Глава VI «O tempora, o mores!», – «О времена, о нравы!»
Глава VI
«O tempora, o mores!», – «О времена, о нравы!»
«Молодежь растлена до глубины души.
Молодые люди злокозненны и нерадивы».
Надпись на глиняном сосуде.
Вавилон. ХХХ-й век до н. э.
«Молодые строптивы, без послушания и уважения к старшим…
Несут миру погибель».
Надпись на гробнице фараона Гор-Аха.
Египет. ХХХ-й век до н. э.
Судя по расшифрованным надписям, содержащимся на артефактах весьма почтенного возраста, вот уже, как минимум, 5000 лет молодежь «растленна», «злокозненна», «нерадива», «строптива», «непослушна» и – «неуважительна к старшим».
Она все разваливает и разрушает.
Вот уже, по крайней мере, 5000 лет.
Разваливает-разваливает, разрушает-разрушает, и – все никак не доразваливает и не доразрушит.
А убеленные сединами и блистающие лысинами старцы как хаяли «м?лодежь», так и хают, как хулили ее, так и хулят.
Уж такая сложилась международная традиция.
Так что же получается?
Проблема: «Отцы и дети», – неизбывна, непреодолима и неразрешима?
Глобальна – судя по географии охвата ею?
И – имманентно присуща любому человеческому сообществу – судя по ее истории?
Вместе со всеми сопутствующими ей корвалольно-валидольными стрессами и инфарктно-инсультно-суициидальными их последствиям?
Разум этому противится.
И – неспроста.
«Однако» (до чего же все-таки прилипчив этот чукотский фольклор!), давайте отвечать на вопросы в порядке очередности их постановки.
Первым был вопрос по поводу неизбывности, непреодолимости и неразрешимости проблемы: «Отцы и дети».
С него и начнем.
Да, действительно, подавляющее – во всех смыслах – большинство ну очень авторитетных специалистов в области педагогики вообще и Воспитания в частности глубоко убеждено в том, что названная проблема не только неизбывна, непреодолима, неразрешима, но и полезна для развития.
Людей.
Их сообществ.
Включая человечество.
Дескать, из конфликта поколений в м?ках и страданиях рождалось и рождается новое: идеи; слова; вещи.
Да, конечно, существует такое мнение, которое с наибольшей выразительностью сформулировал Бернар ле Бовье де Фонтенель в своей книге «Entretiens sur la pluralit ? des mondes» – «Разговоры о множестве миров»: «Новая идея – это клин, который входит только толстым концом».
Куда – не уточнил.
И, если бы не злополучное слово «только», то с автором этой экстравагантной идеи можно было бы в принципе согласиться.
Тем не менее, Истории известно множество примеров, когда новые идеи, обретшие – фактически сразу же после их генерирования – удобное и полезное для пользователей материальное воплощение, входили в практику и из нее – в общественное и индивидуальное сознание людей не только не «толстым концом», а – прямо «как нож в масло».
Например, канализация, анестезия, пенициллин, лампочка накаливания.
Без какой бы то ни было реакции их отторжения.
В том числе, и поколениями «отцов».
Более того, некоторые «отцы» и даже «праотцы» работающих и сегодня идей, пребывая в весьма почтенном возрасте, не только не являлись ретроградами – противниками новых, чрезвычайно смелых проектов, но и сами становились их авторами, носителями, выразителями и внедрителями-внедрятелями.
Так, например, создатель первой в мире серийно производимой электрической лампочки накаливания Томас Алва Эдисон изобрел железо-никелевый аккумулятор в 1908-м году, когда ему исполнилось 60 лет от роду.
Лауреат Нобелевской премии (1950-й г.), Бертран Рассел создал Международный трибунал по расследованию военных преступлений во Вьетнаме в 1966-м году.
Годков ему в тот момент было аж девяносто четыре.
В том, что американские войска таки были вынуждены покинуть Индокитайский полуостров, несомненно, есть и заслуга Бертрана Рассела.
Так что, к глубокому прискорбию высоколобых и высокочтимых мужей от педагогики, приходится признать: слухи о том, что новые идеи рождаются из конфликта «отцов» и «детей», оказались значительно преувеличенными.
Отсюда следует со всей неизбывной неизбежностью то, что конфликт «отцов» и «детей» не является необходимым условием генерирования и внедрения новых, прогрессивных идей.
Соответственно, раз настоятельной необходимости для осуществления такой благородной миссии в конфликте поколений нет, а никакой другой пользы от него за, как минимум, пять тысяч лет никто придумать так и не удосужился, то этот конфликт должен быть квалифицирован в качестве болезни.
Социальной.
Наряду с алкоголизмом, наркоманией супружеским мордобоем.
От всего которого пользы тоже ровно столько же.
То есть – нисколько.
Если только не принимать во внимание гипотетическую возможность того, что один мордобойствующий супруг – воинствующий садист, а вторая/второй (сегодня, как известно, возможны варианты), – закоренелый мазохист.
Впрочем, даже в этом, прямо скажем, экстравагантном случае о полном, по крайней мере, психическом здоровье участников гипотетических событий такого рода говорить не приходится.
Любые же болезни или расстройства здоровья, будь-то физические, физиологические, психические или социальные, как известно еще со времен Гиппократа, лучше и легче предотвратить, чем лечить.
Только вот возможно ли это?
А что если конфликт поколений изначален для человеческого сообщества?
Тогда – как?
Так, как говорится: «Против лома нет приема»?
И: «Не тратьте, куме, силы, спускайтесь-ка на дно»?
Так?
Обратимся к Льюису Генри Моргану.
Точнее, к его книге под странноватым названием: «Лига ходеносауни или ирокезов», впервые изданной в 1851-м году и сразу же ставшей мировым бестселлером, по крайней мере, на какое-то время.
О ее главной особенности, отличающей ее от всех работ всех предшественников, трудившихся в области освещения жизни и быта каких бы то ни было аборигенов, в своем предисловии к «Лиге» пишет сам Морган: «Поскольку данная работа не опирается на авторитеты, то у читателя может возникнуть вопрос: откуда взят материал для нее, либо же насколько заслуживают доверия высказанные в ней положения. Поэтому тут уместно будет сообщить, что в ранней молодости обстоятельства жизни автора, о которых тут нет смысла говорить, вызвали не только частое общение его с ирокезами, но и привели к усыновлению его племенем сенека».
Неординарностью ситуации написания этой книги в значительной мере была обусловлена и необычность ее содержания, и нетривиальность формы его изложения.
По своей сути книга «Лига ходеносауни или ирокезов» – это конспект того, что удалось увидеть, услышать и – спровоцировать увиденное и услышанное ее автору.
Непосредственно в процессе его пребывания среди ирокезов в качестве… ирокеза.
То есть, в данном случае цивилизованному Льюису Генри Моргану предоставилась уникальная возможность: соединить в себе качества наблюдателя за жизнью нецивилизованных индейцев-ирокезов племени сенека, и – одновременно – непосредственного участника событий, происходящих в этом племени.
Возможность, которой он сполна воспользовался, написав, кроме «Лиги», еще и «Дом? и домашняя жизнь американских туземцев», и «Системы родства и свойства человеческой семьи», и «Древнее общество или исследование линий человеческого прогресса», – наилучшая для достоверного понимания иного, принципиально отличающегося от обычного для человека «индустриальной», а, тем более, – «постиндустриальной» эпохи, уклада жизни.
Такого, который во многом странен нам, и пред которым мы, считающие себя людьми цивилизованными, предстаем дикарями.
Да, да, именно так.
Так, в частности, Льюис Морган пишет о той неловкой ситуации, которую он создал своим вопросом, адресованным к ирокезам: как на их языке звучит слово, соответствующее по своему смыслу английскому слову suicide?
То есть, Морган, составляя свой англо-ирокезский и ирокезо-английский словарь, хотел узнать, каким словом у этих – нецивилизованных, казалось бы, людей выражается то, что мы, люди цивилизованные называем самоубийством.
Вполне нормальный вопрос.
На наш, цивилизованный взгляд.
Не правда ли?
Но, как оказалось, спрошенное вызвало не просто недоумение, но – шок.
Возникла многозначительная и тягостная пауза.
Исследователь, проявив недюжинную настойчивость, попытался объяснить, что именно он хочет узнать, но чем больше он объяснял, тем б?льшее смятение в рядах вопрошенных он вызывал своими объяснениями.
В конце концов один из индейцев, предварив свой встречный вопрос всевозможными извинениями, все же спросил: «А зачем человеку себя убивать?».
Поставьте себя на место Льюиса Моргана, и Вы почувствуете, насколько ему стало стыдно.
И за себя, цивилизованного, и за ту цивилизацию, которую он в данном случае представлял.
На сегодня мы уже доцивилизовывались до того, что Всемирной организацией здравоохранения (ВОЗ) – при поддержке и под протекторатом ООН – день 10 сентября, начиная с 2003-го года, провозглашен Всемирным днем предотвращения самоубийств (World Suicide Prevention Day), поскольку дошло, наконец, до мировой общественности, что «с этим что-то делать надо, надо что-то предпринять».
Ведь по данным ВОЗ в третьем тысячелетии от самоубийств ежегодно погибает – по явно заниженным данным – около миллиона людей (более точно цифры указать невозможно из-за практически повсеместного стремления государственных органов и официальных учреждений представлять самоубийства, особенно, среди детей и подростков, как несчастные случаи, ведь даже самым задубелым чиновникам иногда бывает стыдно).
То есть, сейчас гибнет от самоубийств больше людей, чем во всех происходящих ныне войнах, вооруженных конфликтах, террористических актах и от всех насильственных убийств, вместе взятых.
Сколько среди самоубийц наличествует сегодня детей и подростков – продуктов и жертв той или иной системы Воспитания – тайна, покрытая мраком официозной статистики и ее идеологов, прикрывающих срам постыдного фиговым листком официальной статотчетности.
Впрочем, ни в?йны, ни вооруженные конфликты, ни террористические акты, ни насильственные смерти, инициаторами, идеологами, организаторами и исполнителями каждой и каждого из которых обязательно являются, опять-таки, продукты той или иной системы Воспитания, также не делают чести нашей цивилизации.
И – не приносят ей ни доблести, ни славы.
И – ни в коей мере не могут служить предметом гордости.
Наоборот – вполне.
В ситуации, вынуждающей испытывать стыд и срам за всю свою цивилизацию, бедняга Льюис Морган оказывался неоднократно.
Например, спросив, о том, какие наказания ирокезами применяются к детям.
Тут же следовала очередная немая сцена.
В неизбывной глубине которой таился невысказанным все тот же сакраментальный встречный вопрос: «А зачем?».
Действительно, зачем наказывать ребенка, если он ведет себя в полнейшем соответствии с его возрастным статусом?
Да, безусловно, ребенок час от часу шалит.
Да, иногда вместе со своими сверстниками всей гурьбой они носятся, как угорелые, и шумят, как оголтелые.
Ну и что?
Это – их прерогатива: шалить, носиться до упаду и – шуметь! – жизнерадостно и жизнеутверждающе.
Да, они – люди.
Но – еще не взрослые.
Которые – тоже люди.
Но – уже не дети.
Всякому возрасту – свое время.
Не-взрослые люди, в обиходе именуемые: «дети», – со временем повзрослеют.
Они остепенятся.
И у них – сами собой – отпадут свойственные юному возрасту желания и стремления.
Как то: проворно лазать по деревьям, оглашая все обозреваемые окрестности победными тарзаньими воплями; или же самозабвенно бегать по лужам, разбрызгивая их содержимое по всем сторонам света.
Не забывая при этом набрызгать на себя и на всех окружающих.
В радиусе досягаемости брызг.
Все – путем.
Естественным.
Ведь все взрослые – это бывшие дети.
И все дети – это потенциально будущие взрослые.
И не следует пытаться преждевременно превращать девочек в бабушек, а мальчиков – в дедушек.
Вот это было бы противоестественно.
То есть, противно Природе.
Природа же не терпит издевательств и надругательств над собой.
За каждое подобное деяние Она воздает.
Соответственно содеянному.
Не безжалостно.
Не беспощадно.
Но – по большому счету – вполне справедливо.
Поскольку Природа не знает жалости и пощады, а вот справедливость как воздаяние, соответствующее содеянному, заложена в самом ее естестве.
Противоестественно отягощенные же преждевременно обрушившейся на них степенностью, чинностью и осанистостью, дети становятся одолеваемыми всевозможными комплексами, маниями и фобиями: ведь они не прошли подобающей их возрасту закалки – с «шишками» на лбу и со ссадинами на локтях и коленках.
Без закалки же нет смекалки.
Отсюда – неизбежные в таких случаях деструктивные для психики и для всей дальнейшей жизни последствия.
Ирокезы же жили в полном согласии с Природой.
По уже упоминавшемуся здесь принципу: всякому возрасту – свое время.
Да, конечно, их взрослые могли порой и шугануть не в меру расшалившихся и расшумевшихся своих «тинейджеров».
Но – беззлобно!
Безугрозно.
Безамбициозно.
Беспретензиозно.
Без нравоучений, наставлений и поучений.
Без возмущений.
Без обобщений.
Без визга, ?ра и истерик.
Не срывая на детях всю свою – взрослую – злость за свою не-сложившуюся жизнь, за все свои физические немощи и психические расстройства.
Ирокезские же «тинейджеры» к беззлобному их «шуганию» относились с полнейшим пониманием.
Не огрызаясь в ответ, не дерзя, не стремясь действовать по принципу:
«Ах, так?! Ну, мы вам сейчас покажем!!».
Они просто перемещали эпицентр взрыва своих эмоций и выброса своей кипучей и брызжущей во все стороны энергии.
В иное пространство.
Благо, простора для этого у ирокезов в те лучезарные для них времена было предостаточно.
Ну, и где же тут, скажите на милость, конфликт поколений?
Где тут «проблема отцов и детей»??
Не было.
У ирокезов.
Ни того, ни другой.
Как не было у индейцев-ирокезов и наказаний.
Потому что не было и преступлений.
И братоубийств не было.
И – отцеубийств.
И детоубийств.
Вообще – никаких убийств, включая самоубийства.
Не было.
И краж не было.
И – грабежей.
И разбойных нападений.
Все это было привнесено на землю ирокезов носителями цивилизации.
Вместе с: виселицами и электрическими стульями; камерами пыток и камерами предварительного заключения; следственными изоляторами и резервациями; гетто и особыми Воспитательными учреждениями для несовершеннолетних преступников.
Привнесено, привезено, принесено и доставлено.
Вместе с орудиями пыток.
Вместе с «огненной водой» и сифилисом.
То есть, вместе со всем тем «трешем» (от англ. trash – мусор), что, увы, непременно является деструктивным побочным продуктом внедрения нашей – на все лады рекламируемой и пропагандируемой нами же – цивилизации.
По крайней мере, на дико-образном этапе ее проникновения в ту сред?, для которой она изначально была инородной.
Вместе с «конфликтом поколений» и «проблемой» «отцов и детей».
Вместе с Системой Воспитания.
Обязательно основанной на таких атрибутах, как – по определению Иммануила Канта – «обетования и угрозы» (см. его «Opus postumum»).
Иными словами, непременно зиждущейся на «кнуте» и «прянике», только представленных в иной, нежели у Канта, последовательности.
То есть, на средствах, в определенной мере пригодных для дрессировки животных, но ни в коей мере не приемлемых – в силу своей в силу унизительности и оскорбительности – для отношений между людьми.
Весь этот историко-географический экскурс в этносферу современных Льюису Генри Моргану индейцев-ирокезов потребовался здесь отнюдь не для возбуждения у Вас, уважаемый Читатель острого приступа ностальгии по «ранешним» временам и идиллическим местам, не тронутым благами цивилизации: что было, то прошло, и к прошлому возврата нет.
Сей экзерсис призван лишь предоставить необходимую и, как надеется автор, достаточную информацию и аргументацию.
Для обоснования простого и незатейливого, как вигвам ирокеза, тезиса, гласящего, что проблема: «Отцы и дети», – не была ни изначально, ни имманентно присущей всем человеческим сообществам.
То есть, она имеет свое начало.
Как возникновение существования.
В пространстве.
И – во времени.
Значит, должна иметь и свой конец.
Как прекращение существования.
Но, как прозорливо заметил в свое время Марк Аврелий Августин Философ, пожалуй, единственный в Истории добро/совестный римский император, в Мире нет прекращения, а есть только превращения.
Соответственно, и проблема: «Отцы и дети», – появившись не из ниоткуда, не может исчезнуть в никуда.
В нее, надуманную, была преобразована действительно существующая вот уже, по меньшей мере, 5000 лет – судя по надписям на гробницах-горшках-черепках – ПРОБЛЕМА.
Только – не «отцов и детей».
Эту-то «проблему» как раз и «изобрели» «отцы».
Для того чтобы замаскировать полную свою неспособность справиться с инфицированной ими самими ПРОБЛЕМОЙ.
То есть, с той хворью, которой страдают сами «отцы».
Они же и стремятся не столько разделить с «детьми», но переложить с «больной головы на здоровую» ответственность за нее именно на «детей», фактически «заражая» ею их.
Хворь эта, выдаваемая «отцами» за проблему: «Отцы и дети», – на самом-то деле является ПРОБЛЕМОЙ ДУРНОВАТЫХ «ОТЦОВ» (последнее слово – в кавычках, поскольку в эту категорию, увы, попадают и матери), от которых хронически страдают бедняги-дети (слово «дети» здесь выделено курсивом потому что: см. эпиграф, предваряющий предисловие).
Из которых впоследствии вырастают дурноватые «отцы», от которых… – да, да, Вы не ошиблись в своем предположении – страдают их бедняги-дети!
В точности по схеме:
«У поп? была собака, он ее любил.
Она съела кусок мяса, он ее убил.
И, убивши, закопал.
И на камне напис?л,
Что…
У попа была собака, он ее любил…»
И так – до бесконечности.
Говоря словами Иммануила Канта, – до «дурной бесконечности геенических мучений» (см. его «Критику чистого разума»).
Так что же делать?
Как быть?
Чтобы разорвать-таки порочный круг этой дурной бесконечности?
Да так, чтобы без каких бы то ни было суицидальных потуг, без издевательств и надругательств человека над человеком?
В том числе – и над самим собой.
Как?
Во что же преобразуется проблема дурноватых «отцов», когда ее ослиные уши уже не удастся скрывать в изрядно поношенном, обтрепанном и дырявом мешке под названием Воспитание?
Вопрос, конечно же, интересный, но – преждевременный.
Не разберемся мы с ним, пока не узнаем, откуда же взялась дурь под названием Воспитание?
Ведь у индейцев-ирокезов ее не было и в помине!
Не было ее и у папуасов, обитавших на острове Маилу и на островах Тробриан.
Что, собственно и засвидетельствовал в своих трактатах британский антрополог и этнограф польского происхождения Бронислав Каспер Малиновский, долгое время живший, по примеру Льюиса Генри Моргана, среди туземцев (курсив обусловлен уничижительным смыслом, вкладываемым обычно в это слово, служащее для означивания нецивилизованных людей).
У «соседей» «тробрианцев» – балийцев – тоже не было Системы Воспитания, судя по тому, что написал о них американский антрополог и социолог Клиффорд Гиртц, также черпавший необходимую информацию непосредственно из своих собственных наблюдений.
На какие же размышления наводят, и к каким, собственно говоря, выводам приводят сведения, почерпнутые из трудов Бронислава Каспера Малиновского, Льюиса Генри Моргана и Клиффорда Гиртца?
Предлагается взять глобус.
На глобусе же – посмотреть.
Где находятся США и Канада – исконные обители их коренных обитателей, в том числе – индейцев-ирокезов, и где расположены острова Маилу, Тробриан и Бали?
Видите?
Далековато друг от друга, не правда ли?
А Системы Воспитания как таковой, как, впрочем, и самого Воспитания одинаково не было на всех этих, достаточно далеко отстоящих друг от друга территориях.
На всех них жили люди – такие же, как и мы с Вами, уважаемый, Читатель – с руками, ногами, головой и всем прочим, что причитается.
Только цивилизация добралась в их края несколько позже, чем до нашей срединной Родины.
Ведь наша большая РОДИНА – общая для всех людей планета Земля.
Малая – конкретный город, село, ПГТ, хутор, заимка, стойбище и иже с ними.
Срединная же – та страна, где каждый из нас удостоился или удосужился – неважно! – родиться, ведь любим-то мы ее, родимую, все равно, пусть даже и непутевую.
И здесь, где мы с Вами, уважаемый Читатель, проживаем и переживаем различные житейские катаклизмы, тоже когда-то не было Воспитания, и жили наши пращуры в мире и согласии с матушкой Природой.
Во всех-то ее ипостасях.
В том числе – с Природой возраста.
Не переча Ей и не пререкаясь с Ней.
Точь-в-точь, как и описанные Льюисом Генри Морганом индейцы-ирокезы.
Сразу же непременно возникают вопросы.
Как то:
– так как же это так: не было, не было Воспитания, и вдруг Оно появилось?;
– почему?;
– зачем?;
– для чего?;
– для кого?
Разберемся.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.