Самоугасающее чувство.

Самоугасающее чувство.

«В пьесе Рощина «Валентин и Валентина» приводится мысль Фрейда: «Самая сильная страсть длится четыре года». Справедливо ли это наблюдение? И вообще на чем основана длительность любви?» (Встреча с преподавателями русского языка военной академии, конец 70-х годов.)

По своей психологической природе любовь, и тем более влюбленность, влечение — все это чувства самоугасающие. Сами по себе, да еще в трудных условиях, они, постепенно ослабляют свою двойную радужную оптику и даже вытесняют ее двойной темной оптикой, которая уже не улучшает, а ухудшает облик близкого человека.

Но называть сегодня какие-то сроки угасания чувств вряд ли стоит, так как массовых сведений о длительности любви у нас нет. Настоящие исследования ее жизни нигде не проводились, и психология любви похожа сейчас на карту мира до Великих географических открытий — гораздо больше белых пятен и неоткрытых земель, чем земель открытых и познанных. Что касается Фрейда, то он говорит здесь о страсти, а бурные чувства иссякают быстрее спокойных. Скорость самоугасания у глубоких чувств меньше, и они, видимо, могут — в принципе — жить дольше.

«Любовь — самоугасающее чувство?! Никогда и ни от кого не слышала такого пессимистического вывода! Любовь вечна, как вечна человеческая жизнь, она проходит ряд ступеней и с годами становится все крепче. Угасает любовь, которая не поддерживается близостью и физиологической совместимостью. Они нужны для любви так же, как нужен кислород для дыхания». (Ленинград, центральный лекторий «Знание», август, 1980.)

Записка эта написана крупным женским почерком; мы еще встретимся с ним — в те дни у меня был недельный цикл лекций, его хозяйка не раз писала мне, и позже ее позиция получит расшифровку. Но испуг от мысли, что любовь сама по себе, без помощи, угасает, резкое неприятие этой мысли — все это, видимо, тоже веточка с дерева романтического понимания любви.

Впрочем, не просто романтического, а облегченно, розово-романтического, потому что романтизм видел и мимолетность любви. Как писал Байрон:

Когда б нетленной

И неизменной,

Назло вселенной,

Любовь была,

Такого плена

Самозабвенно

И вдохновенно

Душа б ждала.

Но торопливы

Любви приливы.

Любовь на диво,

Как луч, быстра.

Блеснет зарница —

И мгла ложится,

Но как прекрасна

Лучей игра!

Какие психологические пружины движут самоугасанием наших влечений?

Радужная оптика безраздельно царит только в дебюте любви или влюбленности. Правда, у разных людей длина этого дебюта разная — от нескольких недель до нескольких лет. Как уже говорилось, чем дольше утро любви, тем длиннее и ее день, тем протяженнее вечер. Долгая любовь похожа на июньский день, короткая — на декабрьский: усеченное утро, быстротечный день, который на полдороге обрывается, сменяется ночью… Когда проходит утро любви, двойная оптика слабнет и достоинства человека видятся уже в меньшем увеличении, а недостатки — в меньшем уменьшении.

Спустя еще немного оптика чувств начинает различать плюсы и минусы близкого человека трезво, в их натуральную величину. А если в нее встраиваются призмы недовольства, она снова делается двойной, но уже темной, и начинает увеличенно видеть недостатки человека, а уменьшенно — его достоинства. Примерно так и идет самоугасание любви и влюбленности.

С неожиданной стороны подошел ко всему этому академик Густав Наан, эстонский астрофизик. Теория надежности, писал он, считает, что отказы и сбои — обязательное свойство любого явления жизни. Все, что может портиться, портится, говорит он, к этому ведет всеобщий закон природы — второй закон термодинамики, или закон энтропии. Энтропия (от греч. «превращение») — это обесценивание энергии, переход ее на более низкие уровни. Для обыденной жизни закон энтропии значит: «Само по себе, если ничего не предпринимать, все может только портиться, ухудшаться, распадаться».

Чтобы построить дом, телевизор, семью, говорит Г. Наан, нужны усилия. Чтобы они развалились, никаких усилий не нужно — все случится само собой. И, если мы хотим уберечь от распада дом, машину, семью, мы должны постоянно поддерживать их прочность. Только эти сознательные и постоянные усилия могут ослабить второй закон термодинамики, смягчить или отдалить энтропию чувства…

Еще рыцарский кодекс любви XII века возглашал: «Только отстаивание любви поддерживает ее жизнь». Можно, видимо, сказать: чем меньше мы помогаем своим чувствам, тем меньше они живут, а чем больше помогаем — тем дольше их жизнь. Сегодня это, пожалуй, главный закон психологической культуры любви, закон жизни и смерти наших чувств.

Нынешнему человеку — и усложненному, и обедненному — такая помощь чувствам нужна, наверное, гораздо больше, чем раньше. Ведь чем ослабленнее наши чувства, тем быстрее они выветриваются из нас и, значит, тем больше нуждаются в укреплении, в продлении жизни. Но и чем они сложнее, ранимее, уязвимее, тем легче им угаснуть и тем больше им нужна защита.

Невиданная трудность счастья — новая генеральная черта современности, и, наверно, наше отношение к счастью должно бы в корне перемениться. Если мы не зарядим свое подсознание предельным старанием помогать своим чувствам, то счастье, видимо, будет гибнуть скоропалительно. Если мы перенастроим свое подсознание на помощь чувствам, мы, возможно, сумеем продлять их жизнь, мешать быстрому иссыханию…