БЕДНЫЙ, БЕЗБРАЧНЫЙ И ПОСЛУШНЫЙ

БЕДНЫЙ, БЕЗБРАЧНЫЙ И ПОСЛУШНЫЙ

Прекрасный отпуск, проведенный мною в Париже и в Испании с Алексом и Дирком, еще не изгладился из моей памяти, когда подошел день подготовки к торжественному облачению и обету. Все мы испытывали волнение, как перед выходом на сцену. Ведь ожидалось не менее 200 гостей в Унтермерцбахе! Мало того: приблизился тот момент, когда одетые в «хабит» – облачение нашего ордена – мы должны будем стоять перед нашими настоятелями и дать обещание жить впредь в бедности, безбрачии и послушании, с общим имуществом, с постоянной верностью и готовностью к оказанию ближним всесторонней помощи. Мы давали такое обещание на один год и должны были повторить его еще дважды до окончательного вступления в Католическое общество апостольского служения.

Меня часто спрашивают: как это возможно – отказаться от супружества, богатства и карьеры в мире, где секс, деньги и видное положение играют такую большую роль? Иногда я чую за этими вопросами скрытое восхищение по отношению к тем, кто старается не поддаться такому светскому мышлению. Я уверен, что без молитвы, братской поддержки и критики – это невозможно.

Что касается бедности, это не столько добродетель, сколько просто предъявляемое к нам требование Иисуса, имеющее целью освободить апостольское служение от скопления имущества и любого вида страховок. Ведь все необходимое для жизни и для проповеди в нашем распоряжении. При этом не следует смешивать бедность с нищетой. Так, например, я езжу на машине среднего класса, в которой достаточно пространства для моих длинных ног и которая достаточно удобна для того, чтобы я мог переносить длинные переезды без убытка для здоровья. Ведь есть немало машин, из которых, после двухчасовой езды, я вылезаю, как скрюченный эмбрион. Я думаю, что показная примитивность не имеет ничего общего ни с силой свидетельства, ни с силой убеждений.

Естественно: все, что я зарабатываю своей практикой, докладами и публикациями, я отдаю своей общине. И, само собой разумеется, каждый брат или сестра могут пользоваться машиной. Это и есть обещанная общность имущества.

Обет безбрачия для многих людей значительно проблематичнее. Если я считаю безбрачие обязательным условием для монахов, то для светских священников я ратую за освобождение от этого обета. Причину (смысл) безбрачия следует видеть главным образом не в свободе и готовности быть всегда в распоряжении Бога и людей, а в осуществленной солидарности с одинокими, покинутыми и отвергнутыми. Обездоленные – это те, которых имеет в виду Иисус, и меня лично они заботят больше всего. Поэтому и оттого что в Паллоттинской общине я могу хорошо компенсировать это, я в состоянии реализовать обет безбрачия. Конечно, это не исключает появления сексуальных желаний и фантазий; но я принимаю их со всей трезвостью. Если же, напротив, человек ощущает безбрачие как навязанную ему со стороны обязанность, он неизбежно очутится в дилемме и будет мучиться в бесконечных поисках защитных механизмов.

Что касается послушания, необходимо сказать, что сегодня никто из высших монашеских чинов больше не обходится со своими подопечными как Великий Инквизитор. Не следует думать, что простые монахи обязаны слепо следовать всем указанием старших, не имея право возразить и быть выслушанными. Сегодня требования демократического общества и братский диалог определяют общение людей и в духовных общинах. Конечно, может случиться, что человеку придется встать на путь горьких лишений, если это необходимо для блага общины. Но такие фрустрации могут и должны быть приняты во имя Христово.

Мне вспоминается один разговор с моим другом Алексом. Когда ему отказали в желании поехать паллоттинцем на год в Индию, я спросил его, не хочет ли он все же сделать это на собственный страх и риск – теперь, до торжественного обещания? «Нет, – ответил он. – Пока я повременю с исполнением этого желания; лучше я пойду в Духовную семинарию». Этот ответ поразил меня, я ведь знал, какой он свободолюбивый и своенравный человек.

Несомненно, существуют места, где еще бытуют сомнительные формы послушания или высшие чины не готовы вести диалог со своими меньшими братьями. Я замечаю иногда это, когда у меня на психотерапевтических беседах монахи. Есть среди них и настолько перегруженные, что им трудно разобраться в желаниях и нуждах своих подопечных, хоть как-нибудь их выслушать, а потом послушать и другую сторону и в общем разговоре найти удовлетворяющее всех решение. Есть еще диктаторы, которые, во имя неправильно понятого смирения и самоотречения, заставляют страдать чистые души. Но настоящее послушание не имеет ничего общего со слепой покорностью или инфантильной регрессией. Основатель нашей общины Винценц Паллотти уже сто лет тому назад отметил: «Перед тем, как принять то или иное решение, вышестоящий должен – в формах, которые он находит подходящими – посвятить в свои планы и других, и вместе с ними обдумать, что скорее всего пойдет на пользу им и общине».

Мои школьные притеснители сделали меня очень чувствительным по отношению к двум понятиям: слушать и слушаться. Ничто меня так не возмущает, как люди, подавляющие в себе законные чувства и потребности из страха перед кем-то другим. В таких случаях я в состоянии призвать таких запугивающих своих собратьев вышестоящих к ответу и в прямом, но этичном разговоре предложить им «приступить к делу» так, как это предлагал сам Иисус в Луке (17:3).

Постоянные разговоры об отказе, кресте, жертве, покорности и аскезе умоляют послушание и выбрасывают за борт привлекательность духовной общины. Такого рода послушание поощряет разве лишь религиозных мазохистов и одержимых властью садистов.

Я рад, что нашел дорогу к паллоттинцам. И я каждодневно молю Бога о том, чтобы и мои меньшие братья выдержали испытания послушания и образования, и остались бы верными своему призванию.