«СЧАСТЛИВОЕ ВРЕМЯ ЮНОСТИ?»
«СЧАСТЛИВОЕ ВРЕМЯ ЮНОСТИ?»
В 15–16 лет и девочки, и мальчики входят в очень трудный для себя период: новые процессы, происходящие в их телах, начинают стягивать на себя фокус внимания. Новые чувства, страсти, неосознанные желания накатываются волной откуда-то изнутри, порождая растерянность, страхи, иногда приступы агрессии. Самое бы время остаться наедине с собой в каком-нибудь безопасном месте и найти общий язык с пробудившимися стихиями. Но наша общественная жизнь как раз в это время начинает испытывать подрастающее поколение на прочность. Усложняется программа в школе, все более требовательными становятся родители, все больше вызовов предлагает компания сверстников: «Ты что, не мужик что ли?» или «Неужели ты еще этого не делала?» И надо соответствовать.
Представляете, что делается в голове?
Все это называется (по Эриксону) кризисом идентичности. Он либо преодолевается обретением «взрослой идентичности», либо не преодолевается. Тогда юноши и девушки соскальзывают на более низкие уровни развития, пытаясь отсрочить обретение взрослого статуса, уходят в рокеры, тусовку, наркотики… и как им кажется, на свободу, где можно взять управление в свои руки.
Они еще не в силах осознать, что просто передают право доступа к своим программам более широкому социуму. Но этот доступ будет уже не прямым, а опосредованным — через стремление быть как все, через впитывание образов, разделяемых всеми сверстниками.
У психологов это называется — групповая идентичность — отказ от свободы развития в пользу одной групповой программы. Это все-таки не прямой контроль, который осуществляли мы, родители.
Наиболее естественное состояние тинейджера — состояние борьбы за самоопределение.
У наших детей есть глубоко спрятанный в «корневых файлах» простейший способ оценки ситуации: раз все это делают, и всем это нравится, значит, это и есть истина жизни. «Все» означает друзья во дворе. Или один друг. Статистика здесь ни при чем. Важны хоть чье-нибудь одобрение и яркость переживания, по сути, рекламная наклейка. Эта формула делает человека управляемым для общества, заставляет его внутренне стремиться быть с «себе подобными», а следовательно, перенимать их манеру поведения, способы общения и наиболее общие знания.
Так общество или подростковая банда делают подростка управляемым. По сути, на этом этапе происходит потеря растущей личностью свободы управления собственной жизнью. Теперь все делается по выбранному стереотипу.
Нам, взрослым, понятно, что хорошая учеба — путь к дальнейшему успеху в жизни. Но в иерархии ценностей вашего сына сейчас куда актуальнее любовь голубоглазой девятиклассницы. И ничем вы его не переубедите. «Родители никогда нас не понимают!»
Впрочем, родители обычно действительно не понимают.
Случай из жизни
Одна вполне достойная женщина реализовывала свою жизненную программу в жесткой, но логичной последовательности: развод, защита диссертации, успешная карьера, достижение высокого материального положения. Параллельно с этим росла и развивалась ее дочь, которая в начальной школе была отличницей, занималась пением, танцами, музыкой. К 15 годам она окончательно поняла, что мама не обратит внимание на ее успехи. Поняла это взрослеющая девушка, но реакцию выдала маленькая обиженная девочка, которая страдала все эти годы.
Школа «пошла ко всем чертям» вместе с пианино и приличными манерами. Девочка компенсировала свою обиду «веселой» компанией, сигаретами, спиртным и наркотиками.
Примечательно, что окончательный разрыв с прежней жизнью произошел после того, как мама родила еще одного ребенка. «А что было беспокоиться о старшей — она с детства отличница. Я думала, у нее все уже хорошо». Так на старшую дочь вообще перестало хватать времени.
Это реальный случай из жизни, хоть и выглядит он несколько хрестоматийно. Самое досадное, на той стадии, когда мама пришла за советом, что ей делать с дочерью, «болезнь» приобрела необратимый характер. И какой совет мы можем дать на этой стадии? Бросить работу, уехать с дочкой в дальнее путешествие, начать познавать ее душу, искать подход. Для возврата к нормальным отношениям маме пришлось бы налаживать отношения сначала с девочкой внутри самой маленькой матрешки, потом со следующей, старшей и т. д.
Глядя на маму, я понимал, что в глубине души она не готова к кардинальным изменениям в своей жизни ради возврата дочери. За деньги можно обеспечить лечение от наркотической зависимости, даже сменить среду обитания. Но нельзя купить доверие, которое выражается в желании слушать советы и следовать им.
По мере взросления подростка родители могут счесть, что с ним уже нечего церемониться. «Чтобы в 10 был дома, рано тебе еще… сам должен понимать, не маленький…» Попытка сохранить контроль такими средствами, скорее всего, спровоцирует разрыв. Пятнадцатилетний юноша не вспомнит о тех игрушках, которые ему дарили. Обида направит его память к какому-нибудь эпизоду раннего детства, полному боли и непонимания. А дальше приблизительно такой ход мыслей: «Они меня всегда обижали, но тогда я вынужден был подчиняться. А теперь я совсем другой, и я рву внутренние нити, связывающие меня с этой болью и несправедливостью. Я другой, я зачеркиваю свое прошлое». На самом деле он его не зачеркивает, а, наоборот, подтаскивает к настоящему, питает из него свою решимость бороться с родителями, которые, видя его неадекватность, стремятся, наоборот, усилить контроль.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.