Д. Выбор слов

Д. Выбор слов

Предложения составляются совместно Родителем, Взрослым и Ребенком, и каждое состояние Я использует слова и фразы в соответствии со своими потребностями. Чтобы понять, что происходит в голове пациента, терапевт должен быть способен расчленить конечный продукт на отдельные фрагменты, имеющие смысл. Это называется транзакционным разбором по частям речи и отличается от грамматического разбора.

1. Части речи

Человека, который говорит, что он страдает от «пассивной зависимости» или что он «социопат с ощущением опасности», нужно спросить: «Как называли вас родители, когда вы были маленьким?» Эвфемизмы типа «выражение агрессии» или «половые отношения» нужно отграничить, спросив: «А как вы их называли, когда были маленьким?» «Выражение агрессии» — чистейшей воды артефакт, означающий, что пациент посещал класс современных танцев или сражался с гештальттерапевтом, в то время как «половые отношения» может означать, что он бывал на собраниях Лиги свободного секса.[56]

Наречия несколько более интимны. Так, «Иногда я испытываю половое возбуждение» звучит несколько отстраненно, в то время как «Иногда я бываю сексуально возбужден» гораздо ближе к самому говорящему. Однако точное психологическое значение наречий предстоит еще выяснить.

Местоимения, глаголы и конкретные имена существительные — самые реальные части речи и применяются, чтобы «называть вещи своими именами». Называть вещи своими именами означает, что пациент готов к выздоровлению. Так, женщина, которая боится секса, часто подчеркивает прилагательные и абстрактные существительные: «У меня был удовлетворительный сексуальный опыт». Позже она же может подчеркивать местоимения и глаголы: «Мы кончили одновременно». Одна женщина впервые обратилась в больницу, чтобы приобрести «акушерский опыт». Второй раз она явилась туда рожать. Пациенты «проявляют враждебность к фигурам, олицетворяющим собой власть». Становясь реальными людьми, они просто рвут газеты. Что касается терапевтов, то тот, кто сообщает: «Мы начали интервью, обменявшись положительными приветствиями. Затем пациент сообщил, что выразил враждебность, исполнив акт физической агрессии против своей жены», реже добивается успеха, чем тот, который говорит: «Пациент поздоровался и рассказал, что ударил жену». В одном случае терапевт утверждал, что мальчик «посещал закрытую школу-интернат в частном районе», в то время как сам мальчик просто сказал, что «ходил в интернат».

Самое важное слово в сценарном языке — союз «но», который означает: «В соответствии с моим сценарием, я не имею разрешения делать это». Реальные люди говорят: «буду…», «сделаю…», «не могу», «я проиграл…», в то время как выражения «буду, но…», «сделаю, но…», «не могу, но…», «я проиграл, но…» относятся к сценарию.

2. «О’кей» слова

Правило прослушивания звукозаписи таково: если не слышишь, что говорит пациент, не волнуйся, потому что обычно он ничего не говорит. Когда у него будет, что сказать, ты его услышишь, какой бы шумной или несовершенной ни была запись. Для клинических целей иногда плохая запись лучше хорошей. Если слышно каждое слово, слушателя может отвлечь содержание, и он пропустит самые важные сценарные указатели. Например: «Я встретила в баре мужика, и он стал на меня поглядывать. Поэтому когда он стал слишком уж нахален, я сказала ему: „Что вы себе позволяете?“, чтобы он понял, что перед ним леди, но он продолжал приставать, и я велела ему отвязаться». Скучная и довольно обычная история, не содержащая никакой информации. Гораздо больше раскрывает плохая запись, когда слышишь: «Др др др др стал на меня поглядывать др др др нахален др др др перед ним леди др др др др велела ему отвязаться». Различимые слова — это «о’кей» слова. Пациентка получила от матери предписание заставлять мужчин отвязаться от нее, тем самым доказывая, что она леди. При этом она должна собрать достаточно купонов или приставаний, чтобы оправдать свой (как леди) гнев. Инструкция гласит: «Помни, леди сердятся, когда мужчины пристают к ним». А отец добавляет: «В барах много нахальных парней. Мне ли не знать?» И вот женщина идет в бар, чтобы доказать, что она леди.

После того как она прошла психоаналитическую терапию, ее запись гласила: «Др др др др садист др др др др мое мазохистское Я др др. Др др др др выражая свою обычную враждебность др др». Она заменила старые «о’кей» слова новыми. Если она перейдет к транзакционному аналитику, в записи будет: «Др др др его Ребенок др др др мой Родитель др др др играл в „Насилуют!“». Но еще через месяц никакого шума в записи не будет, а будут слова: «Я встретила несколько очень хороших людей после того, как перестала ходить в бары».

«О’кей» слова рассказывают историю пациента гораздо лучше, чем вся история. Требуются месяцы обычной терапии, чтобы раскрыть подробности истории неудач, рассказанной выпускницей колледжа, но если запись гласит: «Др др др напряженно училась др др др хорошие отметки, но др др др ужасно впоследствии», различимые «о’кей» слова сообщают историю ее жизни: «Ты должна напряженно работать и почти добьешься успеха, но что-нибудь произойдет, и ты будешь чувствовать себя ужасно». «О’кей» слова громко и четко выражают сценарные директивы.

«О’кей» слова в предыдущем абзаце происходят от Родительских наставления, образца и угроз. Наставления, такие, как «будь леди», «учись хорошо» содержат «о’кей» слова «леди» и «учись». В угрозе «Случится что-нибудь ужасное» «о’кей» словами являются «что-нибудь ужасное». Когда пациент привыкает к психоаналитической кушетке, словарь терапевта начинает состоять из «о’кей» слов. И действительно, это один из признаков привыкания пациента. Пациент говорит «мазохизм», «враждебность», «Родитель», «Ребенок» и т. д., потому что на этой стадии терапевт подменяет собой отца, и его «о’кей» словарь заменяет усвоенный пациентом в детстве. «О’кей» слова — это слова, одобренные Родительской частью отца, матери, терапевта или другой фигурой, олицетворяющей отца.

3. Сценарные слова

Мы помним, однако, что многие сценарные ограничения даются Ребенком отца и матери и опираются на другой словарь — на сценарные слова и фразы, которые отличаются от «о’кей» слов. Некоторые сценарные слова могут даже противоречить словам «о’кей». Женщина, которая использует подобающие леди слова, когда находится в антисценарии, может воспользоваться очень грязным языком, когда возвращается к своему сценарию. Так, она может называть своих детей «милые малышки», когда трезва, и «грязные морды», когда пьяна. Сценарные слова содержат очень важную информацию относительно сценарных ролей и сценарных сцен, которые необходимы для восстановления сценарного мира или того мира, в котором живет Ребенок пациента.

В мужских сценариях обычны роли лиц противоположного пола девочки, леди и женщины. В женских сценариях есть роли мальчиков, мужчин и стариков. Более специализированные роли — «маленькие девочки» и «грязные старики». Эти две роли привлекают друг друга, особенно в барах. Женщина называет мужчин, с которыми встречается, «грязными стариками». Мужчине нужна для его сценария маленькая девочка, а ей для своего — грязный старик, и когда они встречаются, начинается представление, и они знают, что сказать друг другу после того, как поздоровались. Разные женщины живут в мире, населенном волками, чудовищами, соблазнителями, котами, змеями, вампирами, мошенниками, а мужчины видят в женщинах сук, цыпочек, телок и шлюх. Все это сценарные слова, они могут прозвучать в ходе разговора в группе.

Сценарные сцены обычно сосредоточены вокруг какой-то комнаты в доме: детской, ванной, кухни, гостиной, спальни, и это проявляется в выражениях «есть что выпить», «весь этот хлам», «настоящий пир», «все эти люди» и «врежь им». У каждой из этих комнат есть свой словарь, и человек, застрявший в определенной комнате, будет снова и снова использовать одни и те же слова и выражения. Столь же часто встречается рабочий кабинет, символизируемый выражением «убирайся отсюда».

У тех, кто борется со своими сценариями, можно отметить антисценарные слова. Джек, Сизиф, упоминавшийся в главе двенадцатой, стал профессиональным бейсбольным игроком отчасти потому, что это входило в его сценарий, отчасти же потому, что туда загнал его дядя. Слушая его однажды, доктор Кью заметил, какое ударение делает Джек на слове «нет», которое произносит очень часто, и меньшее, но тоже значительное ударение на словах «кое-что еще». Он сразу интуитивно понял значение этих слов. Когда Джек говорил «нет», он подавал, то есть был питчером, а когда он подавал, его Ребенок говорил «нет» — «Ты не попадешь!» Когда он говорил «кое-что еще», он бросал на первую базу, а когда он бросал на первую базу, он говорил «кое-что еще»: «Если я не смогу тебя выбить, мы попробуем кое-что еще». Джек не только подтвердил эту интуитивную догадку, но и сказал, что тренер по бейсболу говорил ему то же самое, только на другом языке: «Расслабься! Если будешь все подачи делать с такой силой, вывернешь плечо!» Что Джек со временем и сделал. Подобно доктору Кью, тренер на основании своей интуиции и опыта догадался, что Джек подает в гневе, и знал, что ни к чему хорошему это не приведет.

Антисценарий Джека требовал, чтобы он стал успешным бейсбольным игроком, и за его профессиональной подачей скрывался сильный гнев против отца и дяди, приказывавших ему быть побежденным. Таким образом, всякий раз подавая мяч, он боролся со своим сценарием, пытался вырваться из него и победить. Это придавало ему скорость, а антисценарий позволял сохранять контроль. Единственное, чего ему не хватало, так это хладнокровия и умения подавать в соответствии с игрой. В конце концов этот гнев, не позволявший ему приспособиться, привел именно к той развязке, против которой он боролся, и ему пришлось перестать играть. Интуитивная проницательность Взрослого в Ребенке терапевта, то есть Профессор, — наиболее ценный терапевтический инструмент. Острая чувствительность правильно настроенного Профессора демонстрируется тем фактом, что доктор Кью все это понял, хотя только раз в жизни был на бейсбольном матче профессионалов, хотя, конечно, в молодости играл в любительский бейсбол…

4. Метафоры

Метафоры тесно связаны со сценарными словами. Например, у Мэри были два различных словаря метафор. В одном она бултыхалась, как в море, ничего не могла понять, едва могла держать голову над водой, у нее бывали бурные дни и волны чувств. А в другое время жизнь была пиром, Мэри могла есть свои слова, у нее было множество лакомств, она могла испытывать горечь или кислоту, потому что таков был вкус блюд. Она вышла замуж за моряка и жаловалась на ожирение. Когда она чувствовала себя в море, язык ее становился морским, а когда переедала — кулинарным. Так она переходила из океана на кухню и обратно, и задача терапевта заключалась в том, чтобы помочь ей встать на землю. Метафоры есть продолжение сценарных сцен, и перемена метафор означает перемену сцен. В случае Мэри бурное море означало море гнева.

5. Фразы безопасности

Некоторые должны пройти через своеобразный ритуал или сделать определенный жест, прежде чем заговорить, — чтобы защититься или попросить прощения за свои слова. Эти ритуалы обращены к Родителям. Мы уже рассказывали об Абеляре, который всегда засовывал руки за пояс брюк, прежде чем заговорить. Он явно пытался защитить свои яички от какого-то внутреннего врага, который мог напасть, когда Абеляр заговаривал и терял бдительность. Поэтому Абеляр всегда принимал меры против этой опасности, прежде чем заговорить. В других случаях подобные меры безопасности вплетены в структуру предложения. Существуют различные степени защиты при ответе на вопрос «Сердились ли вы когда-нибудь на свою сестру?» «Может быть, сердился» означает Родительский приказ «Никогда не допускай ошибок». «Мне кажется, может быть, сердился» включает два Родительских приказа: «Как ты можешь быть уверен?» и «Никогда не допускай ошибок». Первый приказ обычно приходит от отца, второй — от матери. «Мне кажется, может быть, я мог бы сердиться» содержит в себе тройную защиту. Фразы безопасности имеют большую прогностическую ценность. Терапевту гораздо легче преодолеть одну степень защиты, чем три. «Мне кажется, может быть, я мог бы» — это сослагательное наклонение, призванное защитить и скрыть очень юного и уязвимого Ребенка.

6. Сослагательное наклонение

Сослагательное наклонение включает три составляющих. Во-первых, союз «если» или «если бы» во-вторых, различные вспомогательные глаголы; в-третьих, различные необязательные слова. Наиболее часто встречается в университетских городках. Классический пример «Я должен был сделать и сделал бы, если бы мог, но…». Варианты «Если бы они могли, я тоже мог бы и, вероятно, сделал бы, но…» или «Я должен был и, вероятно, мог бы, но тогда они могли бы…».

Сослагательное отношение формализуется в названиях книг, тезисов, статей и студенческих работ. Обычные примеры «Некоторые факторы, связанные с…» (= если бы только) или «К теории…» (= «Я сделал бы, если бы мог…»). В самых крайних случаях заголовок гласит «Некоторые вступительные замечания, касающиеся факторов, связанных с накопленными данными относительно теории…» — поистине очень скромное название, так как совершенно ясно, что потребуется не менее двухсот лет для того, чтобы опубликовать саму теорию. Очевидно, мать автора велела ему не высовываться. Его следующая статья, вероятно, будет называться «Некоторые промежуточные замечания, касающиеся… и т. д.». Когда он изложит все замечания, названия его следующих статей будут становиться все короче. К сорока годам он завершит предварительные рассуждения и подойдет к «К теории…», но сама теория возникает все-таки очень редко. Если она все же будет опубликована в седьмой статье, обязательно будет и восьмая «Простите. Вернемся к исходному варианту». Автор всегда в пути, но никогда не достигает следующей остановки.

Терапевту, который берется излечить человека, дающего такие названия своим статьям, совсем не весело. Пациент тоже будет жаловаться на неспособность закончить свой тезис, на невозможность сосредоточиться, на половые и семейные проблемы, депрессию и порывы к самоубийству. Если только терапевт не найдет способа изменить его сценарий, лечение пройдет описанные выше восемь стадий, причем каждая стадия займет примерно полгода, а заключительную статью («Простите…») напишет не пациент, а сам терапевт. На сценарном языке «к» означает «не ходи туда». Никто не спрашивает «Летит ли этот самолет к Нью-Йорку?». И мало кто согласится лететь с пилотом, который отвечает: «Да, наш самолет летит к Нью-Йорку». Либо самолет летит в Нью-Йорк, либо садитесь на другой рейс.

7. Структура предложения

Помимо тех, кто использует сослагательное наклонение, встречаются люди, которым запрещено заканчивать что-либо или достигать цели, так что когда они говорят, им «не хватает слов». Предложения их перенасыщены союзами: «Вчера я была дома с мужем и… и… и вдруг… и… и потом…». Часто за этим скрывается директива «Не выдавай никаких семейных тайн!», так что они пытаются обойти тему и играют словами, пока могут.

Некоторые говорящие стараются все уравновесить. «Идет дождь, но скоро выйдет солнце». «У меня болит голова, но животу лучше». «Они не очень вежливы, но, с другой стороны, прекрасно выглядят». В этом случае директива как будто такова: «Ни к чему не приглядывайся слишком внимательно». Наиболее интересным примером этого случая был человек, страдавший диабетом с пятилетнего возраста. Его научили очень тщательно уравновешивать свою диету. Когда он говорил, то с такой же осторожностью взвешивал каждое слово и точно рассчитывал каждую фразу. Эти предосторожности очень мешали его слушателям. Всю жизнь он испытывал гнев против строгих ограничений, наложенных на него из-за болезни, и когда он сердился, речь его становилась очень неуравновешенной. (Значение этого для психологии больных диабетом ждет дальнейшего изучения.)

Другой тип структуры предложения — затягивание, с многочисленными «и так далее», «и тому подобное». «Ну, мы пошли в кино, и так далее, и потом я поцеловал ее, и тому подобное, а потом она украла у меня бумажник, и все прочее». К несчастью, такая привычка часто скрывает глубокий гнев, направленный против матери. «Ну, я хотел бы сказать ей все, что я о ней думаю, и так далее». — «А что такое „и так далее“?» — «Ну, на самом деле я хотел бы разрезать ее на кусочки». — «И так далее?» — «Нет, больше никаких „и так далее“». Структура предложений — увлекательное поле для изучения.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.