Когда жадность не цель, а средство

Когда жадность не цель, а средство

Деньги – это праздник, который всегда с тобой.

Александр Нилин

Когда мы видим, что какой-то человек приобретает все больше и больше богатства, это не всегда свидетельствует о том, что он погряз в грехе алчности. Бывает так, что алчность маскирует иной порок, который властвует в душе такого человека, а деньги, которые он собирает, – всего лишь средство, питающее более значимый для него грех. В качестве иллюстрации подобной ситуации можно привести двух людей, которые навечно вписали себя в мировую историю, хотя их грехи многократно превышали имеющиеся добродетели. Впрочем, они умудрялись даже свои достоинства (образованность, тягу к знаниям, выносливость, неприхотливость и организованность) поставить на службу греху гордыни. Речь идет о двух величайших завоевателях западного мира – Цезаре и Наполеоне.

Послушаем историков, которые тщательно изучили их жизнь и более-менее беспристрастно осветили их поступки.

Юлий Цезарь

Юлий Цезарь. «Бескорыстия он не обнаружил ни на военных, ни на гражданских должностях. Проконсулом в Испании, по воспоминаниям некоторых современников, он, как нищий, выпрашивал у союзников деньги на уплату своих долгов, а у лузитанов разорил, как на войне, несколько городов, хотя они соглашались на его требования и открывали перед ним ворота. В Галлии он опустошал капища и храмы богов, полные приношений, и разорял города чаще ради добычи, чем в наказание. Оттого у него и оказалось столько золота, что он распродавал его по Италии и провинциям на вес, по три тысячи сестерциев за фунт. В первое свое консульство он похитил из Капитолийского храма три тысячи фунтов золота, положив вместо него столько же позолоченной меди. Он торговал союзами и царствами: с одного Птолемея он получил около шести тысяч талантов, за себя и за Помпея. А впоследствии лишь неприкрытые грабежи и святотатства позволили ему вынести издержки гражданских войн, триумфов и зрелищ».[101]

Казалось бы – алчность в самом неприглядном виде. Но наряду с этими поступками Светоний приводит и другие факты, свидетельствующие о том, что Юлий Цезарь умел быть очень щедрым – когда это было нужно для завоевания власти. Сами деньги для Цезаря ничего не значили, они являлись лишь средством к его главной цели – самодержавию. И Юлий Цезарь прекрасно понимал, что стать императором в республиканском Риме невероятно трудно. Для этого нужна поддержка как со стороны сенаторов и всадников, так и простого народа – плебса. И Цезарь вполне разумно осознал, что самым простым и действенным способом заручиться поддержкой сограждан можно с помощью золота, которое он стал добывать всеми правдами и неправдами. Но полученное золото само не вдохновляло его по себе, оно было нужно ему для обеспечения политической поддержки и ведения гражданской войны. А когда он получил то, к чему так стремился – единоличную власть в Риме, то сразу умерил свою алчность.

Бонапарт во время итальянской кaмпании

Наполеон Бонапарт. Вспомним Итальянскую кампанию Наполеона, когда он с голодной, плохо вооруженной и обученной армией сказочно быстро занял итальянский полуостров, разгромив при этом великолепно оснащенные австрийские войска. Политики и военные того времени были в недоумении: как смог молодой и никому не известный генерал вдохновить на подвиги сборище плохо одетых и недисциплинированных вояк? Прежде чем мы ответим на этот вопрос, послушаем сводки с полей сражений того времени в изложении Е. Тарле. Известный историк в своей книге подробно рассказывает не только о том, как Наполеон бил одну за другой армии австрийцев и итальянцев, но и как он сдирал по три шкуры с побежденных городов.

«Герцог Пармский, который, собственно, вовсе и не воевал с французами, пострадал одним из первых. Бонапарт не внял его убеждениям, не признал его нейтралитета, наложил на Парму контрибуцию в 2 миллиона франков золотом и обязал доставить 1700 лошадей. Бонапарт в середине июня лично занял Модену, затем наступила очередь Тосканы, хотя герцог Тосканский был нейтрален в происходившей франко-австрийской войне. Бонапарт не обращал на нейтралитет этих итальянских государств ни малейшего внимания. Он входил в города и деревни, реквизировал все нужное для армии, забирал часто и все вообще, что ему казалось достойным этого, начиная с пушек, пороха и ружей и кончая картинами старых мастеров эпохи Ренессанса. Бонапарт смотрел на эти тогдашние увлечения своих воинов очень снисходительно».

«Папские войска были разгромлены Бонапартом в первой же битве. Они бежали от французов с такой быстротой, что посланный Бонапартом в погоню за ними Жюно не мог их догнать в продолжение двух часов, но, догнав, часть изрубил, часть же взял в плен. Затем город за городом стали сдаваться Бонапарту без сопротивления. Он брал все ценности, какие только находил в этих городах: деньги, бриллианты, картины, драгоценную утварь. И города, и монастыри, и сокровищницы старых церквей предоставили победителю громадную добычу и здесь, как и на севере Италии. Рим был охвачен паникой, началось повальное бегство состоятельных людей и высшего духовенства в Неаполь».[102]

Чтобы понять логику Наполеона и истоки его алчности, с которой он захватывал все новые и новые трофеи, нужно отметить одну фразу Тарле: «Бонапарт смотрел на эти тогдашние увлечения своих воинов очень снисходительно». Дело в том, что когда новоиспеченный главнокомандующий прибыл к месту дислокации своей армии, он обнаружил там скопище оборванных, голодных солдат, живших почти «на подножном корму». Гениальный ум Наполеона увидел и воплотил в реальность единственную возможность сделать из этого материала боеспособную армию – он позвал их как следует поживиться за счет богатых итальянских провинций.

«Солдаты, вы не одеты, вы плохо накормлены… Я хочу повести вас в самые плодородные страны на свете», – вот как начиналось его первое воззвание к войску. Тарле пишет, что Бонапарт с первых же шагов считал, что «война должна сама себя кормить и что необходимо заинтересовать непосредственно каждого солдата в предстоящем нашествии на Cеверную Италию и показать армии, что от нее самой зависит забрать силой у неприятеля все необходимое и даже больше того».[103]

Ну а та часть захваченных сокровищ, которую Бонапарт посылал в Париж, нужна была для поддержания его репутации человека, который зарабатывает для богатства страны, в то время как остальные генералы, наоборот, требуют из казны денег. Кроме того, простые французы видели, что Бонапарт – единственный генерал, который щедро делится с народом своими военными трофеями, а не присваивает их себе. Так что в глазах французского общественного мнения алчный грабеж итальянских городов превращался в справедливую реквизицию вражеского имущества – получался именно тот эффект, на который рассчитывал будущий повелитель Европы.

Богатство как таковое не очень интересовало Бонапарта – для него были гораздо значимей абсолютная власть и неукоснительное выполнение его распоряжений. Если для этого требовались деньги – подавай сюда золото! Если для этого нужно было стать зверем – он без колебаний проявлял вопиющую жестокость. В этом было принципиальное отличие Наполеона от других властителей – садистов типа Ивана Грозного или Калигулы.

Например, когда во время египетского похода в армии стали кончаться деньги, оставленный Бонапартом в качестве генерал-губернатора Александрии генерал Клебер арестовал прежнего шейха этого города и большого богача Сиди-Мохаммеда Эль-Кораима по обвинению в государственной измене, хотя и не имел к тому никаких доказательств. Эль-Кораим был под конвоем отправлен в Каир, где ему и заявили, что если он желает спасти свою голову, то должен отдать 300 тысяч франков золотом. Эль-Кораим оказался на свою беду фаталистом: «Если мне суждено умереть теперь, то ничто меня не спасет, и я отдам, значит, свои пиастры без пользы; если мне не суждено умереть, то зачем же мне их отдавать?» Генерал Бонапарт приказал отрубить ему голову и провезти ее по всем улицам Каира с надписью: «Так будут наказаны все изменники и клятвопреступники». Денег, спрятанных казненным шейхом, так и не нашли, несмотря на все поиски. Зато несколько богатых арабов отдали все, что у них потребовали, и в ближайшее после казни Эль-Кораима время было собрано таким путем около 4 миллионов франков, которые и поступили в казначейство французской армии.[104]

Таким образом, грехи не были для Наполеона самоцелью, и он не получал особенного удовольствия, грабя итальянские города или отдавая приказы о расстрелах заложников. Он делал это потому, что данные шаги были наиболее эффективным способом достижения его стратегических целей. Но, во-первых, убитым или ограбленным людям от этого не становилось легче, а во-вторых, его стратегической целью была абсолютная власть над миром, а, значит, главный людской грех – гордыня.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.