Глава VI «O tempora, o mores!», – «О времена, о нравы!»

Глава VI

«O tempora, o mores!», – «О времена, о нравы!»

«Молодежь растлена до глубины души.

Молодые люди злокозненны и нерадивы».

Надпись на глиняном сосуде.

Вавилон. ХХХ-й век до н. э.

«Молодые строптивы, без послушания и уважения к старшим…

Несут миру погибель».

Надпись на гробнице фараона Гор-Аха.

Египет. ХХХ-й век до н. э.

Судя по расшифрованным надписям, содержащимся на артефактах весьма почтенного возраста, вот уже, как минимум, 5000 лет молодежь «растленна», «злокозненна», «нерадива», «строптива», «непослушна» и – «неуважительна к старшим».

Она все разваливает и разрушает.

Вот уже, по крайней мере, 5000 лет.

Разваливает-разваливает, разрушает-разрушает, и – все никак не доразваливает и не доразрушит.

А убеленные сединами и блистающие лысинами старцы как хаяли «м?лодежь», так и хают, как хулили ее, так и хулят.

Уж такая сложилась международная традиция.

Так что же получается?

Проблема: «Отцы и дети», – неизбывна, непреодолима и неразрешима?

Глобальна – судя по географии охвата ею?

И – имманентно присуща любому человеческому сообществу – судя по ее истории?

Вместе со всеми сопутствующими ей корвалольно-валидольными стрессами и инфарктно-инсультно-суициидальными их последствиям?

Разум этому противится.

И – неспроста.

«Однако» (до чего же все-таки прилипчив этот чукотский фольклор!), давайте отвечать на вопросы в порядке очередности их постановки.

Первым был вопрос по поводу неизбывности, непреодолимости и неразрешимости проблемы: «Отцы и дети».

С него и начнем.

Да, действительно, подавляющее – во всех смыслах – большинство ну очень авторитетных специалистов в области педагогики вообще и Воспитания в частности глубоко убеждено в том, что названная проблема не только неизбывна, непреодолима, неразрешима, но и полезна для развития.

Людей.

Их сообществ.

Включая человечество.

Дескать, из конфликта поколений в м?ках и страданиях рождалось и рождается новое: идеи; слова; вещи.

Да, конечно, существует такое мнение, которое с наибольшей выразительностью сформулировал Бернар ле Бовье де Фонтенель в своей книге «Entretiens sur la pluralit ? des mondes» – «Разговоры о множестве миров»: «Новая идея – это клин, который входит только толстым концом».

Куда – не уточнил.

И, если бы не злополучное слово «только», то с автором этой экстравагантной идеи можно было бы в принципе согласиться.

Тем не менее, Истории известно множество примеров, когда новые идеи, обретшие – фактически сразу же после их генерирования – удобное и полезное для пользователей материальное воплощение, входили в практику и из нее – в общественное и индивидуальное сознание людей не только не «толстым концом», а – прямо «как нож в масло».

Например, канализация, анестезия, пенициллин, лампочка накаливания.

Без какой бы то ни было реакции их отторжения.

В том числе, и поколениями «отцов».

Более того, некоторые «отцы» и даже «праотцы» работающих и сегодня идей, пребывая в весьма почтенном возрасте, не только не являлись ретроградами – противниками новых, чрезвычайно смелых проектов, но и сами становились их авторами, носителями, выразителями и внедрителями-внедрятелями.

Так, например, создатель первой в мире серийно производимой электрической лампочки накаливания Томас Алва Эдисон изобрел железо-никелевый аккумулятор в 1908-м году, когда ему исполнилось 60 лет от роду.

Лауреат Нобелевской премии (1950-й г.), Бертран Рассел создал Международный трибунал по расследованию военных преступлений во Вьетнаме в 1966-м году.

Годков ему в тот момент было аж девяносто четыре.

В том, что американские войска таки были вынуждены покинуть Индокитайский полуостров, несомненно, есть и заслуга Бертрана Рассела.

Так что, к глубокому прискорбию высоколобых и высокочтимых мужей от педагогики, приходится признать: слухи о том, что новые идеи рождаются из конфликта «отцов» и «детей», оказались значительно преувеличенными.

Отсюда следует со всей неизбывной неизбежностью то, что конфликт «отцов» и «детей» не является необходимым условием генерирования и внедрения новых, прогрессивных идей.

Соответственно, раз настоятельной необходимости для осуществления такой благородной миссии в конфликте поколений нет, а никакой другой пользы от него за, как минимум, пять тысяч лет никто придумать так и не удосужился, то этот конфликт должен быть квалифицирован в качестве болезни.

Социальной.

Наряду с алкоголизмом, наркоманией супружеским мордобоем.

От всего которого пользы тоже ровно столько же.

То есть – нисколько.

Если только не принимать во внимание гипотетическую возможность того, что один мордобойствующий супруг – воинствующий садист, а вторая/второй (сегодня, как известно, возможны варианты), – закоренелый мазохист.

Впрочем, даже в этом, прямо скажем, экстравагантном случае о полном, по крайней мере, психическом здоровье участников гипотетических событий такого рода говорить не приходится.

Любые же болезни или расстройства здоровья, будь-то физические, физиологические, психические или социальные, как известно еще со времен Гиппократа, лучше и легче предотвратить, чем лечить.

Только вот возможно ли это?

А что если конфликт поколений изначален для человеческого сообщества?

Тогда – как?

Так, как говорится: «Против лома нет приема»?

И: «Не тратьте, куме, силы, спускайтесь-ка на дно»?

Так?

Обратимся к Льюису Генри Моргану.

Точнее, к его книге под странноватым названием: «Лига ходеносауни или ирокезов», впервые изданной в 1851-м году и сразу же ставшей мировым бестселлером, по крайней мере, на какое-то время.

О ее главной особенности, отличающей ее от всех работ всех предшественников, трудившихся в области освещения жизни и быта каких бы то ни было аборигенов, в своем предисловии к «Лиге» пишет сам Морган: «Поскольку данная работа не опирается на авторитеты, то у читателя может возникнуть вопрос: откуда взят материал для нее, либо же насколько заслуживают доверия высказанные в ней положения. Поэтому тут уместно будет сообщить, что в ранней молодости обстоятельства жизни автора, о которых тут нет смысла говорить, вызвали не только частое общение его с ирокезами, но и привели к усыновлению его племенем сенека».

Неординарностью ситуации написания этой книги в значительной мере была обусловлена и необычность ее содержания, и нетривиальность формы его изложения.

По своей сути книга «Лига ходеносауни или ирокезов» – это конспект того, что удалось увидеть, услышать и – спровоцировать увиденное и услышанное ее автору.

Непосредственно в процессе его пребывания среди ирокезов в качестве… ирокеза.

То есть, в данном случае цивилизованному Льюису Генри Моргану предоставилась уникальная возможность: соединить в себе качества наблюдателя за жизнью нецивилизованных индейцев-ирокезов племени сенека, и – одновременно – непосредственного участника событий, происходящих в этом племени.

Возможность, которой он сполна воспользовался, написав, кроме «Лиги», еще и «Дом? и домашняя жизнь американских туземцев», и «Системы родства и свойства человеческой семьи», и «Древнее общество или исследование линий человеческого прогресса», – наилучшая для достоверного понимания иного, принципиально отличающегося от обычного для человека «индустриальной», а, тем более, – «постиндустриальной» эпохи, уклада жизни.

Такого, который во многом странен нам, и пред которым мы, считающие себя людьми цивилизованными, предстаем дикарями.

Да, да, именно так.

Так, в частности, Льюис Морган пишет о той неловкой ситуации, которую он создал своим вопросом, адресованным к ирокезам: как на их языке звучит слово, соответствующее по своему смыслу английскому слову suicide?

То есть, Морган, составляя свой англо-ирокезский и ирокезо-английский словарь, хотел узнать, каким словом у этих – нецивилизованных, казалось бы, людей выражается то, что мы, люди цивилизованные называем самоубийством.

Вполне нормальный вопрос.

На наш, цивилизованный взгляд.

Не правда ли?

Но, как оказалось, спрошенное вызвало не просто недоумение, но – шок.

Возникла многозначительная и тягостная пауза.

Исследователь, проявив недюжинную настойчивость, попытался объяснить, что именно он хочет узнать, но чем больше он объяснял, тем б?льшее смятение в рядах вопрошенных он вызывал своими объяснениями.

В конце концов один из индейцев, предварив свой встречный вопрос всевозможными извинениями, все же спросил: «А зачем человеку себя убивать?».

Поставьте себя на место Льюиса Моргана, и Вы почувствуете, насколько ему стало стыдно.

И за себя, цивилизованного, и за ту цивилизацию, которую он в данном случае представлял.

На сегодня мы уже доцивилизовывались до того, что Всемирной организацией здравоохранения (ВОЗ) – при поддержке и под протекторатом ООН – день 10 сентября, начиная с 2003-го года, провозглашен Всемирным днем предотвращения самоубийств (World Suicide Prevention Day), поскольку дошло, наконец, до мировой общественности, что «с этим что-то делать надо, надо что-то предпринять».

Ведь по данным ВОЗ в третьем тысячелетии от самоубийств ежегодно погибает – по явно заниженным данным – около миллиона людей (более точно цифры указать невозможно из-за практически повсеместного стремления государственных органов и официальных учреждений представлять самоубийства, особенно, среди детей и подростков, как несчастные случаи, ведь даже самым задубелым чиновникам иногда бывает стыдно).

То есть, сейчас гибнет от самоубийств больше людей, чем во всех происходящих ныне войнах, вооруженных конфликтах, террористических актах и от всех насильственных убийств, вместе взятых.

Сколько среди самоубийц наличествует сегодня детей и подростков – продуктов и жертв той или иной системы Воспитания – тайна, покрытая мраком официозной статистики и ее идеологов, прикрывающих срам постыдного фиговым листком официальной статотчетности.

Впрочем, ни в?йны, ни вооруженные конфликты, ни террористические акты, ни насильственные смерти, инициаторами, идеологами, организаторами и исполнителями каждой и каждого из которых обязательно являются, опять-таки, продукты той или иной системы Воспитания, также не делают чести нашей цивилизации.

И – не приносят ей ни доблести, ни славы.

И – ни в коей мере не могут служить предметом гордости.

Наоборот – вполне.

В ситуации, вынуждающей испытывать стыд и срам за всю свою цивилизацию, бедняга Льюис Морган оказывался неоднократно.

Например, спросив, о том, какие наказания ирокезами применяются к детям.

Тут же следовала очередная немая сцена.

В неизбывной глубине которой таился невысказанным все тот же сакраментальный встречный вопрос: «А зачем?».

Действительно, зачем наказывать ребенка, если он ведет себя в полнейшем соответствии с его возрастным статусом?

Да, безусловно, ребенок час от часу шалит.

Да, иногда вместе со своими сверстниками всей гурьбой они носятся, как угорелые, и шумят, как оголтелые.

Ну и что?

Это – их прерогатива: шалить, носиться до упаду и – шуметь! – жизнерадостно и жизнеутверждающе.

Да, они – люди.

Но – еще не взрослые.

Которые – тоже люди.

Но – уже не дети.

Всякому возрасту – свое время.

Не-взрослые люди, в обиходе именуемые: «дети», – со временем повзрослеют.

Они остепенятся.

И у них – сами собой – отпадут свойственные юному возрасту желания и стремления.

Как то: проворно лазать по деревьям, оглашая все обозреваемые окрестности победными тарзаньими воплями; или же самозабвенно бегать по лужам, разбрызгивая их содержимое по всем сторонам света.

Не забывая при этом набрызгать на себя и на всех окружающих.

В радиусе досягаемости брызг.

Все – путем.

Естественным.

Ведь все взрослые – это бывшие дети.

И все дети – это потенциально будущие взрослые.

И не следует пытаться преждевременно превращать девочек в бабушек, а мальчиков – в дедушек.

Вот это было бы противоестественно.

То есть, противно Природе.

Природа же не терпит издевательств и надругательств над собой.

За каждое подобное деяние Она воздает.

Соответственно содеянному.

Не безжалостно.

Не беспощадно.

Но – по большому счету – вполне справедливо.

Поскольку Природа не знает жалости и пощады, а вот справедливость как воздаяние, соответствующее содеянному, заложена в самом ее естестве.

Противоестественно отягощенные же преждевременно обрушившейся на них степенностью, чинностью и осанистостью, дети становятся одолеваемыми всевозможными комплексами, маниями и фобиями: ведь они не прошли подобающей их возрасту закалки – с «шишками» на лбу и со ссадинами на локтях и коленках.

Без закалки же нет смекалки.

Отсюда – неизбежные в таких случаях деструктивные для психики и для всей дальнейшей жизни последствия.

Ирокезы же жили в полном согласии с Природой.

По уже упоминавшемуся здесь принципу: всякому возрасту – свое время.

Да, конечно, их взрослые могли порой и шугануть не в меру расшалившихся и расшумевшихся своих «тинейджеров».

Но – беззлобно!

Безугрозно.

Безамбициозно.

Беспретензиозно.

Без нравоучений, наставлений и поучений.

Без возмущений.

Без обобщений.

Без визга, ?ра и истерик.

Не срывая на детях всю свою – взрослую – злость за свою не-сложившуюся жизнь, за все свои физические немощи и психические расстройства.

Ирокезские же «тинейджеры» к беззлобному их «шуганию» относились с полнейшим пониманием.

Не огрызаясь в ответ, не дерзя, не стремясь действовать по принципу:

«Ах, так?! Ну, мы вам сейчас покажем!!».

Они просто перемещали эпицентр взрыва своих эмоций и выброса своей кипучей и брызжущей во все стороны энергии.

В иное пространство.

Благо, простора для этого у ирокезов в те лучезарные для них времена было предостаточно.

Ну, и где же тут, скажите на милость, конфликт поколений?

Где тут «проблема отцов и детей»??

Не было.

У ирокезов.

Ни того, ни другой.

Как не было у индейцев-ирокезов и наказаний.

Потому что не было и преступлений.

И братоубийств не было.

И – отцеубийств.

И детоубийств.

Вообще – никаких убийств, включая самоубийства.

Не было.

И краж не было.

И – грабежей.

И разбойных нападений.

Все это было привнесено на землю ирокезов носителями цивилизации.

Вместе с: виселицами и электрическими стульями; камерами пыток и камерами предварительного заключения; следственными изоляторами и резервациями; гетто и особыми Воспитательными учреждениями для несовершеннолетних преступников.

Привнесено, привезено, принесено и доставлено.

Вместе с орудиями пыток.

Вместе с «огненной водой» и сифилисом.

То есть, вместе со всем тем «трешем» (от англ. trash – мусор), что, увы, непременно является деструктивным побочным продуктом внедрения нашей – на все лады рекламируемой и пропагандируемой нами же – цивилизации.

По крайней мере, на дико-образном этапе ее проникновения в ту сред?, для которой она изначально была инородной.

Вместе с «конфликтом поколений» и «проблемой» «отцов и детей».

Вместе с Системой Воспитания.

Обязательно основанной на таких атрибутах, как – по определению Иммануила Канта – «обетования и угрозы» (см. его «Opus postumum»).

Иными словами, непременно зиждущейся на «кнуте» и «прянике», только представленных в иной, нежели у Канта, последовательности.

То есть, на средствах, в определенной мере пригодных для дрессировки животных, но ни в коей мере не приемлемых – в силу своей в силу унизительности и оскорбительности – для отношений между людьми.

Весь этот историко-географический экскурс в этносферу современных Льюису Генри Моргану индейцев-ирокезов потребовался здесь отнюдь не для возбуждения у Вас, уважаемый Читатель острого приступа ностальгии по «ранешним» временам и идиллическим местам, не тронутым благами цивилизации: что было, то прошло, и к прошлому возврата нет.

Сей экзерсис призван лишь предоставить необходимую и, как надеется автор, достаточную информацию и аргументацию.

Для обоснования простого и незатейливого, как вигвам ирокеза, тезиса, гласящего, что проблема: «Отцы и дети», – не была ни изначально, ни имманентно присущей всем человеческим сообществам.

То есть, она имеет свое начало.

Как возникновение существования.

В пространстве.

И – во времени.

Значит, должна иметь и свой конец.

Как прекращение существования.

Но, как прозорливо заметил в свое время Марк Аврелий Августин Философ, пожалуй, единственный в Истории добро/совестный римский император, в Мире нет прекращения, а есть только превращения.

Соответственно, и проблема: «Отцы и дети», – появившись не из ниоткуда, не может исчезнуть в никуда.

В нее, надуманную, была преобразована действительно существующая вот уже, по меньшей мере, 5000 лет – судя по надписям на гробницах-горшках-черепках – ПРОБЛЕМА.

Только – не «отцов и детей».

Эту-то «проблему» как раз и «изобрели» «отцы».

Для того чтобы замаскировать полную свою неспособность справиться с инфицированной ими самими ПРОБЛЕМОЙ.

То есть, с той хворью, которой страдают сами «отцы».

Они же и стремятся не столько разделить с «детьми», но переложить с «больной головы на здоровую» ответственность за нее именно на «детей», фактически «заражая» ею их.

Хворь эта, выдаваемая «отцами» за проблему: «Отцы и дети», – на самом-то деле является ПРОБЛЕМОЙ ДУРНОВАТЫХ «ОТЦОВ» (последнее слово – в кавычках, поскольку в эту категорию, увы, попадают и матери), от которых хронически страдают бедняги-дети (слово «дети» здесь выделено курсивом потому что: см. эпиграф, предваряющий предисловие).

Из которых впоследствии вырастают дурноватые «отцы», от которых… – да, да, Вы не ошиблись в своем предположении – страдают их бедняги-дети!

В точности по схеме:

«У поп? была собака, он ее любил.

Она съела кусок мяса, он ее убил.

И, убивши, закопал.

И на камне напис?л,

Что…

У попа была собака, он ее любил…»

И так – до бесконечности.

Говоря словами Иммануила Канта, – до «дурной бесконечности геенических мучений» (см. его «Критику чистого разума»).

Так что же делать?

Как быть?

Чтобы разорвать-таки порочный круг этой дурной бесконечности?

Да так, чтобы без каких бы то ни было суицидальных потуг, без издевательств и надругательств человека над человеком?

В том числе – и над самим собой.

Как?

Во что же преобразуется проблема дурноватых «отцов», когда ее ослиные уши уже не удастся скрывать в изрядно поношенном, обтрепанном и дырявом мешке под названием Воспитание?

Вопрос, конечно же, интересный, но – преждевременный.

Не разберемся мы с ним, пока не узнаем, откуда же взялась дурь под названием Воспитание?

Ведь у индейцев-ирокезов ее не было и в помине!

Не было ее и у папуасов, обитавших на острове Маилу и на островах Тробриан.

Что, собственно и засвидетельствовал в своих трактатах британский антрополог и этнограф польского происхождения Бронислав Каспер Малиновский, долгое время живший, по примеру Льюиса Генри Моргана, среди туземцев (курсив обусловлен уничижительным смыслом, вкладываемым обычно в это слово, служащее для означивания нецивилизованных людей).

У «соседей» «тробрианцев» – балийцев – тоже не было Системы Воспитания, судя по тому, что написал о них американский антрополог и социолог Клиффорд Гиртц, также черпавший необходимую информацию непосредственно из своих собственных наблюдений.

На какие же размышления наводят, и к каким, собственно говоря, выводам приводят сведения, почерпнутые из трудов Бронислава Каспера Малиновского, Льюиса Генри Моргана и Клиффорда Гиртца?

Предлагается взять глобус.

На глобусе же – посмотреть.

Где находятся США и Канада – исконные обители их коренных обитателей, в том числе – индейцев-ирокезов, и где расположены острова Маилу, Тробриан и Бали?

Видите?

Далековато друг от друга, не правда ли?

А Системы Воспитания как таковой, как, впрочем, и самого Воспитания одинаково не было на всех этих, достаточно далеко отстоящих друг от друга территориях.

На всех них жили люди – такие же, как и мы с Вами, уважаемый, Читатель – с руками, ногами, головой и всем прочим, что причитается.

Только цивилизация добралась в их края несколько позже, чем до нашей срединной Родины.

Ведь наша большая РОДИНА – общая для всех людей планета Земля.

Малая – конкретный город, село, ПГТ, хутор, заимка, стойбище и иже с ними.

Срединная же – та страна, где каждый из нас удостоился или удосужился – неважно! – родиться, ведь любим-то мы ее, родимую, все равно, пусть даже и непутевую.

И здесь, где мы с Вами, уважаемый Читатель, проживаем и переживаем различные житейские катаклизмы, тоже когда-то не было Воспитания, и жили наши пращуры в мире и согласии с матушкой Природой.

Во всех-то ее ипостасях.

В том числе – с Природой возраста.

Не переча Ей и не пререкаясь с Ней.

Точь-в-точь, как и описанные Льюисом Генри Морганом индейцы-ирокезы.

Сразу же непременно возникают вопросы.

Как то:

– так как же это так: не было, не было Воспитания, и вдруг Оно появилось?;

– почему?;

– зачем?;

– для чего?;

– для кого?

Разберемся.