Так жить лучше

Так жить лучше

Если мы хотим повысить качество жизни наших детей и последующих поколений, нужно уметь заглядывать далеко вперед. Прямо сейчас мы можем изменить уклад семейной жизни, обучение в школах, работу организаций, связанных с обслуживанием детей, но если говорить о длительной перспективе, то все эти действия не наладят связи последующих поколений с природой. Как мы уже убедились, возможен город нового типа — зоополис. Неважно, какую форму придадут ему дизайнеры, — любой город так или иначе ограничен в своих возможностях, особенно если он включает в себя природные зоны. Дети в будущем будут, как и сейчас, расти в жилых районах, расположенных за чертой города. Существующие в настоящее время проекты расширения городов для этого не подходят; пригороды застраиваются, сливаясь с окраинами, и захватывают уже сельскую местность. И то и другое только способствует отрыву детей от природы.

Однако если посмотреть через призму зеленого урбанизма, то будущая жизнь маленьких городов и сел представляется весьма радужной. У детей, которые вырастут в новом зеленом городе, будет возможность воспринимать природу как естественную основу их повседневной жизни. Как технология, так и основные принципы планирования и широкого распространения зеленых городов уже существуют, а еще зарождается движение нового направления — назад к земле.

Мы с вами, может быть, и не доживем до того дня, когда большие и маленькие зеленые города станут нормой, но их проектировка и создание могут стать величайшим из дел наших детей и внуков. Мы же можем дать этому начало.

Что касается определения природы, то поэт Гэри Снайдер сказал так: «Дикая природа в естественном состоянии всегда специфична, особенно для тех живых существ, что в ней обитают. А в некоторых случаях и для людей, которые в ней живут. Такие места редки и должны быть как следует защищены. Естественная жизнь — это то, что окружает всех нас, это самоорганизующаяся природа…» Конечно же, самоорганизующаяся природа должна быть сохранена, где только возможно, но для того чтобы вернуть последующим поколениям природу, нельзя останавливаться только на этом. Говоря по правде, природа, которая сформировала нас, не всегда была самоорганизующейся. По крайне мере, не в таком чистом виде, о котором говорит Снайдер.

Многие американцы еще и сейчас живут в сельской местности, а те из нас, кто вырос там, где когда-то были фермы, любят поделиться воспоминаниями, зачастую идеализированными, о той жизни. Перед смертью мой друг Элейн Брукс, которая так заботилась о последнем уголке нетронутой природы в Ла-Йолле, вспоминала маленький городок на западе Мичигана, где она в детстве проводила лето на дедушкиной ферме: «Там, когда ходишь около фермы, всегда встречаются места, где возникает ощущение, будто до тебя здесь никто не бывал. Много лет спустя, вспоминая эту ферму уже после того, как она давно была продана, я опять ходила в тех самых лесах, которые не были частью дедушкиной фермы, и нашла там развалины старого домика, которого раньше никогда не видела». Превратившийся в скелет домик был всего в нескольких десятках метров от песчаной долины, где она играла с кузинами. «Но мы никогда и не мечтали выйти за проволочный забор, ограждавший дедушкины земли. Земля эта казалась нам дикой, а ведь люди освоили ее уже столетия назад». Во время случайных поездок в западный Мичиган, где Элейн навещала родственников, она поняла, что ей запросто удается восстановить прежнюю иллюзию дикости. Между ее визитами проходило время, и Элейн обнаружила, что ей приходится заезжать все дальше и дальше, чтобы уйти от жилья. Все больше домов строилось в самом лесу, так как появившиеся роторные снегоочистители, снегоходы и дюноходы облегчили жизнь вдали от города. И все равно даже в маленьких городках можно пойти на прогулку и запросто отыскать уголки леса или берег ручья, где трудно найти следы, говорящие о присутствии здесь человека.

Открытое пространство еще доступно, и игра на природе еще возможна во многих уголках Америки. Но мы видели, что эта доступность природы не решает проблемы. Даже в тех областях страны, где места проживания людей до сих пор окружены лесами и полями, родители озадачены, так как дети предпочитают искать связь с электрическими розетками. И все-таки местоположение играет свою роль. Если будущие поколения захотят заново открыть для себя природу, где они ее найдут? Раньше дети находили природу и свободу для ее обследования даже в густозаселенных районах города — всегда оставались пустыри, заросшие травой аллеи или берега рек, а то и крыши. Однако урбанистическая застройка (строительство на оставшихся свободных местах уже существующего застроенного района как ответный шаг на сохранение зеленых поясов) сокращает и это пространство.

Когда в городах повышается плотность населения путем застройки свободных мест, вопрос парков встает уже после застройки и свободное пространство уменьшается. Такой тип развития городов быстро распространяется. Сейчас он преобладает даже во внешних кольцах разросшихся городов Америки и проникает в сельские районы, создавая там городскую атмосферу, которая «так и кричит о присутствии человека», как заметила Элейн Брукс. При такой застройке местная растительность по большей части давно погибла, поэтому случайно возникшая зелень — это единственное, что оживляет вид. Озеленение по такой схеме едва ли можно назвать архитектурным элементом урбанистического дизайна. Такой вид развития особенно преобладает на юге Флориды и В Южной Калифорнии, но почти везде в Америке новая жилищная застройка выпадает из этого узаконенного архитектурного плана.

Этот путь не единственный. Существуют иные возможности, в которых заложен потенциал на долгие годы: это восстановление обширных сельскохозяйственных областей Америки, опустевших за последние десятилетия из-за развала сельского хозяйства и поддерживающих его отраслей промышленности. Можно назвать это «природощадящим» кластреным развитием. В 1993 году (когда Бюро переписи населения прекратило издавать фермерские отчеты) автор отдела New York Times в Денвере и руководитель бюро Дирк Джонсон указал на тот факт, что столетие назад Фредерик Джексон Тернер объявил рубеж закрытым, основываясь на данных Центрального бюро, объявившего местность, где насчитывалось более шести человек на 2 км², освоенной. Что касается 1993 года, то более чем в двухстах округах Великих равнин плотность населения упала ниже порога рубежа. «Мало кто обратил на это внимание, а ведь с огромными районами Соединенных Штатов произошли вещи из ряда вон выходящие, они опустели, — писал Джонсон. — В пяти штатах Великих равнин большее, чем было в 1920 году, количество округов насчитывает меньше шести человек на квадратный километр. В Канзасе такие округа занимают большую территорию, чем в 1890 году… Увеличивается даже число округов, в которых приходится менее двух человек на 2 км²».

С тех пор отток населения из некоторых сельскохозяйственных районов Америки только увеличился. Причины разнообразны: ими является рост корпоративных мегаферм и банкротство мелких фермерских хозяйств. Но в результате большие участки земли оказались чрезвычайно малозаселенными. Несколько лет назад власти штата Айова пригласили эмигрантов из других стран селиться в этом штате. Географы университета Ратджерса[77] обратились к федеральным властям с просьбой переселить тех, кто остался, и превратить отдельные участки Великих равнин в природный парк под названием «Земля бизонов». Такая инициатива — исключение, и географы с тех пор изменили свое сомнительное предложение. Но что-то подобное может случиться. Уход с равнин и прерий, развитие идеи зоополиса, новое представление о родстве с животными — все эти тенденции говорят о том, что идея переходного рубежа для развития новых поколений еще не определилась и что будущие поколения в этой части планеты вполне могут выработать разумный способ распределения населения на ее территориях. Постоянный разрыв связи между молодым поколением и природой не есть неизбежность.

Конечно, в то время как на уровне школы и семьи временное, краткосрочное решение необходимо, долгосрочное воссоединение с природой будущих поколений потребует радикальных изменений в проектировании городов, где сосредоточивается население, а также изменения самого подхода людей к земле и воде. Представьте себе четвертый рубеж, когда движение «Назад к природе» будет таким, какого не бывало еще в истории человечества.

Такое мышление может показаться скорее уже знакомым, чем претенциозным. Корни его можно увидеть еще в представлениях об аграрной реформе Томаса Джефферсона, в уверенности в своих силах Торо и в участках поселенцев на Западе. Среди его предшественников и движение «Назад к земле» среди среднего класса Англии в XIX веке. В 1960-х годах в движении возврата к земле в ряде западных стран была предпринята попытка особого оживления идеи протеста против того, что считалось материалистическим путем развития. Этот массовый исход привлек свыше миллиона человек в Соединенных Штатах. Пока еще сохранялись последствия этого необычного миграционного процесса, движение аграриев 1960-х годов не преуспело и не провалилось, но эволюционировало: переродилось в природоохранное движение, стало центром внимания возникших объединений, а также перешло к движению упрощения быта.

В начале 1980-х годов появилось иное направление, которое казалось, было способно изменить облик сельской жизни Америки. Перепись населения 1980 года показала, что население стало меньше сосредоточиваться в городах; кроме разрастания пригородной зоны увеличилось число американцев, переехавших в сельские районы, и уменьшилось число желающих пополнить густозаселенные старые города.

С изобретением персонального компьютера как фермеры, так и работники, которым необходим доступ к информационным ресурсам среднего уровня и выше, внезапно смогли представить себе, что живут в новом Эдеме, где с помощью модема можно объединить лучшее, что есть в городе и в деревне. Некоторые американцы осуществили эту мечту, но в связи с этим возникло два обстоятельства. Одно состояло в том, что, переехав в небольшие города, люди привезли туда с собой все проблемы и надежды урбанистического уклада, включая, кстати, и проблему разрастания пригородов. И второе: движение в сторону небольших городов быстро пошло на убыль. В немногих из таких городков жизнь изменилась, но в большинстве из них отток населения продолжился, особенно на землях Великих равнин. Итак, последовало движение возврата к земле.

И все же сохранилось само стремление к земле, возникла новая литература, предлагающая проекты для общественной поддержки такого движения. Новое движение возвращения к земле вполне возможно, если учесть уплотнение пригородов и их неспособность предоставить желаемое увеличение контакта с природой, если не забывать о новых исследованиях, демонстрирующих необходимость природы для здоровья человека. И наконец, если заново осознать, что для того чтобы дети вновь обрели непосредственную связь с природой, необходимо осуществлять эффективные и конкретные изменения. Зеленые города Западной Европы и отдельных районов Соединенных Штатов помогают определить направление и доказывают, что казавшееся невероятным осуществимо. Сейчас не идет речь о возврате к сельскохозяйственным коммунам, но о построении технологически развитых и усовершенствованных по нашим представлениям заселенных центров, которые уже самой своей планировкой будут возвращать детям и взрослым связь с природой.