Глава девятая. Престо, Чикаго

Глава девятая. Престо, Чикаго

Наш телефонный разговор с Колин закончился восхищенными восклицаниями по поводу того, насколько легким и быстрым, насколько непосредственным оказалось исцеление Блэйка. Не чудо ли это было – Блэйк превратился в. прежнего, улыбчивого ребенка, просто поняв, что его прошлая жизнь завершилась?

Колин сказала: «О том, что детей могут тревожить воспоминания из прошлых жизней, должно знать как можно больше людей. Тогда родители смогут вовремя помочь им». Затем добавила: «Я собираюсь написать Опре Уинфрей и рассказать ей об этом».

Я засмеялась про себя, подумав о том, что Опра, очевидно, получает тысячи подобных писем каждую неделю, и решила отшутиться: «Конечно, если вы хотите послать письмо Опре, то приступайте. Но обождите, пока я не издам книгу».

Преодоление страха

Я обрадовалась тому, что эти простые техники помогли в случае с Блэйком и что Хокенсы «вернули себе своего Блэйка». Как приятно осознавать то, что можешь изменить жизнь людей в лучшую сторону, просто поделившись своими знаниями о детских воспоминаниях о прошлых жизнях.

История Блэйка была важна для мена и в ином смысле. Этот яркий случай завершил мою модель исцеления. Он знаменовал собой кульминацию моих поисков и изысканий. Он подтверждал мои догадки о том, что дети могут быть исцелены, если их родители понимают принципы воспоминаний о прошлых жизнях. Данный случай являлся яркой иллюстрацией этих принципов, и я могла использовать его в разговорах с другими родителями.

Теперь я получила новый заряд вдохновения для написания своей книги. Но мне требовалось больше случаев. Я дала новое объявление в журнал Mothering. Капля по капле ко мне поступали сведения. С помощью Стива я написала еще одну, более полную статью для APRT Journal, в которую были включены новые случаи и, конечно же, случай Блэйка. Я сделала еще один крупный шаг – в качестве дипломированной студентки, я подала заявку на участие в консультативной программе при Виллановском университете. Я хотела отточить свои способности консультанта и посмотреть, чему могут научить меня академические ученые в проведении строго научного исследования.

Я опасалась за следующую часть своего плана. Я знала, что не могу полагаться только на публикацию статей, если хочу рассказать широкой публике о своих находках и получить больше сообщений об интересных случаях. Я должна проводить публичные выступления. Во всем этом была лишь одна проблема. Я никогда прежде не выступала перед широкой аудиторией. Более того, выступление перед группой людей, даже самой маленькой, всегда внушало мне ужас. Меня преследовали повторные кошмары на эту тему. Годами я планировала каждый свой шаг таким образом, чтобы всеми средствами избежать публичных выступлений. Даже в детстве, когда меня просили выступить перед классом, мои глаза застилал туман. У меня вылетали из головы все слова, меня прошибал пот. Мой ужас был столь велик, что я чувствовала себя узником, которого вели на расстрел с завязанными глазами.

Но сейчас я твердо намеревалась преодолеть этого демона страха. Моя подруга Эйми, проникшись моим состоянием, организовала для меня аудиторию из восьми человек, перед которыми я должна была выступить в собственной гостиной. Она заверила меня, что я смогу сделать это, и я согласилась на ее предложение в надежде, что, начав с малого, вскоре смогу выступать перед большими аудиториями. К своему собственному удивлению, после первых минут страха я сумела расслабиться и начать говорить. Мое желание поделиться своими открытиями оказалось сильнее, чем страх. Меня так вдохновил собственный успех, что я храбро заявила Эйми, что в следующий раз смогу выступить перед большей группой – может быть, даже перед двадцатью людьми.

Молния ударяет в лед

Однако прогресс, который я делала в своей исследовательской работе, написании книги и преодолении страха перед публичными выступлениями, вскоре остановился. Тысяча девятьсот девяносто третий год оказался тяжелым для нашей семьи. Год назад Стива «сократили» из корпорации, и сейчас денег, заработанных его консультациями, хватало в обрез на то, чтобы содержать семью. Я знала, что мне следовало быть более реалистичной и посвятить свободное время тому, чтобы заработать денег.

С первых недель 1994 года дела пошли еще хуже. Филадельфия была парализована серией снежных бурь и суровым морозом, который, казалось, не собирался отступать. Однажды ночью разыгралась самая страшная из бурь. Мы дрожали от страха и холода под своими одеялами, слыша, как на дворе ревет ветер и с треском ломаются деревья. Казалось, вокруг дома разыгралась настоящая битва. Одна гигантская ветвь чуть не упала на крышу над спальней Чейза. Утром, когда мы рискнули выглянуть наружу, то увидели, что все вокруг, в том числе и невероятная путаница сломленных ветвей, было покрыто блестящей корой призматического льда дюймовой толщины. Солнце, поднимающееся над деревьями, ослепило нас фонтаном радужных искр. В окружении такой красоты мы забыли на день о своих бедах и наслаждались этим торжеством света.

В течение нескольких недель одна ледяная буря следовала за другой. Дороги были покрыты черным льдом, и дорожные бригады скоро сдались, так как у них кончилась соль. Школы закрылись по крайней мере на месяц, коммерция остановилась, и никому больше не требовались консультации Стива. Деньги перестали поступать, и наша судьба показалась нам жалкой.

Мое исследование также приостановилось – у меня не было денег на то, чтобы дать объявление. Мой план замерз, как лужи на дворе, а звезды и счастливые знамения, казалось, забыли мой адрес.

Как-то в середине февраля в один из хмурых холодных дней, улучив период затишья между двух бурь, я решила прогуляться на природе и поговорить начистоту сама с собой. Я решила, что должна получить диплом как можно быстрее, чтобы заняться настоящей работой. Я считала это суровой необходимостью, и мне было больно думать о том, что придется забыть о мечте написать книгу о своих открытиях. Я призналась перед лицом хмурого неба, что если мне суждено написать книгу о детских воспоминаниях из прошлых жизней, то лишь чудо может помочь этому. А в настоящее время я должна делать все от меня зависящее, чтобы моя семья продержалась на плаву.

Придя домой, я приготовила себе чашку чая и уселась с нею на веранде. Я наблюдала за тем, как пар таял в холодном воздухе, словно мои мечты. Чашка была уже пуста, а я все еще сидела на холоде и смотрела в пустоту, думая о том, как больно расставаться с мечтой.

Стив хлопнул дверью и вывел меня из оцепенения. В руке он держал портативный телефон. Его лицо было бледным. «Что еще произошло?» – еле выдавила я из себя, чувствуя, как внутри у меня все провалилось.

Он спокойно нажал кнопку на телефоне, чтобы проиграть сообщение, записанное на автоответчике. Он сказал: «Это то, чего ты ждала».

Голос в телефонной трубке произнес «Это шоу Опры Уинфрей из Чикаго. Просим Кэрол Боумэн позвонить нам как можно быстрее».

Я заплакала. Стив плакал тоже. В одно мгновение я осознала значение этого звонка. Чудо произошло.

В Хранилище файлов

Получив заряд энергии от этих известий, я сделала глубокий вдох и набрала телефон в Чикаго. Звонившая мне женщина представилась, она оказалась продюсером компании Опры. Она сказала мне, что готовила программу по детским фобиям, когда письмо Колин Хокинс, то самое, которое она послала год назад, выпало из файла. Его вложили не в тот файл еще год назад. Оно должно было находиться в файле «прошлые жизни», а не «фобии». Далее она рассказала, что их программа давно уже хотела подготовить передачу по детским воспоминаниям о прошлых жизнях, но у них не было достаточно материала и они не могли найти экспертов по этому вопросу. Итак, обнаружив письмо Колин, она решила немедленно позвонить мне.

«Располагаете ли вы дополнительной информацией по этому вопросу? – спросила меня продюсер. – Если да, вышлите ее, пожалуйста, сюда. Я хочу посмотреть, хватит ли материала, чтобы посвятить все шоу целиком этому вопросу». Я ответила «да» и тут же выслала факсом свою последнюю, наиболее полную статью, которую я опубликовала в журнале в то время, как письмо Колин томилось не в том файле.

Через несколько минут продюсер позвонила мне снова. Она даже не успела дочитать статью до конца, но не выдержала и решила сообщить, как ей она понравилась. Продюсер задавала вопрос за вопросом, и мы проговорили достаточно долго. Я удивлялась самой себе не только потому, что смогла ответить на все ее вопросы, но и потому, что осознала, как много мне еще следует сказать. И я была польщена тем, что эта женщина, которая, по собственному выражению, «повидала все на свете», проявила такой горячий интерес к моей работе. Я сказала, что счастлива оттого, что у меня, наконец, появится аудитория. Мне надоело лаять на ветер все это время.

Она сказала, что придется проделать еще большую работу, прежде чем «дать зеленый свет» этому шоу. Она хотела, чтобы там появились Сара и Чейз, а также другие матери со своими детьми. У нее было много вопросов и несколько требований. Она хотела получить копии свидетельств о рождении Чейза и Сары (все следовало подтверждать документально), а также выписку из истории болезни, подтверждающую, что Чейз действительно страдал от экземы. Меня удивила их дотошность.

Через два дня шоу было одобрено официально. Вся семья должна будет отправиться в Чикаго в следующий вторник. Мы будем гостями Опра-шоу – нас разместят в дорогой чикагской гостинице и будут перевозить с места на место на лимузине. Какой это был контраст в сравнении с той перспективой, которая нам открывалась из заметенного снегом дома несколькими днями раньше!

В новом ритме

Стремительность темпа все нарастала. Продюсер и весь штат Опра-шоу, казалось, работал как часы. С самого раннего утра до позднего вечера они звонили по телефону и рассылали факсы. Спят ли они вообще когда-нибудь? Каждый день проект шоу обретал все более и более четкие очертания, и мы углублялись в обсуждение деталей моего исследования. Становилось ясно, что они полагаются на меня как на основной источник информации.

В Чикаго работали без устали, и мы тоже включились в этот неумолимый ритм жизни – бегали по магазинам в поисках новых джинсов для детворы и одежды для меня; отвечали на звонки удивленных друзей и изумленных родственников. Кэтлин, моя парикмахерша, услышав от меня новости, воскликнула: «О Боже, вы предсказывали это!»

И еще одна маленькая деталь: никто из нашей семьи не видел раньше Опра-шоу по телевизору. Итак, Стив приделал наружную антенну к нашему старенькому телевизору, и на протяжении недели мы не пропускали ни одного Опра-шоу, стараясь представить себе, каково оказаться на сцене. Наблюдая за Опрой, я изумлялась поразительной четкости ее вопросов и способности вести передачу в быстром темпе. Я поняла, что, когда придет мой час, у меня не будет времени, чтобы расслабиться в кресле и ждать, когда Опра задаст подходящий вопрос. Я должна быть готова к тому, чтобы вовремя высказать все те идеи, которые мне хочется донести до зрителя. Я осознавала, что, если они не будут сформулированы с предельной точностью, моим идеям суждено будет затеряться среди общего потока фраз. На протяжении последних нескольких лет я постоянно думала о значении собранных мною случаев, но так и не смогла заставить себя привести в порядок и проверить все свои идеи, так как считала, что у меня еще есть много времени. Все станет на свои места, когда я буду писать книгу. Сейчас мне нужно будет проработать весь материал за одну неделю. Мой ум работал каждую минуту, каждую секунду. Я позволяла себе передышку лишь тогда, когда садилась в кресло перед телевизором и смотрела шоу. Даже когда я ложилась спать, в моей голове продолжали роиться идеи. Смогу ли я продержаться неделю в таком ритме?

Во время одного из телефонных разговоров с Чикаго я спросила, сколько людей будут смотреть это шоу. Продюсер ответила, что более двадцати миллионов – люди с разных концов земного шара. Двадцать миллионов?! Я сумела воздержаться от возгласа, но внутри у меня все сжалось.

Я не сообщила продюсеру, что страшусь публичных выступлений. Вряд ли она могла заподозрить меня в этой слабости, так как по телефону с ней я всегда говорила уверенно. Но что случится, когда я встречусь с аудиторией в студии и взгляну в объективы камер, представляющие глаза двадцати миллионов человек? Не парализует ли меня, когда я выйду на сцену? Не потеряю ли я сознания, усевшись в кресло? Я могла представить себе, как работники студии поднимают меня с пола перед включенными камерами. Это вполне могло произойти.

До этого момента, сосредоточившись на материале, я могла забыть о своем страхе. Но сейчас до передачи оставалось лишь несколько дней. Дороги назад уже не было – слишком много людей зависели от меня.

Во время этого телефонного разговора я впервые осознала, что конфликт между моим личным демоном и работой всей моей жизни приобрел мистические пропорции. Сейчас это было больше меня. Я знала, что незримые силы, управляющие моей жизнью, открыли для меня эту дверь. Это было не просто совпадение или удача. Но я не могла исполнить свою миссию, пока этот демон с глазами страха преграждал мне путь. Если я оступлюсь, то мне больше никогда не представится подобная возможность и мое положение станет хуже, чем теперь. Мне нужно было сделать или умереть. Я молила Бога, чтобы он дал мне сил.

Имена и даты

Формат шоу был почти определен. Вначале на сцену вместе с Опрой выйдут Чейз, Сара и я. Остальные матери со своими детьми будут присоединяться к нам по ходу шоу. Тийю Лютер, Колин Хокен, а также Мэри Флеминг, еще одна любящая мать, связавшаяся со мной через журнал Mothering, будут присутствовать там со своими детьми. Это был наилучший вариант – матери и их дети рассказывают собственные истории перед камерами. Меня заверили, что там не будет применено никаких трюков, нас не будут пытаться ловить на слове. Возможно, на передаче появятся и другие матери со своими детьми. Продюсеры стараются отыскать побольше детей с воспоминаниями о прошлых жизнях для этого шоу. Там будет также присутствовать психолог – женщина, придерживающаяся противоположных взглядов. Это необходимо, чтобы наше шоу выглядело более объективно. Я согласилась на это при условии, что психолог не станет подавлять детей или прямо высказывать им свое недоверие.

Чикагские продюсеры увлеклись идеей верификации рассказов Чейза о Гражданской войне. Они пригласили историка, специализирующегося на этом периоде, чтобы проверить факты из воспоминаний Чейза. Я была рада услышать это. Меня всегда интересовало, возможно ли определить по воспоминаниям Чейза реальную историческую личность, но у меня не было необходимых материалов для этого. Но поскольку Чейз мог сообщить лишь несколько деталей и никаких дат или имен, я не знала, сможет ли историк далеко продвинуться.

Тогда у продюсера возникла идея: что, если я снова регрессирую Чейза и Сару с тем, чтобы они попытались вспомнить даты и имена из своих прошлых жизней? Сеанс можно заснять на пленку и продемонстрировать во время шоу. Из этого что-то могло получиться, согласилась я, но сеанс будет выглядеть более убедительно, если регрессию проведет кто-то иной, а не их мать. Я назвала известное мне имя психотерапевта, который сможет провести регрессию. Все было тут же организовано.

На следующий день к нам нагрянули телевизионщики, и весь дом заполнился прожекторами, микрофонами, мониторами и сетью кабелей. С ними прибыл и психиатр, с факсом, полученным из Чикаго, в котором говорилось о том, что он должен попытаться разузнать факты, имена и даты – все, что может помочь верификации воспоминаний. Не теряя ни минуты, он занялся регрессией Чейза, впервые применив гипнотическую индукцию. Он приказал мальчику отправиться к временам Гражданской войны, о которой он вспоминал раньше.

Чейз вошел в легкий гипнотический транс очень быстро, но вскоре я пожалела, что не произвела регрессию сама. Доктор, выкроивший время из своего обычного приема, торопил регрессию Чейза, стараясь выудить лишь голые факты. Поскольку у доктора был свой собственный план, он не настраивался на волну воспоминаний Чейза и не следовал за ним. Чейз действительно находился в периоде Гражданской войны, но каждый раз, когда он собирался погрузиться поглубже в свои воспоминания, психотерапевт нарушал его концентрацию неизменными вопросами: «Как тебя зовут? Помнишь ли ты свое имя? Какой сейчас год?» Наконец Чейз напрягся и произнес имя: «Генри Джонсон», но он не был уверен, что это его имя.

Пришла очередь Сары, и ее постигла та же участь. Когда врач наконец удалился, дети признались, что каждый раз, когда он задавал вопросы относительно фактов, они теряли нить воспоминаний. Они согласились, что могли просто придумывать имена, чтобы удовлетворить любопытство врача. Они очень разволновались из-за этого, но я заверила их, что тут нет беды.

Сара добавила: «Это совсем не регрессия. При регрессии ты вспоминаешь свои мысли и чувства, думаешь, как они переходят из одной жизни в другую. Это делает ее настоящей, а не всякие там факты и даты». Я с жаром ее поддержала. К нашему облегчению, эту запись решили не демонстрировать во время шоу.

В Чикаго, немедля!

Наш полет в Чикаго был назначен на вторник, но в понедельник нам позвонили из студии и сообщили, что планы меняются. Они договорились с художником о том, что он встретится с детьми во вторник с утра. Сможем ли мы вылететь в Чикаго прямо сейчас? Следующий рейс – через три часа.

Я понеслась к школе и забрала Чейза, Стив отправился за Сарой. Я бросила все наши чемоданы в багажник, и, усевшись в машину, мы помчались к аэропорту. У нас оставалось времени в обрез, чтобы успеть к отправлению. Мы переехали через какую-то подозрительную кучу обломков, лежащую на шоссе, и через минуту Стив заявил, что у нас, должно быть, спустило колесо. Мы почти подъезжали к аэропорту, когда все услышали, как колесо стало дребезжать. Стив, не тормозя, промчался на красный свет. Придется ли нам менять колесо? Шина начала хлопать, как клоунские ботинки, но мы уже подъехали к двери аэровокзала. Я сгребла детей и багаж. Стив купил банку сжатого воздуха у привратника (он так и не сказал мне, сколько ему пришлось заплатить за нее), вкачал его в шину и поехал вниз по туннелю, чтобы поставить машину на стоянку. Посадка как раз прекращалась, и мы успели проскочить за секунду до того, как двери закрылись. Только когда мы откинулись на своих сиденьях, то с полной ясностью осознали, насколько близки мы были к тому, чтобы застрять на скоростном шоссе.

Чейз и я наблюдали из иллюминатора за зимним закатом. Тучи над нами все еще были окрашены розовыми и оранжевыми лучами, тогда как землю под нами уже покрыл мрак. Внизу распластались мерцающие города Среднего Запада. Чейзу хотелось узнать, откуда берется все это электричество, которое необходимо для освещения городов. Я же могла думать только о предстоящей встрече на телевидении и о том, сколько людей, над которыми мы сейчас пролетаем, будут смотреть наше шоу. Эта мысль вновь вызвала у меня дрожь, и я, сделав несколько глубоких вдохов, поднесла к глазам бессмысленный журнал, чтобы не думать обо всем этом.

Настоящее развлечение началось, когда мы оставили позади себя стеклянную дверь аэровокзала. В лимузине Чейз нажимал на все кнопки, которые попадались ему на глаза. Сара отыскала газировку в баре и с удовольствием то и дело наполняла свой стакан. В гостинице также оказались разные интересные штучки: Сара никак не могла прийти в себя от телефона в ванной комнате; Чейз был зачарован электронными механизмами в тренажерном зале. Поскольку гости Опры обычно останавливались в этой гостинице, ее персонал очень хотел узнать о теме нашего шоу. Отвечая на вопросы, я чувствовала, что тренируюсь формулировать идеи кратко и четко.

Нарисовано по памяти

Все следующее утро мы пребывали в заточении в конференц-зале студии вместе с художницей Салли и горой разнообразной пищи. Задача Салли состояла в том, чтобы сделать рисунки по рассказам Чейза и Сары, которые будут продемонстрированы во время передачи. Салли, которая сама была матерью, сумела расположить к себе моих детишек. Оба скоро сумели раскрыться. Она попросила дать детальное описание того, как они выглядели в прошлом. Она делала наброски во время их рассказа, затем показывала их детям, выслушивала критические замечания и продолжала работу. С каждым повтором Сара и Чейз фокусировались все глубже на своих внутренних образах, входя в состояние легкого транса. Собственно говоря, это была настоящая регрессия. С открытыми глазами они видели картины прошлого более ясно, чем когда-либо, давая все новую и новую пищу карандашу Салли. Некоторые вещи я и сама слышала от них впервые. Она буквально вытягивала из них воспоминания.

Мы завершили работу с Салли сразу же пополудни, и лимузин отвез нас назад в гостиницу. До утра мы были свободны. «Расслабьтесь, – сказала продюсер, – и отдохните перед шоу». Расслабиться? Хотела бы я, чтобы это мне удалось! У Сары начало болеть горло, и она теряла голос. В Чикаго по прогнозу должна была разыграться снежная буря. Сможет ли Тийю долететь из Филадельфии? А как насчет других, не застрянут ли они где-нибудь по дороге? И какие подводные мины приготовит для меня психолог?

Наконец я решила, что самым конструктивным в этой ситуации будет лечь в постель и постараться заснуть. Итак, мы с Сарой легли на кровать, в то время как Стив и Чейз отправились на холодные заснеженные улицы Чикаго в поисках машины виртуальной реальности, которую Чейз во что бы то ни стало хотел испытать. Я скрутилась под одеялами в позе плода и окунулась в реальность моего страха. Я беспрерывно повторяла ключевые фразы и проигрывала воображаемый диалог с Опрой: «Да, Опра, здесь самое важное – целительная сила этих воспоминаний». «Нет, Опра, воспоминания никак не могут причинить детям вреда». Но все равно я чувствовала, что сердце готово выпрыгнуть из моей груди.

Телефонный звонок возвратил меня к действительности. Звонила Колин, она была уже в гостинице. Сотрудники студии постарались доставить ее пораньше ввиду приближающейся бури. Впервые мы встретились с ней за ужином в этот вечер. Во плоти она оказалась столь же приятной и искренней женщиной, какой показалась мне по телефонным разговорам. Она казалась такой же взвинченной, как и я. «Помните, – то и дело повторяли мы друг другу, – мы должны сделать это для детей». Это немного нас успокаивало.

Снежный прием

На следующее утро, выглянув из окна, мы увидели, что город изменился словно по волшебству. Вчерашний шумный Чикаго сейчас утопал в глубоких сугробах. Снежные хлопья медленно проплывали между небоскребами. Но продолжался ли снегопад? Прибыла ли Тийю?

Когда мы приехали на студию, ее зеленые комнаты уже были заполнены нервничающими родителями и бледными растерянными детьми. Кто были все эти люди, которых я не знала? Какой сюрприз решили приготовить мне перед объективами телекамер? Но вот и Тийю! Она обрушила на меня словесный поток, из которого я сумела разобрать, что ее чудом доставили сюда сквозь все эти снежные заносы, у нее было только два часа, чтобы отоспаться, но мне не стоит по этому поводу волноваться, так как с утра она уже выпила достаточно кофе и это взбодрило ее. Я обратила внимание на семью с двумя девочками приблизительно того же возраста, что и Сара. У них были великолепные волосы, которые они постоянно зачесывали назад рукой в перчатке. Из-за них Сара вдруг занервничала.

Мы все по очереди сделали макияж и укладку волос. Я расхаживала по комнате, стараясь вспомнить все, что знала о том, как сохранять спокойствие: глубоко дышала, воображала успешное представление, говорила себе, что через пару часов все это закончится. Но ничто не помогало.

Затем, за несколько минут до выхода на сцену, Сара запаниковала и отказалась идти. Она вдруг поняла, что то, что она намерена сказать перед телевизионными камерами, было слишком личным, чтобы это могли слышать все ее подруги. Мои нервы были и без того натянуты до предела. Я не могла убеждать ее. Я, применив весь свой авторитет, заявила, что она должна выйти на сцену, что отступать слишком поздно. Но это лишь ухудшило положение дел, и ассистент продюсера вывел ее из комнаты, чтобы поговорить наедине.

И вот минута настала. Все остальные участники передачи уже заняли свои места на сцене. Нам с Чейзом предложили подождать за кулисами. Когда все уже сидели (как Стив рассказывал нам позже), на подмостки вышла живая, хорошо одетая женщина, чтобы расшевелить аудиторию. С риторическими изысками она объявила, что тема сегодняшней передачи называется «Дети, которые помнят прошлые жизни». Она спросила зрителей, сидящих в зале, верят ли они в прошлые жизни. И больше половины людей подняли руки. Она пригласила всех желающих высказать свое мнение, подойти к микрофону. Некоторые дамы в шляпках решительно заявили свое несогласие, так как о переселении душ ничего не сказано в Библии. Джентльмен с бородой возразил им: все, что относилось к реинкарнации, было изъято из Библии Церковью.

Затем к микрофону подошла женщина в жакете горчичного цвета и рассказала о своем воспоминании из прошлой жизни, которое она пережила в детстве. Оно было столь ярким и сильным, что женщина никогда не забывала его. Когда она была совсем маленькой, то услышала шум моторов единственного самолета, но вдруг ей пришло видение целого эскадрона самолетов, несущегося по небу. Она с криками бросилась к своей бабушке: «Быстрее уходи, бомбардировщики летят!» Хм... если один человек в зале обладал подобными воспоминаниями, то сколько их наберется среди многомиллионной аудитории?

В это время я и Чейз томились за кулисами. Я шагала вперед и назад. Чейз открыл новую банку колы. Я чувствовала, как меня охватывает все больший страх. Сары все еще не было рядом. От этого я волновалась еще сильнее. В последнюю минуту она появилась. Каким то образом ассистенту продюсера удалось уговорить ее выступить.

Время пришло. Нас повели по просторному холлу к открытой двери студии.

Восстановленное равновесие

В тот момент, когда меня провели сквозь студийную дверь и я увидела публику в зале, мои ноги стали словно ватными, сердце бешено разгоняло адреналин в крови и весь мир пошел кругом перед глазами. Я боялась, что могу потерять контроль над собой и упасть в обморок. Все мои инстинкты приказывали: «Убегай! Прячься!» Но рациональная часть моего мозга еще функционировала и напоминала мне обо всех причинах, по которым я должна идти вперед. И снова у меня возникло чувство, что я вырываюсь из собственного тела.

Я словно плыла рядом с собой и находилась вне времени. В этой перспективе я вдруг увидела того пианиста девятнадцатого века, которым я некогда была. Он был исполнен грации и прекрасно держался перед восхищенной публикой. Он и публика были единым целым. Я могла услышать звуки фортепиано; я могла увидеть, как его руки и тело движутся без всяких усилий, в едином с музыкой ритме. Поглощенная этим видением, я почувствовала, как поток энергии пронизывает меня от макушки до ног, проходя по позвоночнику и возвращая меня к реальности момента. Энергия укрепила мои ноги и возвратила меня назад, в мое тело. Затем видение исчезло так же быстро, как и появилось, оставив за собою силу, разливающуюся по всему телу и изгоняющую страх. В моей голове торжественно прозвучали слова: «Я знаю, что смогу сделать это. Я делала это и раньше!»

Внезапно я стала остро осознавать все происходящее вокруг меня. Мой разум стал изумительно острым. Ноги перестали трястись и дыхание восстановилось. Я знала, что буду способна сделать намеченное. Я вышла на сцену и села в кресло.

Вот появилась и сама Опра, наполнив все вокруг себя невероятным зарядом. Аудитория мгновенно попала под власть ее чар и разразилась аплодисментами. Она улыбнулась и приветливо помахала рукой. Затем ступила прямо на сцену и села напротив меня и Чейза. Она стала шутить и болтать, чтобы мы не почувствовали себя не в своей тарелке. Телевизионщики настроили микрофоны и подкатили поближе к нам большие камеры.

Мои колени почти соприкасались с коленями Опры, и я не могла не чувствовать огромную энергию, исходящую от этой женщины. Казалось, она была искренне рада видеть нас и очень интересовалась всем, что мы собираемся рассказать.

Устремляясь ввысь

Опра начала с Чейза. Она попросила его рассказать свою историю и показать свои передвижения на поле битвы по рисунку, который сделала Салли. Я поражалась тому, как четко он говорил и как уверенно держал себя. Он был совершенно расслаблен и импровизировал на пару с Опрой так, словно это было для него совершенно привычным занятием. Затем Опра обратилась к историку и спросила его мнение об аутентичности воспоминаний Чейза. (Мне было особенно интересно услышать его мнение.) Он признался, что скептически относится к идее прошлых жизней, но вынужден согласиться с тем, что Чейз точно описывает пушку времен Гражданской войны, а также с тем, что все, о чем говорил Чейз, могло произойти в действительности.

Сара присоединилась к нам во второй секции и рассказала свою историю, демонстрируя свое бегство от пожара по рисункам Салли. Во время рассказа Сары я поняла, что Опра закончила разговор о Чейзе еще до того, как я успела сказать, что воспоминания о прошлых жизнях исцелили его. Я выждала и вставила свое замечание в подходящий момент.

Опра спросила каждого из моих детей, что ощущает человек в момент смерти, на что те с видом знатоков ответили, что умирать легко и безболезненно. Чейз выразился так: «В следующий момент ты уже понимаешь, что взмываешь вверх», а Сара добавила: «Я не боюсь смерти, потому что она выглядит именно так».

Шоу было прекрасно продумано. Одна история естественно следовала за другой. Мягкую и искреннюю Колин прекрасно дополняла страстная и наэлектризованная Тийю. Затем заговорила Мэри, и три ее артистичных ребенка поведали свои истории с огромной убедительностью. Никто не растерялся, никто не подкачал, все сделали свою работу великолепно.

Опра не допускала энергетического спада. Она пользовалась каждой возможностью, чтобы вставить уместное замечание. Это напоминало интеллектуальный пинг-понг, где каждый ждал своей очереди, чтобы парировать замечание и точно послать идею к цели. Я делала все возможное, чтобы довести до сведения публики ту мысль, что воспоминания о прошлых жизнях не являются каким-то чудом, а обладают способностью исцелять.

Я с облегчением заметила, что другие дети, рассказывая о своих случаях, подтверждают эту идею. Первая девочка, Эрин, страдала от страха перед природными катаклизмами – в частности, перед пожарами и наводнениями. Тут же была продемонстрирована видеозапись ее регрессии, где она вспоминала, как тонула во время наводнения: «Я вижу, как тонут люди и языки пламени поднимаются в воздух. Вода поднимается, а я не умею плавать... Я стараюсь забраться как можно повыше». Она продемонстрировала это, встав на стол. Затем вода поднялась выше головы и она «просто умерла».

Другая девочка, Шэннон (одна из обладательниц роскошных волос), была убеждена, что является воплощением собственного деда. Еще совсем маленькой она рассказала родителям такие подробности из жизни деда, которых ни от кого не могла узнать. Во время регрессии она увидела себя в качестве деда, а также вспомнила, что его убили двое мужчин выстрелами в шею. Любопытно, что у нее был врожденный порок развития, потребовавший хирургического вмешательства, – выпячивание мышцы шеи в том месте, куда попали пули убийц ее деда. Я ощутила сильнейшее волнение – прямо передо мной стоял классический пример из стивенсоновской книги.

Маленькие дети Мэри Флеминг настолько изумили Опру своим искусством художников, что та воскликнула: «Если бы я умела так рисовать, то не стала бы вести это шоу. Клянусь вам!»

Когда камеры были переведены на зал, Чейз наклонился ко мне и сказал: «Мне срочно нужно пойти в туалет». Я бросила на него самый строгий взгляд, на который только была способна, и прошипела: «Потерпи!»

Приверженность старой парадигме психологии

После того как матери и их дети рассказали свои истории, наступила очередь психотерапевта Изабелл высказать «противоположное мнение». Слушала ли она нас? Читала ли мои статьи? Даже если она не была согласна с нами, смогла ли она по крайней мере непредвзято отнестись к рассказам детей? Я надеялась, что у нас может состояться разумный разговор о значении детских воспоминаний.

Или эта женщина-психолог просто не поверит всему услышанному и, несмотря на очевидность воспоминаний, станет объяснять их как фантазии, проекции или исполнение желаний? Я слишком часто сталкивалась с подобными высказываниями критиков. Они твердо убеждены в том, что мы «живем лишь раз», и закрывают глаза на любые свидетельства в пользу обратного, сколь бы убедительными они ни были. Вместо того чтобы выстраивать теорию, которая удовлетворяла бы фактам (как и должны действовать настоящие ученые), они пытаются деформировать факты и втиснуть их в уже существующие философские категории старых парадигм.

С первых же слов, произнесенных Изабелл, я поняла, что она составила свое мнение еще до того, как пришла сюда. Она заявила: «Я не верю в то, что мы жили раньше и возвращаемся сюда снова». Случай закрыт. Обсуждения приведенных здесь свидетельств не получится. Вместо этого произойдет защита старых догм психологии.

Она не слушала ничего. Она не сделала попытки разобраться во всех этих удивительных историях. Вместо этого она стала сыпать научным жаргоном, пытаясь дать традиционное объяснение воспоминаниям о прошлых жизнях. Из ее уст вылетали формулировки типа «метафоры», «манифестации конфликтов», «выражение подавленного духовного поиска» и «крик о желании быть признанным как личность», была дана еще одна попытка объяснить это «переживаниями в матке». Она повторила слово «подсознательные» несколько раз, делая на нем упор, словно это могло объяснить все.

Я знала, что бесполезно спорить с человеком, который твердо решил не допускать иных возможностей. Но это сделали другие. Опра любезно задавала коварные вопросы по каждому пункту ее выступления. Когда Изабелл заявила, что воспоминания о прошлых жизнях есть не что иное, как выражение духовного поиска, Опра вежливо поинтересовалась, как объяснить с этой точки зрения то, что двухлетняя Лийя помнила, как погибла, упав с моста. Тийю, соблюдавшая внешнее спокойствие, тут же напомнила: «У нее было мультисенсорное восприятие. Все пять чувств не могли быть симулированы никаким опытом из этой жизни». После этого Тийю послала Изабелл взгляд, в котором красноречиво читалось: «Кончай чушь пороть!»

Но Изабелл парировала тем, что Лийя описывала переживания под водой: «Вода или океан – это символ бессознательного... У детей очень сильные подсознательные побуждения. Вот почему у них такие реакции».

Не успела психолог завершить свою мысль, как Тийю сразу же выпалила: «Значит, она могла знать о юнговском символизме, но не о прошлой жизни?»

Изабелл открыла рот и стала подыскивать ответ. Казалось, она была удивлена столь острым замечанием, тем более высказанным на ее собственном научном жаргоне. И все же она ответила, но не на конкретный вопрос – просто повторив свое заявление о том, что прошлые жизни невозможны.

На это Опра сказала: «Я надеюсь, что вы не правы. Мы должны воспользоваться другой возможностью, в другом месте».

Через минуту Опра задала свой собственный вопрос: «Изабелл, я пытаюсь переманить вас на нашу сторону. Что вы скажете, видя перед собой этих детей, которые – цитирую: „кажется, были здесь уже раньше“? Не видите ли вы, как светятся их глаза? Люди смотрят на такого ребенка и говорят: „У этого ребенка древняя душа“. Что вы думаете об этом?»

И Изабелл ответила: «Да, мы должны помнить о том, что происходит в подсознании».

Опра взмолилась: «Но что такое подсознание? Что это такое?» Ах, Опра! Она не хотела, чтобы изумительные переживания детей могли быть перечеркнуты одним словом.

Сара, внимательно прислушивающаяся к разговору, закатила глаза вверх, когда психолог начала что-то лепетать в ответ. Затем, улучив момент, она взяла слово. Ее речь была явно адресована Изабелл: «Не важно, что это такое. Может быть, это не религиозно или, по-вашему, неправильно. Но важно то, что я раньше боялась огня, а сейчас не боюсь. Чейз раньше страдал этой экземой, и вообще у него были проблемы, но он смог преодолеть все это. Важно лишь то, что это помогло мне и ему». Браво, Сара! Я гордилась ею. Изабелл проигнорировала вопросы исцеления, но Сара напомнила ей о них.

Затем встал мужчина из зала и спросил Изабелл, как она может объяснить столь мастерскую работу, которой отличаются картины пятилетнего мальчика – Мишеля Флеминга: «Не фантазирует же он, что был великим мастером. Он может на бумаге продемонстрировать свои способности. Как можно объяснить все это, если учесть, что он нигде не учился?»

Ответ Изабелл можно было предвидеть – она просто ограничилась иным высоколобым словом, которым невозможно ничего объяснить: «Я считаю, что мальчик обладает большим талантом».

Опра не дала ей передышки: «И откуда пришел этот талант?»

Но у Изабелл был ответ и на это: «Созидательный гений».

«Да, но откуда все это берется?» – не сдавалась Опра. Изабелл решила переменить тему.

Прежде чем наступила концовка, одна из матерей, сидящих в зале, дала свое прекрасное объяснение логической связи реинкарнаций с законами природы. Она сказала: «Если вы согласны, что энергия не создается из ничего и никуда не исчезает бесследно, а наша душа – это энергия и жизненная сила – это энергия, то почему не допустить реинкарнаций? Поскольку никакая энергия не умирает, почему бы и нам не продолжать изменяться и преображаться?»

И Опра добавила, глядя прямо в объектив камеры: «Мы еще вернемся».

Первое марта 1994 года

В первый день марта где-то в далекой Ирландии моя подруга из Эшвилла Кэти Скай развлекалась со своим другом. Вдруг уголком глаза она заметила на экране телевизора знакомое лицо. Кэти вскочила с дивана с криками: «Это же Кэрол Боумэн! Моя подруга. Кэрол на Onpa-шоу!»

Кэти позвонила мне на следующий же день: «Ты сделала это, девочка! Ты добилась своего! Когда мы сидели с тобой на кухне несколько лет назад, кто бы мог подумать, что тебя занесет к Опре с твоими идеями!»

«Да, – ответила я. – Но это еще не конец. Это только начало».