Раздел 9 Влечение к жизни и влечение к смерти

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Раздел 9

Влечение к жизни и влечение к смерти

Одним из трудных для понимания явлений можно считать саморазрушительное поведение. Оно редко встречается среди животных, однако достаточно часто среди людей. Люди пьющие, принимающие наркотики, курящие или переедающие, знают, что такое поведение вредно для их здоровья Я знал человека, который называл каждую новую сигарету «гвоздем в гроб», но был не в состоянии удержаться от своей привычки; в конце концов, он умер от рака Нельзя отбросить мнение, что такие люди хотят смерти, но это объясняет не все. В них действует, хотя и на неосознанном уровне, подавленная злость Самым подходящим примером этого является самоубийство Психологи утверждают, что в основе желания убить себя лежит желание убить кого-то другого — родителя, жену или бывшего любовника. Когда человек подавляет это желание, то из-за чувства вины оно обращается против него самого.

Поскольку подавленная злость и враждебность характерны для поведения типа А, не удивительно, что люди этого типа склонны к саморазрушительным тенденциям Фридман описывает двух достигших успеха директоров, которые скрывали свои налоги от налоговой инспекции. И этот "недосмотр" стоил им карьеры. Хотели ли эти люди, в остальном совершенно здоровые, чтобы их на этом поймали? Хотел ли человек типа А, страдающий от сердечных приступов, болеть"> Удивительно, но некоторые признаются в этом. Фридман утверждает, что более половины тестируемых людей, перенесших сердечный приступ, не только не ожидали приступа, но также тосковали по нему. "Так чертовски приятно лежать тут, не имея никаких обязанностей, под присмотром симпатичных сестер", — сказал один из них.", Так приятно находиться вдали от фирмы, — говорил другой. — Знаете? Я хотел этого. И мне было все равно, выживу я или нет".

Для некоторых люден сердечный приступ — единственный способ избежать стресса и трудностей жизни. Случается, что лишь позднее они проводят в своей жизни изменения, которые помогли бы в свое время избежать приступа. Насколько велико их желание страдать, исходящее из глубокого чувства вины, что они готовы, лишь заплатив эту высокую цену, начать заботиться о себе?

Не возникает сомнений, что саморазрушительные тенденции могут охватить человека так сильно, что он чувствует себя буквально пойманным в ловушку. Поскольку силы, мотивирующие такое поведение, большей частью бессознательны, им невозможно противостоять с помощью воли. Пока человек не осознает их, он беззащитен.

Психиатрам известно, что болезнь часто дает пациентам вторичную выгоду. Больной человек окружается такой заботой и опекой, которых он до сих пор никогда не испытывал — все ухаживают за ним, как за грудными детьми, ничего не требуя взамен. Но в реальности никто не получает любовь просто так, поскольку опекун чувствует определенную обиду из-за забот, которые накладывает на него эта болезнь. (Я не говорю о врачах и медсестрах, которые принимают эту ответственность с выбором профессии, а о членах семей, борющихся за свою свободу. Таким образом, больной получает заботу за очень высокую цену. Сердечный приступ является непосредственной угрозой жизни, и нет гарантии выздоровления. Здесь речь идет не только о том, чтобы получить заботу, но и о желании смерти.

Люди часто выражают желание смерти; некоторые доходят до того, чтобы осуществить это намерение. Те, кто имеет тенденции к самоубийству, сознательно желают смерти. Они приписывают их трудностям и безнадежности собственной жизни. Мысли или фантазия самоубийцы являются отражением чувства: "Я этого больше не вынесу". Самоубийство имеет также и иное значение. Обычно, если человек не в состоянии переносить ситуацию, он старается ее изменить. Но человек с суицидальными тенденциями считает, что ее изменить невозможно, так как это окружающие, а не он должны были бы измениться по отношению к нему. Он ждет любви и принятия без всяких условий, всего того, что не получил от своих родителей в детстве. Когда же человек не получает этого от окружения, он испытывает неудовлетворенность. Эта злость углубляет чувство, что окружающие ждут от него чего-то, что он не в состоянии |им дать. Возникает сильное чувство вины. Такой человек, уничтожая себя, хочет этим ранить других. Он уверен, что Рони будут страдать, и часто так и происходит.

Женщина, старше сорока лет, разведенная, с двумя детьми, встречалась с мужчиной, который сказал, что не может на ней жениться, пока жива его мать. Женщина верила ему, несмотря на старания друзей, которые пытались объяснить ей, что это всего лишь отговорка. Эта связь продолжалась много лет. Наконец, мать мужчины умерла. Но когда женщина попыталась надавить на любовника с целью заставить его вступить в брак, он прервал с ней отношения. Позже она пыталась дважды покончить жизнь самоубийством, чтобы вызвать у этого человека чувство вины. Две попытки не увенчались успехом, но на третий раз ей все же удалось это осуществить.

Такое саморазрушительное поведение происходит, без сомнения, от подавления злости. Это то же, что приставить нож к своей груди. Но почему подавляется злость? Если мы ответим, что это страх, нам предстоит ответить, кого или чего? Человек, подавляющий злость, не осознает, что делает это от страха. В большинстве случаев подавляется также и страх, и человек очень плохо помнит давние ситуации, в которых он чувствовал одновременно злость и страх, что он будет наказан за свою злость. Пока он не вспомнит и не переживет заново эти чувства, мы не сможем понять, почему у него есть тенденции к саморазрушению. Этот процесс обычно имеет место в аналитической ситуации, цель которой — понять и затем изменить это поведение. Как уже давно утверждал Фрейд, в аналитической терапии существуют явления сопротивления и переноса. Сопротивление состоит в неосознанном блокировании пациентом усилий терапевта, когда тот старается помочь ему добраться до событий раннего периода жизни. Это сопротивление существует, несмотря на то, что пациент знает, что его излечение зависит от изменений, переживаемых им во время путешествий в свое прошлое. Перенесение связано с отношением к психотерапевту. Поскольку пациент должен его слушаться и нуждается в его помощи, он воспринимает психотерапевта как родителя, поэтому он испытывает к нему те конфликтные чувства, которые испытывал в отношении своих реальных родителей. Ожидая, что психотерапевт позаботится о нем как хороший родитель, пациент одновременно видит в нем плохого родителя, который может использовать его нужду для собственных целей. Чаще всего пациент скрывает свое недоверие и негативные чувства к терапевту, боясь, что в этом случае он рассердит его и не получит от него помощи. Сокрытие негативных чувств тормозит терапевтический процесс.

В процессе переноса пациент, в союзе с терапевтом, заново проигрывает ситуацию, которая привела его к нервному срыву. Этот процесс дает помогающему шанс понять, что привело пациента к этому. Теоретический анализ переноса должен освободить пациента от фиксации на событиях детства. Однако, так происходит очень редко, поскольку бессознательное сопротивление раскрытию всех своих эмоций и чувств сильно осложняет окончание анализа переноса. Пациент находится в ловушке переноса, а терапевт в ловушке контрпереноса. Поэтому терапия иногда не приносит желаемого результата. Пациент повторяет свое невротическое поведение, несмотря на его откровенно саморазрушающий характер. Будучи частым свидетелем такого поведения, Фрейд назвал его вынужденным повторением травмы необходимость которого испытывают пациенты, повторяя всю жизнь один и тот же болезненный, ведущий лишь к разочарованиям сценарий.

Саморазрушительный характер такого поведения Фрейд объяснял существованием инстинкта смерти, называемого Танатос. Как противовес саморазрушающему влиянию инстинкта смерти он принял идею инстинкта жизни, Эроса. У здорового человека Эрос защищает "я" от инстинкта смерти, направляя его во внешний мир в виде злости, или агрессии. Однако, если инстинкт жизни не силен настолько, чтобы справиться с этим, и в личности доминирует инстинкт смерти, злость возвращается внутрь к "я", приводя к состоянию, которое он назвал мазохизмом.

Многие аналитики приняли эту точку зрения, но я никогда не мог принять концепцию инстинкта смерти. Слово "инстинкт" всегда ассоциировалось у меня с жизнью. Однако мы не можем отрицать, что некоторые люди приводят себя к смерти. Их жизненные силы недостаточно сильны, чтобы удержать саморазрушающее поведение. Но это не означает, что такое поведение естественно или инстинктивно. Необходимо пристально присмотреться к такому человеку и к событиям его предыдущей жизни, чтобы понять, откуда возникла эта тенденция.

"Если я буду дышать, то я умру", — сказала мне одна из пациенток. Дыхание, наверняка, не относится к саморазрушающим вещам. Чем больше и полнее дышит человек, тем — более он жив. Чем больше он жив, тем более он чувствует Но когда его чувства болезненны до невозможности, он делает все для того, чтобы избежать контакта с ними, сопротивляясь и не признавая их существования. В этом случае он дышит поверхностно, чтобы меньше чувствовать.

Я говорю о пациентке, случай которой описывал ранее. Когда она была грудным ребенком, мать не реагировала на ее плач так долго, пока ее не стало рвать, и она чуть не задохнулась. Этот опыт оставил в молодом организме неизгладимый след — отчаянное желание любви слилось в ее понимании с риском болезненной смерти. Один травматический инцидент может и не вызвать у ребенка такой серьезной травмы, но в данном случае он определил тип отношений между матерью и ребенком. В этой истории поразительно то, что пациентка услышала ее от матери, которая рассказывала об этом с гордостью. Она не уступила ребенку! Она видела эту историю, как пример борьбы с ребенком за власть, борьбы, которую она выиграла. Дочь не столько проиграла борьбу за власть (ибо трудно допустить, что двенадцатимесячному ребенку знакомо понятие власти), сколько потеряла веру в свою мать. И хотя мать и дочь каким-то образом контактировали после этого, в их взаимоотношениях не было сердечности. В результате большую часть своей взрослой жизни пациентка страдала от депрессии. Ей приходилось силой заставлять себя исполнять ежедневные обязанности. На самом деле ей хотелось лечь и больше никогда не вставать. Это отражает борьбу человека за выживание, несмотря на разрывающую сердце боль, связанную с утратой любви. Поскольку без любви жизнь лишена смысла, выживание требует большой силы воли для того, чтобы побороть желание сдаться и умереть.

Большинство людей, страдающие от утраты любви, сопротивляются желанию смерти постоянной борьбой за то, чтобы заслужить себе любовь, добиваясь успехов, служа и исполняя ожидания других. Люди с разбитым сердцем должны добиться успеха. Их зубы сжаты в суровой решительности, поскольку поражение для них означает смерть. Они мобилизуют сознательную жажду жизни. Их девиз: "Я не сдамся, я справлюсь, ты мне не нужен". Эта воля, направленная на подавление чувств, является источником сопротивления в терапии и главным препятствием для здоровья.

Как часто встречается такое желание смерти? Я слышал, как его выражает множество пациентов и научился относиться к нему серьезно, с тех пор, как один пациент совершил самоубийство. Я не считаю каждого пациента, сказавшего такие слова, потенциальным самоубийцей, но каждый раз, когда я их слышу, я осознаю глубину скрытой боли. Я также знаю, что такой человек не хочет умереть, что в нем есть стремление к жизни.

Стремление к жизни и к смерти могут сосуществовать вместе, поскольку они исходят из разных слоев личности. Оценивая возможность самоубийства, необходимо понять силу каждого из этих чувств.

Не знаю, осознавал бы ли я, как часто встречается желание смерти, если бы не испытал его на себе. Несколько лет назад я плавал в бассейне, и когда моя голова оказалась под водой, я внезапно подумал, что не хочу ее поднимать. Чтобы поднять голову, требовалось усилие, а я устал заставлять себя. Как приятно так лежать и ничего не делать. Это было как бы возвращением в лоно. Но я знал, что если я не подниму голову, чтобы вдохнуть, то умру. Эта мысль не была слишком пугающей, однако я почувствовал, что хочу жить. Я поднял голову, вдохнул и поплыл дальше, но эта минута дала мне понять, как важна для меня жизнь.

В психотерапевтической практике мне неоднократно приходилось отмечать, что для моих пациентов жизнь — это борьба, для некоторых унылая, не оставляющая места для удовольствии и радости. Но они — не исключение. Многие люди ощущают глубокую усталость от ежедневной бесконечной борьбы. Если мы хотим испытать радость жизни, мы должны отбросить борьбу. Для взрослых война закончена. Мы проиграли, н больше уже не получим от наших родителей безусловной любви просто так, ни за что, которая была нам так необходима, н которой мы так отчаянно желали, будучи детьми. Мы теряем свою энергию, неустанно борясь за нее Принятие этой потери болезненно и связано с признанием поражения, против этого восстает эго. Но признание этой реальности освобождает нас от углубления в прошлое. Только приняв прошлое, мы получим свободу стремления к более обещающему будущему. Я часто напоминаю пациентам, что два народа, проигравшие вторую мировую войну, теперь самые преуспевающие в мире.

На глубоком бессознательном уровне пациент считает, что поддаться, отбросить волю — равнозначно смерти. Он выжил благодаря силе воли, поэтому он боится ее отбросить и поддаться чувствам, считает, что он мог бы от этого умереть. Это мало вероятно, поскольку большинство людей хочет жить. Когда во время терапии пациент осознает и почувствует желание жить, его саморазрушительное поведение редуцируется или исчезает. Цель терапии — помочь пациентам получить непосредственный контакт с существующей в них силой жизни, таким образом, чтобы они могли пользоваться ею для собственного удовлетворения. Но чтобы получить этот контакт, им необходимо пробиться через два первых слоя личности: поверхностную волю к жизни п стремление к смерти (рис 13). Воля к жизни, хотя и черпает энергию из желания смерти, объединяет эту энергию с выживанием, в то время как ее имманентной целью является самореализация.

Рис. 13. ВЛЕЧЕНИЕ К ЖИЗНИ И ВЛЕЧЕНИЕ К СМЕРТИ.

а) Слово соrе (ядро, сердце) происходит от латинского корня соr, означающего сердце. Французское слово соrеr и испанское соrаrоn подтверждают это. Сердце находится в ядре, в центре жизни. Сердечные чувства сильно связывают нас с желанием жизни.

б) Стремление к смерти — это слой, охватывающий боль, грусть и отчаяние из-за утраты любви Это слой "разбитого сердца".

в) Стремление к жизни (в отличие от стремления к смерти) является пристройкой к это. Базируется на защитных механизмах против боли, тоски, грусти н отчаяния, которые блокируют желания сердца

Первый шаг, который необходимо совершить пациенту, — это осознать конфликт между стремлением к жизни и стремлением к смерти. Этого осознания можно достичь благодаря биоэнергетическому упражнению, которое состоит в том, что пациент, лежа на биоэнергетическом стуле, дышит как можно глубже. Через несколько минут ему говорят, чтобы после выдоха он не набирал воздуха. То, как пациент ведет себя в этой ситуации, говорит о его личности. Если он почувствует необходимость вдохнуть воздух сразу же после полного выдоха — это говорит о существовании паники. Её переживают многие пациенты. Они выражают это в таких словах: "Мне нужен воздух. Я чувствую, что умру, если не сделаю вдох". Но невозможно умереть во время сознательной задержки дыхания. Когда отсутствие воздуха становится критическим, инициативу берет тело и, несмотря ни на что, человек дышит.

Я знаю, что задерживать дыхание можно довольно надолго. Каждый, кто нырял без акваланга, знает, что это можно делать даже на несколько минут. Думаю, что рекорд находится в пределах 10 минут, если человек неподвижен. Однако в нашем упражнении не задерживается вдох. Ныряльщики задерживают дыхание на глубоком вдохе. В упражнении дыхание задерживается на выдохе. Поскольку тело располагает запасом кислорода в легких и в крови на две-три минуты, паника, охватывающая пациента, является следствием не нехватки кислорода, а неспособности свободно дышать из-за хронического напряжения мышц грудной клетки. Паника связана с чувством опасности и страха, которые вызывает призрак смерти.

Другие люди во время этого упражнения задерживают дыхание надолго. Это говорит об их устоявшемся желании смерти, поскольку вдох является олицетворением желания жить. Когда в этом упражнении желание жизни блокируется, становится ясно видимым желание смерти. Желание жизни будет легче понять в негативной версии: "Я не умру". Пока это желание присутствует, человек дышит довольно ритмично, но поверхностно; воля удерживает дыхание на уровне, на котором не происходит активизация глубоких чувств, таких как отчаяние. Глубокое дыхание, а особенно фаза выдоха, ограничивает защитную функцию воли, облегчая приближение к чувству отчаяния и желанию смерти. Это объясняет панику людей, которые боятся до конца выпустить воздух. Они также ощущают стремление к смерти и одновременно боятся его, но доминирует равновесие в виде сильного желания жизни. Во второй группе желание жизни слабее.

Есть люди, воля которых не сильно задействована, поскольку желание смерти слабое пли его вовсе не существует Эти люди выпускают много воздуха и долго задерживают дыхание, чтобы вызвать непроизвольный вздох. Такой вдох является спонтанным знаком утверждения жизни, подобно первому крику и вдоху новорожденного Интенсивность, с которой производится вдох, является показателем интенсивности и желания жизни. Горло широко открывается, чтобы зачерпнуть как можно больше воздуха, что равнозначно полной открытости жизни. После этого человек дышит глубже и полнее.

Стремление к жизни — это психологический аспект биологического инстинкта самосохранения. Он существует в сердце человека и проявляется в поддерживающих жизнь функциях организма: биении сердца, перистальтических движениях кишечника, вдыхании и выдыхании воздуха, а также в бесчисленных функциях различных органов, тканей и клеток. Дыхание, как наиболее выразительная из этих функций, является мерой жизненной силы пациента Важно, насколько глубоко он дышит, достигает ли волна вдоха низа живота и доходит ли она до дна таза, является ли дыхание целостной функцией организма, или ограничивается лишь одним сегментом — грудной клеткой или диафрагмой Противоположным глубокому дыханию является поверхностное, ограниченное дыхание, или дыхание с усилием. Дело не в том, сколько воздуха с усилием может вдохнуть человек, а сколько воздуха он может вдохнуть без труда. Поскольку вдох — это процесс всасывания воздуха, мы измеряем также силу всасывания. Если какое-либо детское переживание, ослабило силу всасывания, снижается также желание жить. Дыхательные упражнения, мобилизующие и укрепляющие всасывание, увеличивают энергию человека и желание жить. Если при этом удастся активизировать плач, это уменьшит стресс, давящий на сердце, и сильно активизирует дыхание, уменьшая мышечное напряжение, которое тормозит жизненные функции тела.

Людей, отличающихся сильной жизненной волей, мы называем «приспособленными», это определение подходит многим в нашей культуре. Они характеризуются стиснутыми зубами и общей напряженностью Несмотря на явную способность к выживанию, они остаются на уровне боли и отчаяния связанными с изначальной утратой любви, которая привела к желанию смерти. Это желание постоянно укрепляется из-за неудовлетворенного желания любви, которое является неотделимым атрибутом личности, занятой выживанием Живя в состоянии готовности, хотя и бессознательной, такие люди склонны к борьбе или к бегству, но не могут решиться ни на то, ни на другое.

Закрепощенность позволяет им существовать, но они не в состоянии найти удовлетворения. Кроме того, давление огромного стресса на тело не гарантирует длительного существования. Рано или поздно такие люди чувствуют себя истощенными и хотят поддаться. Именно в этот момент может случиться паника (другими словами, они могут почувствовать желание смерти) и сердечный приступ.

Чтобы избежать подобных последствий, человек должен выключить свой волевой самоконтроль и свободно почувствовать боль, отчаяние и желание смерти, чтобы после многих лет борьбы оплакать утрату любви. Это поможет наладить контакт с жизненной силой в самом ее ядре: с импульсом дыхания и желанием жизни. Любовь — это сердце жизни, а сердце — источник любви. Нужно добраться до ядра собственного существа, чтобы найти любовь, являющуюся смыслом и реализацией жизни.

Хорошим примером такого процесса является представленный далее отчет о терапевтической сессии с молодым мужчиной, клиническим психологом, который приехал изучать биоэнергетический анализ. Во время обеденного перерыва он решил попробовать упражнения на биоэнергетическом стуле. Когда он лежал на нем, я как раз проходил мимо и увидел на его лице выражение смерти. Я обратил его внимание на это, н после обеда он решил поработать со мной. Стоя перед группой, он сказал: "Ваше наблюдение удивило меня Хотя в последнее время мне приходилось часто иметь дело со смертью. Три месяца назад моя жена покончила жизнь самоубийством". Но выражение его лица было скорее хроническим. Кроме того, напряжение в челюсти говорило о сильном желании жизни, уравновешивающим желание смерти. Я предложил ему выполнить вышеописанное упражнение. Обычно необходимо несколько попыток воздержания от вдоха, прежде чем пациент сможет задержать дыхание настолько долго, чтобы вызвать рефлекторный вдох. Так было и с ним. В определенный момент его рот открылся, и он начал хватать воздух. После чего разразился глубокими рыданиями. "Я хочу жить, я хочу жить," — повторял он.

По окончании упражнения я спросил его, был ли он когда-нибудь близок к смерти. "Да, — ответил он, — говорят, когда я был грудным ребенком, то я чуть не умер. Врачи, впрочем, считали, что я не выживу. Я ничего не ел и терял вес". Я спросил, что же случилось в этот период его жизни. "Мать перестала кормить меня грудью", — ответил он.

Напряженная челюсть пациента выражала его решимость не прикладываться губами к груди матери, поскольку раздражение было слишком болезненным Одновременно это была решимость выжить, несмотря на отсутствие необходимой ему любви Не открываясь и не ища сближения, он мог избежать боли. Но живя на уровне выживания, он был вовлечён в борьбу не на жизнь, а на смерть, что отражалось на его лице.

Я предложил ему попытаться избавиться от боли прошлого, основанной на его желании смерти, ища теперь сближения со своей матерью. Он уже не был ребенком и поэтому мог вынести боль, не борясь с ней. Лежа на кушетке, он вытянул губы, одновременно распростер объятия и стал звать маму. Я обратил внимание на напряженные мышцы челюсти. Он разрыдался, так, что все мы, собравшиеся в комнате, смогли почувствовать страдание ребенка (все еще существующее во взрослом) из-за утраты мира, то есть материнской груди, олицетворяющей радость и удовлетворение. С психологической точки зрения грудной ребенок не мог иметь стремления к смерти, но боль, связанная с потерей, была так велика, что его горло охватил спазм, сделавший невозможным принятие пищи.

По окончании упражнения пациент сказал, что чувствует себя свободнее, чем раньше. Он знал историю своей болезни, но никогда не связывал ее с утратой груди. Я уверен, чго его мать и врачи не заметили этой связи. Вследствие этого ребенок оказался в исключительно безнадежном состоянии Плач во время упражнения и понимание потери "стерли" выражение смерти с лица пациента.

Не каждый случай столь драматичен. Часто у пациента возникают трудности с переживанием чувства желания смерти. Часто можно услышать слова: "Я хочу умереть". Но в реальности страх смерти достаточно силен, чтобы пациент мог позволить настоящую конфронтацию с ним. С некоторыми пациентами необходимо работать долгое время, пока они наберутся храбрости полностью испытать его. Можно уверить пациента, что он не умрет во время сессии. Он пережил это в реальности, будучи маленьким и беззащитным, кроме того, он теперь находится под опекой терапевта.

Когда человек умирает, его смерть можно рассматривать как выражение его биологического желания смерти. На психическом уровне он может все еще испытывать стремление к жизни, представляющее позицию его эго пли сознания, но не желание тела. Таким образом, можно сказать, что если причина смерти была естественной, человек жил так долго, как хотел. Стремление к жизни эффективно до тех пор, пока его поддерживают жизненные силы организма. Надлом этой силы в результате ее ослабления или стресса приводит к исчезновению желания жизни.

Несколько исследований подтвердило, что рак часто развивается после потери любимого человека. Справедливо считается, что стресс, связанный с потерей, вызывает болезнь. Однако многие исследователи утверждают, что такая реакция на утрату в более позднем периоде жизни связана с подобной травмой в детстве, то есть утратой любви матери пли отца. Позднейшая потеря пробудила старую боль, увеличивая стремление к смерти. Во многих случаях желание смерти сознательно, поскольку в старшем возрасте присутствует чувство безнадежности, связанное с отсутствием возможности найти новую любовь. Без любви пли хотя бы надежды на любовь невозможно выжить.

Мы начали эту главу с рассказа о саморазрушающем поведении пациентов с болезнями сердца. Самой распространенной формой является поведение типа А, которое характеризуется необходимостью достижений, служащих доказательством того, что человек достоин любви. Интенсивность такой необходимости проявляет ее отчаянный характер. Один из пациентов определил это так: "Жизнь — это борьба. Отказываясь от борьбы, я отказываюсь от жизни. Я не умею жить для себя. Я содержу семью, мне также необходимо, чтобы дети выросли, вышли замуж, нашли работу, и т. д. Вся моя жизнь была неустанным усилием подтверждения моего существования, так как меня могло бы не быть. Мать не хотела второго ребёнка, но раз уж он должен был родиться, то она предпочитала девочку. Когда я родился она сказала: "Заберите его! Это не мой ребёнок!" Неизвестно, зачем мать рассказала ему эту историю, которая стала для него большой тяжестью в жизни.

Многие читатели знают книгу Нормана Казинза "Анатомия болезни", в которой он рассказывает о своей первой серьезной болезни. Это было заболевание коллагеновой ткани, которая развилась неожиданно и имела фатальное течение. Казинз приписывает своё выздоровление терапии смехом и очень высоким дозам витамина С. Из описания событий, предшествующих болезни, следует, что в результате стресса он очень сильно переутомился. Но он не воспринял это переутомление, так как его воля требовала выстоять. Болезнь развивается, когда человек перейдёт меру и преодолеет какой-то критический пункт. К сожалению, он не всегда может распознать этот критический пункт, прежде чем он его перейдёт. Опасность кроется не в самом состоянии истощения, но в убеждении, осознанном или неосознанном, что поддаться утомлению — означает проявить слабость. В результате человек не может сказать: "Я больше не могу!"

В то же время, способность поддаться утомлению означает возможность восстановления энергии и духа. Человек, отдавшись своей печали, открывает и освобождает глубокую боль, связанную с "разбитым сердцем". Эта боль расположена в теле — в зажатой челюсти, сжатом горле, жёсткой грудной клетке и впалом животе человека, подавляющего тоску по любви и стремление к жизни.

Блокируя тоску по любви, человек больше не ощущает боли. В той степени, в какой она заблокирована, он ощущает вместо этого глубокое чувство фрустрации и безнадёжности, которое подпитывает стремление к смерти. Открытие себя оживляет боль. В смерти нет боли, поэтому она становится искушением для многих людей. Но в жизни также нет боли, если человек в полной мере жив. В этом случае чувства текут свободно, не подвергаясь торможению. Боль сопутствует пробуждению к жизни, наплыву энергии и чувств к напряжённым или мёртвым областям юла.

Страх перед этой болью объясняет, почему сердечные приступы появляются в то время, когда склонный к ним человек ощущает стремление к любви и находится в преддверии совершения шага с целью вырваться из ловушки недостатка любви. Болезненно осознать, насколько пустой и не приносящей удовлетворения была и может быть наша жизнь. Но если это осознание приводит к плачу, а не к очередным попыткам подавления, боль сразу же уменьшается и проходит.

Допущение боли служит также другой цели — пробуждению подавленной злости, так, чтобы она могла быть направлена вовне. Блокированная злость обычно связана с психическими травмами в раннем детстве. В более позднем периоде жизни её невозможно выразить в отношении родителей. Подавленная злость может проявиться как ярость в ответ на какую-то незначительную фрустрацию. К сожалению, как мы уже знаем, такие взрывы не разряжают злость, которая представляет опасность для сердца. Направление её на собственных детей, что можно считать частой практикой, является паттерном поведения action (действие или, точнее, отыгрывание вовне — прим. переводчика) и не приносит настоящей разрядки. Злость должна быть выражена в соответствующих обстоятельствах, где она никому не может причинить вред. Пациент в процессе терапии разряжает её ударами по кушетке в кабинете у терапевта или у себя дома. Эго упражнение уменьшает напряжение в мышцах спины и рук, освобождает грудную клетку и позволяет дышать глубже и полнее. Выпускание злости наружу отлично редуцирует саморазрушающее поведение, которое, в конечном счёте, является результатом злости, направляемой против себя.

Я уже упоминал о том, что злость может быть основой для развития серьезных заболеваний, таких как рак или сердечный приступ. Однако почему одни умирают от рака, в то время как у других случается смертельный сердечный приступ? Рак связан с медленной смертью и вызван постепенным ослаблением стремления к жизни. Это удивительно, но стремление к жизни остаётся до самого конца очень сильным у онкологических пациентов. В то время, когда тело умирает, эго утверждает своё стремление к жизни, хотя это не оказывает влияния на развитие болезни. В результате онкологический пациент не отказывается от невротической борьбы, пока её не прервёт смерть. Но не относится ли это и к жертвам сердечного приступа? И да и нет. Жертва сердечного приступа больше осознаёт собственную борьбу и стремление отказаться от неё. Если человек не сможет освободиться от этого сознательным способом, он делает что-то деструктивное, чтобы освободиться из ловушки, как эго сделали два описанных Фридманом директора, которые потеряли свои посты, не представив налоговые декларации Лучше потерять пост, чем жизнь. В некоторых ситуациях сердечный приступ является способом избавиться от неимоверной тяжести. Но нельзя утверждать, что кто-то сам вызвал у себя сердечный приступ; такого рода выход из болезненной ситуации мог быть для него возможен на бессознательном уровне.

Жертва сердечного приступа находится в конфликтной ситуации. Человек стремится к освобождению, но опасается этого. Для того чтобы освободиться, он должна был бы открыться, что бросило бы его в объятия боли, связанной с "разбитым сердцем", и страха быть отвергнутым Смерть, если она наступает в результате сердечного приступа, является выражением не эмоционального отказа, а страха. Символически сердечный приступ соответствует реакции паники, которая появляется, когда стремление к освобождению, выходу за свои пределы и раскрытия является настолько сильным, чтобы поставить под вопрос кажущуюся безопасность. Ни это стремление, ни паника не осознаются. Если бы они осознавались, проблема разыгрывалась бы на уровне сознания, и её можно было бы решить.

Смерть, вызванная сердечным приступом, указывает на потерю надежды, поскольку сердце является в той же мере органом надежды, как и любви. Утрата надежды, являющаяся следствием паники — это подавляющее острое чувство, которое очень отличается от эмоционального отказа онкобольного, надежда которого постепенно подтачивается стремлением к смерти. Когда такие вопросы появятся и проработаются в процессе терапии, пациент имеет шансы справиться со страхом. Тем более, что присутствие психотерапевта даёт чувство безопасности. Для многих пациентов связь с психотерапевтом является связью с жизнью. Конфронтация с собственными конфликтами — всегда болезненный п пугающий, но в тоже время и ценный опыт, так как он даёт возможность жизни не искажаться стремлением к смерти.

Я приведу сейчас пример, в котором пациент испытал все симптомы сердечного приступа без самого приступа. Я считаю, что Морис избежал инфаркта миокарда благодаря тому, что оставался в контакте с собственными чувствами. Инцидент произошёл в то время, когда любовь стремилась проникнуть через защитный панцирь его грудной клетки. Морис, 55-летний клинический паталогоанатом, в течение нескольких лет проходил биоэнергетическую терапию. Ключевым пунктом в терапии была его борьба за открытие сердца. Десять лет тому назад он женился в третий раз. Его семейная жизнь всё это время была бурной. Вслед за периодами сердечности и тепла между ним и его женой Барбарой наступали периоды дистанцирования, холодности, травмированных чувств. Однако, их контакт постепенно улучшался по мере того, как они оба работали над своими личными проблемами. Морис усиленно работал над тем, чтобы стать более автономной личностью и не зависеть от женщины, больше идентифицироваться с собственной сексуальностью и чувствовать себя в ней безопаснее и быть более любящим человеком. Проблемы, которые у него были с Барбарой, были аналогичны тем, которые он переживал с собственной матерью. Он принял роль помощника и всегда приходил по первому её зову. Однако он впадал в ярость, когда она не удовлетворяла его потребности.

Инцидент, описанный Морисом, позволяет нам понять конфликты и чувства, связанные с попыткой преодолеть напряжения, закрывающие сердце. Однажды Морис проснулся с "очень неприятным чувством в горле". Во сне он увидел знакомого мужчину, мышцы грудной клетки которого были отпрепарированы длинными разрезами. "При виде этой ужасной картины, я почувствовал печаль. Я был уверен, что он умрёт, но в то же время испытывал к нему глубокую сердечность. Я проснулся с болью в горле".

Интерпретация сна проста. Человеком из сна был сам Морис, грудная клетка и горло которого открывались, вызывая великолепные чувства, но в то же время также возникали боль и страх смерти. Когда он проснулся, боль напоминала несварение желудка, и она усугублялась при попытке сесть. Он испугался и начал сомневаться, не испытывает ли он сердечный приступ. Его прошиб холодный пот, и он подумал, что, возможно, умирает. Он разбудил Барбару со словами: "Мне кажется, что я очень болен". Она решилась вызвать скорую помощь, на что Морис согласился, чувствуя себя на грани обморока. Однако боль в горле и в грудной клетке прошла. Но мысль о том, что он умирает, не проходила, и Морис приготовился принять это.

Членом команды скорой помощи был муж женщины по имени Дженни, которая была когда-то ассистенткой Мориса. Морис спросил его о Дженни и их очередном ребёнке и услышал в ответ, что у них всё хорошо. Морис рассказывал потом: "Когда я подумал о Дженни, я почувствовал своё сердце и приток любви к ней.» Я сказал: "Прошу вас, передайте, что я люблю её". Это казалось мне очень важным.

Когда Мориса привезли в больницу, персонал приёмного покоя сразу же подключил его к монитору и снял ЭКГ. Такие быстрые действия успокоили его. Он восхищался их работой. ЭКГ показало, что его сердце в норме. Однако его поместили в реанимацию, где он провёл ночь, подключённым к монитору. На следующий день он чувствовал себя лучше и поняв, что с сердцем всё в порядке, обсуждал с женой их эмоциональную ситуацию и состояние своего сердца. Впоследствии он рассказывал: "В машине скорой помощи, по дороге в больницу, я придавал большое значение своей просьбе передать Дженни, что я её люблю. Я чувствовал своё сердце: я на самом деле её любил. В приёмном покое, оглядываясь по сторонам, я думал: "Кого я могу здесь полюбить?" Дело было в том, что моя жена в течение последнего месяца не позволяла проявлять мою любовь. Она была разгневанной и ревнивой, так как думала, что у меня есть другая женщина. Я держался на дистанции и не ощущал потребности в сексуальном сближении. В течение этого дня я чувствовал, что во мне что-то умирает. Во время разговора с женой в больнице у меня было чувство, что я могу отдать за неё жизнь. Это означало, что я мог бы отдать жизнь за свою мать для того, чтобы сделать её счастливой или вернуть её. Я вспомнил, как, будучи ребёнком, решил посвятить часть своей жизни тому, чтобы мои родители жили сотни лет. Это было проявлением опасения потерять их, так как где-то в глубине я чувствовал, что без них умру. Я помню, как переживая проблемы с женой, однажды ночью я плакал, чувствуя, что без нес могу умереть. Я хотел позвать кого-то в отчаянии, например, мать, но со страхом осознавал, что она не придёт, не услышит, что мой голос и чувства уйдут в никуда. Это было ужасное чувство одиночества, боли, депрессии, отвержения, хотя эти слова не передают того ужасающего переживания, что я могу умереть. В тот же период я пережил два ужасных ощущения, которые сопровождали меня во сне целую ночь. Одно из них основывалось на том, что моё горло и пищевод повреждены, н я умру; другое было чувством, что если я не переоденусь и не спрячусь, меня убьют. Я теперь понимаю это как приказ скрывать своп чувства и потребности, за несоблюдение которого мне грозит смерть. Мне каким-то образом удалось выжить. Я себя чувствовал так же, как когда испытал гнев жены, с которым она обрушилась на меня, обвиняя за связь с другой женщиной. Она была в панике, что вызывало панику также у меня. Я осознал, что моя мать также бывала в подобных состояниях. Я осознал, как отчаянно старался в то время помочь матери и каким бессильным себя чувствовал. Это бессилие позволило мне плакать над собой и ощущать собственное одиночество. Я почувствовал и осознал себя в этот момент таким несчастливым, каким был большую часть своей жизни, о чём стыдился думать, как будто я не имел права быть несчастным. С этим несчастьем я никогда не умел справляться, так как это было несчастье моей матери. Я присвоил его себе и ощущал как своё".

Идентификация ребёнка с чувствами матери происходит из их симбиотической связи. Это не психологическое явление. В течение девяти месяцев, пока ребёнок развивается в лоне матери, его тело находится в таком близком контакте с её телом, что реагирует на каждое чувство. После рождения тело младенца так настроено на тело матери, что буквально вибрирует с ним на одной волне. Если мать печальна и несчастна — ребёнок переживает то же самое. Если она возбуждена — ребёнок чувствует себя так же. Её чувства создают настроение в доме. Если она несчастна — это бросает тень на настроение домашних, как детей, так и взрослых.

Взрослый может выйти из дома и найти себе какое-то развлечение, но маленький ребёнок пойман в ловушку. Он не может чувствовать себя хорошо, если мать не чувствует себя хорошо, и должен сделать все, для того чтобы улучшить настроение матери. Однако он не в состоянии этого сделать и вследствие этого становится несчастным человеком, у которого тяжело на сердце. Он присвоил себе несчастье матери. Это ощущение несчастья ребёнок не может разрядить через плач. Как он может отягощать бедную несчастную мать своей печалью, когда у неё достаточно своей? Интуитивно ребёнок чувствует, что мать не в состоянии реагировать на его потребности.

Морис осознавал эту дилемму. Он сказал: "Я знаю, что сейчас я могу что-то сделать с собственным несчастьем — я могу плакать". Этому осознаванию сопутствует обычно специфическое ощущение в горле: "Я заблокировал горло для того, чтобы подавить плач и поэтому ощущал себя пойманным в ловушку". Роль Мориса, заключающаяся в помощи женщинам, была продолжением его роли, когда он был ещё мальчиком. Быть может, она повлияла также на его выбор профессии. Приход по первому зову матери позволяет ребёнку побороть чувство одиночества и отверженности, угрожающие его жизни. Отречение от себя и принятие ответственности за другого человека становится способом выживания.

Как мы увидели, ребёнку легко попасть в ловушку связи с матерью, освободиться из которой потом очень не просто. Будучи взрослым, он может вступить в связь, не приносящую удовлетворения, в которой будет играть роль благодетеля партнёра с целью достижения собственного удовлетворения. Но это только частичное объяснение. Клетка, которая неволит сердце, не разрушается с окончанием эдипальной фазы. Мальчик, который приходит по первому зову матери, обычно находится в ситуации, окрашенной сексуально. Морис осознавал, что мать вела себя с ним соблазняюще, и что её поведение вызвало то, что он называл "безумием на почве секса".

"Моя мать развлекалась мной: дразнила, искушала, играла со мной, а потом становилась недоступной. У меня было впечатление, что этим своим соблазняющим поведением она доведёт меня до сумасшествия. Я сейчас осознаю, что большая часть моего сексуального возбуждения связана с ласками, играми, обещаниями, а не с самой сексуальной активностью как таковой".

В результате у Мориса, как и у любого ребёнка в такой ситуации, возникло чувство вины, связанное с его сексуальностью. Можно размышлять, почему виноватым чувствовал себя он, а не его мать. Он был жертвой её поведения. Немногие родители имеют чувство вины в связи со соблазняющим поведением по отношению к своим детям. Они не осознают того, что их поведение аморально и вредно для ребёнка. Для них это только невинное возбуждение, которое они контролируют так, что до инцеста дело не доходит. К сожалению, ребёнок не контролирует своё возбуждение. Он подвергается чрезмерному возбуждению, что создаёт дополнительные трудности, так как у него нет способов разрядки, которыми располагают взрослые. Часть его существа может отчаянно желать сексуального контакта с родителем, но от этой мысли он также испытывает ужас, так как знает, что это плохо. А поскольку это плохо — кто-то должен быть виновным. Взрослые не имеют проблем, с приписыванием ребёнку ответственности за свой сексуальный интерес. Перекладывая чувство вины на ребёнка, родитель отрицает собственную ответственность. Ребёнок не имеет выбора — он должен принять на себя вину, что нарушает его невинность, и ставит крест на детстве.

Мы уже имели возможность познать последствия таких переживаний. Когда ребёнок, получивший подобный опыт, становится взрослым, его сексуальность отщепляется от любви. Человек может получить сексуальное удовлетворение с подходящим партнёром, но ему трудно достичь сильного возбуждения с кем-то, кого он на самом деле любит. Слишком сильно его убедили в детстве, что такие сильные чувства по отношению к объекту любви являются табу.

Отщепление секса от любви подвергает сердце опасности, так как оно не может реализовать своих глубочайших стремлений. Выход — стать любящим человеком, сердце которого открыто целой гамме чувств. Для того чтобы этого достичь, следует жить, согласуясь с правилами, которые поддерживают интеграцию личности. В следующем разделе мы займёмся некоторыми из них.