Модуль В. Социальная психология и надежное будущее

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Модуль В. Социальная психология и надежное будущее

[Некоторые фрагменты этого модуля — адаптированные разделы книги David G. Myers. The American Paradox: Spiritual Hunger in an Age of Plenty, Yale University Press, 2000, в которой читатель может найти дополнительную информацию о материализме, изобилии, неравенстве и благополучии.]

Это было самое прекрасное время, это было самое злосчастное время, — век мудрости, век безумия, дни веры, дни безверия, пора света, пора тьмы, весна надежд, стужа отчаяния; у нас было все впереди, и у нас впереди ничего не было; мы то витали в небесах, то вдруг обрушивались в преисподнюю.

Чарльз Диккенс, Повесть о двух городах (перевод С. П. Боброва и М. П. Богословской)

Не успел мир вступить в новое тысячелетие, как отовсюду стали поступать хорошие новости.

— Хотя по сравнению с 1960 г. численность населения планеты удвоилась, производство продуктов питания возросло в 3 раза, и они стоят дешевле, чем когда бы то ни было раньше.

— В большинстве стран Запада уменьшилось количество безработных и живущих на социальные пособия.

— Такой низкой инфляции — «самого болезненного налога», — как сейчас, не было за последние 30 лет; процентные ставки стабилизировались на среднем уровне, а о таких высоких показателях фондовой биржи, как нынешние, можно было только мечтать.

— Уровни цен на автомобили, авиабилеты, бензин и гамбургеры достигли рекордного соответствия уровню инфляции. В 1919 г., чтобы купить полгаллона [Галлон — мера жидких и сыпучих тел, равная 4,54 л. — Примеч. перев.] молока, американец должен был работать 39 минут, сейчас он зарабатывает его всего лишь за 7 минут.

— Снижаются уровень алкоголизма, потребление крепких спиртных напитков и количество тяжелых дорожно-транспортных происшествий по вине пьяных водителей.

— Появились новые лекарства: одни излечивают от рака, а другие повышают сексуальную потенцию.

Сравните нашу сегодняшнюю жизнь с тем, что было век назад, в «старые добрые времена», когда не было водопровода, дети работали на шахтах и на рудниках, продолжительность жизни была невелика, бедные не имели никаких социальных гарантий, большинство людей были практически необразованными, у женщин были ограниченные возможности, национальные меньшинства были лишены прав, ежегодно вырабатывалось меньше электричества, чем сегодня потребляется за один день, тривиальная инфекция могла стоить жизни и когда люди умирали преимущественно от двух болезней — от туберкулеза и пневмонии.

В 1999 г. супруги Джойс и Пол Баулер, серьёзно интересовавшиеся жизнью людей в прошлом веке, вместе с четырьмя их детьми были отобраны Четвертым каналом Британского телевидения (Channel 4 network) из 450 желающих провести 3 месяца в условиях, в которых в 1900 г. жил средний класс (в то время эти условия, должно быть, казались раем по сравнению с теми условиями, в которых жил рабочий класс). Спустя всего лишь неделю, в течение которой им пришлось вставать каждый день в половине шестого утра, готовить еду так, как это делали во времена королевы Виктории, носить корсеты, мыть головы смесью лимонного сока, яичных желтков, борной кислоты и камфары и проводить вечера при свете газовых рожков, они были «близки к тому, чтобы запросить пощады». Но Баулеры продержались. Однако из-за отсутствия окружения, соответствующего викторианской эпохе, реалиям быта начала XX в. явно не хватало романтического флера, присущего фильмам об этом периоде жизни Англии.

«Избавить человечество от большой беды и спасти от неминуемой катастрофы наш общий дом невозможно без кардинальных изменений в управлении природными ресурсами Земли и в образе жизни её обитателей.

Мировая научная общественность предупреждает человечество. 1993. Обращение подписано 1600 выдающимися деятелями науки из разных стран мира»

Поэтому нет ничего удивительного в том, замечает экономист Пауль Крюгман, что «если брать в расчет одни лишь материальные обстоятельства, можно не сомневаться: любой согласится с тем, что сегодня беднякам живется лучше, чем верхушке среднего класса — век тому назад» (Krugman, 2000). Современный рабочий класс пользуется всеми благами цивилизации: электричеством, горячим водоснабжением, канализацией, телевидением и средствами передвижения — всем тем, что было неведомо королевским особам прошлого. Воистину, наше время — самое лучшее. В менее развитых странах люди понятия не имеют о такой хорошей жизни и протестуют против приобщения к ней.

Глобальный кризис

Вследствие роста народонаселения и потребления мы превысили потенциальную емкость экологической системы нашей планеты. А это значит, что для того, чтобы будущее было надежным, потребуются контроль над рождаемостью, увеличение эффективности и продуктивности производства и умеренное потребление.

Увы! Те хорошие новости, о которых вы только что прочитали, — лишь половина правды. На всех симпозиумах, проводимых под эгидой ООН, Британского Королевского общества и Национальной академии наук США, лидеры мировой науки отмечают, что мы превысили потенциальную емкость экологической системы нашей планеты. Это значит, что сейчас мы «проедаем свой экологический капитал», а не живем на проценты с него (Heap & Kent, 2000; Oscamp, 2000). Если народонаселение снова удвоится, а потребление возрастет, мы окажемся на грани экологической катастрофы.

Вместо того чтобы обкрадывать своих потомков, не могли бы мы задуматься о более устойчивом развитии и потреблении? Чем могут помочь в решении экологических проблем социальные психологи? Ни для кого не секрет, что эти проблемы — результат деятельности людей: ведь это мы пользуемся спортивными автомобилями, загрязняющими воздух выхлопными газами, едим мясо животных, которых откармливают зерном, и с помощью техники уничтожаем леса. Давайте сначала рассмотрим проблему, а затем — некоторые возможные пути её решения.

Превышение потенциальной емкости экологической системы

Более 200 лет тому назад Роберт Мальтус предвидел наступление такого момента, когда народонаселение Земли превысит потенциальную емкость её экологической системы. Благодаря техническому прогрессу в промышленности и в сельском хозяйстве предсказание Мальтуса о том, что людей на нашей планете будет больше, чем еды, пока что не сбылось. Пока что. Однако задумайтесь над следующими фактами.

«Покупай как можно больше.

Обращение к владельцу кредитной карты, 2000»

Рост народонаселения Земли

Хорошая новость: рождаемость падает. Более чем в 40 странах уровень рождаемости опустился до простого воспроизводства (2,1 ребенка на женщину) или ниже. Плохая новость: в развивающихся странах рождаемость падает слишком медленно, и при таком темпе предотвратить прирост населения невозможно. И даже если уровень рождаемости достигает уровня простого воспроизводства, рост населения продолжается из-за большого количества людей, достигших детородного возраста. Как следует из данных, представленных на рис. В.1, после 1830 г. понадобилось 100 лет для того, чтобы население Земли увеличилось до 2 миллиардов человек, но потом оно увеличилось за 30 лет до 3 миллиардов, за 15 лет — до 4, за 12 лет — до 5 и до 6 — тоже за 12 лет. Если современный мир кажется вам перенаселенным, особенно такие бедные страны, как Пакистан и Индия, помните: демографы полагают, что народонаселение Земли увеличится до 7, 8 и 9 миллиардов ещё при жизни большинства читателей этой книги.

Рис. В.1. РостнародонаселенияЗемлис1750 г.(Источник: United Nations, 1998, Revision of World Population Estimates and Projections)

Разумеется, подобный рост не может продолжаться бесконечно. Увеличение количества живущих на Земле людей для половины из них уже обернулось нищетой, недоеданием и болезнями (Oskamp, 2000): «Если люди не согласятся добровольно контролировать рождаемость, она будет контролироваться принудительно. Уровни смертности и рождаемости сравняются из-за нищеты, голода и болезней… или вследствие войн и геноцида».

Экономический рост означает рост потребления

Наша планета выдерживает двойной удар — чем больше народонаселение, тем больше ресурсов оно потребляет. В 1950 г. на Земле жили 2,5 миллиарда человек, в распоряжении которых было 50 миллионов автомобилей. Сегодня нас немного более 6 миллиардов, а количество автомобилей увеличилось в 10 раз. Если в результате роста мировой экономики все страны сравняются со США по уровню автомобилизации, количество машин возрастет ещё в 13 раз (N. Myers, 2000). Хотя такого никогда не будет, в развивающихся странах автомобильный парк растет быстро. Сейчас население стран Азии покупает больше новых машин, чем жители стран Западной Европы и Северной Америки, вместе взятые (Heap & Kent, 2000).

При эксплуатации этих автомобилей и при сжигании угля и нефти для выработки электричества и обеспечения наших домов теплом образуется углекислый газ — основной виновник глобального потепления климата нашей планеты (Hileman, 1999). 23 самых теплых за все время метеонаблюдений года приходятся на период после 1975 г., а самым теплым оказался 1998 г. (весьма вероятно, что к тому времени, когда вы прочитаете эти строки, рекорд 1998 г. уже будет побит). Скорость таяния ледников на Южном и на Северном полюсах возрастает. То же самое можно сказать и о ледниках всех горных массивов — от Альп до Анд. Ледник африканской горы Килиманджаро уменьшился по сравнению с 1912 г. на 82 %; если скорость его таяния сохранится на нынешнем уровне, к 2016 г. он полностью исчезнет (Revkin, 2001). Растения, которые раньше росли только на экваторе, и насекомые, обитавшие только там, «переселяются» поближе к полюсам. По мере того как изменяется климат планеты, участились и такие экстремальные природные катаклизмы, как тепловые волны, засухи и наводнения. Поскольку в виде дождя выпадает больше осадков, чем в виде снега, в сезон дождей чаще случаются наводнения, а в засушливое время земля получает меньше влаги за счет таяния снега и льда.

Гора Килиманджаро: в 1979 г., до начала глобального потепления (слева), и в 1999 г., после его начала (справа)

«Основная причина наблюдаемого в течение последних 50 лет потепления климата — увеличение концентрации углекислого газа в атмосфере.

Из заявления Межправительственной экспертной комиссии ООН по проблеме потепления»

Вырублена большая часть лесов, когда-то покрывавших поверхность земли, а то, что ещё осталось в тропиках, тоже постепенно уничтожается: освобождаются площади под посевы и пастбища, а древесина нужна местным жителям для строительства. Уничтожение лесов приводит к увеличению концентрации углекислого газа (известно, что растения поглощают его), к эрозии почвы, изменению температуры воздуха и количества выпадающих осадков и к вымиранию многих видов животных. По мнению зоолога Э. О. Уилсона, если леса и впредь будут уничтожаться с такой же скоростью, что и теперь, в течение столетия может исчезнуть половина видов растений, произрастающих на Земле, и половина видов животных, обитающих на ней (Resenberger, 1999).

«Мы не будем делать ничего такого, что может причинить вред нашей экономике, потому что для нас важнее всего люди, живущие в Америке (так в 2001 г. президент Джордж Буш-младший объяснил свое решение выйти из Киотского договора о глобальном потеплении, которое подписали более 100 стран). Если человек хочет быть лидером мирового масштаба, он должен учитывать не только интересы американской промышленности, но и интересы всех людей, живущих на Земле.

Ответ президента Европейской комиссии Романо Проди президенту Джорджу Бушу, 2001»

Растущая потребность в рыбопродуктах в сочетании с разрушением экосистемы привела к тому, что в 11 из 15 основных океанических рыболовных зон ежегодная добыча рыбы уменьшилась; это уменьшение коснулось 7 из 11 основных видов промысловых рыб (McGinn, 1998; Karavellas, 2000). Наибольший урон нанесен запасам лосося, атлантической трески, пикши, сельди и других видов, отчасти это произошло в результате превышения допустимых норм их добычи.

{Мы проедаем свой капитал. Превышение допустимых норм добычи североатлантической трески — отчасти и плавучими консервными заводами из других стран — привело к тому, что в 1990-х гг. предприятия рыбоперерабатывающей промышленности Ньюфаундленда бо льшую часть времени простаивали. Для восстановления запасов рыбы необходимо время, и поэтому лов был запрещен}

Кто более всего повинен в глобальном потеплении и в истощении запасов? Стыдно признаваться, но преимущественно — мы, граждане тех стран, в которых наиболее вероятен интерес к этой книге. Несмотря на различия между индустриальными странами — в Нидерландах 30 % поездок по городу совершаются на велосипедах, а в США лишь 1 %, — повсюду индустриализация отрицательно сказалась на экологии. Ниже приводятся примеры, почерпнутые из документов ООН и из совместных материалов Лондонского королевского общества и Национальной академии наук США (Heap & Kent, 2000; N. Myers, 2000).

— Население Бангладеш ежегодно увеличивается на 2,4 миллиона, а население Англии — примерно на 100 000, однако количество выбрасываемого в атмосферу диоксида углерода (в расчете на душу населения) в Англии в 50 раз больше, чем в Бангладеш. Иными словами, ежегодно 100 000 новых англичан наносят атмосфере в 2 раза больший вред, чем 2,4 миллиона новых граждан Бангладеш.

— С 1950 г. самые богатые люди планеты, составляющие пятую часть всего народонаселения, удвоили потребление мяса и лесоматериалов (в расчете на одного человека), чего никак нельзя сказать о 20 % беднейшего населения.

— В настоящее время богатейшее население Земли владеет 87 % всех транспортных средств и потребляет 85 % всей бумаги, в то время как на долю беднейшего населения приходится лишь 1 %.

Итог: наша планета, судя по всему, способна «содержать» не более 2 миллиардов человек, потребляющих так, как потребляют сегодня в Западной Европе и в Северной Америке (Pimentel et al., 1999; Willey, 1999). На основании статистических данных ООН был рассчитан «экологический след» — «биологически продуктивное пространство», необходимое людям в разных странах для производства продуктов потребления и утилизации образующихся при этом отходов (Wackernagel, 2000). Среднестатистическому канадцу требуется более 10 футбольных полей. Среднестатистическому американцу — на 30 % больше, среднестатистическим англичанину, швейцарцу и немцу — на 30 % меньше. Если бы все земляне потребляли сегодня столько, сколько потребляют американцы и канадцы, для удовлетворения их потребностей нужны были бы природные ресурсы трех таких планет, как наша.

{В 1966 г. лишь 22 % новых американских домов имели площадь около 200 м2, в 1994 г. таких домов было уже 47 %}

При населении 6 миллиардов и при том, что менее развитые страны — и это вполне естественно — стремятся к повышению уровня жизни, потребность в устойчивом потреблении становится «проблемой глобального значения, требующей неотложного решения» (Heap & Kent, 2000). Как отмечает Норман Майерс, речь идет не о том, что богатым странам следовало бы снизить уровни потребления, а о том, что они снизятся, «потому что Земля не может бесконечно поддерживать современный уровень потребления» (N. Myers, 2000, р. 13), не говоря уже о его увеличении в будущем.

Обеспечение экологичного образа жизни

Так что же нам делать? Есть, пить и веселиться, потому что завтра — конец? Вести себя так, как ведут себя многие участники игры «Дилемма заключенных»: преследовать лишь собственные цели, даже если они губительны для остальных? (Черт побери, в мировом масштабе мои потребности ничтожно малы, удовлетворяя их, я получаю удовольствие, а мир при этом нисколько не страдает.) Воздеть руки к небу и поклясться никогда не рожать детей, раз все так ужасно? Те, кто настроен более оптимистично, предлагают два пути к экологичному образу жизни:

1) повышение эффективности и продуктивности промышленного и сельскохозяйственного производства;

2) снижение уровня потребления и рождаемости.

Повышение эффективности и продуктивности производства

Одна из возможностей проявить заботу о будущем заключается в создании ресурсосберегающих технологий. Кое-что в этом направлении уже сделано: во многих случаях вместо ламп накаливания используются лампы дневного света, функции традиционной почты исполняет электронная почта, созданы новые модели автомобилей, причиняющих окружающей среде меньший вред. Сегодня водители среднего возраста управляют автомобилями, которые потребляют бензина в 2 раза меньше и выбрасывают в воздух в 20 раз меньше вредных газов, чем их первые в жизни машины.

Возможные технологии будущего — это и диоды, которые дают свет в течение 20 лет без всяких ламп; и ультразвуковые стиральные машины, не потребляющие ни воды, ни тепла, ни мыла; пластмассы, подлежащие переработке и многократному использованию; автомобильные двигатели, работающие на кислороде и водороде и выбрасывающие в атмосферу водяные пары; и сверхлегкие конструкционные материалы, более прочные, чем сталь; и крыши и дороги, поглощающие солнечную энергию (N. Myers, 2000). Более того, скорость распространения технического прогресса постоянно растет. На то, чтобы в жизнь 25 % населения США вошли электричество, телефон, телевидение, персональные компьютеры и Интернет, потребовалось 46, 35, 26, 16 и 7 лет соответственно (United Nations, 1998).

Сельское хозяйство тоже претерпевает революционные изменения. Сомнительные генетические модификации и менее сомнительные гибридные растения дают более высокий урожай. Созданы сорта картофеля, более устойчивые к болезням, более питательные сорта риса и сельскохозяйственные культуры, лучше приспособленные к засушливому климату и к соленой почве, более устойчивые к вредителям, вирусам и бактериям.

Несмотря на то что для оценки безопасности и жизнеспособности этих технологических и сельскохозяйственных инноваций потребуется время, увеличение эффективности и продуктивности производства, несомненно, — один из путей к устойчивому будущему. Учитывая, с какой скоростью идет технический прогресс, — кто мог представить себе современный мир ещё каких-нибудь 100 лет назад? — в будущем обязательно будут найдены такие решения, которые сейчас никому не приходят в голову. Оптимисты убеждены, что в будущем уровень жизни большинства людей будет выше, чем сегодня, и что при этом не только будет израсходовано значительно меньше исходного сырья, но и образуется значительно меньше отходов.

Снижение уровня потребления

Второй путь к устойчивому будущему — снижение потребления. Если увеличивающееся народонаселение будет больше потреблять и наносить больший вред экологии, то стабильное по своей численности население Земли должно будет сократить потребление и уменьшить ущерб, причиняемый экосистеме.

Благодаря усилиям сторонников планирования семьи прирост населения земли затормозился, в первую очередь это произошло за счет развитых стран. В тех странах, где материальный уровень выше, а женщины более образованны и имеют больше прав, рождаемость ниже. Но даже если рождаемость повсеместно вдруг опустится до уровня простого воспроизводства, рост населения «по инерции», связанный со вступлением в детородный возраст более молодых людей, продлится ещё долго.

Учитывая, что мы уже и так превысили потенциальную емкость экологической системы Земли, каждому из нас тоже следует умерить свой аппетит. Наши материальные запросы постоянно растут — нам нужно больше компакт-дисков, больше кондиционеров, больше путешествий, — что же мы можем сделать для снижения уровня потребления?

Один путь — государственная политика, в полной мере использующая материальное стимулирование. Общее правило таково: мы стараемся избежать того, за что нас наказывают, и стремимся к тому, за что получаем вознаграждение. Если на наших скоростных шоссе автомобильные пробки, а в воздухе полно выхлопных газов, мы можем наказывать тех, кто ездит в одиночку, и вознаграждать тех, кто ездит группами, предоставляя в их распоряжение специальные скоростные полосы. Мы можем создать специальные дорожки для велосипедистов и развивать городской транспорт, создавая тем самым альтернативы личным автомобилям. Можно, как в Европе, значительно повысить налоги на бензин и стимулировать рецикл, сделав возврат пластиковых бутылок из-под лимонадов экономически выгодным для населения (см. «Во что обходится эксплуатация личного автомобиля?»).

Роберт Франк, экономист, хорошо разбирающийся в социальной психологии, предложил способ, с помощью которого социально ответственная рыночная экономика может одновременно стимулировать и высокие заработки, и более умеренное потребление. Он предложил ввести прогрессивную систему налогообложения, которая, стимулируя накопление денежных средств и их инвестирование, делает невыгодным приобретение таких жизненно неважных предметов роскоши, как детский игрушечный автомобиль Range Rover за $18 500. Его идея проста: облагайте налогом не только доходы, но и расходы, которые равны разнице между заработком и сбережениями и, возможно, пожертвованиями на благотворительность. Налог должен быть прогрессивным, исключение составляют только иждивенцы, которые вообще освобождаются от его уплаты, и люди, делающие крупные покупки, которые облагаются более высоким налогом. Франк убежден, что прогрессивный налог на потребление (например, для семьи из 4 человек он изменяется от 20 %, если в течение года ею приобретены товары на сумму, превышающую $30 000, до 70 % если сумма покупок превышает $500 000) способен оказать более заметное влияние на потребление, чем движение сторонников более простого образа жизни. Люди, которые при других обстоятельствах купили бы BMWZ 3 за $30 000, скорее всего, призадумаются и с не меньшим удовольствием сядут за руль Mazda Miata за $23 000.

Благодаря подобной политике присущая большинству людей привычка в первую очередь заботиться о собственных интересах может быть использована на благо общества, но её реализация требует определенных законодательных актов, поддержанных обществом. Если правда, что мы уже превысили потенциальную емкость экологической системы Земли, как утверждают эксперты Королевского общества, Национальной академии наук США и ООН, то по мере усиления парникового эффекта и ужесточения конкуренции за ресурсы общественное мнение и взгляды политиков в конце концов изменятся. Можно ли надеяться на то, что в обозримом будущем изменится и общественное сознание, что на смену индивидуализму и материализму конца XX в. в начале XXI в. придут более коллективистские по свей сути нравственные ценности?

Проблема крупным планом. Во что обходится эксплуатация личного автомобиля?

В августе 2000 г. автор письма, направленного в Scotsman из одной европейской страны, в которой покупатели платят более 30 фунтов (около 45 американских долларов) за то, чтобы залить в бак 10 галлонов бензина (большую часть этой суммы составляет налог), приветствовал введение налога и политики стимулирования как средства снижения потребления бензина:

«Несмотря на то что мне приходится ежегодно “наматывать” 12 000 миль (это средний пробег автомобиля по стране), чтобы заработать 18 000 фунтов в год (это меньше, чем средний доход по стране), я приветствую повышение расходов на эксплуатацию личного автомобиля. Во-первых, весьма вероятно, что чем меньше налог на бензин, тем больше налоги на другие товары, так что любая экономия не более чем иллюзия.

Налоги на бензин легко взимать, они пропорциональны потреблению, и махинации с ними практически исключены.

Только совершенно не информированные водители до сих пор не представляют себе, какую роль в глобальном потеплении играют выхлопные газы. И только самых эгоистичных из них не волнует его собственный вклад в такие природные явления, свидетельствующие об экологическом неблагополучии, как аномально холодные или аномально жаркие сезоны и повышение уровня моря.

Если люди предпочитают жить далеко от работы, ездить быстро, иметь ненасытные автомобили, пренебрегать соседними магазинами или способствовать упадку общественного транспорта, они должны за это платить».

Тим Флинн, Сент-Эндрюс

-

Быстрое изменение установок, вызванное в 1960-х и 1970-х гг. движением за гражданские права и за права женщин, свидетельствует о том, что общественное сознание действительно способно изменяться в такие сжатые сроки, которые в масштабах истории — не более чем мгновения (см. главу 9). В период с 1960 по начало 1990-х гг. социальный «ландшафт» США изменился до неузнаваемости: число разводов удвоилось, число самоубийств среди подростков утроилось, количество преступлений, совершаемых подростками, увеличилось в 4 раза, в 5 раз увеличилось количество заключенных и в 6 раз — количество внебрачных детей. Жизнь американцев после 1960 г. отмечена также усиливающимся индивидуализмом и стремительным падением интереса к участию в общественной жизни. Роберт Путнэм, автор книги «Боулинг в одиночку» (Bowling Alone), считает, что по сравнению с 1960 г. сегодняшние американцы молодого и среднего возраста не только чаще в одиночку занимаются боулингом, но и реже голосуют, ходят в гости, развлекаются, ездят вместе с коллегами на работу и с работы на одной машине, дружат с соседями, работают в качестве волонтеров и занимаются благотворительностью. Как ответ на эти реалии на стыке веков возникло социально-экологическое движение в поддержку коллективизма, цель которого — формирование коллективистского сознания школьников и возращение семье и совместному воспитанию детей обоими родителями их прежнего статуса. В результате число самоубийц среди подростков, проявлений насилия и жестокости и нежелательных беременностей стало уменьшаться, а количество волонтеров среди молодых американцев сейчас возрастает. Перед нами наглядный пример того, что — культуры способны изменяться. Так можно ли надеяться, что потребительский ажиотаж в обозримом будущем спадет?

Резюме

Мы живем в хорошее время. Никогда ещё люди не были такими здоровыми, не жили так долго и в таком достатке, не имели столько гражданских прав и не пользовались такими благами технического прогресса. И тем не менее, утверждают лидеры мировой науки, нам угрожает глобальный кризис. Рост народонаселения в сочетании с ростом потребления превысил потенциальную емкость экологической системы Земли. Сейчас в мире в 10 раз больше автомобилей, чем было полвека назад; их выхлопные газы, содержащие диоксид углерода, вместе с содержащими его газообразными отходами, образующимися при сжигании угля и мазута на электро— и теплостанциях, являются причиной глобального потепления климата. Итог: наша планета не может выдержать уровня потребления, существующего сегодня в богатых странах, а уж о возросшем уровне потребления, который весьма вероятен в будущем, и говорить нечего. Поэтому обеспокоенные сложившейся ситуацией ученые и граждане задумались о том, что человечество может сделать для предотвращения экологической катастрофы. Как увеличить эффективность промышленности и продуктивность сельского хозяйства и как контролировать рост народонаселения и регулировать потребление — за счет материального стимулирования, изменения поведения и установок? За последние 40 лет, буквально на наших глазах, произошли весьма заметные культурные изменения, и нечто подобное может повториться как ответ на грозящий глобальный кризис.

Социальная психология материализма и умеренности

Какой вклад может внести социальная психология в наше понимание усиливающегося материализма? В какой мере деньги и потребление гарантируют счастье? И почему материализм и экономический рост не привели к росту удовлетворенности жизнью?

Можно ли купить счастье? Лишь немногие из нас ответят на этот вопрос утвердительно. Но сформулируйте вопрос по-другому иначе: «Имей вы немного больше денег, вы были бы чуточку счастливее?», и многие, ухмыльнувшись, кивнут головами. Мы уверены в том, что между достатком и ощущением благополучия существует определенная связь. Эта убежденность исходит из того, что Джульет Шор называет «циклом доходы — расходы», имея в виду, что люди больше работают для того, чтобы больше покупать (Schor, 1998).

Усиливающийся материализм

Хотя нынешняя экологическая ситуация и такова, что нам следовало бы быть скромнее в своих желаниях, материализм [Читатели, должно быть, уже поняли, что в данном контексте автор употребляет термин «материализм» как синоним «вещизма», «приобретательства», «погони за материальными благами». — Примеч. перев.] торжествует, и особенно это заметно в США. Согласно результатам опроса общественного мнения, проведенного институтом Гэллапа, 50 % респондентов-женщин, более 60 % респондентов-мужчин (в целом 80 % респондентов), зарабатывающих более $75 000 в год, хотели бы быть богатыми (Gallup Poll, 1990). Когда в 1987 г. Roper Organization спрашивала у респондентов, каким должен быть их ежегодный доход, чтобы они могли осуществить все свои мечты, «средний американец» назвал сумму, равную $50 000. В 1996 г. она возросла до $90 000 (Schor, 1998). Считайте это сегодняшней американской мечтой: жизнь, свобода и счастье, купленное за деньги.

Расцвет материализма пришелся на 1970-е-1980-е гг. Наибольшее впечатление производят результаты ежегодных опросов, проводимых совместно Калифорнийским университетом в Лос-Анджелесе и Советом по образованию среди примерно 250 000 первокурсников. Количество согласившихся с утверждением, что «очень важной» причиной их поступления в колледж является желание «больше зарабатывать», возросло с 50 % в 1971 г. до почти 75 % в 2000 г. А количество полагающих «очень хорошее финансовое положение» «самым важным» фактором возросло с 39 % в 1970 г. до 74 % в 2000 г. (рис. В.2). По сути, эти данные свидетельствуют о катастрофическом уменьшении числа молодых людей, считающих, что «в жизни должна быть ясная цель». Материализм одержал победу над духовностью.

Рис. В.2. Материализм побеждает духовность.(По данным dey, astin & korn, 1991, и ежегодных опросов более 200 000 первокурсников американских колледжей. Общее количество респондентов — около 7 миллионов)

«Тот, кто сказал, что счастье не купишь за деньги, просто не умеет их тратить.

Реклама автомобиля Lexus»

Как изменились нравственные ценности! В наши дни студенты американских колледжей из 19 целей, которых они хотели бы добиться, на первое место ставят «очень хорошее материальное положение». Эта цель «опережает» не только поиск смысла жизни, но и такие цели, как «стать специалистом в избранной области», «помогать окружающим, попавшим в беду» и «создать семью».

В своем стремлении к материальным благам студенты колледжей не одиноки. По мнению Роберта Франка, когда появилось довольно много обеспеченных людей, началась «лихорадочная погоня за роскошью». В конце 1990-х гг. расходы на предметы роскоши росли в 4 раза быстрее, чем расходы на все остальное. Апартаменты для молодоженов в отеле Палм-Бич Four Seasons (суточное пребывание в них стоит тысячи долларов) и номера в отеле Aspen (суточное пребывание — $5500) бронировались за многие месяцы до свадеб. За 10 лет количество яхт длиной более 150 метров удвоилось, и часовая прогулка на многих из них стоила более $10 000. Если раньше автомобили дороже $30 000 (по ценам 1996 г.) составляли лишь 7 % от общего количества проданных транспортных средств, то к концу века оно подскочило до 12 %.

Богатство и благополучие

Неужели неограниченное потребление действительно синоним «хорошей жизни»? Гарантирует ли финансовое благополучие психологический комфорт или хотя бы коррелирует с ним? Стали бы люди счастливее, если бы они могли переселиться из своих скромных жилищ во дворцы, кататься на лыжах в Альпах и путешествовать с максимально возможным комфортом? Почувствовали бы они себя более счастливыми, если бы на них неожиданно свалился большой выигрыш и им предложили на выбор 12-метровую яхту, суперсовременный дом на колесах, одежду от дизайнера, роскошный автомобиль или домашнюю работницу в полное распоряжение? О чем говорят результаты исследований социальных психологов? Подтверждают они или опровергают тезис о том, что лихорадочная погоня за роскошью делает людей счастливее?

Действительно, есть определенная тенденция, согласно которой в богатых странах больше удовлетворенных жизнью людей (Diener, 2000). Например, большинство швейцарцев и скандинавов процветают и довольны своим положением. В бедных странах больше людей, не имеющих гарантированного пропитания и крыши над головой. Более того, когда они сравнивают себя с богатыми, ощущение собственной бедности становится более острым. Тем не менее в тех странах, в которых валовой национальный продукт на душу населения превышает $8000, корреляции между национальным богатством и благополучием нет (рис. В.3).

Рис. В.3. Богатство страны и благополучие её граждан. (По данным Всемирного банка и Обзора мировых цен за 1990–1991 гг.). Субъективный индекс благополучия является кумулятивным показателем счастья и удовлетворенности жизнью. (На абсциссе — среднее количество людей (в процентах), признавших себя, во-первых, «очень счастливыми» или «счастливыми», за вычетом тех (в процентах), кто признал себя «не очень счастливыми» или «несчастными», и, во-вторых, оценивших свое счастье 7 баллами или выше, за вычетом тех, кто оценил его в 4 балла и ниже по 10-балльной шкале). (Источник: Ronald Inglehart, 1997, p. 62)

Если судить по субъективному индексу благополучия, лучше быть ирландцем, чем болгарином. Но вряд ли существенно, какой именно доход имеет человек — доход типичного ирландца, бельгийца, норвежца или американца. На самом же деле в 1980-е гг. среди ирландцев стабильно оказывалось больше людей, довольных своей жизнью, чем в Западной Германии, где среднедушевой доход в 2 раза выше (Inglehart, 1990). Однако, как считают Эд Дайнер и его коллеги, понятие «национальное богатство» связано с гражданскими правами, грамотностью населения и значительным периодом демократического правления (Diener et al., 1995). Поэтому, чтобы выявить «более чистую» связь между деньгами и счастьем, исследователи попытались ответить на вопрос, где и когда одновременно с ростом доходов людей возрастало и их благополучие.

Счастливее ли богатые?

В таких бедных странах, как Индия, где много людей с доходами ниже прожиточного минимума, относительная материальная обеспеченность действительно прогнозирует большее благополучие (Agryle, 1999). Как с моральной, так и с материальной точки зрения лучше принадлежать к высшей касте, чем к низшей. Однако в богатых странах, там, где большинство населения имеет возможность удовлетворять свои жизненные потребности, богатство значит на удивление мало. Как отмечает Рональд Инглхарт, в США, в Канаде и в Европе коэффициент корреляции между доходами и личным счастьем «не просто поразительно мал, а пренебрежимо мал» (Inglehart, 1990, р. 242). Самые несчастные — это самые бедные. Но в жизнь обеспеченных людей дополнительные деньги не вносят принципиальных изменений. Обобщая результаты собственных исследований такой проблемы, как счастье, Дэвид Ликкен пишет: «Люди, которые ездят на работу в автобусах, надев спецодежду, в среднем не менее счастливы, чем те, кто ездит в собственных “мерседесах”, облачившись в деловые костюмы» (Lykken, 1999, р. 17).

«Позднее сообщалось о том, что от Фрэнка Капачи отказались даже старые друзья, что он был вынужден купить специальную машину для уничтожения канцелярских бумаг, чтобы избавиться от ненужных писем, и временно находился в бегах.

Annin, 1999.»

Даже очень богатые люди — например, те, кого журнал Forbes включает в сотню самых богатых людей Америки, — чувствуют себя лишь ненамного более счастливыми, чем их среднестатистический соотечественник (Diener, Horwitz & Emmons, 1985). Хотя у них было более чем достаточно денег для покупки многого из того, что им не нужно и что их вряд ли интересует, 80 % богатейших респондентов согласились с проводившими опрос Дайнером, Горвицем и Эммонсом в том, что «деньги увеличивают риск их владельца стать не очень счастливым, и все зависит от того, как их использовать». И некоторые из них действительно были несчастны. Один баснословно богатый человек вообще не мог вспомнить ни одной счастливой минуты. Одна из респонденток сказала, что деньги не способны избавить её от страданий, которые ей причиняют проблемы её детей. Даже те пассажиры «Титаника», которые плыли в каютах первого класса, не добрались до места назначения.

Способствует ли экономический рост росту психологического комфорта?

Стабильно ли счастье, связанное с богатством? Долго ли чувствовали себя более счастливыми Фрэнк и Ширли Мэй Капачи, выигравшие в 1998 г. в лотерею Powerball 195 миллионов долларов? Скорее всего, не так долго, как им казалось сначала. Как правило, победителям лотерей их выигрыши приносят лишь временную радость (Brickman et al., 1978; Argyle, 1986). Каким бы сильным ни был восторг, в конце концов эйфория проходит. Точно так же люди, чей доход увеличился за минувшее десятилетие, сегодня чувствуют себя не более счастливыми, чем те, с которыми этого не произошло (Diener et al., 1993). Как пишет Ричард Райан, «период полураспада подобной удовлетворенности очень короток» (Ryan, 1999).

Если человек не живет в окружении богачей, его сожаления по поводу своего примитивного существования тоже могут быть непродолжительными. Вот что пишет по этому поводу Роберт Франк:

«В молодости, сразу после окончания колледжа, я, будучи волонтером Корпуса мира, работал в непальской деревне. В моем однокомнатном доме не было никаких удобств — ни электричества, ни воды, ни канализации. Рацион местных жителей не отличался разнообразием, и в нем практически отсутствовало мясо. Хотя поначалу бытовые условия и шокировали меня, тем не менее самым замечательным в моем непальском опыте было то, как быстро они стали казаться мне нормальными. Понадобилось каких-нибудь несколько недель, чтобы я перестал чувствовать свою ущербность. Воистину, получая ежемесячную стипендию в размере $40, я был богаче большинства жителей деревни и казался себе вполне преуспевающим человеком. Подобное чувство вновь вернулось ко мне лишь в последние годы»

(Frank, 1996).

Если отдельный человек, как правило, не чувствует себя более счастливым, когда у него появляется больше денег, то, может быть, коллективное счастье поддерживается на достаточно высоком уровне в периоды экономического подъема? Можно ли сказать, что сегодня американцы более счастливы, чем в 1940 г., когда в двух из пяти домов не было душа или ванны, отапливаться приходилось углем или дровами, а в 35 % домов не было канализации (Bureau of the Census, 1994)? Или возьмем 1957 г., когда экономист Джон Гэлбрайт назвал американское общество «Обществом изобилия». Среднедушевой годовой доход соответствовал нынешним $9000. Сегодня он превышает $20 000. А это значит, что по сравнению с 1957 г. нынешнее американское общество — «вдвойне более изобильное»: на деньги сегодня можно купить в 2 раза больше. Однако не все оказались на подъеме: прилив унес яхты дальше, чем лодки, и большой диспаритет доходов свидетельствует о том, что общество больно. Тем не менее лодки тоже не стояли на месте. Сегодня на одного американца приходится в 2 раза больше автомобилей, американцы примерно в 2 раза чаще бывают в ресторанах, а микроволновые печи, цветные телевизоры с большими экранами и персональные компьютеры есть почти в каждом доме. Что касается прочей бытовой техники, то с 1960 по 1997 г.:

— количество семей, имеющих посудомоечные машины, возросло с 7 до 50 %;

— имеющих машины для сушки одежды и белья — с 20 до 71 %;

— имеющих кондиционеры — с 15 до 73 % (Bureau of the Census, 1979, 1998).

Даже то, что когда-то было роскошью (ежедневный душ в 1950 г. могли позволить себе лишь 29 % американцев), в 1999 г., по данным Института Гэллапа, стало рутинной ежедневной процедурой для 75 % американцев. Вашим дедушкам и бабушкам ежедневный душ был «не нужен», а вот про вас, скорее всего, этого не скажешь.

Итак, стали ли счастливее американцы, которые полагают, что «очень важно» иметь много денег, и видят, что в течение последних четырех десятилетий их доходы постепенно растут?

Нет, не стали. Как следует из данных, представленных на рис. В.4, количество тех, кто считает себя «очень счастливым», за период с 1957 по 1998 г. немного уменьшилось (с 35 до 33 %). Став в 2 раза богаче, люди не стали счастливее. Одновременно увеличилось количество больных депрессией, особенно среди молодежи и людей среднего возраста (Seligman, 1989; Klerman & Wiessman, 1989; Cross-National Collaborative Group, 1992). По сравнению со своими дедушками и бабушками сегодняшние люди среднего возраста значительно более состоятельные, несколько менее счастливые, а риск депрессии и различных социальных патологий у них выше.

Рис. В.4. Способствует ли экономический рост психологическому комфорту? В то время как доходы (с поправкой на инфляцию) возросли, люди не стали счастливее, и сами признаются в этом. (Источники: General Social Surveys, National Opinion Research Center, University of Chicago; Bureau of the Census (1975); Economic Indicators)

Трудно удержаться от поразительного вывода: за последние четыре десятилетия мы стали значительно богаче, но наше субъективное мироощущение при этом не улучшилось ни на йоту. Сказанное справедливо и в отношении европейцев, и в отношении японцев (Easterlin, 1995). В Великобритании, например, резкое увеличение количества семей, имеющих автомобили, центральное отопление и телефоны, не сопровождается увеличением количества людей, считающих себя счастливыми. Этот вывод поразителен прежде всего потому, что он бросает вызов современному материализму: экономический рост в богатых странах не оказывает заметного позитивного влияние на мироощущение людей.

Почему материализм не приносит удовлетворения?

То, что экономический рост в богатых странах не приносит удовлетворения их гражданам, — действительно поразительный факт. Ещё более поразительна закономерность, проявляющаяся в том, что индивидуумы, наиболее активно стремящиеся к богатству, чувствуют себя менее благополучными, — закономерность, которая «очень четко проявляется во всех культурах, которые я изучал», пишет Ричард Райан (Ryan, 1999). Его коллега Тим Кассер, обобщая результаты их совместных исследований, приходит к выводу о том, что подобные ощущения типичны для всех людей, которые предпочитают собственное материальное благополучие «человеческим отношениям, самосовершенствованию и заботе об общественном благе» (Kasser, 2000). Результаты исследований Кассера и Райана (Kasser & Rayan, 1993, 1996) и их коллеги из Германии Петера Шмука (Schmuck, 2000) подтверждают результаты более ранней работы Перкинса (H. W. Perkins, 1991), который, проведя опрос 800 выпускников колледжа, показал, что среди тех из них, кто, разделяя нравственные ценности яппи, предпочел дружеским и семейным узам финансовый и профессиональный успех и престиж, считающих себя «весьма» или «очень» несчастными было в 2 раза больше людей, чем среди остальных их бывших соучеников.

«Зачем тратить деньги на то, без чего можно прожить, и труд — на то, что не приносит удовлетворения?

Евангелие от Исайи 55:2»

Прервите чтение и задумайтесь: какое событие минувшего месяца принесло вам как личности наибольшее удовлетворение? Кен Шелдон и его коллеги задавали этот и другие вопросы (о событиях минувшей недели и минувшего семестра) группе студентов университета (Sheldon et al., 2001). Затем они просили респондентов оценить, в какой мере наиболее знаменательное для них событие удовлетворило десять их различных потребностей. В качестве эмоциональных потребностей, с наибольшей полнотой удовлетворяющих им, студенты назвали самооценку, близость с окружающими и самостоятельность (чувство контроля над событиями собственной жизни). Деньги и роскошь как факторы, прогнозирующие удовлетворенность, оказались в самом конце списка, т. е. получили наименьшие рейтинги.

Мы знаем, чем чреват материализм для экологии и для личности… кажется, знаем. По данным социолога из Принстонского университета Роберта Вутноу, 89 % из более чем 2000 респондентов (репрезентативной выборки, представляющей все слои американского общества) считают, что «наше общество слишком материалистично» (Wuthnow, 1994). Читай: другие слишком материалистичны. Потому что 84 % респондентов также сказали, что хотели бы иметь больше денег, а 78 % — что «очень или весьма важно» иметь «красивый дом, новую машину и прочие приятные вещи».

«Второй закон Паркинсона: расходы растут пропорционально доходам.»

Так почему же мы не чувствуем себя более счастливыми, когда у нас появляются и красивый дом, и новая машина? Почему сегодня 41 % американцев (в 1973 г. их было только 13 %) считают, что в машине непременно должен быть кондиционер (Schor, 1998)? И как получилось, что вчерашние предметы роскоши — музыкальные центры для слушания компакт-дисков, цветные телевизоры и персональные компьютеры — сегодня уже считаются предметами первой необходимости, а завтра будут признаны безнадежно устаревшими? (Наш первый домашний компьютер, который загружался с помощью кассетного магнитофона, казался нам просто замечательным до тех пор, пока мы не приобрели более быстродействующую машину, а она, в свою очередь, перестала удовлетворять нас после того, как появился Pentium, «неповоротливость» которого скоро начнет раздражать нас.)

Психология потребления базируется на двух принципах. Первый — способность человека к адаптации, а второй — наша склонность к социальному сравнению.

Феномен адаптации к определенному уровню