Лучшее из двух миров

Лучшее из двух миров

Приключения Аксельрода в мире кибернетики явно заставили многих людей удивленно приподнять брови. И не только в биологических, но и в философских кругах. Такая убедительная демонстрация того, что «добро» в каком-то смысле изначально присуще естественному порядку вещей, что это эмерджентное (независимое) свойство социального взаимодействия, привела к тому, что вбило еще больший клин между теми, кто приписывал это качество Богу, и теми, кто игнорировал Бога. В конце концов, что, если «лучшая» часть нашей природы не была лучшей, а была просто природой.

Такое же неприятие вызвали за десять лет до эксперимента Аксельрода исследования молодого биолога Роберта Триверса из Гарвардского университета. Он прозорливо предположил, что именно по этой причине определенные человеческие качества эволюционировали в первую очередь: чтобы втихаря напылить на сознание краску эмоционального подтверждения такой блестящей простой схемы, такой аккуратной и чисто математической мантры, каковой является TIT FOR TAT, — мантры, которая, без всяких сомнений, прошла обучение на уровне менее развитых животных, прежде чем мы набили себе руку на ее использовании.

Возможно, размышлял Триверс, именно по этой причине мы впервые ощутили на заре своей эволюционной истории первые проблески дружбы и вражды, любви и неприязни, доверия и предательства, которые сейчас, миллионы лет спустя, сделали нас теми, кто мы есть.

Британский философ XVII века Томас Гоббс наверняка одобрил бы эти идеи. Еще триста лет назад в трактате «Левиафан» Гоббс предвосхитил их своей концепцией «силы и обмана»: представлением о том, что насилие и коварство являются главными и, по сути дела, единственными причинами конечного исхода. И единственным обезболивающим средством, спасающим от «постоянного страха, опасности насильственной смерти и неестественно короткой человеческой жизни, проведенной в одиночестве, бедности, несчастьях и жестокости», является обретение святилища общественного договора. Заключение союза с другими людьми.

Условия турнира Аксельрода явно отражали эволюцию как самого человека, так и его предков. Несколько десятков постоянно взаимодействующих «индивидов» как раз отражали ту численность, которая была типична для первобытных общин. Каждая программа обладала способностью не только запоминать предыдущие взаимодействия с другими «индивидами», но и соответствующим образом адаптировать свое поведение. Такая теория эволюции морали крайне любопытна. На самом деле она означает нечто большее. Учитывая, что поступало в агрегат Аксельрода по изготовлению «математических сосисок» и что имелось на выходе, это означало выдающиеся возможности. «Выживание самого приспособленного» отныне не означало, как думали раньше, награждение всех победителей в конкуренции без разбора. Награды вручались избирательно. При одних ситуациях агрессия широко открывала любые двери (так думали Джим и Базз). Но при других обстоятельствах та же самая агрессия могла закрыть их перед индивидом, как мы убедились на примере святых и мошенников.

Поэтому, как оказалось в конце концов, психопаты правы лишь наполовину. Никто не отрицает жестокость существования и ту неприятную истину, что иногда может выживать самый приспособленный. Но из этого не следует, что так должно быть всегда. Кроткие действительно могут наследовать землю. На долгом пути, который им неизбежно предстоит пройти, бывают случайности. «Не поступай с другими так, как ты не хочешь, чтобы поступали с тобой» всегда было мудрым советом. Но сейчас, две тысячи лет спустя, благодаря Роберту Аксельроду и Анатолию Рапопорту мы наконец получили математическое доказательство этой истины.

Конечно, в каждом из нас живет какая-то частица психопата — биологический перебежчик, забредший из алгебры мира и любви, как будто наши повелители из бюро естественного отбора даровали психопатам постоянное эволюционное убежище на бессчетные годы. Мораль истории о святых и мошенниках можно было бы высечь на каменной скрижали дарвинизма: если все будут жать на газ, то никого не останется. Но, тем не менее, бывают времена (такое случается и в нашей жизни), когда мы все должны надавить на газ. Когда мы все — рационально, легитимно и в интересах самосохранения — спокойно должны дать жесткий отпор.

Давайте последний раз вернемся к виртуальному сражению Аксельрода. Причина того, что программа TIT FOR TAT так бессовестно и неодолимо поднималась на вершину, кроется в том, что под ее улыбчивой внешностью скрывался внутренний стальной стержень. Когда ситуация требовала того, программа без колебаний наносила удар своим кремниевым ботинком. Она выравнивала счет, как только предоставлялась возможность. Секрет успеха TIT FOR TAT таится в равной степени в ее темной безжалостной стороне и отсутствующей светлой стороне; когда дело доходило до проявления жесткости, программа могла взять на себя ответственность и вступить в бой с лучшими из противников.

Приходится сделать выводы столь же ясные, сколь и обескураживающие: схема успеха программы TIT FOR TAT содержит в себе психопатические элементы. С одной стороны, у нее есть внешнее очарование. С другой — безжалостное стремление к мести. Ну и конечно, хладнокровная уверенность в себе, позволяющая вернуться к нормальному состоянию как ни в чем ни бывало.

Да, эта программа не является Арийским братством. Но проблески кредо братства можно заметить в контурах и бездушных синаптических контактах. Пословица гласит: «Мягко стелет, да жестко спать». Хороший совет, если вы хотите идти вперед — как в виртуальном, так и реальном мире. Именно поэтому, если вернуться к нашей теме, психопаты до сих пор бродят по земле, а не канули без следа в бурном потоке естественного отбора, наводящего ужас на генофонд.

В обществе всегда будет потребность в людях, готовых пойти на риск, а также в тех, кто нарушает правила и разбивает сердца.

Если эти люди переведутся, то повсюду на земле десятилетние мальчики, упавшие в пруд, так и будут тонуть.

А кто знает, что может случиться в море?

Если бы первому помощнику Фрэнсису Родсу и матросу Александеру Холмсу не хватило мужества совершить немыслимое, то можно только гадать, удалось бы выжить хоть кому-то во время трагедии, случившейся с «Уильямом Брауном» в ту судьбоносную ночь в 1841 году, в 250 милях от арктического побережья Ньюфаундленда, в бушующей Северной Атлантике.