Фрейд, Юнг…и другие

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Фрейд, Юнг…и другие

Фрейд полагал, что «сновидения обладают силой исцеления, утешения», а его последователь Ференци приписывал сновидениям «травмалитическую» роль: они призваны разрушать травмирующие впечатления, «переваривать» их, увлекая за собой в бессознательное. Особенно это верно для повторяющихся, «рецидивирующих» сновидений, цель которых состоит в постепенном стирании аффективного ореола, окружающего воспоминание о стрессовой ситуации.

Что касается Фрейда, сновидение у него часто представляет собой «невротический симптом», оно не является трансцендентным посланием свыше, а имманентным сообщением снизу, родом из «черного континента» бессознательных влечений. Юнг придавал сновидению чрезвычайно высокое значение, приписывая ему не только психологические и биографические основания, но бессознательное восприятие культурных глубин, общих для всего человечества. Согласно Юнгу, сновидения непрерывно простираются как к прошлому, так и к будущему: сновидение не прячет какое-нибудь вытесненное желание, но напротив выявляет содержание коллективного бессознательного и может даже приобретать эзотерическое значение.

А теперь посмотрим, как Перлз подходил к сновидению:

«Всевозможные элементы сновидения, – говорит он, – являются элементами личности. Так как цель каждого из нас состоит в том, чтобы стать здоровой личностью, т. е. единой, нам нужно собрать воедино различные фрагменты сновидения. Мы должны вновь обрести эти отброшенные и фрагментированные элементы нашей личности и таким образом восстановить скрытый потенциал, который проявляется в сновидении […]»

«В гештальт-терапии мы не интерпретируем сновидения. Мы с ними делаем нечто куда более интересное. Вместо того, чтобы анализировать сновидение и заниматься его «вскрытием», мы хотим вернуть его в жизнь. Способ, каким этого можно достигнуть, состоит в повторном переживании сновидения, как если бы оно разворачивалось в настоящий момент. Вместо того, чтобы рассказывать о нем, как о давно минувшей истории, осуществите его, проиграйте его в настоящем, чтобы оно стало частью Вас самих, которая в Вас на самом деле содержится […]. Если Вы хотите в одиночку работать со сновидением, запишите его, набросайте перечень, список всех его элементов, всех его деталей, а потом работайте с каждой, делаясь каждой их них…»

(из: «Сновидения и бытие в гештальт-терапии»)

Некоторые гештальтисты, такие как Изадор Фром, пошли намного дальше и рассматривали сновидение (особенно то, которое непосредственно предшествовало или наступало сразу после сеанса терапии) не только как проекцию, но также как ретрофлексию, т. е. как серьезное нарушение границы-контакт между клиентом и терапевтом: спящий бессознательно говорит самому себе нечто, вместо того, чтобы открыто сказать это своему терапевту.

«Фактически, – говорит Фром, – пациент в терапии в общем-то знает, что если он вспомнит сновидение, его надо будет рассказать своему терапевту. Итак, я предполагаю, что этим в некотором роде предопределяется содержание сновидения у пациента: это не просто сновидение, это сновидение, которое он расскажет своему терапевту.

[…]…Другими словами «ретрофлексию» можно было бы назвать «цензурой» или «удержанием»: пациент бессознательно рассказывает себе самому […] то, что он не хотел бы или не может сказать терапевту».

Итак, Фром вновь вводит (более или менее явно) понятие переноса:

«Перенос является «здесь и сейчас» проявлением тех чувств, которые существовали в прошлом […]. Прелесть переноса состоит в том, что позволяет ситуациям, незавершенным в прошлом – такими ситуациями занимается любая терапия – разрешиться в настоящем […]. Мы не способствуем развитию переноса, как это обычно делается в психоанализе, исходя из их метода. Но если мы его не развиваем, это не означает, что мы его устраняем […]. Было бы абсурдным говорить, что мы не используем перенос […]. Мы ставим вопросы, которые склоняют нашего пациента беспокоиться по поводу переноса и развязывать его».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.