Глава XX О различных вопросах, связанных с политической наукой
Глава XX
О различных вопросах, связанных с политической наукой
В древние времена изображали Януса двуликим, чтобы таким образом представить отношение между прошлым и будущим. Если изображение этого бога взять как аналогию, то его можно сравнить с государями. Они должны так же, как Янус, оглядываться назад в историю, которая может им дать наставления в поведении. Они должны так же, как Янус, смотреть перед собой и с помощью разума согласовывать свои обязанности с положением дела, а будущее с настоящим.
Макиавелли предлагает государям пять вопросов, которые предназначены как тем, которые овладели новыми землями, так и тем, которым надо утвердиться в своем владении. Рассмотрим эти вопросы в перспективе возможных последствий от принятого решения.
Первый его вопрос следующий: должен ли государь обезоружить народ, который он себе подчинил?
При ответе на него следует учесть, что способ формирования армии со времен Макиавелли существенно изменился. Государство всегда хорошо защищено такой армией, которая, содержась в порядке и страхе, бывает иногда слабой, а иногда сильной, от толпы же вооруженных поселян ничего хорошего ожидать нельзя. Хотя во время осады и берутся граждане за оружие, но для того, кто осаждает город, это ничего не значит, поскольку он может устрашить ополчение бомбами и огненными ядрами. Кажется, что наиболее последовательно было бы разоружить жителей покоренной страны. Римляне, опасаясь завоеванной ими Британии и не имея покоя от завоеванного ими народа, решили сделать их добросердечными и нежными, чтобы этим смягчить их воинственность, что им и удалось. Хотя корсиканцы очень немногочисленны, однако они отважны и предприимчивы, как и англичане, и я не думаю, чтобы их каким другим способом, кроме разума и милости, можно было бы укротить. Таким образом, если кто желает господствовать над этими островами, то, думаю, ему необходимо смягчить нравы жителей, чтобы обезопасить себя. Но поскольку я рассуждаю сейчас о корсиканцах, то должен напомнить также и о том, что на их примере мы можем видеть, каким образом на храбрость и добродетель может влиять любовь к вольности и как опасно и несправедливо будет ее притеснять.
Второй вопрос связан с тем, на кого из своих завоеванных подданных должен опираться государь при освоении им новой державы.
Если кто завладеет каким-нибудь государством с помощью заговора отдельных граждан или посредством измены, то в этом случае весьма безрассудно было бы полагаться на изменников, которые и нового государя могут предать. Напротив, те, которые были верны прежнему своему правителю, более способны остаться верными и новому, ибо среди них есть люди, которые, обладая некоторым имуществом, любят порядок и которым каждая перемена приносит вред, хотя, конечно, государю никому не следует доверяться без предварительного рассуждения.
Но положим, что угнетенный народ, низложивший своего тирана, пригласил на царство другого государя. В этом случае, я думаю, что последний во всех случаях должен поступать в соответствии с тем доверием, которое ему оказали подданные. И если он обманет их надежды, то это будет не чем иным, как неблагодарностью. Это, несомненно, сослужило бы ему плохую службу. Принц Вильгельм Оранский[212] оказывал людям, поручившим ему кормило английского государства как дружбу, так и доверие до конца своей жизни. Те же, кто противился ему, вынуждены были покинуть страну вслед за королем Яковом[213].
В государствах с выборным управлением, в которых избрание зависит от партий, многое значит продажность людей, возглавляющих последние. Они думают, что новый государь по восшествии на престол должен притеснять противников его избрания и облагодетельствовать избравших его.
Польша служит нам в этом случае примером. Там престол продавался столь часто, что эту продажу можно было устраивать на публичных торжищах. Своей щедростью польский король может уничтожить все препятствия, стоящие на его пути к власти. Он может знатные фамилии склонить на свою сторону обещаниями различных должностей. Но поскольку люди плохо помнят оказанные им благодеяния, то их память надо чаще освежать новыми дарами. Одним словом, Польская республика подобна бездонной бочке Данаид[214]. Поэтому щедрый король здесь никогда не в состоянии насытить подданных. И так как он должен оказывать многие милости, ему необходимо располагать средствами и на будущее, чтобы иметь поддержку.
Третий вопрос Макиавелли связан с безопасностью выборного короля. Состоит он в следующем: что лучше – поддерживать среди подданных согласие или возбудить между ними вражду?
Этот вопрос, может, был актуален во Флоренции во времена предков Макиавелли, в наши же дни, не думаю даже, что он вообще будет поставлен. В качестве причины я приведу лишь в пример Менения Агриппу[215], который примирил римский народ с Сенатом. Впрочем, для республики до некоторой степени необходимо сохранять недоверие между партиями, ибо если одна партия не будет следить за другой, то республика легко превратится в монархию.
Некоторые государи думают, что разногласие их министров необходимо для их собственной пользы. Они надеются быть менее ненавистными, чем противники, желающие истребить друг друга. Но если эта ненависть так действует, тогда одна может вызвать другую, которая может оказаться более опасной. Ибо вместо того, чтобы министрам блюсти общественную пользу, часто происходит то, что они, стремясь вредить друг другу, постоянно пребывают во взаимной борьбе. В этом случае они будут дела и пользу государя смешивать со своими личными стремлениями.
Таким образом, ничто так не способствует крепости монархии, как тесное и нераздельное согласие всех ее членов, но чтобы его утвердить, разумному государю следует непрестанно заботиться об этом.
Мой ответ на третий вопрос Макиавелли годится и в качестве ответа на его четвертый вопрос. Суть его в следующем: должен ли государь возбуждать против себя партии или он должен приобретать дружбу своих подданных?
Кто создает себе неприятелей с тем, чтобы их побеждать, тот творит для себя чудовищ, которых ему же и следует уничтожить. Куда естественнее и разумнее, да и человечнее приобретать друзей. Счастливы те государи, кои знают сладость дружелюбия; но еще счастливее те, которые заслуживают любовь и почтение своего народа.
Теперь приступим к пятому и последнему вопросу Макиавелли: должен ли государь иметь крепости и цитадели или он должен их истреблять?
В рассуждении о малых принцах я уже говорил об этом. Здесь же я намерен дать совет, как надо поступать великим государям.
Во времена Макиавелли мир пребывал во всеобщем смятении. Дух мятежей и возмущения владычествовал повсюду, тогда в государствах ничего не было, кроме партий и тиранов. Ежечасные и долговременные возмущения побуждали монархов строить в городах цитадели, чтобы с их помощью удерживать в подчинении беспокойных городских жителей.
После этих варварских времен не слышно о бунтах и возмущениях – или потому, что люди устали нападать друг на друга, или из-за того, что государи имеют в своих владениях неограниченную власть. Беспокойный дух, обуревавший наших предков, теперь склоняется к спокойствию. И для того, чтобы быть уверенным в верности подданных, уже не нужны цитадели. О крепостях же, которые должны сдерживать неприятеля, следует рассуждать несколько иначе.
И войска, и крепости для государей одинаково полезны. Ибо если они выступили против неприятеля с армией и потерпели поражение, то в этом случае необходимы крепости, дабы можно было отвести армию под защиту орудий, и если неприятель осадит крепость, то армия благодаря этому выиграет время и сумеет отдохнуть от ратных трудов. Государь же между тем, собрав войско, может освободить крепость от осады.
В последнюю Фландрскую войну между императором и Францией[216] из-за крепостей обе стороны не могли тронуться с места, и во всех этих сражениях, в которых участвовало до ста тысяч человек, не было никакого результата ни для одной из сторон, кроме того, что один или два города оказались взяты. В следующих же походах они снова вели борьбу за эти ничтожные преимущества. Таким образом, если государство обладает сильными крепостями, то и длительная война ему не страшна, ибо ее результатом может быть лишь потеря десяти миль земли.
На открытом же поле одно поражение или два похода в состоянии дать кому-либо преимущество и поработить целое государство. Александр, Цезарь и Карл XII должны были свою славу приписывать тому обстоятельству, что они в завоеванных землях мало встречали укрепленных мест. Покоритель Индии в славных своих походах имел не более двух осад, равным образом и победитель Польши столько же имел осад. Принц Евгений, Виллар, Мальборо и Люксембург[217] хотя и были великими генералами, однако крепости неким образом омрачали их славу победителей. Французы очень хорошо знают пользу крепостей, ибо от Брабанта даже до Дюфена создана цепь укрепленных мест, отчего владения Франции, примыкающие к Германии, кажутся пастью льва, усеянной двумя рядами грозных зубов. На этом я считаю, что доказательств в пользу крепостей высказано достаточно.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.