная психология и психиатрия находятся под господством материалистической философии и у них нет настоящего понимания религии и духовности. Западная психиатрия не проводит никакого различения между мистическим переживанием и психотическим переживанием и рассматривает их оба в качестве проявлений умственного расстройства. В своём неприятии религии она не видит разницы между примитивными народными поверьями или фундаменталистскими буквальными толкованиями религиозных писаний и утончёнными мистическими традициями или восточными духовными философиями, основанными на столетиях методичного и обращённого вовнутрь исследования души.

Крайним примером подобного недостатка проницательности в западной науке выступает её неприятие тантры — системы, предлагающей с точки зрения всеохватного и изощрённого научного мировоззрения глубокое понимание человеческой души и необычайно духовное видение существующего. Тантрийские учёные развили такое глубинное понимание вселенной, которое многообразными способами подтвердила и современная наука. Оно включало в себя утончённые модели пространства и времени, представление о «большом взрыве» и такие элементы, как гелиоцентрическая система, межпланетное притяжение, шарообразная форма Земли и других планет или энтропия. А ведь подобные познания на целые столетия опередили соответствующие открытия на Западе.

Дополнительные достижения тантры заключаются в развитой математике и изобретении десятичного счёта с использованием нуля. Тантра также обладала глубинными психологическими теоретическими знаниями и методом переживаний, основывающихся на картах тонкого или энергетического тела, включающего психические средоточия (чакры) и потоки (нади). Она создала в высшей степени утончённое отвлечённое и образное духовное искусство и сложнейший ритуал (Mookerjee and Khanna, 1977).

Кажущаяся несовместимость науки и религии необыкновенно примечательна. На протяжении истории духовность и религия играли решающую и жизненно важную роль в человеческой жизни до тех пор, пока их влияние не было подорвано научной и промышленной революцией. Наука и религия представляют собою чрезвычайно важные части человеческой жизни, причём каждая — своим собственным способом. Ведь наука — самый мощный инструмент получения сведений о мире, в котором мы живём, а духовность необходима как источник смысла всей нашей жизни. И несомненно, религиозный порыв был одной из самых повелительных сил, движущих человеческую историю и культуру.

Трудно вообразить, что это было бы возможно, если бы обрядовая и духовная жизнь основывалась на психотических галлюцинациях, заблуждениях и предрассудках и фантазиях, всецело необоснованных. Ясно, что для того, чтобы оказывать столь мощное влияние на ход человеческих дел, религия должна была отражать подлинную и очень глубоко укоренившуюся сторону человеческой жизни, однако в ходе человеческой истории можно было встретить сомнительные и искажённые выражения этой подлинной сущности. И давайте теперь взглянем на эту дилемму в свете наблюдений, полученных при исследовании сознания. Ведь все большие мировые религии были вдохновлены мощными холотропными переживаниями провидцев, которые ввели и придали силу этим вероисповеданиям, а также божественными прозрениями пророков, мистиков и святых. И эти переживания, открывающие существование священных измерений действительности, служили источником жизненной силы всех религиозных движений.

Так, у Будды Гаутамы, размышлявшего под деревом Бо в Бодхгае, было яркое духовидческое переживание Камамары, господина мирового марева, который пытался совратить его с пути его духовного поиска. Сначала Камамара воспользовался своими тремя обольстительными дочерьми в попытке отвлечь стремление Будды от духовности и направить его на секс. Когда же эта попытка не удалась, он наслал свои грозные войска, чтобы вызвать в Будде страх смерти, запугать его и воспрепятствовать достижению просветления. Но Будда успешно преодолел эти препятствия и пережил озарение и духовное пробуждение. При других обстоятельствах он также увидел воочию всю долгую череду своих предыдущих воплощений и пережил полное освобождение от кармических уз.

Исламский текст Мирадж Намех даёт описание «чудесного вознесения Мухаммеда» — мощного духовидческого состояния, в течение которого архангел Гавриил проводил Мухаммеда через семь мусульманских небес, рай и ад (геенну). Во время этого провидческого странствия Мухаммед пережил на седьмом небе «предстояние» перед Аллахом. В состоянии, описываемом как «исступление, граничащее с полным исчезновением», он получил откровение непосредственно от Аллаха. Это переживание и добавочные мистические состояния, которые были у Мухаммеда на протяжении последующих двадцати пяти лет, стали основой для сур Корана и мусульманской веры.

В иудео-христианской традиции Ветхий Завет даёт красочное изложение переживания Моисеем Яхве в горящем кусте, описание общения Авраама с ангелом и других духовидческих переживаний. Новый Завет описывает переживание искушения Иисуса дьяволом во время пребывания в пустыне. Подобным образом ослепляющее видение Христа Савлом на пути в Дамаск, апокалиптическое откровение святого Иоанна Богослова в пещере на острове Патмос, видение Иезекиилем пылающей колесницы и многие другие эпизоды, совершенно очевидно, представляют собою надличностные переживания в холотропных состояниях сознания. И Библия даёт много других примеров прямого общения с богом и с ангелами. А кроме того, описания искушений святого Антония и духовидческие переживания других святых и отцов-пустынников — хорошо задокументированные части христианской истории.

Подавляющее большинство теперешних психиатров истолковывают эти духовидческие переживания как проявления серьёзных душевных заболеваний, хотя у них нет никаких достоверных медицинских объяснений или лабораторных данных, подтверждающих такую позицию. В психиатрической литературе содержатся бесчисленные статьи и книги, посвящённые обсуждению того, какие же наиболее точные диагнозы можно было бы приписать многим великим людям духовной истории. Святой Хуан де ла Крус обзывался «наследственным дегенератом», от святой Терезы Авильской отмахивались как от страдающей тяжелым истерическим психозом, а мистические переживания Мухаммеда относились на счёт эпилепсии.

Множество других выдающихся религиозных и духовных личностей, таких, как Будда, Иисус, Рамакришна, Шри Рамана Махарши, из-за их духовидческих переживаний и «галлюцинаций» рассматривалось в качестве страдающих психозами. Подобным образом некоторые антропологи, прошедшие традиционную школу, спорили, следует ли шаманов диагностировать как шизофреников, ходячих психотиков, эпилептиков или истериков. А знаменитый психоаналитик Франц Александр, известный как один из основателей психосоматической медицины, написал научную статью, в которой даже буддийская медитация описывается на психопатологическом языке и о ней говорится как об «искусственной кататонии» (Alexander, 1931).

Таким образом, в индустриальной цивилизации люди, обладающие непосредственными переживаниями духовных реальностей, рассматриваются как душевнобольные. Подавляющее большинство психиатров не делает никакого различия между мистическими переживаниями и психотическими переживаниями и рассматривает обе категории как проявления психоза. А доброжелательнейшим суждением насчёт мистицизма, необыкновенно далёким от мнения официальных академических кругов явилось заключение Комитета по психиатрии и религии Группы за распространение психиатрии, озаглавленное «Мистицизм: духовный поиск или психическое расстройство?». И документ этот, опубликованный в 1976 году, допускал, что мистицизм может являться феноменом, лежащим где-то посредине между нормальностью и психозом.

Духовность и религия были чрезвычайно важными силами в истории человечества и цивилизации. Ведь даже если бы духовидческие переживания основателей религий были не чем иным, как последствиями патологии головного мозга, всё же было бы затруднительно объяснить то глубочайшее воздействие, которое они оказали на миллионы людей на протяжении столетий, а также восхитительную архитектуру, живопись, скульптуру, музыку и литературу, которую они вдохновили. Не найдется и одной единственной древней или доиндустриальной культуры, в которой бы обрядовая и духовная жизнь не играла стержневой роли. Поэтому нынешний подход западной психиатрии и психологии паталогизирует не только духовную, но и культурную жизнь всех человеческих сообществ, существующих на протяжении тысячелетий, за исключением образованной элиты западной индустриальной цивилизации, которая пользуется материалистической и атеистической картиной мира.

Официальная позиция психиатрии по отношению к духовным переживаниям также создаёт знаменательный раскол и в нашем собственном обществе. В Соединённых Штатах религия официально терпима, защищена законом и даже поощряема соответствующими кругами. В каждом номере мотеля имеется Библия, политики в своих речах по поводу и без повода лицемерно поминают о Боге, и совместная молитва — образцовая часть церемонии инаугурации президента. Тем не менее в свете материалистической науки люди, которые принимают всерьёз духовные верования любого рода, представляются необразованными, страдающими от совместных маний и заблуждений, либо эмоционально незрелыми.

И если бы кто-нибудь в нашей культуре во время богослужения в церкви испытывал переживание того же рода, что вдохновляли каждую из базовых религий мира, вполне вероятно, что нормальный священник послал бы его к психиатру. Мы ходим в церковь и слушаем рассказы о мистических переживаниях, которые были у людей две тысячи и более лет тому назад. В то же самое время похожие переживания, случающиеся с современными людьми, рассматриваются как знаки душевной болезни. Ведь было множество случаев, когда люди доставлялись в психиатрические учреждения вследствие сильных духовных переживаний и затем госпитализировались, подвергаясь транквилизирующей медикализации или даже шоковой терапии, и получали психопатологический диагноз — клеймо на всю оставшуюся жизнь.

В этой атмосфере даже намёк на то, что духовные переживания заслуживают методичного исследования и должны быть критически изучены, учёным, подготовленным по обычному образцу, кажется нелепым. И даже само по себе выказывание к этой сфере серьёзного интереса может рассматриваться как знак недостаточного здравомыслия и способно запятнать профессиональную репутацию исследователя. Но на самом деле нет никакого научного «доказательства», что духовного измерения не существует. Неприятие его существования является, по сути, метафизическим допущением западной науки, основанным на неправильном применении устаревшей парадигмы. По сути дела, изучение холотропных состояний вообще и надличностных переживаний в частности предоставляет более чем достаточно данных, наводящих на мысль, что допущение существования подобного измерения вполне имеет смысл (Grof, 1985, 1988).

Посредством патологизации холотропных состояний западная наука патологизировала всю духовную историю человечества. Ведь она исходила из пренебрежительной и высокомерной установки как по отношению к духовной, обрядовой и культурной жизни существующих на протяжении тысячелетий доиндустриальных обществ, так и по отношению к духовной практике людей в нашем собственном обществе. С этой точки зрения за всю историю всех человеческих сообществ только интеллектуальная элита западной цивилизации, поддерживающая материализм западной науки, обладает правильным и надёжным пониманием существующего. Все те же, кто не разделяет подобную точку зрения, рассматриваются как примитивные, невежественные или введённые в заблуждение.

Методичное изучение различных видов холотропных состояний, проводимое в последние десятилетия врачами, использующими психоделическую терапию и мощные виды психотерапии переживания, танатологами, антропологами, аналитиками-юнгианцами, исследователями медитации и отрицательной обратной связи и многими другими, установило, что западная психология и психиатрия, отмахнувшись от мистических переживаний, представив их проявлениями патологии головного мозга с неизвестной этиологией, совершила серьёзную ошибку. Сделанные открытия вдохновили развитие трансперсональной психологии — дисциплины, которая взялась за непредубеждённые исследования духовности на её собственном языке, а не сквозь мутное стекло материалистической парадигмы.

Трансперсональная психология серьёзно исследует и имеет отношение ко всему спектру человеческого опыта, включая холотропные состояния и все области психики: биографическую, околородовую и надличностную. Вследствие чего она более культурно чувствительна и предлагает такой способ понимания психики, который является всеобщим и применим к любому человеческому сообществу и любому историческому периоду. Она необычайно уважительно относится к духовным измерениям существующего и признаёт глубокие потребности человека в превосходящих переживаниях. И в данном случае духовные поиски представляются как понятная и закономерная человеческая деятельность.

Различия между пониманием вселенной, природы, людей и сознания, выработанным западной наукой, и тем пониманием, что встречается в обществах древних и доиндустриальных, обыкновенно объясняются с точки зрения превосходства материалистической науки над предрассудками и первобытным магическим мышлением туземных культур. В связи с этим атеизм рассматривается как искушенное и просвещённое видение реальности, которого туземным культурам ещё следует достичь, когда они получат привилегию западного образования. Но после тщательного изучения этого положения обнаруживается, что причина подобного различия не в превосходстве западной науки, но в невежестве и неосведомлённости индустриальных обществ относительно холотропных состояний сознания.

Все доиндустриальные культуры высоко чтили эти состояния и тратили много времени и энергии на попытки разработать действенные и безопасные способы их вызывания. Они обладали глубоким знанием этих состояний, целенаправленно их совершенствовали и пользовались ими как базовым средством в своей обрядовой и духовной жизни. Мировидение этих культур отражало не только те переживания и наблюдения, что доступны в обыкновенном состоянии сознания, но также и те, что исходят из глубоких духовидческих состояний. Современные исследования сознания и трансперсональная психология установили, что многие из этих переживаний являются подлинным проявлением обыкновенно скрытых измерений действительности и не могут быть отброшены как патологические искажения.

В духовидческих состояниях переживания других реальностей или новых видов на нашу повседневную действительность столь убедительны и неопровержимы, что у индивидов, у которых они происходили, не остаётся никакого иного выбора, кроме как включить их в своё собственное видение мира. Стало быть, именно непроизвольная или методичная подверженность переживанию холотропных состояний сознания, с одной стороны, и отсутствие таковой, с другой, разводит технологические общества и туземные культуры настолько далеко идеологически. Я ещё не встречал ни одного европейца, американца или члена какого-нибудь другого технологизированного общества, кто бы, испытав глубокое переживание сфер превосходящего, продолжал придерживаться мировоззрения западной материалистической науки. И подобная эволюция совершенно не зависит от уровня умственных способностей, типа и степени образованности.