Послушный великан

Послушный великан

Побережье Болинас окутывала густая пелена тумана, скрывшая внушительный строй современных зданий, вытянувшийся вдоль береговой линии. Неистовые порывы ветра хлестали океан, вовлекая его в неистовый танец и срывая веера соленых брызг с гребней бьющихся волн. В воздухе клубились плотные облака тумана — казалось, они затеяли игру в прятки, то открывая, то вновь скрывая и окружающий пейзаж, и полную луну, висящую на усеянном звездами небе. Время от времени в больших разрывах тумана возникало яркое радужное сияние огней над раскинувшимся неподалеку Сан-Франциско.

Тянущиеся вдоль берега большие открытые бассейны и пирсы были едва освещены, но окна нескольких зданий на берегу, вздымающемся высоко над океаном, ярко горели в ночи.

Хотя в том что некоторые ученые Национального института прикладных исследований сознания, или НИПИСа, как его обычно называли, заработались допоздна, не было ничего особенного, тем не менее, сегодня даже по количеству окон, светящихся в столь поздний час, можно было сказать: идет работа над проектом чрезвычайной важности.

Вдруг, словно соревнуясь с завыванием ветра и плеском волн, туман прорезал монотонный гул. Автоматические ворота одного из бассейнов разошлись, будто раздвинутые огромными невидимыми руками, подставив его нутро бешеному натиску волн. На мгновение из воды показалось гигантское, обтекаемое, как торпеда, тело кита — великан выбросил мощный столб воды и, сильно ударив хвостом, исчез под водой. Не обращая никакого внимания на разъяренную стихию, кит покинул свою тихую заводь и направился в бушующий открытый океан.

То был огромный самец синего кита-полосатика, прекрасный образчик своего вида, излучающий неукротимую энергию и жизненную силу. И все же в его поведении было что-то странное. Движениям кита не хватало обычного изящества и игривости, свойственных этому виду. Удары хвоста были сильными, но однообразными и механическими — они в точности, без малейших отклонений повторяли друг друга. То, как он двигался, больше напоминало механизм, чем живое существо. Вместо того чтобы сливаться с бушующей стихией, он боролся с ней с такой непреклонной решимостью и упорством, будто пытался навязать океану свою волю.

Покинув бассейн, кит-великан устремился вперед и неуклонно следовал избранному курсу, словно стрела, выпущенная с побережья Болинас по направлению к Фарралонам — открытым всем ветрам гористым островам, затерянным в Тихом океане к северо-западу от Сан-Франциско. Дальше от берега траектория движения кита, казалось, нацелилась на какую-то точку чуть южнее островов. Здесь, раскачиваясь под натиском волн и ветра, стоял «Калипсо-2», корабль весьма необычной конструкции. Это был большой, широкий катамаран; два расположенных по бокам понтона несли среднюю часть, выполненную в форме огромного обтекаемого резервуара. Большинство его огней было потушено, двигатели выключены. Он спокойно и прочно стоял на якоре, словно терпеливо ожидая столь необычного свидания.

* * *

Тэд Маккензи перестал нервно ходить кругами по скользкой палубе, оперся костлявыми локтями о поручень и злобно сплюнул в Тихий океан. Он был человеком действия и не любил ждать. «Пора бы им уже появиться, — пробормотал он себе под нос, — не иначе как их что-то задержало». Маккензи вновь сплюнул в туман и, сражаясь с ветром, закурил сигарету. Неожиданный порыв ветра разорвал завесу тумана, и на горизонте возникли огни Сан-Франциско.

Тэд Маккензи осознал, как сильно он любит этот старый, грязный, проклятущий городишко. Его разноцветные огни, резко контрастирующие с чернильной тьмой ночи, настойчиво подмигивали ему, как глаза шлюхи. Призывно маня, они воскрешали призраки ностальгических воспоминаний. Сколько рискованных приключений довелось ему пережить за эти годы на нескольких квадратных милях, что тянутся от верфей до улицы Кастро и от Чайна-тауна до Тэндерлойна! Теплая волна возбуждения пробежала у него по спине, когда он вспоминал пьяные кутежи в барах и ночи, проведенные с дружками в стриптиз-клубах на Бродвее.

Маккензи был прирожденным авантюристом: он обожал гул адреналина в крови и просто расцветал, когда пахло жареным. За годы сотрудничества с ЦРУ у него было вдоволь возможностей поставить жизнь на карту по самой высокой ставке. Удовольствие и возбуждение, получаемое им от рискованных и зачастую сомнительных заданий, по природе своей было сродни сексуальному. Только это ни в коей мере не уменьшало его ненасытной тяги к сексу, и он не мог себе представить ничего более волнующего, чем сочетание наслаждения, боли и опасности. Его пленил Сан-Франциско, чей потаенный мир, порочный и эротический, казалось, превосходил границы самого болезненного воображения. Где еще в мире можно найти такое разнообразие возбуждающих приманок — от детской и подростковой проституции — мечты педофилов — и утонченных, экзотических салонов садомазохистов до сборищ онанистов, рынков черных и белых рабов для сексуальных утех, шоу транссексуалов и скотологических клубов?

В эту ночь мишурный блеск города, как никогда, притягивал Маккензи. Хотя он ни за что и никому не признался бы в этом, масштаб предстоящего дела заставлял его нервничать. При всей его любви к опасности и приключениям нынешнее задание не было обычной тайной операцией из разряда тех, которыми он обычно занимался. Не было оно и «порожним рейсом» — таких крупных дел он еще никогда не проворачивал. Уж, конечно, он предпочел бы находиться сейчас не здесь, а в Содоме и Гоморре колоритного сан-францисского «дна», продолжая старые знакомства или заводя новые.

Он ссутулился, поплотнее запахнув ветровку, будто пытался создать укрытие, чтобы уберечь свои плотские фантазии от ветра и соленой водяной пыли. Его мечты грубо прервал нарастающий прерывистый стрекот. Когда шум стал оглушительным, из темноты в ореоле белесого света вынырнул военный вертолет. Лопасти его винта безжалостно кромсали и разгоняли туман. Приблизившись к посадочной платформе, он на несколько секунд завис в воздухе, а потом мягко приземлился на палубу.

«Должно быть, это Крэйг Энрайт», — подумал Маккензи. Энрайт, ведущий специалист НИПИСа, должен был присоединиться к команде «Калипсо». Ему было поручено возглавить научную часть предстоящей операции и стать связующим звеном между кораблем и исследовательской группой института. Энрайт проделал стремительное и неуклонное восхождение от юного вундеркинда до одного из самых блистательных ученых института и специалиста мирового класса в своей области науки.

Поскальзываясь на каждом шагу, Маккензи подошел к вертолету, чтобы встретить гостя. Он заметно прихрамывал — то была память о напряженной и рискованной операции, чуть не стоившей ему жизни: тогда ему едва удалось спасти свою шкуру. Дверца вертолета открылась, и на палубу сошел маленький тщедушный человечек лет тридцати с небольшим. Видимость была неважной, но большие толстые очки в тяжелой темной оправе были такой неотъемлемой чертой внешности Энрайта, что Маккензи узнал его без труда.

В обществе Энрайт всегда был неуклюжим и застенчивым, и это делало его постоянной мишенью для шуток и розыгрышей. Сверстники считали его придурком и отличным кандидатом на роль козла отпущения, поэтому он изрядно натерпелся и от мальчишек, и от девчонок. А сильная близорукость только усугубляла его чувство незащищенности и неполноценности. С годами единственным способом, помогающим избежать страданий и разочарований, стала напряженная умственная работа. Робкий, замкнутый и неловкий с людьми, в науке он был уверен в себе, дерзок и неудержим. Энрайт чувствовал себя намного уютнее в окружении машин, чем в обществе себе подобных. Мир его был практически ограничен НИПИСом, его проектами и операциями. Поэтому ему с избытком хватало времени, чтобы глотать статьи и книги по своей теме.

— Привет, Крэйг, добро пожаловать на Калипсо, — дружелюбно ухмыляясь, приветствовал его Маккензи. — Что-то ты слегка запоздал. Все в порядке?

— Рад видеть тебя снова, Тэд. Все прекрасно, кроме погоды, — небрежно и буднично ответил Энрайт.

Они встречались несколько недель назад в Вашингтоне, на совещании по стратегическому планированию в Пентагоне. Тогда Маккензи почти ничего не знал о НИПИСе и не имел понятия о том, что представляет собой его исследовательская группа. Энрайт счел, что пришла пора посвятить его в суть дела, а заодно и подбодрить.

— Но легкий туман и ветер нам не помеха, — добавил он. — Ведь у нас команда мирового класса, сам увидишь. Левиафан будет здесь с минуты на минуту.

Пока один из членов экипажа разгружал багаж ученого и относил его в каюту, Маккензи и Энрайт подошли к поручням правого борта и стали всматриваться в туман, туда, где лежало побережье Болинас.

Маккензи достал пачку Мальборо и предложил сигарету Энрайту. Ярко вспыхнувший язычок пламени осветил суровое узкое лицо Маккензи и грубый шрам, неровно сбегающий от правого глаза к углу рта. То был след от пролома, а не от пореза, и, как верно угадал Энрайт, он был получен в жестокой драке, где ставкой была жизнь. Зажечь сигарету в такую погоду было не так-то просто, но после нескольких попыток им это удалось.

Энрайт остался стоять у поручней, застыв почти неподвижно. Он напоминал цаплю, замершую в ожидании зазевавшейся рыбы или лягушки. Такая медитативная поза, помогающая полностью уйти в себя, позволяла ему сохранять спокойствие в самых трудных и напряженных ситуациях. Маккензи, еще сильнее прихрамывая, снова принялся нервно мерить шагами палубу. Для него это тоже было способом успокоиться и снять напряжение. Подняв голову, он оглядел сложные системы антенн и локаторов, соединенных с самыми лучшими в мире навигационными системами. Судовой компьютер, считывающий сигналы со спутников GSS и управляющий бортовыми двигателями, был последним достижением научной мысли. Он мог держать судно в заданном положении с отклонением менее пятнадцати сантиметров от середины линии, соединяющей нос с кормой.

«Если кит нас не найдет, это будет их вина, а не наша», — с удовлетворением подумал Маккензи.

Энрайт взглянул на часы, и его уверенность поколебалась. Операция задерживалась, и он начал волноваться: вдруг что-то действительно пошло не по плану. Может быть, не стоило заранее задаваться перед Маккензи. Неудача маловероятна, однако все может быть, если учесть сложность операции.

«Ну же, ребята, — шептал он в ночь, — сейчас не время валять дурака!» Он вздрогнул, почувствовав, как чьи-то железные пальцы стиснули его локоть. Энрайт не слышал, как сзади подошел Маккензи. Энрайт повернулся и устремил взгляд туда, куда бы направлен указующий перст человека из ЦРУ.

Возникшее из темноты огромное тело быстро приближалось к корме корабля. Как раз в тот миг, когда Энрайт впервые ясно увидел кита в лучах прожекторов «Калипсо», тот выпустил из дыхала высоченный столб воды.

«Вот он, Левиафан, библейское чудовище, несущее миллионам людей смерть, а может, и конец света», — прошептал себе под нос Энрайт, а вслух сказал Маккензи:

— Я же говорил, что волноваться нечего. Вот он, впусти его.

Повозившись, Маккензи включил рацию и отдал на мостик команду:

— Открыть люк! Мы его видим.

— Открываю, — раздался в ответ отрывистый металлический голос.

Маккензи и Энрайт перешли на корму и стали смотреть вниз. Пятнадцатью метрами ниже бесшумно раздвинулись входные ворота бассейна, и Левиафан, безошибочно маневрируя, занял положение точно за кормой, а потом плавно повернулся и исчез в центральном бассейне — месте своего назначения.

— Твою мать! Вот это круто! — восхищенно протянул Маккензи. У людей его круга это означало высшую оценку.

Он зажег еще одну сигарету. Язычок пламени, мигающий в сложенных ладонях, снова осветил неровный рельеф его лица, и Энрайт со вновь пробудившимся интересом вгляделся в черты своего спутника. Ему показалось, что Маккензи бьет дрожь. От этого Энрайт воспрянул духом, потому что сам тоже изрядно струхнул. Что же, любой из тех, кто находился на корабле, имел вескую причину для беспокойства, если учесть, что ожидает их впереди. А самое тяжкое бремя, несомненно, лежит на них двоих: ведь именно они отвечают за этот рейс «Калипсо» — Тэд Маккензи как командир корабля, а Крэйг Энрайт как начальник группы особого назначения и главный специалист по компьютерам.

Ощущая напряженность момента, Энрайт решил разрядить гнетущую атмосферу шуткой.

— Знаешь, что мне пришло в голову, Тэд? — спросил он со смешком. — Что бы сказал Говард Хьюз, увидь он, какой груз тащит его детище? Старик бы просто умом тронулся!

«Калипсо-2» представлял собой сильно модернизированный и усовершенствованный вариант модели, построенной Говардом Хьюзом в середине двадцатого века во времена холодной войны. Исходный корабль был спроектирован по заказу американского правительства, чтобы поднимать затонувшие советские подлодки и затерянные в океане атомные бомбы.

— Да уж, — с ухмылкой согласился Маккензи. Образ Говарда Хьюза, наблюдающего, как его корабль везет гигантского кита, показался ему забавным. — Что до Жака Кусто, — добавил он, — так тот бы просто спятил от восторга. Думаю, старик встал бы из могилы, чтобы взглянуть на наш «Калипсо» и подводные исследования, которые мы ведем.

Название корабля — «Калипсо-2» — было выбрано специально, чтобы скрыть истинную цель, для которой он был построен. Память о знаменитом исследователе Жаке Кусто и его корабле была все еще жива в памяти многих людей. Название «Калипсо-2» вызывало у большинства тех, кто его слышал, образ безобидной группы энтузиастов-гидробиологов, озабоченных сохранением видов, которым грозит опасность вымирания, да чистотой морской воды. Официально на борту корабля находилась морская экспедиция, занимающаяся систематическим изучением экологических изменений в северном экваториальном течении, вызванных современными технологиями. На самом же деле трудно было придумать что-нибудь более далекое от истины.

«Калипсо-2», продукт совместных усилий американских военных и ЦРУ, предназначался для всевозможных тайных операций. Его нынешнее задание было беспрецедентно важным и к тому же исключительно щепетильным в политическом отношении и потенциально опасным. Стремительное техническое развитие Китая, особенно его ядерной и ракетной техники, вызывало серьезную озабоченность в военных кругах США. Ситуация еще больше осложнилась в связи с прогрессирующим ухудшением политических отношений между этими двумя странами. Последние доклады ЦРУ о деятельности Китая были особенно тревожными: съемки со спутника обнаружили китайскую базу ядерных подлодок на архипелаге Чжоушань у северного побережья провинции Чжэцзян. Возросшая активность подводных лодок в Восточно-Китайском море и тон электронных депеш между базой и Пекином, перехваченных разведкой и расшифрованных американскими военными экспертами, требовали безотлагательных действий.

Почти не было сомнений, что Китай собирается напасть на Японию, одного из самых влиятельных союзников Соединенных Штатов. Базу нужно было уничтожить, причем так, чтобы это не привело к открытому военному конфликту. Секретным оружием, предназначенным для этой цели, и был Левиафан, последнее триумфальное достижение биоробототехники. Гигантским китом, способным доставить мощное ядерное устройство, можно было управлять на расстоянии с помощью системы электродов и микрочипов, вживленных в его мозг.

Когда огромное тело Левиафана исчезло в бассейне и ворота за драгоценным грузом закрылись, Маккензи вышел на мостик и отдал команду включить двигатели. Корабль взял курс на Перл Харбор, последнюю стоянку по пути на Дальний Восток. Удостоверившись, что все в порядке, Маккензи передал управление первому помощнику и отправился в корабельный бар.

Энрайт распаковал свой багаж и постарался расположиться в каюте со всем возможным комфортом. В конце концов, несколько следующих недель эта тесная нора, вызывающая у него клаустрофобию, должна служить ему домом. Устроившись, он подумал было влезть в пижаму и завалиться спать, но потом понял, что ему необходимо выпить, и решил наведаться в бар. Взглянув на план корабля, Энрайт нашел кратчайшую дорогу туда.

Первым, кого он заметил, войдя в бар, был Маккензи — уже изрядно навеселе, он приканчивал стакан шотландского виски со льдом; следующий ждал своей очереди. Увидев Энрайта, он поднял свой стакан и вопросительно поднял бровь. То было приглашение выпить, понятное без всяких слов

— Не откажусь, — сказал Энрайт, и Маккензи заказал ему порцию виски и еще одну, двойную, для себя. После напряжения двух последних дней не мешало слегка выпустить пар. Маккензи поднял стакан, протянул его навстречу Энрайту и слегка заплетающимся языком произнес:

— За успех операции Левиафан!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.