25. «Безумие» как социальный бунт

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

25. «Безумие» как социальный бунт

Банда Баадера-Майнхоф

В то же самое время, когда Подполье «Уэзерменов» «принесло домой войну» в США, их коллеги в Федеративной Республике Германия предпринимали подобные действия, с подобной идеологией, под эмблемой с красной звездой и автоматом Фракции Красной армии (RAF), иначе известной как Банда Баадера-Майнхоф. Особенно интересно то, что руководство второго поколения RAF было собрано из психически больных, в то время как вожди первого поколения включали социопатов.

Социолог доктор Гюнтер Вагенленер пришел к заключению, что мотивами городских террористов RAF были больше «писхопатологические расстройства», чем политика. Вагенленер заметил, что террористы Баадера-Майнхоф обвиняли государство во всех их личных проблемах. Терроризм был «индивидуальной формой освобождения». «Эти студенты стали террористами, потому что они пострадали от острого страха и от агрессии и мазохистского желания, чтобы их преследовали». Психолог Конрад Келлен так же пришел к выводу, что большинство террористов RAF «страдает от глубокой психологической травмы», которая «заставляет их видеть мир, включая их собственные действия и ожидаемые последствия этих действий, в чрезвычайно нереалистичном свете».

Террористы Баадера-Майнхоф пытались решить те же проблемы с психопатической неспособностью приспособиться к окружающему миру, что и их американские коллеги. Как их двойники в США и, по сути, во всем западном мире, они воспринимали государство или «истеблишмент» как представляющее ценности и нормы своих родителей, и, разрушая государство или убивая его представителей, они убивали своих родителей. Это было переадресованное матереубийство и отцеубийство, интеллектуализированное как движение за свободу и равенство.

Фракция Красной армии была основана в 1970 году после побега из тюрьмы Андреаса Баадера, который отсиживал там трехлетний тюремный срок, наряду с Гудрун Энслин, за то, что они бросили зажигательные бомбы в два универмага во Франкфурте в 1968 году. Андреас Баадер был мелким преступником, маниакальным автомобильным вором и наркоманом, без каких-либо политических интересов до его прихода в революцию под руководством Энс-лин, хотя его обращение в левую веру не удержало Баадера от привычки по-прежнему называть женщин «пёздами». Энслин был дочерью пастора, и тюремный доктор Гельмут Хенк вспоминал о ее «холодном, по-видимому, шизоидном характере».

Ульрика (Ульрике) Майнхоф была хорошо известной и уважаемой журналисткой из семьи среднего класса. Ее интерес к политике начался, когда она вступила в Социалистический союз немецких студентов в университете Мюнстера. Она была особенно активна в антиядерных кампаниях. В 1958 году она присоединилась к запрещенной Немецкой коммунистической партии. Она писала для студенческого коммунистического журнала «Konkret», стала его главным редактором в 1960 году, и в 1961 году вышла замуж за его издателя Клауса Райнера Рёля. Она прославилась в 1961 году после иска по обвинению в клевете, который подал на нее консервативный политик Франц Йозеф Штраус, которого Майнхоф сравнила с Гитлером. В 1962 году, после рождения девочек-близняшек, она прошла нейрохирургическую операцию из-за опухоли, которая оказалась доброкачественной.

Повреждение головного мозга

Нейрохирургическая операция вызвала у Майнхоф повреждение головного мозга. Это нейрофизиологическое повреждение, объединившись со скрытыми чертами, которые уже присутствовали в характере Майнхоф, привело ее на путь к недоброй славе одной из самых печально известных террористок в истории.

Майнхоф был популярной и уважаемой журналисткой. Она жила в достатке, на вилле, заполненной старинными вещами, и вращалась в «высшем обществе». Это несоответствие между образом жизни и убеждениями породило в ней беспокойство. Марсия Шенк в своем биографическом исследовании RAF пишет:

«Ульрика Майнхоф закончила свою бурную жизнь после 41 года, совершив самоубийство в тюремной камере - это было ее последним актом бунта. Ее личность до сих пор остается тайной. Неожиданно она превратилась из одаренной красивой женщины и преданной участницы движения за мир в соучредителя главной террористической организации Германии, RAF. Ульрика Майнхоф была матерью, женой, и женщиной, страдающей от патологической агрессии, так же как от бесконечных сомнений в себе».

Несоответствие между ее реальной и ее идеальной жизнями, по словам самой Майнхоф, «разрывало ее на части». Она требовала прочности и была неспособна разделить две свои жизни. Майнхоф в дневнике писала о своем беспокойстве:

«Мои отношения с Клаусом, мое принятие истеблишментом, моя работа со студентами - три аспекта моей жизни, которые кажутся противоречивыми, тянут в разные стороны и рвут меня изнутри на части. Наш дом, вечеринки, кемпинги, все это только частично приятно, но среди прочего это фундамент, на базе которого я могу стать подрывным элементом. Выступления на телевидении, контакты, внимание, которое я привлекаю, все они - это часть моей карьеры как журналистки и социалистки... Я даже считаю это приятным, но это не удовлетворяет мою потребность в теплоте, солидарности, принадлежности к группе. Игра, которую я веду... только частично соответствует моей истинной сущности и потребностям, потому что она заставляет меня принять позицию куклы-марионетки, вынуждая меня говорить о некоторых вещах с улыбкой, тогда как для меня, как и для всех нас, они смертельно серьезны - потому я говорю их с усмешкой, как будто под маской».

Очевидно то, что Майнхоф чувствовала себя отчужденной, несмотря на ее общественную жизнь, профессиональный успех и семейную жизнь с мужем и детьми. По словам ее приемной матери, она нуждалась в подбадривании со стороны других, потому что ей не хватало уверенности в себе, и ей требовалась более сильная личность, которая поддерживала бы ее. Майнхоф искала и смысл своей идентичности, и чувство принадлежности и поддержки в том, что составляло - как многие закрытые «тоталитарные» радикальные группы - культ, секту.

С 1968 года ее статьи становились все более и более радикальными с упоминаниями насилия. В 1968 она развелась с Рёлем, в следующем году ушла из «Konkret», и планировала неудавшийся захват помещений редакции в знак протеста против того, что она расценила как контрреволюционную линию журнала. Она теперь становилась все более и более изолированной. Она переехала в Берлин в 1970 году, и связалась с самыми радикальными левыми. После побега из тюрьмы Андреаса Баадера она ушла в подполье, и устроила так, чтобы ее детей похитили из школы, с целью отправить их в палестинский приют, в то время как она проходила террористическую подготовку в Иордании. Но журналисту Штефану Аусту удалось найти детей в Сицилии и вернуть их отцу.

Марсия Шенк пишет:

«Время от времени Ульрика Майнхоф демонстрировала раскаяние и признаки слабости, потому что она скучала по своим детям, но давление группы, смесь угроз и обвинений, оказалось успешным, и Ульрика Майнхоф капитулировала перед тем фактом, что она не могла быть одновременно террористкой и матерью. Она оставила своих детей ради того, что, как она верила, было политической борьбой против империалистического государства ради поиска справедливости в мире. Больший план требует личных жертв. Это решение говорит о личности Ульрики Майнхоф. Насколько она была мозгом группы и ее голосом для внешнего мира, настолько она была слаба и покорна на личном уровне Баадеру и Энслин. Она была нервной и склонной к жесткой самокритике».

Вот все черты культа, обладающего политическим фасадом. Майнхоф была ментально уязвимой и неуверенной. Она искала уверенности в группе, ради которой, как сторонники вообще всех культов, она была готова пожертвовать всем, включая свою семью. Если ее общественная персона была «мозгом» группы, то ее общественную репутацию лишь эксплуатировали настоящие лидеры культа - Баадер и Энслин. У нее были комплексы, которые усиливались и управлялись лидерами культа, и мы снова видим, что использование самокритики как механизма управления гарантирует порабощение. Действующая групповая динамика тут была такой же, что и у Храма народов Джима Джонса. У Джонса все закончилось массовым самоубийством в Гайане, а в случае лидеров RAF - самоубийством в камерах немецкой тюрьмы.

Баадер во время пребывания в палестинском тренировочном лагере в Иордании оценил Майнхоф как «бесполезную». Она приняла эти унижения без сопротивления. Если такое мужское эмоциональное оскорбление - признак нарциссической личности, распространенный среди склонных к оскорблению и насилию мужей, которые управляют своими женами, то согласие людей с критикой в их адрес со стороны группы или лидера группы снова является типичным для культа и задумано для того, чтобы сохранить человека подвластным. Техника самокритики держит человека в продолжающемся состоянии душевной неустойчивости в надежде на одобрение. Шенк пишет:

«Вопреки тому, что подразумевает название «Банда Баадера-Майнхоф», влияние Ульрики Майнхоф в группе в это время было довольно слабым, потому что она была очень неуверенна, когда дошло до межличностных отношений внутри группы, даже при том, что в своих публикациях она была твердой, сильной и убедительной».

Радикальная поза в написанных словах и подвластный, зависимый характер снова показывает несоответствие между реальным и идеальным мирами Майнхоф. Ее экстремистские статьи были попыткой самоутвердиться. Ее вовлеченность в насилие была этой попыткой, доведенной до социопатическо-го вывода.

Но так как Баадер был преступником до того, как пришел к политическому терроризму, он был прав в оценке Майнхоф как «бесполезной» для преступной деятельности: она оторвала руль автомобиля, который пыталась украсть, она оставила большую часть денег в банке после грабежа, и она неправильно написала адрес на посылках, содержащих украденные чистые паспорта, официальные печати и другие предметы, которые нужны были для изготовления фальшивых документов.

После кампании взрывов бомб и грабежей Майнхоф был арестована на одной квартире в июне 1972 года. В тюрьме она записала, что у нее такое чувство, будто ее «голова взрывается», будто макушка ее черепа готова «расколоться и оторваться», а спинной мозг придавлен к головному мозгу. После нападения на тюремщика, она написала самокритическое замечание за это нарушение дисциплины RAF:

«Я стукнула тут одного легавого по голове туалетным ершиком. Все то же самое старое дерьмо: Я думала только о себе - хотела выпустить пар в драке - самокритика: я не думала о последствиях, как легавые могли бы использовать это против RAF».

В 1974 году Майнхоф участвовала во всех четырех голодовках заключенных RAF. Однако Баадер, Энслин и она тайно получали еду согласно их местам в иерархии RAF, в то время как другие заключенные RAF умерли от голода. Тут снова можно заметить самовлюбленность даже у явных идеалистов, таких как Майнхоф. Будь то Мао Цзэдун, правящий Китаем и живущий в свинской роскоши, в то время как его народ голодает, или немногочисленные лидеры культов, ставящие себя в привилегированное положение выше своих последователей, социопатия тут отличается только в зависимости от степени влияния.

Майнхоф в ноябре 1974 года была приговорена к восьми годам тюрьмы. Намереваясь написать историю RAF, она оставалась разрушенной неуверенностью в себе, и даже теперь верила, что все еще не полностью порвала с истеблишментом. В 1974 году Майнхоф была среди пяти лидеров RAF, обвиненных в пяти убийствах, на судебном процессе, продолжавшемся два года, и все это время независимые ячейки RAF продолжали действовать. Ее отношения с Энслин, с которой она сидела в тюрьме, за эти четыре года настолько ухудшились, что стали «зверскими, жестокими и коварными». 8 мая 1976 года Ульрика Майнхоф повесилась в своей камере. Левые пытались эксплуатировать ее смерть, утверждая, что это, мол, было государственное убийство.

Шенк комментирует, что самоубийство, более вероятно, было результатом собственной социопатии лидеров RAF, направленной друг против друга:

«Вместо того чтобы совместно бороться для определенной цели, лидеры RAF провели больше времени, борясь друг против друга в психологической войне, которая была не только жестокой и бессмысленной, но также самоубийственной и контрпродуктивной. Это частично было последствием проживания в строгих тюремных условиях, но также и выражением появления подсознательных конфликтов, которые скрытым образом влияли на группу, начиная с ее основания. Они были в первую очередь, результатом взаимодействия несовместимых людей, которые преодолевали трудные межличностные отношения. Другой член RAF Петер-Юрген Боок, которому пришлось расшифровывать секретные послания между заключенными RAF, вспоминал, как он прочел, что лучшее, что Ульрика Майнхоф могла бы сделать со своей несчастной жизнью, было бы убить себя. Внутри RAF никто не сомневался относительно ее самоубийства, и степень разногласий в группе стала ясной. Горе, казалось, было простой маской, чтобы поддержать тезис о ее убийстве».

Когда ученые изучили мозг Майнхоф, они выдвинули гипотезу, что операция, которую она перенесла в 1962 году, возможно, вызвала изменения ее личности, которые привели ее к экстремизму. Профессор-невропатолог Юрген Пайффер, который делал вскрытие трупа, нашел деформации мозга Майнхоф. Он полагал, что повреждение головного мозга, вероятно, вызвало ее потерю чувства реальности. В 1997 году мозг Майнхоф дали для экспертизы психиатру Бернхарду Богерцу. Богерц пришел к выводу, что скобка опухоли во время хирургии ранила правое полушарие, отвечающее за эмоциональное восприятие. Богерц заявил, что «операция привела к патологическим изменениям ее мозга, что, возможно, вызвало увеличенную агрессивность Майн-хоф, так же как изменения в поведении, превратившие ее из честолюбивой журналистки в соучредителя ультралевой террористической группы RAF». «Соскальзывание в террор может быть объяснено мозговой болезнью», сказал он. Муж Майнхоф Рёле также вспоминал, что после операции Ульрика стала хладнокровной, отдаленной и сексуально бесчувственной.

Пайффер написал письмо дочери Майнхоф Ренате Римек, и та подтвердила, что после операции ее мать претерпела изменение личности, которое привело к «частичному самоотчуждению». Доктор Пайффер написал отчет о своих результатах в 1976 году, заявляя, что:

«Возможно, это разрушило бы не только легитимацию RAF, но также и доверие ко всему движению внепарламентских левых, если бы стало известно, что голосом их движения, автором многих важных статей и программных работ, которые заложили идеологическую структуру RAF, и одним из членов-учредителей Банды Баадера-Майнхоф была патологически больная женщина».

Социалистический коллектив пациентов: превращение болезни в оружие

Пополнение левых новыми членами из среды пациентов психиатрических клиник представляется особенно подходящим. Пациенты психбольниц спасли Фракцию Красной армии после того, как ее члены-учредители попали в тюрьму. Студенты-психиатры и их пациенты в Германии сформулировали новую социалистическую доктрину классовой борьбы, в которой новыми противоборствующими классами стали класс пациентов и класс докторов. Врачей считали истинным правящим классом капитализма, и само понятие «здоровья» расценивалось как «нацистское».

Фактически это было развитием марксистско-фрейдистских, социалистическо-психиатрических доктрин Франкфуртской школы критической Теории. Как мы уже видели, ученые, подобные Теодору Адорно и Вильгельму Райху, развивали теорию психологии, основанной на социальном восстании, утверждая, что восстание против нормативных ценностей было здоровым явлением. Они перевернули нормальность с ног на голову, вследствие чего психопатия был интеллектуализирована как новая нормальность против репрессивной системы.

Доктор Вольфганг Хубер, психиатр психиатрической клиники Гейдельбергского университета с 1964 года, основал Социалистический коллектив пациентов, также известный как Фронт пациентов, на основе терапевтической группы, которая включала и студентов и пациентов в 1970 году. Мы уже ранее видели, как групповая терапия стала существенным элементом у Новых левых в США. Когда администрация университета попыталась уволить Хубера, его пациенты организовали Социалистический коллектив пациентов (SPK), начали протесты и захватили административные помещения больницы, пока университет не отступил.

Лозунгом SPK было «превратить болезнь в оружие». Это сознательное раскрытие того, чем была большая часть левых на протяжении всей истории на подсознательном уровне. SPK поддерживал болезнь как положительный признак в развитии человека.

Союзники Хубера

Объявление SPK психического заболевания как желательной и революционной черты получило одобрение светил Новых левых, таких как философ Жан-Поль Сартр, который написал предисловие к книге доктора Хубера «SPK - превращение болезни в оружие» в 1972 году. 5 июля 1971 года в Нью-Йорке прошла демонстрация Новых левых в знак солидарности с SPK. В 1972 году Хубер и его жена Урзель были заключены в тюрьму. В ноябре 1975 года оба объявили голодовку - главная тактика, рекомендуемая Хубером. 2000 участников на Психоаналитическом конгрессе на тему «секс и государственный строй» в Милане призвали к освобождению Хуберов.

Левые философы и социологи выстраивались в очередь, чтобы поддержать Хубера. Среди них были:

Жан-Поль Сартр, знаменитый французский экзистенциалистский философ и гуру Новых левых во всем мире.

Симона де Бовуар, экзистенциалистский философ и любовница Сартра. Она особенно известна своей книгой «Второй пол» (1949), основополагающим текстом о феминизме.

Жан-Жак де Фелис, французский адвокат, который защищал революционеров.

Роберт Кастель, французский социолог.

Феликс Гуаттари (Гваттари); ведущий сторонник групповой терапии. Гуатта-ри редактировал троцкистскую газету «Коммунистический путь» (19641965). В 1965 году он основал Федерацию групп институциональных наук и исследований. Гуаттари был связан со многими левыми акциями, включая беспорядки Новых левых 1968 года, которые потрясли Францию. Когда он писал о Ленине и психиатрии, то заявил:

«Я верю, что все еще есть причина быть ленинцем, по крайней мере в том точном моменте, что маловероятно ожидать спонтанности и творчества от масс, чтобы создать аналитические группы длительным способом...»

Цель Гуаттари, как и цель Хубера и многих других, поэтому состояла в том, чтобы создать коммунистическое общество через психиатрию - под маской «антипсихиатрии» и власти пациентов - при использовании групп психотерапии как нового типа коммунистической революционной ячейки.

Гуаттари сформулировал психологическую доктрину для революции, в которой подсознательное расценивалось как то, что должно было быть еще приведено к сознанию как часть нового политического и общественного строя, в котором даже аспекты самого «интимного» вида в «частной жизни» кого-то могут стать «решающими затруднениями в исторической причинноследственной связи».

• Жан-Клод Полак, французский психиатр и редактор левого психиатрического журнала «Химеры», основанного Гуаттари, который на него сильно повлиял. Полак - сын еврейских беженцев из Польши, которые были коммунистами с ранней молодости. Его отец умер, когда Полак был ребенком. Он и его мать поехали в Латинскую Америку, где он присоединился к коммунистическим молодежным группам. Полак заявляет в интервью, что его всегда влекло к «измене», к поддержке вражеских государств, и в течение 1960-х он и другие левые французы поддерживали алжирское восстание против французского правления. Его интернационалистское мировоззрение, отвергающее любое чувство национальной лояльности, возможно, объясняется его постоянными переездами, начиная с детства, и отсутствием родных корней. В то время, еще будучи студентом, он присоединился к ячейке коммунистической партии в психиатрической больнице.

• Дэвид Купер, родившийся в Южной Африке психиатр и «экзистенциальный марксист». Его теория психоза подобна теории Хубера. Купер считал, что психоз это результат конфликта между истинной идентичностью и навязанной извне социальной идентичностью, который может быть решен только революцией. Как и Хубер, он также выступал против психиатрического лечения и вместо этого выступал за политизацию. В 1967 году он помог организовать Конгресс по диалектике освобождения, который привлек гуру Новых левых, таких как поэт хиппи Аллен Гинсберг, гуру Новых левых профессор Герберт Маркузе, и лидер Черных пантер Стокли Кармайкл. В 1974 году у Купера случился физический и психический срыв после завершения его книги «Смерть семьи». О нем заботились его брат и невестка. Эта книга была марксистской полемикой против семьи, и, возможно, расстройство самого Купера после окончания ее написания было реакцией на его собственные внутренние конфликты, так как именно члены семьи нянчили его.

• Мишель Фуко, знаменитый французский философ. Фуко был учеником французского коммунистического теоретика Альтюссера. Выросший в семье преуспевающего доктора, Фуко очень мало рассказывал о своем детстве, кроме того, что был в юности преступником, а его отец был «хулиганом». Он поехал в Париж в 1950-х, и с композитором Жаном Барраком баловался употреблением тяжелых наркотиков и садомазохизмом в попытках увеличить творческий потенциал. Фуко оставался восторженным практиком гомосексуального садомазохизма, предаваясь удовольствиям «гей-сцены» в своих поездках в Сан-Франциско, когда преподавал в Беркли. Он умер от осложнений СПИДа в 1984 году.

• Франко Базалья, влиятельный итальянский психиатр, он успешно проводил кампанию по закрытию всех психбольниц Италии. Как и Купер, Хубер и др. он считал причиной психических болезней социальные учреждения, и, как Хубер, он заявлял, что психиатрия была контрольным механизмом «истеблишмента». Устранение психиатрических учреждений стало платформой итальянской коммунистической партии в 1970-е годы.

• Роже Жанти, французский психиатр и противник психиатрических учреждений.

• Мони Элькаим, семейный врач в Брюсселе, и коллега Гуаттари, он основал Reseau International (Международная сеть для альтернатив психиатрии), 74 из участников которой подали прошение за освобождение Хубера, когда тот был заключен в тюрьму.

Доктрина «безумия» как формы социального восстания явно занимает существенное место в левом движении и долго продвигалась выдающимися психиатрами и другими социологами.

Купер написал введение к книге Фуко «Безумие и цивилизация», в котором он заявил:

«Безумие стало в нашем возрасте своего рода потерянной правдой». В «Языке безумия» Купер заявил, в терминологии, подобной словам Хубера, что «безумие - это постоянная революция в жизни человека... деконституция себя с неявным обещанием возврата к более полно реализованному миру». Купер видел попытки диагностировать и лечить «безумие», особенно шизофрению, как нечто «изобретенное специализированными психополицейскими агентами заключительной фазы капиталистического общества». Как Хубер, он рассматривал «безумие» как освобождение, и в особенности освобождение от семьи: «Безумие (вопреки большинству интерпретаций «шизофрении») является движением от «семьянизма» (включая смоделированные семьей учреждения) к автономии. Это реальная «опасность» безумия и причины его насильственного подавления». Купер считал «все заблуждения «политическими декларациями» и всех сумасшедших - политическими диссидентами».

Хубер тогда определенно не был одиноким чудаком среди левых; он был частью влиятельного потока мысли среди «экзистенциалистских марксистов», которые занимали видное место в общественных науках, таких как Фуко и Купер, а до них теоретики Франкфуртской школы, такие как Маркузе и Адорно, считавшие традиционные учреждения, такие как семья, репрессивными в психологическом отношении. Многие левые социологи поэтому видели в Хубере одного из своих единомышленников, преследуемого государством.

В «Предисловии» к немецкому изданию 1993 года «SPK - превращение болезни в оружие» Хубер объяснил замысловатую идеологию SPK в нетипично краткой манере:

«Быть современным в настоящее время означает совершенно другие вещи. Самая большая промышленность больше не та, что производит оружие, компьютеры, автомобили или космические корабли. Самая большая промышленность в настоящее время это та, которая делает фальшивки, чтобы произвести здоровье, то есть вещь, которой никогда не существовало и которая никогда не будет действительно существовать, за исключением иллюзии, подпитывающей нацизм во всех его прошлых и будущих вариантах (Heilwesen -«здравоохранение»). Капитализм получает свою самую большую прибыль от этой главной промышленности, и недалек день, когда половина населения в западном мире каждый день будет или работать в больницах или будет эксплуатироваться там как доктора-пациенты, другая половина. Вращение системы. Для забавы? Только для соответствующих планетарных правителей (ради НЕБЕС!) или звездных правителей».

Стратегия состоит в том, чтобы мобилизовать медицинских пациентов как новый люмпенизированный слой в сражении против истинной силы позади капитализма: медицинской профессии. Как фиксация RAF на воображаемый нацизм их родителей, включая тех, кто сопротивлялся Гитлеру, которых они назвали «поколением Освенцима», революционеры от болезней рассматривают само понятие «здоровья» и поиск здорового населения как по самой сути «нацистское». Хубер объяснял, что Гитлер был инструментом заговора врачей, в отличие от ортодоксальной коммунистической доктрины, что он-де получил власть по воле монополистических капиталистов:

«Ну, уже за много десятилетий постоянно накапливались факты и признаки того, что Гитлер пришел к власти не через кризис и душу. Скорее кажется, как будто международная элита врачей нашла в нем и его товарищах своего человека, которого они могли использовать, чтобы обладать полной медици-ничной монополией на убийство и ятрократическое одурманивание с властью на короткое тысячелетие».

Новый «пролетариат» революции - пациенты, и место фабрик как центров капиталистической эксплуатации заняли больницы, и новый правящий класс - врачи. Следовательно, марксистская доктрина теперь применима к этой новой диалектике:

«Поэтому мы просим читателя следующих страниц отнюдь не считать выражение «классовая борьба» только древним марксистским атавизмом... Потому что классовая борьба уже давно вернулась, только не на фабрики, которыми управляют профсоюзы и боссы, но в больницы, которыми управляют врачи, подчиняя и эксплуатируя пациентов, производя иллюзорный товар «здоровье» на тех фабриках, невзирая на любое профсоюзное движение, не обращая внимания на любые партизанские действия».

«Классовая борьба в настоящее время и единственная настоящая проблема, которая должна быть решена», это борьба пациентов против докторов. В идеологии SPK территориальный империализм заменен «медицинским империализмом», и власть финансовых банков заменена властью банков пересадок органов. «Империализм, имеющий дело с органами детей и т.д., здесь и сейчас так же поступает со странами и народами, как написано в марксистских книгах». Хубер советует: «Используйте ваш собственный опыт болезней и превратите фантазию в действие». Болезнь дает новую революционную динамику:

«...Это потому, что болезнь обладает силой, требующейся для того, чтобы вызвать революционное изменение, силой как вращающим моментом [«Die Krankheit hat Kraft zum Drehmoment»]; болезнь является всеобъемлющей силой, которая расширяется за все границы, выше материи, энергии, пространства и времени: болезнь является абсолютным ускорением, скоростью света, как внутри, так и снаружи, как физически абстрактной, так и конкретной в обществе в целом».

«Главным направлением» революции теперь стала бы не «экспроприация собственности» у эксплуататоров, но «экспроприация болезни», «применение болезни», «оскорбление болезнью», и превращение ее в «политические, экономичные и теоретические связи и контексты» в «мировом масштабе».

Оригинальный документ SPK обрисовывает в общих чертах одиннадцать принципов новой революционной дихотомии:

Тезисы и принципы: 11 x БОЛЕЗНЬ

1. Болезнь - условие и результат производственных отношений при капитализме.

2. Болезнь, будучи тотальностью условий капиталистических производственных отношений, является производительной силой, характерной для капитализма.

3. Как результат капиталистических производственных отношений болезнь в ее развитой форме как протест жизни против капитализма является революционной производительной силой, характерной для всех людей.

4. Болезнь - единственная форма, в которой «жизнь» возможна в капитализме.

5. Болезнь и капитализм идентичны: в той же самой мере, в которой накапливается мертвый капитал, процесс, который идет параллельно уничтожению человеческого труда, так называемое уничтожение капитала, становясь общим вопросом, болезнь становится более широко распространенной и все более и более пагубной.

6. Производственные отношения в капитализме вовлекают тот живой труд, который должен быть превращен в мертвую материю (предметы потребления, капитал). Болезнь выражает этот процесс, который находится в постоянном продвижении и завоевывает все больше пространства.

7. Болезнь это скрытая безработица и в форме вкладов социального страхования, болезнь - кризисный буфер, характерный в ятрокапитализме.

8. Болезнь в ее неразвитой форме - запрещение и препятствие и поэтому внутренняя тюрьма для одиноких.

9. Если мы освободили болезнь от правительства, эксплуатации и ареста через учреждения здоровья, и если болезнь проявляется в форме коллективного сопротивления, то существует ситуация, что государство должно вмешаться, чтобы заменить внутреннюю тюрьму пациентов внешними, «реальными» тюрьмами.

10. Система здравоохранения может прожить с болезнью только при условии, что пациенты полностью вне закона.

11. Здоровье - это только биологистическо-нацистская химера, функция этой химеры - скрыть в головах оболванивающих и оболваненных этого мира, что болезнь обусловлена обществом и также скрыть социальную функцию болезни».

Хубер далее объяснял:

«Медицинская практика снова и снова показала нам себя как корень классового доминирования и, будучи суверенной и выше и вне государственной власти и экономики, как суверенное орудие убийства против осуществления революции».

Болезнь это капиталистический заговор для подавления пролетариата:

«Болезнь, в условиях полностью развитого капитализма, является единственным подходящим словом для отчуждения и капитализма, и идентичность самоубийства и убийства - это ее самое видимое проявление. Это было куплено у нас, что болезнь - это буфер капиталистических кризисов, который, вместе с так называемой системой социального обеспечения и здравоохранения, последняя была организована под ее предлогом, безнадежно заглушает так называемый промышленный пролетариат, подавляя его на каждом шагу».

Хубер писал, что государственное судебное преследование доказало тезис SPK о том, что «революция - это терапия, и терапия - это революция, и не должна быть ничем больше».

Хубер предлагает следующее «резюме»:

«Медицинский комплекс в целом (мир дефицита, медицины, вооруженных сил) является главным направлением для стратегии революционного наступления.

Болезнь как ожидаемый конец мира дефицита и прибавочной стоимости, и ожидаемое начало мирового коммунизма, везде, где сломан медицинский запрет крови.

Медитации: мучительная диалектика, фронт пациентов, объединяющая патопрактика [fusionierende Pathopraktik].

Объединяющая патопрактика: все разделяют одну цель, никто не препятствует другому.

Каждый шаг, который высвобождает болезнь и освобождает от врача, является шагом, в котором болезнь оставляет позади себя постоянный след своего исчезновения».

Хубер рекомендует болезнь как средство («патопрактика»), с помощью которого должно быть активизировано революционное сознание, с Фронтом пациентов как авангардом революции:

«Применяйте. Применяйте БОЛЕЗНЬ ко всему. Применяйте все к болезни. Болезнь это только технический вопрос. Выступайте в пользу болезни: все, каждый раз и всюду. И, не больше, не меньше: переверните вверх дном, выверните наизнанку. Высмеивайте самих себя над всем больным, что стягивается здоровьем. Клеймите себя в пользу болезни. Стягивайтесь болезнью от Фронта пациентов до пациента Фронта».

«Патопрактика» включает голодовки, отказ от лечения, и даже самороспуск SPK, как «стратегическое отступление», потому что никакие меры не могли быть предприняты государством, включая врачей, в отношении пациентов будь то в форме судебного преследования или психиатрического лечения. «Болезнь дала самой себе речь и результативность».

От SPK к RAF

Оригинальный SPK просуществовал недолго. Однако многие поддерживали терроризм RAF, самым известным был Клаус Юншке, одновременно студент психиатрии и пациент в Гейдельбергском университете, где он стал членом SPK в 1970 году. После роспуска SPK он был среди тех, кто присоединился к RAF. Энслин дала ему псевдоним «Поздний урожай».

22 декабря 1971 года он с шестью другими членами RAF участвовал в ограблении Баварского ипотечного и биржевого банка в Кайзерслаутерне, украв 134 000 немецких марок. Герберта Шонера, полицейского, застрелили во время налета. 9 июля 1972 года Юншке был арестован вместе с Ирмгард Мёллер. Однако участие в грабеже смогли доказать только Юншке. Когда на одном из многочисленных судебных процессов по делу Банды Баадера-Майнхоф Юншке выступал в качестве свидетеля, судья прервал его, тогда Юншке перепрыгнул через стол и бросил судью на пол с криком: «За Ульрику [Майнхоф], ублюдок!». В 1977 году он был приговорен к пожизненному сроку. С помощью Антье Фолльмер, члена партии «Зеленых» Бундестага, Юншке амнистировали в 1988 году, и теперь он работает журналистом, продолжая участвовать в акциях левых с партией «Зеленых».

(Что касается партии «Зеленых», то один из самых видных ее представителей, крупный немецкий политик, одно время министр иностранных дел ФРГ, а в последующем лоббист больших немецких концернов Йошка Фишер в молодости тоже принимал участие в франкфуртской насильственной группировке, известно как «Шпонтиганг» («Спонтанная банда»). О себе и своих коллегах («юных дикарях») он тогда выразился вполне однозначно: «Wir sind die Wahnsinnigen!» - «Мы сумасшедшие». -прим. перев.)