Глава 7. Бомба психологии
Глава 7. Бомба психологии
Почему исследования производительности сознания выдохлись в 1960-е годы? Почему революционный взгляд на человека, вызванный этими исследованиями, полностью игнорировался?
Объяснение этому может быть найдено в событиях, которые происходили в другой отрасли науки, являвшейся родственной сферой благодаря экспериментальным методам, которые применялись в ней для изучения производительности сознания — это наука изучения подпорогового восприятия.
Когда в конце прошлого века появилась наука о человеческом восприятии, центральной ее концепцией стала идея порога, который определяет минимальные раздражители, воспринимаемые организмом. Существование такого порога означало, что раздражители, которые находятся выше него, организмом замечаются, а более низкие — нет.
К примеру, необходимо достижение определенного уровня громкости, прежде чем мы начнем слышать звук, и определенного количества света, прежде чем мы сможем заметить звезду в небесах.
Подпороговое восприятие предполагает восприятие стимулов ниже пороговых («limen» — это латинское слово, означающее «порог»). В изучении подпорогового восприятия интересно то, что критерием порога является восприятие данного раздражителя сознанием. Все, что воспринимается на подпороговом уровне — это раздражители, которые были приняты организмом, несмотря на то, что они слишком слабы, чтобы восприниматься на сознательном уровне.
В 1911 году Харальд Хоффдинг, датский философ и психолог, описал, каким образом определенные виды умственной деятельности, которые в норме являются сознательными, могут происходить бессознательно: «Виды деятельности, которые в ином случае происходят сознательно, могут, когда сознание в это время поглощено чем-то другим, происходить за порогом сознания».
Идея о том, что на человеческое поведение могут влиять восприятия, которые не вызывают осознания, а просто присутствуют в организме, всегда воспринималась с вполне понятным страхом. «Мало какие гипотезы в науке о поведении человека вызвали столько противоречий, как предположение о том, что на поведение человека могут влиять внешние раздражители, которых он совершенно не осознает», — высказал мнение Норман Диксон, английский психолог, который опубликовал две книги о подпороговом восприятии и вытекающих из этого противоречиях.
В первой книге, опубликованной в 1971 году, Диксон использует схему, показывающую степень, до которой люди в прошлом верили в существование подпорогового восприятия.
Вера в существование подпорогового восприятия в недавнем прошлом (по Диксону).
Вера со временем увеличивалась, но около 1960 года наблюдается выраженное ее снижение, которое не только означает, что люди перестали верить в подпороговое восприятие — оно еще означало, что ученые прекратили исследования этого вопроса.
Причиной этого снижения стала атомная бомба психологии.
В 1957 году предприятие под названием «Precon Process and Equipment Corpora-tion» в
Новом Орлеане начало предлагать услугу по размещению в рекламе и на телевидении информации, которая действует на подпороговом (подсознательном) уровне — сообщений, которые не воспринимаются сознанием, но являются достаточно влиятельными для того, чтобы окупаться. Сообщения, которые действуют подсознательно — или «пре-сознательно» — отсюда и название «Precon».
Другое предприятие, которое базировалось на той же идее, носило название «Subliminal Projection Company». Начало его было положено на пресс-конференции в Нью-Йорке. Радио- и телестанции на всей территории США начали продавать рекламное время, в котором использовалось подпороговое восприятие. Компании, которые стояли за этой технологией, уверяли, что с их помощью можно достичь массового повышения продаж, так как зрителей, которые оставались в неведении, что они слышали или видели то или иное объявление, тем не менее заставляли приобретать продукт, который в нем рекламировался.
Исследования психологов доказали, что очень короткие образы, которые не воспринимаются сознанием, могут влиять на поведение людей. Именно эти исследования и привели к коммерческому использованию данной темы.
Неудивительно, что реакция публики была очень жесткой. Появился метод, который позволял внедрять информацию в людей — а у них не будет никакой возможности узнать, что на них оказывается влияние! Буря протеста привела к прекращению применения подпороговых сообщений в рекламе в США и в большей части западного мира. Потребителя отказались быть объектами столь изощренного манипулирования.
Проблема, требовавшая немедленного реагирования, была решена. Но нерешенной оставалась другая: что же такое это самое подпороговое восприятие? Насколько важным оно является в нашей повседневной жизни?
«Объявление об использовании давно известных психологических принципов в коммерции приобрело характер кошмара, и мы невольно оказались в роли нарушающих частную жизнь и врагов общества, — написали три американских психолога в обобщающей статье по этому вопросу в 1958 году. Далее Дж. В. МакКоннелл, Р.Л. Катлер и Е.Б. МайНейл продолжают: «Высокоэмоциональная реакция общественности на «открытие» подпорогового восприятия должна послужить объективным уроком для представителей нашей профессии, так как в ярком свете гласности мы можем видеть этические вопросы, требующие неотложного решения, а также предзнаменование других проблем. Когда теоретический постулат E=mс2 превратился в реальность атомной бомбы, сообщество физиков начало глубоко задумываться и о социальной, а не только о научной, ответственности. Судя по интенсивности тревоги общественности, которой стала известна лишь небольшая доля информации об этом подсознательном социальном «атоме», существует явная необходимость для психологов исследовать этические проблемы, которые являются частью эры применения их открытий».
Эти три психолога признали свою ответственность как ученых, которые должны иметь представление, каким образом их открытия могут затронуть общество. Но странно, что психологическое сообщество этой ответственности не приняло. Они просто притворились, что вся эта проблема являлась обычным недопониманием. Норман Диксон описывает это так:
«В конце 50-х годов этот страх оказал сильное влияние на профессию. Бывшие сторонники подпорогового восприятия начали менять свою точку зрения. Прошла значительная переоценка более ранних исследований и сделанных заключений». Диксон продолжает, давая такую оценку своим коллегам-психологам: «Так как во главе этой переоценки стояли психологи, а объект их злословия был не столь драматичным, как взрыв атомной бомбы, для них решение «этических проблем», на которые ссылается МакКоннел и другие, стало не столь сложным, как то, которое требовалось от физиков. В то время как последние вряд ли могли бы отрицать реальность деления ядра, психологи не имели таких же сложностей с подпороговым восприятием. Вместо того, чтобы сказать (как, возможно, следовало бы): «Да, есть достаточные доказательства, заставляющие предположить, что информация, о которой люди не знают, может оказывать на них влияние», а затем попытаться снять озабоченность общественности, предложив пути исключения коммерческой эксплуатации этого феномена, они выбрали более легкий путь — использовать аргументы в пользу того, что так как подобного подпорогового восприятия не существует, бояться нечего». Вердикт Нормана Диксона весьма суров: психологи просто удрали, поджав хвост. Атмосфера того времени была не слишком приятной. Одним из тех, кто оказывал значительное влияние на дебаты по этому вопросу в конце 50-х годов, был Венс Паккард. В книге, опубликованной в 1978 году, американский писатель оглядывается назад и оценивает последствия споров, которые заставили подсознательное восприятие исчезнуть с первых страниц. «На самом деле интерес к подпороговому восприятию сохранился, но исследования на эту тему проходили гораздо спокойнее. У меня есть доклад о 14 исследованиях, проведенных в последние годы, и ссылки на еще большее их количество. Психолог Джеймс МакКоннел в своем новом широко признанном учебнике «Понимая поведение человека» посвящает «подпороговому восприятию» целую главу».
Пакккарда беспокоило то, что исследования в этой области вообще проводились. Он бы предпочел, чтобы психологи просто держались от нее подальше.
Десятки лет спустя проблема стала классической: должно ли общество контролировать технический прогресс, запрещая исследования или запрещая технологии? Нужно ли нам останавливать процесс, пока он еще находится в исследовательской стадии, или нам нужно запретить использование знаний, которые мы в результате приобретаем?
В случае подпорогового восприятия научная общественность предпочла самоцензуру. Но подобное работает только в течение определенного времени — и это время вышло.
Исследования подпорогового восприятия продолжались и в 70-е годы, и частично в 80-е, так как стало ясно, что большая часть информации, которая проходит через человека, не захватывается сознанием, даже если эта информация оказывает выраженный эффект на его поведение.
Это приводит к ставшей теперь парадигматической дилемме: результатами таких исследований могут злоупотреблять — не только для рекламы, но и для всякого рода формирования общественного мнения и манипулирования. Так что это весьма опасная вещь.
Но существует и другая возможность: для способности человека выжить в условиях цивилизации может стать жизненно важно осознать — мы не осознаем многое, что происходит внутри нас. Знание о том, что сознание играет гораздо меньше роли в жизни человека, чем полагает большинство из нас, может оказаться жизненно важным. Ведь это единственное открытие, способное трансформировать культуру, у которой в настоящее время значительные проблемы с жизнеспособностью.
Если это мнение — которое будет более подробно рассмотрено в следующих главах — имеет хоть какое-то обоснование, запрещение исследований подпорогового восприятия может служить профилактикой злоупотреблений рекламными агентствами в краткосрочной перспективе — но в долгосрочном плане это может блокировать наш путь к жизненно важным знаниям о себе.
Это дилемма любой идеи научной цензуры. Но исследования не прекратились. Наоборот, 90-е годы стали декадой прорыва в научном признании того, что человек не является очевидным для самого себя. Источник этого прорыва лежит в знании, которое стало ясным еще 30 лет назад — и заключается оно в следующем: отношение того, что мы ощущаем к тому, что мы воспринимаем, составляет 1 000 000 к 1.
Но как только было сделано это открытие, исследования данного вопроса прекратились, чтобы возобновиться только десятилетия спустя.
Исследования человеческого разума в течение столетий прошли через много ухабов. И значимость сознания наделялась в разные периоды очень разным весом.
Современная философия началась в эпоху Возрождения, когда сознание рассматривалось как центральная часть человека. В 1619 году Рене Декарт после определенных сомнений пришел к выводу о том, что существует только одна вещь, которую он знал точно — а именно то, что он сомневался: «Я мыслю, следовательно, я существую». Сознание стало настоящим символом существования: оно было единственной вещью, в которой можно было не сомневаться.
В Англии Джон Локк опубликовал свой «Очерк о человеческом понимании», в котором центральными вопросами были осознание человеком самого себя и способность видеть себя. Это стало точкой зрения, которая оказала влияние на развитие мышления о человеческом уме, особенно в англоязычных странах: человек понятен.
В конце прошлого века представление о понятном человеке существенно изменилось. Герман фон Гельмгольц, немецкий физик и физиолог, начал изучение человеческих реакций около 1859 года. На основе полученных им технических сведений он пришел к выводу: большая часть того, что происходит в нашей голове, является бессознательной. Чувствование базируется на выводах, которые недостижимы для нашего сознания. Даже если сознательный мозг понимает и знает эти выводы, он не в состоянии их изменить. Гельмгольц показывал, что человек может получить ощущение восприятия света, закрыв глаза и слегка нажав на них. Клетки глаза сконструированы таким образом, чтобы посылать сообщение, когда они получают свет или получают что-то (что не является светом) — в этом случае они передают сообщение о том, что нечто было увидено. Так как эти клетки имеют представление только о свете, они и передают сообщение о свете, когда на них воздействуют давлением. И даже если человек отлично знает, что давление не имеет ничего общего со светом как излучением, сделать с этим он ничего не может. «Может быть совершенно ясно, каким образом мы получаем феномен свечения в поле зрения, когда к глазу прикладывается давление; и тем не менее мы не можем избавиться от убеждения, что этот свет действительно присутствует в определенном месте поля нашего зрения», — писал Гельмгольц.
Идея бессознательных выводов определенно не пользовалась популярностью в конце прошлого века. Она вызвала фурор, который служил провозвестником той критики, с которой столкнулись в конце столетия основатели психоанализа, когда представили идею бессознательного — идею, которая являлась полноценным мятежом против представления Локка о понятном человеке. Зигмунд Фрейд утверждал, что многие поступки человека вызываются мотивами, которые часто являются бессознательными. Такие побуждения подавляются по культурным соображениям, которые коренятся в нашем воспитании. И из всех этих побуждений самым важным — и самым подавляемым — является сексуальное влечение.
Но идеалом психоанализа все еще оставался понятный человек, который не подавлял свои подсознательные побуждения. Психоанализ — это наука, которая развивалась путем изучения больных людей, которые подавляли слишком много. Если тщательно изучить жизнь пациента, то можно помочь ему преодолеть это подавление.
Столкновение Гельмгольца с идеей абсолютного контроля, которым обладает сознание, была более радикальна, чем в случае Фрейда: Гельмгольц не только указывает на то, что на сознательные решения могут оказывать влияние — или даже менять их — бессознательные побуждения. Он настаивает на том, что сознание обязательно будет являться результатом бессознательных процессов, нравится нам это или нет.
После этого психология пошла по странному пути. Анализ Гельмгольца и Фрейда ясно показал, что самоанализ (интроспекция) — это весьма сомнительный метод исследования человеческого мозга. Самоанализ означает банальное самонаблюдение — человек смотрит в свой собственный ум. По определению самоанализ является нашим единственным источником получения информации о нашем собственном сознании. И сложности с самоанализом означают серьезные проблемы с изучением сознания.
Но в начале века все это привело к появлению нового движения, которое отказывалось признавать такое понятие, как сознание, и такой метод, как интроспекция.
Это движение получило название «бихевиоризм», и оно доминировало в американской и британской психологии с 20-х по 50-е годы прошлого века. Оно являлось сторонником изучения людей исключительно в объективных рамках: факторы окружающей среды, поведение, раздражители, ответы. Нет необходимости в таких понятиях, как «сознание», «состояние ума» — все это чушь. Либо существует закон, который связывает импрессию и экспрессию (и в этом случае неважно, какими кажутся факты изнутри), либо такого закона нет (и в этом случае неважно, какими они кажутся снаружи). Бихевиористы исключили проблему сознания, и, следовательно, избавились от целого ряда других концепций, таких, как внимание, и, естественно, от любых обсуждений подпорогового восприятия.
Радикальность оппозиции бихевиористов по отношению к любому виду интроспекции и самонаблюдения, возможно, лучше всего может продемонстрировать шутка о двух бихевиористах, которые занимались сексом. После того, как все закончилось, один бихевиорист говорит другому: «Тебе было хорошо — а мне?».
После Второй мировой войны бихевиоризм исчез, уступив место так называемой когнитивной революции 50-х годов. «Волшебное число Миллера» стало одним из фундаментальных открытий когнитивной психологии, которая рассматривает человека как существо, обрабатывающее информацию. Центральные элементы когнитивной революции пришли из изучения языков и компьютеров. Вычисления стали центральной концепцией описания человека — такие вычисления, которые можно было проводить на компьютерах того времени. Это были серии вычислений, которые контролировались центральным мониторинговым устройством компьютера.
Когнитивная наука не слишком заботится о бессознательном. Она пытается понять, какие логические правила и алгоритмы необходимы, чтобы описать человеческий ум. Она предполагает, что имеются четкие логические правила, а не какие-то непостижимые результаты подсознательных вычислений.
В 1958 году Дональд Броудбент, британский психолог, предложил «теорию фильтра». Броудбент начал с того, что человек получает намного больше информации, чем доходит до его сознания. Он полагал, что сенсорная информация хранится в краткосрочной памяти, и то, что попадет в сознание, определяется фильтрами, причем происходит это очень быстро. Его теория стала революционной, так как она ставила проблему большой пропускной способности органов чувств в противовес небольшой пропускной способности сознания. Но очень быстро возникла загвоздка: теория Броудбента означала, что большая часть информации будет отсеяна, не пройдя никакой обработки. Она исчезает, если она не нужна сознанию. Если долгосрочная память говорит человеку, что ему хочется услышать на коктейльной вечеринке — фильтр просто отбросит все остальное. Человек слышит то, что он слышит — а чего не слышит, о том не будет и печалиться.
Но ведь это как раз тот взгляд, который обсуждался с точки зрения подпорогового восприятия. Информация, которая не поступает в сознание, тоже может оказывать влияние на содержание сознания или на принимаемые им решения — так говорит нам понятие подпорогового восприятия.
В 80-х годах когнитивная психология прошла обновление или была заменена новой перспективой под названием «параллельно распределенная обработка информации» (ПРОИ). Весьма внушительная фраза, и здесь действительно задействованы компьютеры. Но в то время как отправной точкой когнитивной психологии являются уже существующие компьютеры, в которых все контролируется центральным процессинговым устройством, сторонники ПРОИ отдали предпочтение компьютерам, построенным по модели человеческого мозга — это параллельные компьютеры без центрального устройства наблюдения за всем происходящим. В настоящее время параллельные процессоры эффективно развиваются — но проблемой их является координация подобных параллельных видов деятельности.
В модели ПРОИ не существует никаких особых фильтров, которые отсеивают все, до чего не снизошли высшие уровни сознания. В этой модели функционирование всего мозга рассматривается как интенсивные вычисления, результатом которых является состояние, известное как сознание. Подсознательные процессы в уме обрабатывают информацию быстро и параллельно, в то время как сознательные процессы проходят медленнее и один за другим, как в старых компьютерах.
Итак, если исключить причудливую интерлюдию бихевиоризма, психологи всегда признавали: сознание — это не все, что есть в человеке. Но в последние 10 лет или около того картина медленно менялась. Сегодня бессознательное, работающее по принципу параллельности и непонятное, считается легким для понимания, в то время как человеческое сознание стало рассматриваться как почти непостижимое.
Американский философ и когнитивный психолог Даниэль Деннетт описывает этот процесс так: «Мы пришли к принятию без малейшего намека на непонимание, что все это проверяющее гипотезы, отслеживающее память рассуждение — то, что мы коротко называем обработкой информации — происходит внутри нас даже тогда, когда это остается полностью недоступным для интроспекции. Это не та подавляемая бессознательная деятельность, которую открыл Фрейд и которая вытесняется из «поля зрения» сознания, а просто ментальная деятельность, которая каким-то образом находится полностью вне кругозора сознания».
И с едва скрываемым беспокойством Деннетт добавляет: «Наш мозг не только доступен внешнему воздействию — некоторые виды умственной активности являются более доступными для внешних воздействий, чем для самих их «владельцев»!
И это весьма тревожно в целом и в частности в том обществе, где работа многих людей заключается в том, чтобы соблазнить всех остальных делать то, что они не могут позволить себе делать.
И Зигмунд Фрейд, и психоанализ заставили Запад воспринимать подсознание серьезно. Большую часть этого столетия естественные науки свысока смотрели на традиции психоаналитики со всеми разговорами о подсознательных побуждениях. И ученые, и философы рассматривали психоанализ как нечто в определенной степени одностороннее.
И может показаться несправедливым, что сегодня психоанализ опять стал объектом критики, когда и в психологии, и естественнонаучных исследованиях человека подсознательные процессы занимают центральное место. По мере приближения конца 20 века, наше осознание важности подсознания для функционирования человеческого ума достигло той стадии, когда психоаналитические традиции подвергаются критике за то, что оставили бессознательному слишком ничтожную роль. Теперь критики говорят: «Психоанализ, безусловно, научил нас воспринимать подсознание серьезно. Но недостаточно серьезно!».
Некоторые из учеников Фрейда развили точку зрения на человека, основанную на психоанализе, которая оставляла много места для подсознательных умственных процессов. Карл Густав Юнг развивал идею превалирующего Я, содержащего сознательные и бессознательные процессы. Вильгельм Райх развивал идею о том, что функции тела являются прямым проявлением бессознательных процессов.
Юнг критиковал Фрейда за недооценку важности бессознательного. В «Эго и бессознательное» Юнг пишет в качестве предисловия: «Как мы знаем, содержание бессознательного, согласно мнению Фрейда, ограничено инфантильными склонностями, которые подавляются вследствие своей несовместимой природы. Подавление — это процесс, который начинается в раннем детстве под моральным влиянием окружения ребенка и продолжается в течение всей жизни. В процессе анализа подавление убирается и подавленные желания становятся сознательными. Согласно этой теории, бессознательному необходимо, так сказать, содержать только части личности, которые с таким же успехом могли бы быть сознательными и являются подавленными только вследствие воспитания». Со своей точки зрения Юнг пишет: «Мы подчеркиваем, что вдобавок к подавленному материалу подсознание содержит также весь ментальный материал, который стал подсознательным, включая подпороговое сенсорное восприятие».
В последние годы современные идеи бессознательных когнитивных функций также нашли свое выражение в психоаналитической традиции — как это часто случается, когда теоретический главный образ отвергается, и делаются заявки, что все другие психоаналитики знакомы только с частью творчества Фрейда, в то время как на основе его последних работ может быть создана новая школа.
Американский психоаналитик Джозеф Вайс и его коллеги в Исследовательской группе психотерапевтических исследований в Маунт Зион, Сан-Франциско, предложили пересмотренную интерпретацию психоанализа, в которой подсознательному отводится важная роль в «более высоких» ментальных функциях — мышление, планирование и принятие решений.
Вайс подвергает критике традиционную точку зрения психоанализа на подсознательное как место обитания умственных впечатлений, подавленных в детстве, так как сознательная часть человека не смогла их переносить. Эти впечатления включают импульсы сексуальности и агрессивности, которые подавляются у взрослых людей. Эта точка зрения, по мнению Вайса, происходит «из ранних работ Фрейда и предполагает, что люди почти или совсем не имеют контроля над своей подсознательной умственной жизнью».
Альтернативная точка зрения, которую предлагает Вайс, базируется на более поздних работах Фрейда и подчеркивает способность человека связываться с подсознанием: подсознательные импульсы удерживаются в узде не подавлением или репрессиями, а подсознательно принимаемыми решениями. Эти решения не всегда целесообразны — но их можно изменить с помощью терапии. Сущность этой терапии будет заключаться в том, что она будет иметь дело с подсознательными решениями человека как имеющими значение. Подсознательному уму необходимо помочь осознать, к примеру, что секс не несет в себе никакого риска.
«Создается впечатление, что когнитивные способности подсознательного ума были недооценены и что люди могут бессознательно выполнять многие интеллектуальные задачи, в том числе разработку планов достижения конкретных целей», — пишет Вайс.
Бессознательное — это не просто масса подавленных сексуальных желаний и запрещенных проявлений ненависти. Бессознательное — это активная и жизненно важная часть человеческого ума.
Производительности сознания просто недостаточно для того, чтобы все, что происходит в нашей голове, проявилось в сознательном разуме. В нашем подсознании можно найти не только подавленные сексуальные желания и стремление к смерти — там также присутствуют — и доминируют — явления не столь драматичные и знакомые.
В подсознании на самом деле имеет место удивительная деятельность. Изучение подпорогового восприятия определенно указывает на то, что многие идеи Фрейда являются верными.
В 1917 году невролог О. Потцл открыл, что во сне люди могут вспоминать подпороговые раздражители, которые они получали наяву.
Людям показывали картинку, но настолько быстро, что сознательно они не могли понять, что на ней изображено, или запомнить ее наяву. Но этот образ потом появлялся в их снах.
Бесспорно, это открытие, которое может многое дать для толкования сновидений! Феномен Потцла, как назвали это явление, повторялся во многих экспериментах, не только со снами. Грезы, свободные ассоциации и генерация свободных образов (техники, которые применяются в психоанализе) также могут обеспечить доступ к образам, которые были восприняты на подпороговом уровне.
Экспериментальные техники, которые применялись для исследования феномена Потцла, повторяются во многих исследованиях подпорогового восприятия. Применялся аппарат под названием «тахистоскоп» — инструмент, который является центральным во многих отраслях экспериментальной психологии. Тахистоскоп позволяет показывает испытуемому изображение в течение короткого времени — одна сотая секунды. Это слишком быстро для того, чтобы образ восприняло сознание. (Телепрограммы используют 25 или 30 кадров в секунду, и нужно быть очень внимательным и иметь опыт в монтаже видео, чтобы уловить отдельные кадры. Мы воспринимаем телевизионные образы как «движущиеся картинки», так как не можем уловить столь короткие интервалы).
Потцл экспериментально доказал, что образы археологических раскопок появлялись в снах испытуемых, даже если они не помнили их наяву. Этот феномен с тех пор был подтвержден множеством контрольных исследований, но все же естественно, что и его оспаривали.
Феномен Потцла — это старейший пример подпорогового восприятия, изучаемого современными методами.
17 октября 1884 года в Американской Национальной Академии науки была дана лекция о небольших различиях в ощущениях. Позже она была опубликована Академией. Ее авторы — математик и философ Чарльз Сандерс Пирс и психолог, изучавший восприятие — Джозеф Ястроу — вместе провели небольшой опыт: эксперимент, который эффективно и изящно положил конец идее порога восприятия.
Их отправной точкой стала идея о том, что должна быть какая-то разница между двумя ощущениям еще до того, как человек сможет их различить — Unterschiedschwelle, порог различия. Ястроу и Пирс решили выяснить, может ли человеческий организм отличить эти два ощущения, если этого не может сделать сознание.
В эксперименте на кожу оказывалось давление, вызываемое крошечным весом. Ястроу и Пирс смогли продемонстрировать, что им удается найти отличие между ощущениями, которые на сознательном уровне ничем не отличаются друг от друга. Их способность «угадать», какое раздражение было сильнее, оказалась настолько высокой, что позволила сделать вывод: сознательная способность отличать определяет пределы того, что могут различать люди.
«Этот главный факт имеет очень важное практическое значение, — писали Пирс и Ястроу, — так как он дает новые основания полагать, что мы собираем все, что проходит через наш мозг, в больших количествах, вплоть до ощущений настолько слабых, что мы едва их осознаем, и не имеем представления о том, каким образом сознание постигает подобные вещи. Этот способ позволяет объяснить женскую интуицию, а также определенные «телепатические» явления. Подобные слабые ощущения нуждаются в тщательном изучении психологами и должны всячески культивироваться каждым человеком».
Чарльз Сандерс Пирс ввел термин «абдукция» для описания процесса, в ходе которого человек «привлекает силы подсознания», разрабатывая научные гипотезы или воспринимая что-то в повседневной жизни. За много лет до эксперимента с Ястроу у Пирса украли ценный хронометр во время путешествия по реке из Бостона до Нью-Йорка. Пирсу удалось установить вора, но он был не в состоянии сказать, как ему это удалось. Датский эксперт по работам Пирса Педер Воэтманн Кристиансен комментирует это так: «Пирсу удалось обнаружить вора не благодаря использованию логики, а благодаря способности остановить внутренний семантический диалог и погрузить себя в состояние пассивного восприятия несемантических знаков, которые в норме тонут в шуме, производимом корой головного мозга».
Один из самых убедительных и неопровержимых примеров способности человека ощущать и действовать на основе информации, поступающей из окружающей среды, о которой ничего не знает его сознание — это феномен мозгового видения. Он был открыт в 1970 у пациентов с серьезным повреждением области мозга, которая обрабатывает зрительные раздражители, вследствие чего они ничего не могли видеть в значительных частях своего поля зрения.
Или могли? Когда им показывали объекты в слепой зоне их поля зрения, они могли указывать на них, брать их, правильно ими манипулировать и описывать их положение. Но они говорили, что видеть их не могут. Запутавшиеся доктора и психологи подвергли пациентов серии тестов, в которых тем необходимо было определить, к примеру, куда была направлена палка. Предположительно слепые пациенты всегда угадывали правильно, при этом утверждая, что ничего не видят.
Одного из пациентов, Д.Б., исследовал психолог Л. Вайскранц. В своей книге «Слепое видение» он говорит: «После одной из подобных длительных серий «угадывания», когда он не сделал практически ни одной ошибки, ему сказали, насколько хорошо он справился. В интервью, которое далее последовало и которое было записано, Д.Б. выразил определенное удивление. «Вы знаете, насколько хорошо у вас получилось?» — спросили его. «Нет, — ответил он, — не знаю, так как я ничего не видел… вообще ни черта не видел». «Вы можете сказать, как вам удавалось угадывать — что помогало вам сказать, была ли она расположена вертикально или горизонтально?». «Нет, так как я ничего не видел, я просто не знаю». В конце концов его спросили: «Вы действительно не знали, что называли все правильно?». «Нет», — ответил он, все еще с ноткой недоверия.
Объяснение оказалось таким: оптическая информация от глаза обрабатывается различными областями мозга — и по-разному. Только нормальный способ обработки ведет к осознанию. Другие связи между глазами и мозгом к осознанию не ведут. Таким образом, когда нормальный путь обработки оптической информации нарушается, так как часть мозга не функционирует или была удалена, у пациента нет восприятия зрения. Но тем не менее он видит — и его поведение это доказывает.
Сложно представить более показательный пример восприятия без осознания.
Около 1980 года интенсивные исследования привели к обнаружению феномена, который получил название «прайминг». Он представляет интерес в первую очередь потому, что включает в себя очевидные «когнитивные» процессы — не просто обычное восприятие, но и распознавание слов и других значимых объектов.
Эксперимент по праймингу мог представлять собой, к примеру, две демонстрации предметов с помощью тахистоскопа. Первая демонстрация проходит настолько быстро, что испытуемый не может понять, что ему показывают. Вторая состоит из объекта (слово или изображение), относительно которого испытуемому нужно определиться: «Это настоящее слово? Этот объект возможен?». Если между двумя изображениями есть связь, испытуемые гораздо быстрее понимают, что изображено на второй картинке.
Другими словами, человек может чему-то научиться на основе раздражителя, который настолько быстр, что он не может его воспринять. И испытуемые понятия не имеют, почему они оказались настолько умными.
В качестве научного результата это очень интересно. Но не менее интересно это и применительно к нашей повседневной жизни.
В 1987 году психолог Джон Ф. Килстром написал в журнале «Science» о перспективах прайминга и других образцов подпорогового восприятия: «Подобная деятельность по обработке информации является вдвойне бессознательной: ни сами раздражители, ни когнитивные процессы, с помощью которых они обрабатываются, недоступны сознательному восприятию. Подобные вдвойне бессознательные процессы тем не менее оказывают огромное влияние на социальное взаимодействие. Посредством того, что социальные суждения становятся рутинными процедурами, мы можем, к примеру, сформировать впечатление о людях, не имея никакого сознательного представления о перцептуально-когнитивном базисе, который при этом используется». И далее: «Большое число социальных суждений и выводов, особенно тех, которые управляют первыми впечатлениями, выполняются посредством подобных бессознательных процессов».
Мы говорим не просто о любви с первого взгляда. Это касается многих быстрых суждений, которые мы делаем о других людях — и не всегда добровольно. Как часто мы обнаруживаем, что не можем избавиться от первого впечатления о человеке, к которому желали бы проявить симпатию, но по отношению, к которому «встали не с той ноги»? Как часто, к своей тревоге, мы обнаруживаем, что просто не можем заставить «химию» в голове работать в ситуации, где очень бы этого хотели?
Феномены, подобные праймингу, практически прямо указывают на существование каналов большой пропускной способности в дереве речи, более быстрых, чем язык и сознание. Информация, которая поступает через глаза, оказывает влияние на нашу способность читать слова и образы через сознательный канал.
В 1990 году два психолога — канадец Эндель Тулвинг и американец Дэниел Шахтер — написали в журнале «Science»: «Мы все еще знаем о прайминге относительно мало на этой ранней стадии исследования. Тем не менее кажется ясным, что он играет более важную роль в человеческих отношениях, чем можно предположить из факта его столь позднего открытия. Несмотря на то, что прайминг можно обнаружить только в тщательно контролируемых экспериментальных условиях, аналогичные состояния часто возникают естественным образом, вне лабораторий. Следовательно, было бы разумно предположить, что прайминг повсеместно происходит в повседневной жизни».
«Одна из поразительных особенностей прайминга заключается в том, что он, в отличие от других форм когнитивной памяти, является бессознательным. Человек, воспринимающий знакомый ему объект, не имеет представления о том, что воспринимаемое является таким же результатом работы памяти, как и восприятия. Тот факт, что люди на сознательном уровне не знают о прайминге, возможно, объясняет его позднее открытие. Сложно исследовать явление, о существовании которого человек не подозревает».
Множество переживаний и ощущений, через которые мы проходим в повседневной жизни, могут подразумевать узнавание чего-то, что мы не узнаем сознательно. Примерами этого могут служить не только случаи дежа вю (когда мы узнаем что-то, но не знаем почему), но и случаи, когда нам с первого взгляда нравится дом, женщина или шоколадный торт.
Новый всплеск интереса к этой сфере можно ожидать от индустрии рекламы — и новые споры психологов по вопросам этики.
Но не только подпороговое восприятие говорит нам о том, что сознание не имеет представления о многом, что происходит внутри нас. Большое количество навыков, которые мы используем в повседневной жизни, не являются сознательными в момент, когда мы их применяем. Мы можем научиться автоматическим процессам, которые получаются у нас лучше всего, когда мы о них не думаем. Мы можем утверждать, что это полезно для нашей работы или для спорта.
Мы в состоянии ехать на велосипеде — но не можем объяснить, как у нас это получается. Мы умеем писать — но не можем объяснить это в процессе письма. Мы можем играть на музыкальных инструментах, но чем лучше у нас это получается, тем сложнее нам бывает объяснить, что происходит.
Изучение этих навыков контролируется сознанием, а вот их применение — нет. Когда мы учимся говорить на иностранном языке, играть в новую игру или ориентироваться в городе, сначала мы ощупываем свой путь, заикаемся и запинаемся, смущенные и неловкие. Но вдруг происходит изменение — и мы начинаем делать это лучше всего, когда не думаем о том, что делаем. Как только мы начинаем думать, что сейчас мы говорим на языке, который знаем не очень хорошо — мы осознаем, что пытаемся сделать, и это сразу же получается у нас хуже, чем раньше.
Хождение во сне — это деятельность, которая может подразумевать определенное восприятие окружающего мира (дети во сне добираются до туалета, даже если на их пути стоит стул), но оно сопровождается полным отсутствием осознания того, что происходит.
В конце концов наше тело воспринимает очень многое, что имеет к нему отношение, из своего окружения, даже если мы сознательно об этом не знаем: температура воздуха, давление и перемещение. Если мы на мгновение оценим свои шансы выживания в современном мире без использования подсознательного восприятия и выбора поведения, мы сразу сможем понять, какое количество подпороговой деятельности должно происходить в нашей голове.
«Теперь мы четко знаем одно, — писал в журнале «Science» в 1987 году Джон Килстром. — Сознание не может быть идентифицировано с определенными перцептивно-когнитивными функциями, такими, как конкретный ответ на раздражители, восприятие, память или высшие умственные процессы, задействованные в вынесении суждений или решении задач. Все эти функции могут иметь место вне сознательного восприятия. Сознание скорее является экспериментальным качеством, которое может сопутствовать любой из этих функций.
Картина совершенно ясна: внутри нас совершается масса того, о чем мы не имеем представления. Но все же остается место для критики и споров. Недавно, в 1986 году, бельгийский психолог Даниэль Холендер доказал, что в ходе некоторых исследований возникли сложности, которые привели к вере в существование подсознательного восприятия и автоматического применения навыков.
Методологические сложности, которые возникают, когда мы пытаемся доказать, что на людей влияет нечто, о чем они не знают, естественно, нужно принимать во внимание. Как раз потому, что подпороговое восприятие является настолько важной частью человека, необходимо, чтобы мы изучали его настолько тщательно и честно, насколько это возможно. И как раз потому, что возможности применения этого аспекта человеческой природы в целях контроля и манипуляции являются колоссальными, жизненно важно заверить общественность: этот феномен изучается независимыми учеными. Нет смысла прятать голову в песок, как это делали психологи в 60-е годы. Подпороговое восприятие — это реальность, о которой обязательно нужно знать.
С точки зрения здравого смысла предельно ясно, что подпороговое восприятие действительно должно существовать. Помните, что производительность сознания значительно меньше, чем производительность наших органов чувств. Если вся информация, которая проходит через наши органы чувств, просто отсеивается, за исключением той небольшой части, о которой мы знаем, как мы можем быть уверены, что именно эта часть и является правильной?
Если сознание и понимание — это не просто роскошь для тех людей, у которых есть время читать книги, тому должна быть причина — биологическая причина. Для чего нам нужно тело и сенсорный аппарат, который собирает такое немыслимое количество информации из нашего окружения, даже если мы об этом не знаем? Нам это нужно, потому что мы должны знать о фауне джунглей и о том, как меняются цвета на светофоре, если мы хотим выжить. Но если сознание просто наугад выбирает информацию из того потока, который к нам приходит, особой пользы в этом не будет.
Обязательно должна существовать определенная степень «мудрости» в том, как производится сортировка — в противном случае мы просто случайно выбирали бы что-то для своего сознания, не имея никакой связи с тем, что действительно важно.
Сознание базируется на невероятном отсеивании информации, и мастерство сознания заключается не в той информации, которую оно содержит, а в той, которой в нем нет.
Практичнее всего было бы иметь возможность вспомнить телефонный номер на память в тот момент, когда нам нужно позвонить. Но не слишком умно помнить сотню телефонных номеров и список покупок впридачу, когда мы хотим сделать этот звонок. Замечательно иметь возможность замечать ягоды в лесу, когда мы отправляемся на прогулку — но это не слишком поможет, если за вами бежит тигр.
Сознание изобретательно потому, что оно знает, что является важным. Но сортировка и интерпретация, которые ему необходимы для того, чтобы знать, что же важно, не сознательны. Настоящий секрет, который стоит за сознанием — это подпороговое восприятие и сортировка.
Можно привести множество повседневных примеров. Возьмем, к примеру, главную улицу вашего города: есть ли на ней магазин тканей? Многие люди могут годами жить возле определенных магазинов и не иметь представления об этих магазинах — до того самого дня, когда им потребуется такой магазин и они либо найдут его сами, либо им кто-то этот магазин укажет. И далее они уже не представляют себе, как они могли ходить по улице так много раз, не имея представления о существовании этого магазина.
«Сознание — это гораздо меньшая часть нашей ментальной жизни, чем мы осознаем, так как мы не можем осознавать того, что мы не осознаем, — написал американский психолог Джулиан Джейнс в своей важной работе 1976 года «Происхождение сознания в свете теории двухпалатного ума», к которой мы еще вернемся в следующей главе. Он продолжает: «Как просто это сказать — и как сложно понять! Это как попросить фонарик найти в темной комнате предмет, который не может светиться сам по себе. Так как куда бы ни повернулся фонарик, там будет свет, фонарик может прийти к заключению, что свет есть везде. Так и сознанию может показаться, что оно присутствует везде, когда на самом деле это не так».
Джеймс указывает, к примеру, на такую проблему: какое количество времени мы находимся в сознании? Мы в сознании в течение всего времени, когда не спим? «Да», — ответил бы автоматически каждый из нас. Но тогда возникает такой вопрос: как мы можем узнать о моментах, когда мы не в сознании? Точно так же, как фонарик, который может видеть что-то только тогда, когда он светит, мы можем осознавать себя в определенные моменты только тогда, когда находимся в сознании. Если бы мы просто были, мы не могли бы знать, что находимся не в сознании. «Следовательно, мы находимся в сознании меньше времени, чем полагаем, так как мы не можем осознавать те моменты, когда мы ничего не осознаем», — пишет Джейнс.
Мы можем возразить, что это применимо только к моментам, когда мы, к примеру, выходим на вечернюю прогулку или ковыряемся в носу. Но ведь есть моменты, когда мы полностью осознаем, что происходит — когда мы думаем, к примеру, или читаем.
«Тот факт, что вы можете помнить смысл последнего прочитанного предложения, но не каждое его слово — это повседневное наблюдение, — пишут британские психологи Ричард Латто и Джон Кампион. Они продолжают: — Когда вы читаете это предложение, описать, что именно вы осознаете, довольно сложно, хотя вы точно знаете, что что-то осознаете». Или нет? Но ведь процесс думания … наверняка это сознательная активность, как вы думаете?
«Я настаиваю на том, что когда я действительно думаю, в моем уме полностью отсутствуют слова, — писал франко-американский математик Жак Хадамард в своем знаменитом «Эссе о психологии открытий в области математики» в 1945 году. — Даже после того, как я читаю или слышу вопрос, все слова исчезают в тот самый момент, когда я начинаю об этом думать, и слова не появляются в моем сознании до тех пор, пока я не закончу или не прекращу исследование… Я полностью согласен с Шопенгауэром, когда он пишет: «Мысли умирают в тот момент, когда они облекаются в слова».
Книга Хадамарда базируется на анкете, в которой он задавал величайшим математикам своего времени такой вопрос: что они осознают, когда думают? Одним из тех, кто давал ему ответы, был Альберт Эйнштейн, который написал: «Слова языка, написанные или сказанные, не играют никакой роли в моем механизме размышления. Физические сущности, которые служат элементами мысли — это определенные знаки и более-менее отчетливые образы, которые могут быть «намеренно» воспроизведены и скомбинированы».