Жадность

Жадность

Признаюсь, это чувство всегда внушало мне благоговение, подобное тому, какое производит в нас загадочно молчащий сфинкс. Я не устаю поражаться исключительному неравнодушию к миру, заключенному в жадности. Мало назвать это неравнодушием: в жадности воплощено поистине бескорыстное приятие всего, что есть на свете. Бескорыстное, ибо жадный человек, не колеблясь, согласен весь мир назвать своим, ничего не требуя взамен. Редкая самоотверженность!

По сравнению с жадностью всякое иное отношение к действительности выглядит вялым и сытым снобизмом. Жадность с не иссякающей энергией преследует все сущее, и ничто не в силах остановить ее. Всякое препятствие, ставшее перед ней, заранее обречено, ибо жадность, выпучив на него свои беспокойно шныряющие глаза, тут же воспламеняется вожделением к этому препятствующему ей предмету. И вот уже препятствие бежит, спасаясь от настигающей его жадности. Однако тщетно: всепоглощающая, жадность втягивает в себя и изначально намеченный предмет, и все препятствия к нему. Удовлетворенно урча, жадина оглядывается вокруг, Прикидывая, к чему бы еще устремиться.

В жадности конкретные вещи теряют контуры, свою особенность — отличие и отделенность от других. Жаркое пламя вожделения расплавляет их. Они оплывают, становятся текучи, сливаются в единую вязкую субстанцию — раскаленную магму, которую поглощает зияющая бездна. Эта бездна не в глубинах океана, не в недрах земли. Она — в груди жадного человека. Воистину, жадина — самая глубокая личность на свете. Он способен поглотить все, обращая бесконечное многообразие существующего в единый субстрат удовлетворения своей воспаленной потребности. Расплавленный, слитый в общий поток мир, тяжко наполняет чрево, которое удовлетворенно оседает под этой тяжестью. Вобрать, поглотить, соединить все в себе — таковы побуждения жадности.

Она не терпит дистанции: ведь та напоминает о неприкосновенном. А все, что ему не принадлежит, тревожит и возбуждает жадину. Жадности не нужно глаз — ибо зрение отличает одно от другого; ей не нужно слуха — ибо звуки сообщают об отдельности существ и предметов; ей мешают ощущения — ибо они доносят воздействия извне и напоминают о границах жадного существа. Жадность неудержимо вдыхает, впитывает, упивается запахом — ибо запах легок и покорно втягивается в нас; она наслаждается вкусом, ибо в нем сокрыт миг высшего торжества — разложения веществ и их впитывания собственным организмом. Слепая, глухая, всепоглощающая, втягивающая в себя, непрестанно насыщающаяся, и вместе с тем ненасытная — такова жадность.

Есть у жадины еще одна черти, на которую почти никогда не обращают внимания. Ему, жадине, претит причинять ущерб, он не выносит разрушений, зряшных потерь и любого рода убытков. Жадина не любит нарушать ход дел и порядок вещей; он жаден за всех, и потому ко всему бережен. Он, в сущности, чрезвычайно жалостливая натура, и самое негодное он стремится сберечь, и любую мелочь приспособить к делу. А если приспособить не к чему — что ж, пусть лежит впрок. Авось пригодится.

Ни одно чувство, ни одно душевное состояние не обладает такой не иссякающей энергией. И если развитие личности складывается так, что жадность получает сообщение с другими чувствами, то она наполняет их невиданной силой активности. Тогда явится необузданно страстная любовь, не щадящее себя горение ученого, не иссякающая пылкость предпринимателя. Нужно только суметь развязать таящуюся в жадности энергию и дать ей выход к другим чувствам, которым она сообщает упругость и силу. Благословенная забота "не успею!", придающая жизни должный накал — откуда явилась бы ты, не будь жадности?