Кристабель

Кристабель

Оглядываясь на прошедшие дни, я с беспомощной робостью угадываю в событиях моей жизни, сплетенной с жизнью друзей, твердые веления Рока, который, словно забавляясь, давал разгореться во мне иллюзии свободной воли, а затем одним дуновеньем тушил ее, отбрасывая меня на тот путь, что был предначертан еще до моего рождения. «Все возвращается на круги своя…» — говорит Библия. И вы, отважные головы, мечтающие построить свой мир в этом мире, вы, юные сердца, зажигающие свои огни среди яркого дня, — тщетны ваши надежды и усилия! Короли и нищие, воины и трусы — все рабы Великого Незнакомца, чья игра движет жизнью, а воля определяется как промысл Бога или судьбы.

Да… моя пряжа спрядена, а ваша еще только начинает прясться, и, если вы спросите, какую истину я познал, я скажу — мудрость круга. Пусть не кажется вам отвлеченным и абстрактным это понятие.

Вглядитесь в свою жизнь… Еще в первое семилетие начат и завершен весь путь человеческой души. Все, что предназначено ей, — становление, любовь, утрата, — всего вкусила она. И в новом цикле повторяются те же события, только на другой сцене, с другими действующими лицами. Но драма одна. Так солнце ежедневно зарождается на востоке и, пройдя зенит, спешит к западу, невзирая на то, хмуро или ясно небо. Кружится, кружится вечное веретено прялки! Не повернуть его в обратную сторону, не остановить ход. И лишь поведать о нем могут человеческие уста. Участник ли, свидетель — не имеет значения, я расскажу историю круга, но вы не стремитесь найти меня под теми именами, которые я открою…

Вместе с меркнущими лучами закатного солнца незваной гостьей скользнула печаль на свадьбу Эдварда Гризли. Алый свет тихим потоком разлился в полукруглой зале и озарил лица людей так, словно зашел и указал на них кому- то бывшему вне замка: «Вот они!» Растерянные улыбки, сощуренные глаза, недовольные гримасы гостей — все это напоминало потревоженный муравейник. В этом неверном и прозрачном озере света каждый ощутил свою наготу, вдруг потеряв маску, оказался самим собой и в страхе желал скорее спрятаться во мраке или убежать прочь. Дрожа и корчась, жизнь и веселье покидали праздничную толпу. И тогда незримый мост спустился из мира ушедших. Портреты вельмож горделиво ступили по нему из золоченых рам, давно умершие красавицы надменно кивнули. Оружие и сверкающие латы на стенах загорелись боевым огнем. Все вещи исполнились тайного величия и смысла, не оставив места людям. Тщетно пытались музыканты овладеть положением, но их инструменты не могли рассеять тягостной атмосферы. Звонкие голоса фанфар казались фальшивыми, литавры предвещали грозу, свирели терзали слух. Постепенно те, кто танцевал, также поддались печали. Они испуганно натыкались на причудливую клетку длинных теней, падавших на пол, и им казалось, что зал превратился в шахматную доску, а люди — в деревянные фигурки. И вот быструю жигу сменила унылая павана, светлый гавот уступил место тяжелой аллеманде и грустному миньону. Воздушный шаг полонеза перешел в истомленный беспомощностью жеманный менуэт.

Наконец последние звуки музыки замерли под темным резным потолком. Толпа устремилась к роскошным столам, думая заглушить тревогу хмелем столетних вин. Но и здесь не нашлось спасения. Надежда, светившаяся сквозь рубиновый хрусталь, разбилась вдребезги о мрачную тоску, заполнившую праздник Тягостное молчание воцарилось в зале. Никто не понимал, что произошло и взоры гостей устремились на хозяев, сидевших во главе стола.

Юная невеста Агота Нийола только что встретила девятнадцатый год своей жизни. Она была прелестна и чиста, и в еще детском взоре ее не скрывалось тени, могущей нарушить гармонию. Зато хозяин пира вызывал явные сомнения в своей непричастности происходящему. Окруженный вниманием верных друзей и любовью невесты, Эдвард, однако, выглядел угрюмым и одиноким. Что-то терзало его, и он тщетно пытался побороть себя, прислушиваясь к тяжелым и ритмичным ударам волн. Эхо прибоя гулко отдавалось в бесчисленных пустых комнатах и галереях. И время от времени Гризли, забывшись раскачивался в такт волнам. Старое кресло с высокой остроконечной спинкой, украшенное львиными мордами, издавало резкий скрип, напоминавший крики чаек Почувствовав всеобщее замешательство, слуги подбежали к своему господину, ожидая приказаний, но он не заметил их.

Меж тем солнце погрузилось в море, оставив облачные крылья посреди неба. Первая звезда одиноко повисла над синей гробницей. Ветер завыл в щелях, требуя впустить его, и вдруг, набравшись сил, гневно распахнул входную дверь. Длинная узкая анфилада заброшенных комнат предстала взору гостей. Они ожидали каких-то страшных знамений, но ничего не случилось. Молния сверкнула, но гром не последовал за ней, и от этого гнет лишь усилился. Полные смутного предчувствия беды, люди не сговариваясь тихо поднялись со своих мест и, суетливо раскланиваясь, поспешили прочь из замка.

— Недоброе место — недолгое счастье! — высказал общее мнение кто-то из гостей, и вскоре стук лошадиных копыт замер среди скал, стерегущих долину…

Два года назад Эдвард Гризли, странствуя вдоль побережья со своим другом Джеймсом Нортоном, наткнулся на древнее гнездо, сохранившееся от былых времен. Мрачная фантазия или преступная совесть, стремясь укрыться от людских взоров, внушили кому-то идею построить здесь небольшой замок. Архитектура его повторяла рельеф скалистого хребта, замыкающего долину с севера. На вершинах, среди бурого покрывала кустарников, природа прихотливо расположила утесы так, что они напоминали возведенные руками людей башни и зубчатые стены, особенно по утрам, когда туман сползал вниз, а влажные от росы камни сверкали, как огоньки грозной твердыни. Долина являла собой свидетельство чудовищной катастрофы или землетрясения. Тысячи гигантских камней и обломков скал, когда-то рухнув вниз, замерли на склонах горы и у самого моря. Лес и вода тщетно пытались скрыть их в своих объятиях, мох и лишайники не смягчали их острых очертаний. Стволы деревьев, вырастающих из-под камней, уродливо изгибались, только усугубляя безрадостную картину, а волны у берега покрывались яростной пеной, из которой, как клыки, выступали острые верхушки рифов. Тем не менее причудливый парк, спускавшийся от замка к морю, мог с успехом соперничать своей суровой и изысканной красотой с любым парком мира. Бесчисленные живописные дорожки, извивающиеся вместе с прозрачными горными ручьями между камней, сотни горбатых мостиков, таинственных пещер и гротов, заросших плющом и лишайником. А крошечные озерца с нависшими над ними сталактитами, окруженные кустами диких роз? А многоголосые песни родников, исторгающих из глубин земли то приглушенный смех, то рыдания?.. Все это поразило воображение Гризли.

Ветхость и угрюмый вид замка не смутили его, и вскоре он приобрел усадьбу, вложив в ее устройство все свое состояние. Теперь жилище рыцарей должно было стать приютом мирного семейного счастья. Пожалуй, оно больше могло служить болезненным грезам мечтателя, чем целям создания уюта, но те, кто близко знал Гризли, не удивлялись его капризу. Поэт, влюбленный в мир фантазий, он больше всего в жизни ценил игру. Как мальчик, примеряя маскарадные костюмы, воплощается в новый образ, так Эдвард стремился в мир своих грез, иллюстрируя реальную жизнь картинами вымышленной. Однако мрачный колорит свадьбы не входил в его планы.

Грусть и задумчивость как отзвук минорного аккорда, прозвучавшего в час торжества, не покидали Гризли в последующие дни. Поведение его было странным. Он избегал молодой жены и ночами выходил с фонарем за ворота, будто кого-то ждал, хотя вряд ли нашелся бы смельчак, рискнувший спуститься в эту заброшенную долину даже при свете дня. Сама природа произнесла слова проклятия над этим местом, полным опасных обрывов, нежданных лавин, ядовитых колючих кустарников.

Агота Нийола, очнувшись от цветных сновидений, навеянных мечтами об Эдварде, тяжело переживала крушение своих надежд. Готовая к любви и радости, внезапно оставленная за порогом двери, ведущей в Эдем, она не смела роптать, ибо выбор был сделан ею самою…

Еще в детские годы Агота Нийола встретилась с Эдвардом и его неразлучным спутником Джеймсом. Оба друга оказывали ей внимание, льстившее юному сердцу. Затем Джеймс, обнаруживший вместе со зрелостью и большую практичность, решил добиваться благосклонности девушки, чтобы в будущем сделать ее своей женой. Он стал осыпать Аготу цветами, одновременно посвящая ее в планы своей карьеры и ожидающей их счастливой совместной жизни. К его удивлению, она не разделяла его восторгов. Мысли и чувства Аготы были обращены к Эдварду, жившему в замкнутом мире, озаренном ярким огнем воображения и несбыточными мечтами, отблеск которых ослеплял девушку. Она сохранила верность первой любви, даже когда осознала, что душа Гризли будет ей недоступна. «Пусть ты вкусишь горечь, но из-за Эдварда», — шептала ей самозабвенная юность. И теперь слезы не сожаления, а бессилия стояли в глазах Аготы Нийолы.

Соединившись с Гризли, она попала в совершенно новый мир, и от ее неискушенной натуры требовалось умение играть, ибо это удел всех, кому не удается жизнь. Безумная пора, когда Агота слушалась лишь своего сердца, кончилась. Она вступила во владения королевы Маб, великой покровительницы иллюзий, узнала, что искусство — высшее проявление игры.

Случай или судьба протянули ей руку помощи. Однажды, в отсутствие Гризли, Агота Нийола обнаружила в его комнате длинное женское платье. Скроенное из черного бархата, оно словно дымилось, отливая синью, а при свете ошеломляло странным впечатлением бездны, мрак которой слепил, вызывая головокружение. Высокий испанский воротник украшало тончайшее кружево, по которому в изобилии был рассыпан мелкий жемчуг. На мантилье и поясе сверкали бриллианты, казавшиеся пригоршнями застывших слез. Тонкие ленты из драгоценной парчи отсрочивали расходящиеся в локтях рукава, из- под которых воздушным потоком струился к запястью почти невидимый газ. Неожиданная находка не вызвала у Нийолы ревности. Старомодный фасон платья свидетельствовал о вкусах столетней давности и отрицал принадлежность его сопернице. Любопытство подтолкнуло женщину примерить платье, но, не найдя зеркала, она вышла из комнаты, чтобы отыскать его. На пути ей встретился Эдвард, неожиданно возвратившийся в замок Увидев жену, он замер, побледнел и протянул к ней руки. Агота Нийола, испуганная впечатлением, которое произвела на мужа, бросилась обратно, срывая на ходу платье.

— Кристабель! — донесся до нее голос Эдварда. — Кристабель!

Нетвердыми шагами он последовал за Аготой, и в глазах его было безумие. Агота Нийола успела переодеться и стояла в углу, прижавшись к колонне. Гризли долго смотрел на нее, затем, не в силах произнести ни слова, дал знак оставить его одного. С того момента все изменилось.

Агота ждала наказания, но вместо него вдруг обрела внимание и нежность Эдварда. Гризли принял ее в свою игру. Поздним вечером он позвал ее в свои покои и сам одел в старинное платье.

Изумленная женщина наконец дождалась того, о чем мечтала. Муж смотрел на нее с такой любовью и обожанием, что она впервые почувствовала всю радость взаимности, всю полноту счастья. Одна только странность смущала её. Гризли приказал слугам убрать все зеркала в замке и запереть их в подвале Объяснении своим поступкам он никогда не давал, и Агота не пыталась их добиться. «Время все откроет», — думала она, повторяя излюбленную фразу мужа. И была счастлива до тех пор, пока действительно не наступил этот срок Накануне ей приснился Эдвард. Одетый в какой-то восточный наряд он скрестил руки на груди и, наклонившись, прошептал: «О госпожа! Знай что наше время миновало и мы перешли пределы сна».

На следующий день молодую чету посетил сэр Джеймс Нортон, верный друг дварда. Прошлое всегда обладает притягательной силой, даже если оно не содержит ничего значительного. Закон перспективы в психологии едва ли не олее выражен, нежели в живописи. Чем дальше уходит человек по дороге времени, тем прекраснее рисуются ему покинутые места…

Агота Нийола встретила своего бывшего поклонника с чувством куда более горячим, чем проявляла когда-то. То ли это происходило от сознания какой-то вины перед ним, то ли отвергнутый Джеймс приобрел в глазах женщины ореол мученика и ее сострадательная натура тянулась обласкать его. Скорее же всего Аготу Нииолу, несмотря на радости семейной жизни, тяготило одиночество Полнота переживаний требует зрителя, иначе она остается незавершенной. Агота рассказала гостю обо всех подробностях своего существования, не умолчав о неожиданных переменах в судьбе. Джеймс внимательно выслушал ее, а затем попросил показаться в платье, которое принесло ей счастье.

— Я не могу, — ответила женщина, — Гризли прячет его.

— Еслиты исполнишь мою просьбу, я открою тебе тайну, которую скрывает от тебя Эдвард, — сказал Джеймс.

Кто бы на месте Аготы Нийолы устоял против такого предложения? Не видя опасности, забыв о предостерегающем сновидении, она стала щать подходящей минуты.

Через день Гризли устроил в честь гостя охоту. Воспользовавшись азартом охватившим Эдварда, который напал на след барса, Джеймс незаметно повернул коня и возвратился в замок.

Ловкость и сила его рук легко преодолели старинные запоры, и через несколько мгновений Агота Нийола появилась перед Джеймсом в платье столь тщательно хранимом ее мужем. Увидев Аготу, молодой человек изменился в лице и отступил так же, как когда-то на его месте Эдвард. Затем, справившись с потрясением, обратился к Аготе:

— Где находятся зеркала?

— В подвале, — ответила женщина, встревоженная его видом и глухим прерывающимся голосом.

Они спустились вниз, и когда Агота Нийола с трепетом подошла к зеркалу то не узнала себя. В дрожащем свете канделябра перед ней стояла прелестная леди с небольшой головкой, правильными чертами лица, ясным лбом и очень нежным и мягким подбородком. Пепельные волосы, пушистые и длинные, перехватывал изящный обруч. Глаза чуть заметно улыбались какой-то далекой улыбкой, в которой прятались слезы.

— Это я? — спросила Агота в недоумении и растерянности, оборачиваясь к Джеймсу.

— Нет! Это леди Кристабель, — ответил он. — Двести пятьдесят лет назад замок принадлежал юной леди, облик которой ты повторила, надев ее платье. Она была знатна и богата. Король благоволил к представителям ее рода, не раз доказывавшим свою честь и храбрость. Однако не было на свете вещи, которую бы леди Кристабель не отдала, чтобы изменить свою судьбу. Еще в детстве ей была предсказана скорая смерть, и никто, даже нанятые цыгане, не могли обмануть или разубедить ее. Мысль о гибели отравляла каждую минуту ее жизни. Она не чувствовала вкуса пищи, любые звуки раздражали и вызывали слезы. Краски весенних цветов оставляли ее равнодушной, запахи казались ядовитыми. Находясь среди людей, Кристабель была словно в замкнутом кругу. Ни малейшей возможности спасения не представлялось для несчастной леди. Она изнывала под гнетом своей обреченности. Но однажды, в глухую ночь, к ней явился маленький лесной колдун, который обещал помощь:

— Если найдете человека, готового подарить вам свою жизнь за десять лет вашей, то в течение этого времени можете быть спокойны. Смерть примет откуп, а я закреплю эту сделку. Но когда срок пройдет, вы умрете вместе с тем, кто принес себя в жертву.

Сомнения терзали Кристабель, когда к ней постучался один из ее поклонников. Он был беден и не смел думать о том, чтобы соперничать с гордыми представителями древних фамилий, добивавшихся руки леди, но, избрав ее дамой сердца, он собирался отправиться в дальний поход, чтобы в битве умереть во имя своей безнадежной любви. Юный рыцарь зашел проститься с Кристабель, но час разлуки наступил только через десять лет.

Была ли счастлива леди в это время, трудно сказать, но, когда срок приближался к концу, ужас смерти вновь сжал Кристабель в своих объятиях. Красота ее сияла от любви отважного юноши, как драгоценный камень в свете яркого дня. Окружавшие ее люди преклонялись перед ней, трубадуры слагали песни, она знала, что любой пылкий юноша бросит свою жизнь к ее ногам. И вот, презрев клятвы любви, данные десять лет назад, изнемогая от страха перед могилой, Кристабель не пришла разделить холодное ложе смерти с тем, кто не задумываясь принес себя в жертву. Она заключила новый союз на тех же условиях, что и первый. Протекли еще десять лет, и опять все повторилось. Чувствуя себя преступницей, но не смея остановиться, леди каждый раз поддавалась искушению продлить свою жизнь дорогой ценой.

Прошло двести пятьдесят лет с того момента, когда она должна была умереть, но ее красота и молодость по-прежнему оставались с ней. Красота и молодость! Только они, ибо совесть не позволяла ей насладиться безмятежностью, хотя она и знала, что впереди очередные десять лет. Леди Кристабель, снедаемая тревогой, старалась заглушить ее в постоянном движении. Тайный голос шептал, что, если она задержится более суток в каком бы то ни было месте, смерть догонит ее и отберет дар, что принесли ей возлюбленные. А между тем волей судьбы благородным избранникам леди надлежало сопутствовать ей, даже находясь за гробовой доской. Дни и ночи странствовала несчастная леди, и не было минуты, чтобы она не слышала за собой стука копыт. С полуночи до рассвета ее кортеж становился виден человеческому глазу, и те, кто встречал его, спешили прочь, ожидая несчастья.

Два года назад мы с Гризли набрели на этот замок и решили переночевать в нем. Сон бежал от нас, и мы решили скоротать время за чтением. Роясь в библиотеке, я наткнулся на фамильную книгу истории рода Кристабель. На последних страницах описывалась судьба самой леди. Я не поверил ей, сочтя за фантазию, но в полночь кавалькада всадников въехала в замок, и среди толпы молчаливых рыцарей мы увидели Кристабель…

Стоит ли говорить, что Эдвард с радостью готов был отдать свою жизнь леди! Его горячность вызвала во мне бурю недобрых чувств. Я всегда стремился к жизни, а он бежал от нее, однако судьба дарила ему счастье, в то время как меня заставляла только мечтать о нем. И вот я решил последовать его примеру или, во всяком случае, перейти ему дорогу. Преклонив колено перед Кристабель, я также претендовал на ее благосклонность. Она заколебалась, когда нас окружили рыцари и протянули нам оружие. Только поединок мог разрешить спор. Не веря до конца в реальность того, что происходит, мы, однако, облачились в стальные доспехи и сели на коней.

Лунный свет превращал в сновидение длинный двор замка, рыцарей с опущенными забралами и пышными султанами на шлемах. Нас развели по углам, затем затрубили в рог, и мы понеслись друг другу навстречу, взяв наперевес тяжелые копья, Пять раз мы сшибались, не уступая один другому. Наконец везенье изменило Эдварду, и я выбил его из седла. Рука Кристабель принадлежала мне, но ярость охватила меня, когда я увидел слезы на ее глазах, обращенных к Гризли.

Холодным был и ее поцелуй после обряда венчания в капелле замка. Наступило утро, звезды бледнели и медленно таяли. Над горизонтом светящимся веером протянулись солнечные лучи.

Спутники Кристабель стали незримы, сама же она призвала меня сесть на коня, чтобы следовать за ней. И тут все мое существо восстало против этого! Не знаю, страх ли теперь уже известного срока кончины овладел мной, ревность к Эдварду или запоздалое сожаление о своей загубленной судьбе. Все нашел я в своей душе, кроме одного — любви к Кристабель. И вот борьба с самим собой толкнула меня на жестокий и подлый поступок. Я отказался ехать за леди. Напрасно она, полная ужаса, упрекала меня в вероломстве, напрасно заклинала всеми святыми на свете, умоляя покинуть замок хотя бы на день. Я стоял на своем. Темная мысль о том, что, если Кристабель умрет, ко мне вернется моя жизнь, укрепляла решимость. Тайное чутье подсказало, что леди не может без меня отправиться в дорогу.

Наступила вторая ночь. Я с трепетом ожидал, что спутники Кристабель, обретя свою земную плоть, призовут меня к ответу, но вместе с боем часов в зал вошла женщина в монашеском одеянии с глубоким капюшоном, скрывающим лицо. Она подошла к Кристабель и поцеловала ее. Когда же, сбросив капюшон, незнакомка обернулась к нам, то оказалось, что она, словно в зеркале, повторила облик леди. Никто не мог отличить двойника от настоящей Кристабель.

Никто, кроме Эдварда. Когда толпа рыцарей окружила странную гостью, признавая в ней свою повелительницу, а это была сама Смерть, он один не покинул истинную Кристабель. Она растаяла в его руках, оставив лишь свое платье. Кошмар этих двух ночей окончился для меня, что же касается Эдварда, то он поклялся в вечной любви к Кристабель и, приобретя ее замок, поселился в нем. Теперь ты, Агота Нийола, уподобилась мотыльку и прилетела на огонь, который зажжен не для тебя.

..Джеймс кончил свой рассказ, когда вечерний свет зари спустился по ступенькам подвала и заглянул в темноту помещения, где стояла Агота Нийола с лицом Кристабель.

— Нам пора уходить. Эдвард скоро возвратится с охоты, а тебе надо успеть переодеться, — сказал Джеймс.

— Вы в этом уверены, сэр? — спросила женщина, странно глядя на собеседника.

Он задрожал и бросился к выходу.

Поздней ночью из ярко освещенного замка выехала кавалькада всадников. Их было двадцать восемь. Рядом с леди Кристабель ехал Эдвард Гризли. За ним, в первой паре — его друг Джеймс.

Все можно тем, кто дерзает умереть или жить вечно…