Глава третья. Рост индивида

Глава третья. Рост индивида

1. Какая разница между взрослым и ребенком?

Взрослые гораздо больше похожи на детей, чем дети на взрослых. Для многих детей грузовик — это просто большая машина. Они долго не могут понять, что грузовики существуют для перевозки вещей, а обыкновенные легковые машины — для перевозки людей. Точно так же для многих взрослых ребенок — это маленький взрослый. Они не понимают, что задача ребенка (грубо говоря) — научиться управлять собой, в то время как задача взрослого человека — научиться управлять окружающим миром. Хотя взрослый часто бывает большим ребенком, ребенок никогда не бывает маленьким взрослым. Представление о том, что ребенок есть взрослый в миниатюре, напоминает идею гомункулуса в применении к ребенку.

Чем же ребенок отличается от взрослого? Ребенок беспомощен. Когда он становится старше, уровень беспомощности снижается, но все равно ребенок зависит от родителей, которые должны еще многому научить его. И он от них учится все новым вещам, но, как уже было сказано, он не может освоить то, к чему еще не готова его нервная система. Время созревания нервов, например, ног или кишечника зависит от качества нервной системы, унаследованной от родителей. Иногда при рождении оказываются недозревшими даже нервы, отвечающие за дыхание и сосание.

Образы у ребенка смутные. Сначала он способен лишь отделять внешний мир как целое от себя самого. Постепенно он учится выделять из окружения отдельные объекты, и образы становятся четче. Даже у взрослых представления о самых важных вещах не всегда правильны, несмотря на их многолетний жизненный опыт, так что к ребенку, таким опытом не обладающему, мы должны относиться с пониманием и терпением.

Минерва Сейфус, например, всегда была для своего возраста необычайно развитым ребенком. Когда она только начала ходить, ей случалось время от времени трогать и нечаянно ронять и переворачивать хрупкие предметы, как это свойственно всем детям на данном этапе развития. Однажды она уронила пепельницу, и девочке было сделано суровое внушение, чтобы она больше такого не делала. Мать, разумеется, подразумевала, что пепельницу нельзя трогать, так как в ней пепел и окурки, но внимание Минервы, при всей ее сообразительности (будем снисходительны к ее возрасту), было привлечено совсем к другому: не к содержимому пепельницы, а к ее внешнему виду. Ей очень хотелось угодить матери, но она неправильно поняла ее требование. Пепельница, из-за которой возник сыр-бор, была голубого цвета, и Минерва сказала себе: «Я должна угодить маме и никогда больше не буду трогать предметы голубого цвета». На другой день она беззаботно играла с зеленой пепельницей и с удивлением услышала окрик матери: «Я же сказала тебе не прикасаться к пепельницам!» Минерва была озадачена. По-своему истолковав желание матери, она пальцем не притрагивалась к голубым вещам, а теперь ее бранят за то, что она играет с зеленой тарелочкой! Поняв свою ошибку, мать стала объяснять: «Посмотри: вот это пепел. Для него и нужны эти тарелочки. Пепельница — это тарелочка, в которой держат вот эту серую пыль. Не трогай блюдца, где есть такая пыль!» И тогда Минерва впервые узнала, что «пепельница» — это не голубая тарелка, а предмет, в котором содержится серая пыль. После этого все было в порядке.

Если мать недооценивает трудности понимания, с которыми приходится сталкиваться ребенку, и не объясняет ему разные вещи достаточно ясно, чтобы избежать недоразумений, то наказания могут терять для него всякий смысл; и если это повторяется раз за разом, ребенок в конце концов может перестать пытаться быть хорошим и начинает вести себя, как ему вздумается, поскольку чувствует, что ему все равно не дано понять, чего от него хотят. Он может начать смотреть на наказания как на непредсказуемые «стихийные бедствия», происходящие вне зависимости от его поведения. Тем не менее порицания и ругань вызывают обиду, и дитя может постараться отомстить матери. Во многих случаях всего этого можно избежать, следуя примеру миссис Сейфус, то есть ясно и недвусмысленно объясняя ребенку, что именно ему не следует делать.

Внимание младенца занято главным образом самыми насущными вопросами жизнеобеспечения — дыханием и едой. Это заботит его превыше всего остального. Взрослый знает с определенной степенью достоверности, что при соблюдении определенных условий он обязательно поест, когда для этого придет время. Ребенок не может иметь такой уверенности, поскольку не знает, в чем состоят требуемые условия, а знает только, что все это зависит от матери. Очень скоро он приходит к пониманию, что первейшей гарантией защиты от страха и голода является любовь к нему со стороны матери, и начинает предпринимать усилия для завоевания ее любви. Если вера в материнскую любовь оказывается почему-либо поколебленной, ему становится страшно. Если мать делает вещи, которые ребенок в его возрасте не может понять, это может расстроить его, как бы ясно ни осознавала свои действия сама мать. Если ей приходится достаточно резко — без надлежащей ласки — прервать кормление, чтобы помочь больному мужу, ребенок может так же испугаться, как если бы она прервала кормление просто потому, что не желает больше о нем заботиться. Испуганный ребенок — это ребенок несчастный и трудный. Когда он видит возможность отомстить за подобный испуг, то он вполне может этой возможностью воспользоваться. Он не способен мыслить достаточно ясно, чтобы понять, что такое поведение может принести ему самому больше вреда, чем пользы.

Жизнь ребенка полна потрясений и удивительных событий, которые мы, взрослые, не можем оценить вполне. Представьте себе, каким потрясением для ребенка должен быть сам процесс рождения! И как он должен удивиться, впервые увидев буквы в книге! Мать говорит ему, что вот эти черные значки означают «кошка». Но ведь он знает, что кошка — это пушистое животное. Как могут черные значки быть тем же самым, что и пушистое животное? Как все это удивительно! И как ему хочется узнать об этом побольше!