8. Зевс

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

8. Зевс

Зевс - защитник и оплот, управитель и типичный представитель олимпийского порядка, который является именно его порядком и абсолютной противоположностью первоначальному «текучему» состоянию вещей; Зевс - «самый большой мальчик» среди богов-младенцев. Прежде чем стать «отцом всех богов и людей», он тоже был божественным младенцем. Следовательно, мы должны задать своего рода исторический вопрос: что обозначает это «прежде» в истории религии?

Мы знаем, что биографическая последовательность: «бог-младенец - взрослый бог» в мифологии имеет случайное значение. Она нужна для того, чтобы сгруппировать различные мифологемы, или она становится особо важной только тогда, когда действительный космический рост передан символом растущего ребенка, как в случае с божественным младенцем в Четвертой Эклоге Вергилия. Подобным образом обстоит дело и со смертью определенных божеств: она никогда не бывает биографической смертью, это всегда космическая смерть. У Зевса нет «истории жизни», но поскольку его управление -важная часть его природы, существует мифологема о том, как это управление стало возможным (как он добился этого управления), мифологема истории борьбы и победы, нового миропорядка, истории, которая раскрывает смысл нового мира, основанного Зевсом. В мифологии бог-младенец может существовать рядом с «богом, лишенным возраста», и независимо от него. Следовательно, появление божества в его ранней фазе жизни вполне возможно в значительно более поздний период истории религии. Так было с классическими молодыми фигурами богов, которых греки знали в архаический период как бородатых мужей.

Сравнивая Предвечного Младенца с олимпийской картиной мира, мы не можем отрицать приоритет первого, по отношению к которому конкретные боги-младенцы являются его многообразными отражениями. Где бы мы ни встретили его в греческой мифологии, кажется, что он пробился через барьер олимпийской иерархии или - как в случае с плывущим верхом на дельфине мальчиком - является чем-то вроде пережитка. Таково общее впечатление, сложившееся у нас в результате изучения античного материала и не подкрепленное конкретными доказательствами. Мы использовали термин «первобытный», «предвечный», «первозданный» и т.п. не в хронологическом смысле, как делали это в исследовании рождения Елены73, так как подразумевали вневременное качество, которое может появляться в равной степени как в поздние, так и в ранние эпохи. Мы можем сослаться в этом отношении на психологическое исследование - прежде всего на Юнга, - поскольку оно точно и последовательно доказало существование «архаических» элементов в психической жизни современного человека. Здесь, как и там, термины «архаический» и «первобытный» хотя и не имеют хронологического смысла, являются строго научными. Их научное значение заключается в том, что явления, описанные таким образом, действительно соответствуют определенным более ранним явлениям в истории человечества, которые могут быть определены хронологически. Мы вполне можем показать, что смешанные, или иначе говоря, недифференцированные формы существовали и в период раннего греческого искусства.

Относительно раннее существование Предвечного Младенца становится вполне возможным в свете таких размышлений, но оно остается не доказанным. Мы еще не исследовали истоки этого мифологического образа. Было бы чрезмерным настаивать на том, что вопрос его истоков может быть разрешен только в планетарном масштабе, или, выражаясь более привычным языком, путем рассмотрения человеческого существования в целом, со всех мыслимых научных точек зрения. Здесь мы должны удовлетвориться вероятностью, что общая основная тема присутствует в фундаменте везде, где мы встречаем гармонию ее многочисленных вариаций. Что касается вопроса о том, когда эта тема возникает, все нами сказанное сводится к тому, что она, по всей вероятности, может быть отнесена к периоду, в сравнении с которым значительно моложе не только индийские или финские источники, но и греческая культура в целом. Изучив индийскую, финскую и другие параллели, мы не делали никаких выводов в отношении времени и места возникновения мифологемы. Вопрос о том, было ли место первоисточника «идеальным», то есть возможным результатом осознания человеческим разумом того же аспекта «космического содержания» в одном и том же образе, где бы он ни возникал, или существовал определенный географический очаг культуры, где были созданы на все времена великие мифологические архетипы, - этот вопрос остается принципиально нерешенным. В настоящее время это вопрос не столько места возникновения, сколько наиболее доступного, слоя, лежащего в основе олимпийского порядка. В случае в Зевсом-ребенком первичность Предвечного Младенца, которого мы представили себе лишь в общих чертах, может быть доказана в истории религии. В священном гимне, сочиненном в 300 г. до н. э. и выгравированном на камне гораздо позднее на Крите74, Зевс выделен как «самый большой мальчик» - ???????? ??????. Этот гимн типичен для критской религии исторических времен. Он приветствует юного Зевса в его убежище, расположенном в Диктейской горе, поскольку убежище, вероятно, было пещерой. Бог изображен «безбородым», в образе юноши75, и, следовательно, как плывущий верхом на дельфине мальчик, изображенный на монетах, обрел качество образа аполлонического юноши. Это вполне соответствовало вкусу классического и постклассического периода. Первоначально природа этого места, которое названо среди других мест рождения Зевса, экземплифицировалась образом самого ребенка. Все это характерно именно для Крита, как показывает тщательно проведенное исследование всех памятников76. Оно твердо установило два момента, которые позволяют нам составить мнение о критской религии. Первый момент77 заключается в том, что бог-младенец должен рассматриваться как данный факт для Крита, как нечто, к чему впоследствии прикреплялись все другие варианты. Кроме уже упомянутой горы, в качестве места рождения Зевса указаны еще две другие. И Зевс - далеко не единственный ребенок на Крите, который подвергается опасности быть съеденным животными. Во-вторых78, доказанным фактом является не только сам бог-младенец в мифологии Крита, но и его сиротская судьба. Для критян Зевс, как и другие боги-младенцы более скромного звания, был ребенком, покинутым матерью.

Остров Крит был центром очень богатой и значительной цивилизации, которая предшествовала греческой и восточно-средиземноморской. Невозможно представить себе крито-греческую религию целиком независимой от более древнего периода культуры. Очевидно, здесь мы имеем дело с особенностью именно такого рода. Некоторые исследователи полагали, что им удастся истолковать Зевса-ребенка критян и Зевса-Громовержца и Правителя Мира на эллинском материке как двух первоначально совершенно независимых божеств79. Но как такие совершенно разные образы, если они не образуют идеальное единство, могли бы быть названы одним и тем же именем,- на этот вопрос все еще нет удовлетворительного ответа80. Ни одно из доказательств не может быть приведено в пользу того, что места рождения Зевса на материке действительно более поздние и по своей значимости вторичны, что это - результат соперничества с критянами81. С другой стороны, поражает то, что с местами рождения на материке оказались связанными некоторые крайне древние черты, которые на Крите отодвинулись на задний план или совсем исчезли.

Исключительная древность связана со всем, что дошло до нас относительно места рождения Зевса в Аркадии на горе Ликаон82. Здесь место рождения не ограничено пещерой; пещера Даже не упоминается. Уже это само по себе противоречит Критской истории. Но изучив более тщательно своеобразие критской местности83, мы обнаруживаем, что гора там ничуть не менее важна, чем пещера: пещера - часть горы, образующая священное место так же, как и гора Киллена - святилище Гермеса. «Не могущее быть упомянутым жертвоприношение», совершенное на горе Дикта, отмечается у источника84. С одной стороны, мы знаем, что приносилось в жертву Зевсу на горе Ликаон. Ученые выражаются очень неточно, когда говорят о «человеческой жертве»: на самом деле в жертву божественному младенцу был принесен младенец85. Это место было истинным местом мертвых, где призраки не отбрасывают теней; и тот, кто дерзал нарушить эти пределы, должен был умереть в течение года86. Другая традиция рассказывает о месте рождения Зевса на Тебесе, где предположительно должны находиться острова блаженных87. Обе традиции объясняют, почему никто не мог умереть в Зевсовой критской пещере, и почему даже воры, которые ворвались туда, превратились в птиц, и среди прочих видов - в птицу по имени «Керберос»88. Как нам известно, во всех этих местах мы находимся за пределами жизни: мы либо прекращаем существовать, либо становимся вечными, неподвластными времени. С местом рождения Зевса в Аркадии связана также вода89. Водные нимфы, особенно Неда, богиня реки, носящей ее имя,- первыми принимают на себя заботу о новорожденном младенце. В Зевсовом месте рождения в Мессине на горе Итома к святилищу Зевса ежедневно носили воду из источника, в котором он впервые был выкупан. По-видимому, вода вместе с молоком и медом также играла роль ритуальной пищи младенцев в критском культе Зевса; но в этом отношении наиболее красноречивы традиции материка, которые в целом более определенно указывают на основную тему по сравнению с критскими.

Основная тема - одна и та же как на Крите, так и на материке: появление Предвечного Младенца в первобытном месте, связанном с материнскими стихиями - скалой и водой. В обоих случаях не подлежит сомнению крайняя древность ее вариантов. Однако мы не располагаем достаточными основаниями для заключения о том, что мифологема и культ Предвечного Младенца пришли в Аркадию, Мессину и Тебес с Крита. При сравнении с традициями, связанными с культом на горе Ликаон, все современные реконструкции критского культа кажутся неосновательными. Они не проникают глубже гомеровского слоя. Два вопроса по-прежнему остаются без ответа. Мы не можем с уверенностью географически отнести более древний слой к Криту, как к месту происхождения культа, а более поздний - к Элладе как его преемнице; равным образом не можем мы провести четкое различие между критской, или микено-минойской религией, с одной стороны, и греческой - с другой стороны. Мы получаем рабочее основание для такого различения только тогда, когда включаем в рассмотрение другую часть средиземноморского мира - территорию древней италийской и римской религии.

«Древний италийский» и «римский» слои нельзя различать как чисто хронологические или географические, как и нельзя связывать эти термины исключительно с новыми миграциями расовых групп. Тем не менее древний италийский слой старше, и он вобрал в себя больше древних средиземноморских элементов, чем римский41. Но при этом он также его современник. Мы видим, что специфически римские элементы уже присутствуют в религии раннего Рима, в то время как за пределами Рима все еще сохраняется древняя италийская форма религии. Фактически существует две формы, которые позволяют отличать их друг от друга с достаточной точностью. Для римской формы религии по сравнению с древним италийским стилем характерно нечто негативное, а именно, отсутствие мифологем. Это совершенно в характере римской ментальности и является результатом процесса, для обозначения которого было специально придумано слово «демифологазация» (Епimythisierung)92 . Такой термин был бы ошибочным, если бы подразумевал, что в подлинной религии римлян полностью отсутствовали мифы и что она была сосредоточена вокруг сугубо политической идеи. Римская религия не была свободна от мифа93; более того, нельзя сказать, что в своей зрелой форме она была несовместима с мифами гомеровского строя. Возникает вопрос: против чего же тогда был направлен процесс «демифологизации»?

Примером того, что было устранено из римской религии демифологизацией, является образ Juppiter puer, Юпитера-ребенка. Божество, соответствующее греческому Зевсу, было известно в Риме только как pater*, или Ju-piter. В Риме также почитали Ведиовиса, бога подземного мира, (одно из проявлений Юпитера), но его пытались отделить как можно дальше от небесного аспекта Юпитера. Ведиовиса, обычно изображаемого как аполлонического юношу, можно представить себе только как безбородого молодого Зевса критян. Первоначально он был Юпитером-ребенком, и его культ существовал в непосредственной близости от Рима,- в Пренесте94; это был подземный культ в гроте скалы, на которой был построен город, рядом со священным источником, связанным с богиней Фортуной. Гроты, вода, скалы, даже сама Фортуна напоминают о недифференцированном состоянии, в котором мы привыкли видеть Предвечного Младенца95.

*Отец (лат.).

Еще более отчетливо он проявляется в культе Юпитера Анксурского в Таррацине, к югу от Рима. Его святилище, расположенное на скалистом выступе предгорья, как бы входит в Терренский морской мир. Будучи древней италийской формой Юпитера, он принадлежит к той самой группе, что и римский Ведиовис или Юпитер-ребенок Пренесты96. Насколько его культ сосредоточен на его детстве, показывает открытие, сделанное во время раскопок его храма97. Это собрание свинцовых, исполненных по обету приношений, которые мы можем назвать только детскими игрушками - своего рода игрушечная кухня98. Кроме принесенных в жертву кухонных принадлежностей, в собрании имеется еще пятнадцать тарелок, большинство из них пустые, но три - с рыбой; и две сетки, на одной из которых (меньшей) две рыбины. По-видимому, божество получило жертвоприношения в виде рыбы, что имеет прецеденты в древнем италийском стиле культа Юпитера99.

Итак, мифологема Предвечного Младенца существовала в древней Италии, как и на Крите, и в более ранних слоях греческой религии на континенте. Образ Предвечного Младенца был так же чужд гомеровской иерархии богов, как и подлинному римскому пантеону, или точнее, стал чуждым по отношению к ним. Мы не можем с полной уверенностью вывести его происхождение с Крита, и даже приписать его исключительно сфере старой средиземноморской культуры. Однако мы можем утверждать, что на Крите существовала более древняя сфера культуры, которая охватывала догомеровскую Грецию и древнюю Италию, дух которой был в своей основе более мифологичным по сравнению с духом Гомера или Рима. Мифологема Предвечного Младенца характерна именно для более ранней, а не более поздней ментальности. И хотя временные и пространственные границы этой древней сферы культуры четко не установлены, вполне определенно то, что ее дух был в своей основе мифологическим. Ибо век первобытной мифологии захватывает также исторические эпохи Греции и Италии. Теперь мы обрели такую точку зрения, с которой классическая юность греческих богов может быть понята и рассмотрена правильно не только онтологически, как в нашей первой главе, но и исторически. Центральной фигурой для олимпийского порядка, который заменил изначальное мифологическое положение вещей, является Зевс-Отец, Однако он представлен на горе Дикта, в месте своего рождения, безбородым юношей, и именно такому его образу поклоняются всюду на Крите100. В этом плане правы те ученые, которые перевели ???????? ?????? в гимне как «самый большой мальчик». Греческая религия в своей классической форме - религия миропорядка, основанного Зевсом, как сообщается у Гесиода. Образы божественного детства отодвинуты на край Зевсового мира, и Предвечный Младенец мифологии остается за его границами. В этой религии юноша - более приемлемое проявление божества, чем ребенок.

Юность греческих божеств - результат трансформации, но трансформации, отличной от той, которую можно вывести из художественных памятников как таковых. В памятниках царствование бородатых богов предшествует эпохе юношей. Теперь же мы видим, что царствование ребенка еще более древнее. Образ Предвечного Младенца пробивается наружу трансформированным в идеальный образ юноши. То, что такая трансформация возможна, подразумевается в значении греческого слова «мальчик», и поэтому также засвидетельствована этимологией. Дитя, предположительно мужского пола, находясь еще в чреве матери, называется ??????101; также и эфеб - юноша, способный носить оружие,- называется ??????. Сам Эрос появляется на хорошо известных росписях ваз как крылатый эфеб102. Божественных юношей классического греческого искусства - классический идеал Аполлона, Гермеса и юного Диониса - не следует воспринимать как признак общего омолаживания греческого мира. Дело вовсе не в том, что бородатые божества вернулись назад в своем развитии (даже в Илиаде Гермес предстает юношей), но просто идеализированный эфеб «атонального» возраста придает значимость божественному младенцу в несколько более зрелой форме, более соответствующей сущности божеств, нежели взрослый человек. Также свойства гермафродита, присущие Предвечному Младенцу, получили признание, когда в греческой культуре появился идеал нимфоподобного мальчика. Это было своего рода вторичное появление двуполого Предвечного Младенца в секуляризованной форме.