ГЛАВА 3. ДВОЕ: ВСТРЕЧА И РАССТАВАНИЕ

ГЛАВА 3. ДВОЕ: ВСТРЕЧА И РАССТАВАНИЕ

Никто не должен спрашивать другого:

«Что ты думаешь?»

Никто из тех,

Кто не хочет слышать о прошлом

И его обитателях,

Или о странном одиночестве настоящего.

Стефен Данн. «Позанимавшись любовью»

За пределами понятий «правильно» и «неправильно»,

Есть поле. Я буду встречать тебя там.

Когда душа спускается на траву,

Мир слишком переполняется, чтобы разговаривать.

Идеи, язык и любая сказанная фраза

Больше не имеют никакого смысла.

Руми. «Раскрытая тайна»

Так как все отношения начинаются с проекции, развитие любых отношений включает в себя постепенный распад проекции и вызывает удивление, смятение, страх, а иногда и гнев. Затем начинаются неприятности.

Здесь читатель подумает: «Опять негатив. Сколько же можно говорить о проблемах. Наверно, он снова начнет рассуждать о романтических отношениях?» Но вспомните: мы занимаемся исследованием реальности отношений, их психодинамики и сознательных усилий, которые необходимы для того, чтобы сделать эти отношения эффективными. Несомненно, романтическая любовь является «крючком», но в конечном счете она никогда не оправдывает ожиданий, которые содержатся в проекции и в запланированном «возвращении домой».

Вспомним трогательные строки стихотворения Новалиса, обращенного к Возлюбленной, которые я цитировал в предыдущей главе («Ты — теза: спокойная, сдержанная, сосредоточенная в себе…»). За ними скрывается очень поучительная история. Новалис/фон Харденберг, которому тогда было чуть более двадцати лет, безнадежно влюбился в Софи фон Кюн, двенадцатилетнюю глупышку, которая умерла от ужасной прогрессирующей болезни, перенеся несколько операций, спустя два дня после того, как ей исполнилось пятнадцать лет. Писательница Пенелопа Фицджеральд попыталась воспроизвести типичный разговор между поэтом и его возлюбленной. Поэт спрашивает Софи: «Скажи мне, что ты думаешь о поэзии?» — «Ничего не думаю», — отвечает она⁴².

Очевидно, что такие отношения могли строиться только на проекции. Со своей стороны, Новалис знакомит нас со скрытой динамикой отношений, существующих между ними, по крайней мере, для него:

Должен ли с ней я расстаться навсегда?

Соединилась ли надежда

С тем, что мы считали своим,

Но не могли обладать полностью?

Можно ли это тоже назвать заражением?⁴³

Совершенно очевидно, что здесь ощущение Другого становится частью ощущения самого себя без малейшего намека на нереалистичность такого чувства. Совершенно одержимый и одурманенный своей влюбленностью, Новалис обручается с Софи и дарит ей кольцо с надписью: Sophie sei mein sch?tz Geist — «Софи, будь моим ангелом-хранителем». Подобно Данте, он преклоняется перед своей Возлюбленной, ничуть не разбираясь в том, насколько истинным Другим она является, совершенно не понимая того, что он влюбился в саму Любовь, в отсутствующую часть самого себя, в свой внутренний образ — в свою аниму и что между ними нет вообще ничего общего, кроме проекции.

Отношения между фон Харденбергом и Софи довольно комичны, но скрытая за ними психодинамика является общей для начала любых отношений. Зато впоследствии приходится слышать хорошо знакомую жалобу: «Никак не могу понять, что же я все-таки в нем (или в ней) нашла (или нашел)?»

По мере ослабления проекций каждый из партнеров может легко озаботиться проблемой власти. По сути сама по себе власть не является проблемой; она представляет собой только внешнее проявление энергии или обмен энергией. Власть становится проблемой, когда она узурпируется комплексом или используется в ущерб Другому. Вспомним, что скрытая динамика, затрагивающая проблему власти, всегда связана со страхом. Так как в большинстве своем мы неохотно признаем место и роль страха, а также его частые проявления и ощущаем его, не пытаясь от него защититься, у нас формируется естественная предрасположенность к тому, чтобы он оставался бессознательным. Таким образом, в основе смятенных чувств, которые переполняют эмоциональную сферу человека и, следовательно, переносятся на Другого, всегда лежит страх, хотя он может быть прекрасно замаскирован и может обладать множеством разных оттенков.

Такие страхи являются универсальными и экзистенциальными: страх перед расставанием и одиночеством, страх перед эмоциональным подавлением, страх перед утратой смысла. Мы не должны осуждать появление этих страхов, так как, безусловно, они не возникают на пустом месте. Но наши плохо организованные защиты от этих страхов, наши ретикулярные рефлексы, свидетельствующие о внутреннем состоянии человека, всегда накладываются на целостность Другого. Просто, будучи самими собой, то есть имея слабости и недостатки, мы причиняем вред Другому. И мы не можем с этим ничего поделать, поскольку мы не понимаем себя, свои страхи и то, как глубоко в нашей психике запрограммированы стратегии взаимоотношений с другими людьми.

Управление страхом

Трое ученых высказали ценные идеи по поводу роли страха в нашей жизни, а также тех стратегий, посредством которых мы пытаемся с ним справиться. Это психологи Карен Хорни (1885–1952), Фриц Риманн (1902–1979), а также теолог Фриц Кункель (1889–1956)⁴⁴.

Хорни утверждала, что есть три основных способа, которые помогают нам справиться со страхами. Во всех случаях страх, осознанный или бессознательный, проецируется на Другого, что, без сомнения, является отголоском нашего бессилия в первичных детско-родительских отношениях.

Первый способ состоит в формировании поведенческого паттерна подчиненности, то есть отношения к Другому, которое предполагает скрытое признание его властного превосходства. Как это часто бывает, какие бы решения мы ни принимали, большинство из них являются бессознательными, и мы готовы принять любые рациональные обоснования, чтобы оправдать эти решения. Так, стратегия подчиненности часто объясняют близостью, заботой о Другом, включающей серьезную созависимость, что приводит к утрате у человека закономерного интереса к самому себе.

Второй тип поведения, к которому мы прибегаем, чтобы справиться со страхом, состоит в проявлении жесткости или враждебности при общении с окружающими. Такая жесткость объясняется эмоциональными травмами, перенесенными в раннем детстве, а ее рациональное обоснование основано на убеждении, что поведение других людей диктуется только их собственными интересами. Так как фактически мы сталкиваемся с естественным выбором «бей или беги», эта стратегия направлена на то, чтобы взять верх над Другим, причем это стремление прямо пропорционально страху, который мы испытываем перед ним. Все партнеры, которые стремятся контролировать или психологически насиловать других, тем самым проявляют собственные страхи. И все же побудить насильника взглянуть на то, чего он может бояться, — очень трудная задача.

В результате проведенного исследования выяснилось, что приблизительно 16 % мужчин открыто проявляют психологическое насилие по отношению к своим партнерам. Из этого же исследования стало известно, что среди мужчин, желавших стать офицером полиции, эта цифра достигает уже 40 %. Не исключено, что объяснение кроется в специфике этой «мачо-профессии», наделяющей их представителей атрибутами власти, что особенно привлекает людей, которые психологически не ощущают себя в безопасности. Еще одно исследование показало, что психотерапия насильников часто давала обратный результат, так как они переставали ощущать себя в безопасности и, следовательно, становились даже более агрессивными, защищаясь от собственных страхов. Упрямые и задиристые мужчины слишком трусливы, чтобы увидеть свои страхи. Позитивный прогноз в отношении терапии был только у тех, кому было стыдно за свое поведение. Как правило, насильники добровольно не проходят на психотерапию, так как в ее процессе им обязательно придется столкнуться с этими проблемами. Прогноз в отношении эффективности терапии никогда не бывает благоприятным для тех людей, которые избегали ее, не желая погружаться в те проблемы, к которым им обязательно следовало бы обратиться.

Люди, которые хотят контролировать своих партнеров, имеют очень мало шансов измениться, ибо они сконцентрированы на защите от страха, что Другой — лучше всех. Пассивная агрессия состоит в том, что человек боится власти Другого и потому действует скрытно, чтобы не испытать на себе действие его власти. Пассивно-агрессивные личности часто проявляют себя как волокитчики. В одном случае человек демонстрирует желание решить какую-то задачу или взять на себя ответственность, но никогда этого не делает; в другом случае человек делает резкие замечания, но когда ему бросают вызов, сразу отступает и спрашивает: «Вы что, шуток не понимаете?»

Третьей защитой от страха перед Другим, конечно, является бегство, уклонение от поддержания отношений, уединение или эмоциональная закрытость человека, даже если он присутствует физически. Эта стратегия распространена очень широко и, наверное, не признается открыто лишь потому, что ее тоже можно рационально объяснить как интроверсию, перегруженность другой деятельностью или просто скромностью и застенчивостью. Отказ от общения с Другим, от открытых отношений, от эмоциональной честности, отрицание возможности близких отношений — это общеизвестные формы уклонения от общения, которые, повторяю, основаны на страхе, что проявление искренности и открытости лишит человека защищенности и сделает его слишком уязвимым. Уклоняясь от общения, взрослый человек не задействует свои ресурсы и остается в своем развитии на уровне беспомощного ребенка.

Три поведенческие стратегии, которые используются человеком для совладания со страхом, Хорни обозначает как подчиненность, властность и дистанцирование. Интересно, что, по ее мнению, любовь тоже может оказаться средством спасения от страха. По мнению глубинных психологов и теологов, противоположность любви — это не ненависть, а страх. Способность оказать поддержку Другому требует широты души, которая позволяет противостоять постоянно присутствующей боязливости. Любить Другого, допуская, что он обладает достаточной властью, чтобы причинить нам боль, — значит действительно обладать широкой душой и хорошо развитым чувством собственного Я, чтобы не проявлять излишнюю предосторожность, если нужно пойти на риск. Именно эти качества имел в виду Аристотель, говоря о «великодушии» человека, который обладает настолько развитым чувством собственного Я, что может не только позволить Другому быть Другим, но и открыться любой силе и возможности его ранить, которой может обладать Другой. Пока человек не может подвергнуть риску свое великодушие, нельзя сказать, что он способен любить.

Фриц Риманн сходным образом определяет психологические основы страха, который гнездится в глубине человеческой личности и часто вторгается в человеческие отношения. Риманн описывает четыре основные формы страха:

1. Страх сближения приводит к отстраненности. В своей крайней форме — это шизоидное отделение от Другого.

2. Страх расставания вызывает экзистенциальную депрессию, которая иногда бывает настолько глубинной, что ее очень трудно диагностировать. Причина такой депрессии — отсутствие Другого, ощущение ужаса от одиночества.

3. Страх изменений вызывает навязчивую одержимость, побуждает человека устанавливать контроль, если не над Другим, то над обстоятельствами, которые создают иллюзию контроля: например, пристально следить за формой своего тела, за чистотой в квартире или же проявлять гиперактивность в любых делах независимо от того, важные они или пустяковые.

4. Страх постоянства, который свидетельствует о слишком тесной близости с Другого, или, иными словами, страх поглощения; такие случаи Риманн называет истерией. В этом смысле истерия проявляется в диссоциации, в переносе страха на телесные симптомы, в эмоциональном равнодушии, неуместном проявлении эмоций или просто в «уходе в себя». В конечном счете, если человек совершенно отстранен эмоционально и «ушел в себя», значит, ему не может быть больно, не так ли?

Повторяю: все эти страхи являются первичными. Они не только эндемичны, но и особым образом заряжены перипетиями индивидуальной истории. Переживания именно этого ребенка, в отличие от переживаний другого, побуждают его к развитию компенсаторной стратегии поведения, учитывающей собственные травмы и взаимодействия с Другим. Как отмечалось ранее, мы стремимся понять, что мы представляем собой вместе с нашими поведенческими стратегиями и установками. Мы идентифицируем себя с тем, как мы думаем и как себя ведем, даже если наши мысли и наше поведение по большей части являются бессознательными. Хотя стремление объяснять особенности поведения взрослого человека, уделяя так много внимания детским травмам и рефлекторным реакциям, можно посчитать редукционизмом, любой терапевт подтвердит, что каждый анализанд обладает ключевыми представлениями относительного самого себя и Другого и вытекающими из них специфическими стратегиями. Эти стратегии, которые в большинстве своем остаются бессознательными, — основной источник наших повторяющихся моделей поведения, наших разочаровывающих выборов и того вреда, который мы наносим окружающим.

Очень трудно отрицать, что человек является побочным продуктом своей индивидуальной истории. Но существует внутренняя энергия, которая требует от нас чего-то большего. А потому наступает момент, когда каждый из нас вынужден сказать: «Я — не то, что со мной случилось, а тот, кем я стал по своему выбору». Но к тому времени, когда человек принимает решение прийти к психотерапевту, такие рефлекторные стратегии не только оказываются глубоко запрограммированы, но и становятся частью его бессознательной защиты от первичных страхов, а также, как правило, находят самооправдание, например: «Я такой, какой есть» или «Я всегда был таким». Если возникают трудности с осознанием своей собственной психологической истории, то насколько труднее наладить взаимоотношения с Другим, причем не только с Другим как с Другим, но также с таким Другим, которым является наша душа.

Теолог Фриц Кункель выделяет четыре основных типа людей по их отношению к проблеме власти:

1. Люди, которые считают себя «звездами»: они жаждут обожания и побуждают к нему окружающих — так они хотят получить внешнее подтверждение того, чего не ощущают у себя внутри.

2. «Цепкая лоза» — зависимые люди, которые отказываются брать на себя ответственность, но стремятся самоутвердиться через идентификацию с волей Другого.

3. «Черепахи» — любой ценой ищут защиты и безопасности. Такие люди женятся ради денег, идентифицируют себя с социальным статусом Другого, идут по пути наименьшего сопротивления, чтобы избежать необходимости делать собственный выбор.

4. К последнему типу — «Неро» — относятся люди, которые открыто стремятся к власти, причем сила этого стремления опять же пропорциональна их ощущению собственной неполноценности. Чаще всего они идентифицируют себя с важной персоной, добиваются таблички на двери своего кабинета с названием своей должности, ключей от личного туалета, машины с мигалками и т. д. — всего, что позволяет им демонстрировать свою власть и тем самым создавать у себя ощущение самодостаточности.

Каждый из этих типов людей — а любой из нас может признать у себя наличие таких тенденций — остается под гнетом проблемы власти, которая тормозит процесс их индивидуального развития. Если наша задача состоит в том, чтобы стать собой, то любая из этих тенденций становится помехой. Эти тенденции, которые всегда формируются нашими страхами, возникают и усиливаются из-за ложного понимания Я. Каждая из них становится барьером на пути личностного развития. Совершенно очевидно, что развития можно ожидать только после того, как человек осознал причины своего страха.

Кункель считает, что такое торможение в развитии — это одно из проявлений эгоцентризма. Юнгианский аналитик Джон Сэнфорд обобщает разработанную Кункелем парадигму способности к личностному росту:

Есть три базовых переживания, способных изменить наш эгоцентризм, это возможно: через страдание, через признание власти, чья сила превышает влияние нашей воли на нашу жизнь, и через проявление заботы не о себе, а о ком-то другом⁴⁵.

Под «эгоцентризмом» Кункель имеет в виду, что мы «идентифицируемся с травмой», то есть застряли на уровне травматичного события. Парадоксально, но развитие начинается именно в процессе страдания, ибо страдание ускоряет деятельность осознания и обычно приводит к личностному росту, способствующему ассимиляции боли. Кроме того, знаменательная встреча с Другим также может вырвать нас из тесной связи с Эго. Это то, что называется мистическим переживанием. Это то, что составляет metanoia, трансформирующее переживание, и именно такая встреча с Высшей Силой лежит в основе программы «Двенадцать шагов».

Одна анализандка рассказывала, что никогда не понимала, что значит Высшая Сила, ибо никогда не считала себя верующей. Но однажды на встрече анонимных алкоголиков она поняла, что в ее жизни «Высшая Сила» проявилась в форме бутылки. Тогда она решила, что двенадцать шагов — это слишком короткий путь для нее, и отправилась дальше, чтобы постичь другую Высшую Силу, существующую за границами прежней, уже хорошо известной ей Высшей Силы.

В конечном счете Кункель признает трансформирующую силу любви, то есть проявления такого внимания к Другому, которое позволяет нам выйти за рамки ограничений, связанных с Эго. Например, желание принести себя в жертву ради благополучия другого приводит к трансформации. Другой пример: самопожертвование родителя ради ребенка открывает перед родителем более широкую жизненную перспективу. Страхи, привязывающие человека к его прошлому и ограничивающие его личностное развитие, действительно обладают огромной властью. Социопат, в основе личности которого лежит страх и стремление от него защититься, не может никого полюбить, а значит, не может личностно развиваться.

Сила любви проявляется прежде всего в ее победе над страхом. Там, где преобладает страх, нет любви. Хотя страх существует везде и всюду, стремление любить являет собой значительный вызов страху. Лишь люди, способные обратиться к своим страхам, жить в атмосфере амбивалентности и неоднозначности, могут обрести уверенность в себе, необходимую для того, чтобы полюбить Другого.

Как отмечалось ранее, к тому времени, когда супружеская пара обращается за помощью к терапевту, супруги уже успели нанести друг другу много травм. Проекции уже исчезли, стремление «вернуться домой» стало явным, вместе с сопутствующим ему гневом и развенчанием иллюзий. Израненные шипами любовных роз, оба супруга истекают кровью. Каждый из них чувствует себя правым и уверен в том, что непредвзятое третье лицо только подтвердит его правоту. Каждый из них ожидает, что терапевт выслушает все их аргументы, разберется в них, взвесит все «за» и «против», а затем назовет счет и объявит победителя. Каждый из них чувствует, что у Другого тоже есть множество аргументов, которые он может предъявить. Атмосфера наполняется ощущением горечи и враждебности. Так как оба партнера в основном ведут себя бессознательно, им бывает очень трудно отвлечься от выражения претензий и сосредоточиться на самоисследовании, индивидуальной ответственности и необходимости личностного развития.

В конце концов нужно прийти к осознанию происходящего и взять на себя ответственность за соблюдение основных принципов, на которых строятся взаимоотношения. Иногда такую ответственность берет на себя один человек, тогда как другой продолжает вязнуть в трясине. Тогда в процессе развития первый может стать более независимым и отказаться от принятого взаимного соглашения, а зачастую — и разорвать отношения.

Четыре принципа, на которых строятся отношения

В основе всех принципов, которые приведены ниже, лежит главная мысль этой книги: невозможно достичь более высокого уровня отношений с Другим, чем уровень отношений с самим собой.

1. То, чего мы не знаем о себе (бессознательный проект) или не видим в себе (Тень), будет проецироваться на Другого.

2. Мы проецируем на Другого свои детские травмы (индивидуальную патологию), свою инфантильную тоску (нарциссическую программу «возвращения домой») и свою потребность в индивидуации.

3. Так как Другой не может, да и не должен нести ответственность за наши травмы, наш нарциссизм и нашу индивидуацию, проекция вызывает отвержение и обостряет проблему власти.

4. Единственный способ исцелить пошатнувшиеся отношения — осознать наше стремление «вернуться домой» и взять на себя ответственность за свою индивидуацию.

Давайте более подробно познакомимся с каждым из этих принципов:

1) То, что мы не знаем о себе, будет проецироваться на Другого

Мы не можем осознать того, в чем мы являемся бессознательными. Юнг даже сказал, что все наши психологические теории представляют собой формы исповеди, в которых содержится наш индивидуальный материал⁴⁶. Отношения всегда тормозятся, портятся, заходят в тупик под воздействием феномена, который терапевты называют «перенос» и который обусловлен сходством наших психических функций. Иначе говоря, психика — это историческая реальность. У нас внутри содержится вся наша индивидуальная история. Настоящее всегда «считывается» через призму этой истории. По сути, человеческая психика всегда задается вопросом: «Где и когда это уже происходило со мной раньше? На какое прошлое ощущение похоже то, что я ощущаю сейчас? Какие возможны аналогии?» Таким образом, оказывается, что очень трудно просто увидеть происходящее в данный момент, ибо сам этот момент всегда видится сквозь призму индивидуальной истории.

Очевидно, что переживание близости будет активизировать у человека все его предыдущие переживания близкого Другого, в особенности первичные отношения с родителями. Таким образом, всегда будут присутствовать ранимость, постоянная потребность в заботе и внимании, поведенческие стратегии самых первых непроизвольных способов сближения, и это всегда будет мешать формированию отношений в настоящем. По существу даже образ любимого Другого сильно искажен родительскими комплексами. Это не значит, что в своем Возлюбленном мы ищем мать или отца; это значит, что при вступлении в близкие отношения у нас возобновляется аналогичное ощущение Первых Других, которое отыгрывается в сценариях, взятых из нашей индивидуальной истории.

Точно так же мы не хотим признавать ни свой нарциссизм, ни свой эгоизм, ни свою ярость и т. д., то есть все содержание Тени. Поэтому оно вытесняется и/или проецируется на Другого. Муж одной моей пациентки обладал очень ограниченным диапазоном эмоций. Поэтому он должен был провоцировать жену, чтобы она злилась, печалилась или ссорилась с ним, словно эти эмоции были его собственными, а затем обвинял ее в эмоциональной несдержанности. Так Тень дает знать о своем присутствии в межличностных отношениях.

Тень, этот «громадный медведь, преследующий меня», этот «глупый клоун душевных волнений»⁴⁷, всегда при нас и изо всех сил сопротивляется своему разоблачению. С одной стороны, Эго угрожает автономия Тени, с другой стороны, нарастание этой автономии становится серьезной угрозой для восприятия самого себя. Однако наше вполне понятное сопротивление теневому материалу становится источником проекций многих наших качеств на наших капризных партнеров и основным источником неудовлетворенности в межличностных отношениях. И не забудьте: там, где пара людей, существуют две Тени…

Осознание бессознательного содержания, овладение своим эмоционально заряженным материалом — чрезвычайно трудная задача, решение которой не зависит от нашего желания. Мы осознаем содержание бессознательного, исследуя свои поведенческие стили — не только те, которыми мы пользуемся сейчас, но и те, которые существовали на протяжении всей нашей истории отношений с окружающими. Нам нужно выяснить, когда и почему мы бывали слишком возбуждены, то есть понять, когда комплексы проявляются чаще всего. Когда наши эмоциональные реакции становятся слишком сильными и сопровождаются множеством рациональных объяснений, мы можем быть уверены, что здесь задействованы комплексы. Вступить с кем-то в близкие отношения — почти что попросить его (или ее) взяться за руки, но лишь после того, как мы вместе с этим человеком прошли через минное поле, которое сами же и заминировали.

Как раз с обвинениями своего партнера в том, что он наступил на мину, заложенную другим партнером, приходит на терапию подавляющее большинство супружеских пар. Кроме того, этим партнером является человек, который очень хорошо знает нас, может быть, даже лучше, чем мы сами знаем себя (по крайней мере, наши теневые качества). Хотя бывает унизительно и небезопасно слушать откровенные замечания Другого, — и мы имеем полное право не доверять такой информации, — все-таки трудно переоценить тот вклад, который наш партнер вносит в наше самопознание.

2) Мы проецируем на Другого свои детские травмы и потребность в индивидуации

Несомненно, на человечество надеяться нельзя. Как заметил в XVII веке в своих «Мыслях» Паскаль, мы — только слабые колоски, но все же колоски, которые могут написать Бранденбургский концерт, построить концентрационный лагерь или вообразить собственную кончину.

Ни один из нас не свободен от патологии, ибо никому не удается избежать детских травм. Как уже отмечалось, слово pathos — это производное от греческого слова, означающего «страдание». Термин «психопатология» можно дословно перевести как «выражение душевных страданий». Дело не столько в том, травмирован человек или нет, а если да, глубоко или нет; гораздо важнее, каким способом ему удалось адаптироваться к жизни.

Организация психической деятельности человека включает диапазон восприятия Я и Другого и совокупность рефлекторных стратегий, управляющих энергией взаимодействия между этими объектами. Главный мотив таких стратегий — стремление справиться с тревожностью, которая в контексте отношений с другими людьми может появиться вследствие экзистенциальных проблем. Их может создать Другой, нарушив наши границы или покинув нас. Таким образом, наши отношения страдают не в результате неизбежной жизненной травмы, а из-за тех стратегий и сценариев, которые сформировались в течение нашей индивидуальной истории и которые мы проецируем на Другого. В той мере, в которой мы хотим любить Другого и, в свою очередь, хотим, чтобы он любил нас, мы переносим на него свою историю. А как мы можем этого не делать? Очевидно, что не вся наша личная история — это история страданий, и нельзя сказать, что мы совсем не умеем формировать отношения с окружающими, но все хорошее себя бережет. А все плохое портит отношения с окружающими.

Более того, сами условия нашей жизни определяют наше страстное стремление к Другому. Как только в начале жизни произошло наше первое отделение от Другого, мы постоянно стремимся к нему вернуться. Можно сказать, что культура современной эпохи — это культура, основанная на тоске. Мы тоскуем по богам, ушедшим в «мир мертвых». Мы тоскуем по отношениям с другими людьми, по стабильности. Мы все являемся зависимыми и пытаемся наладить связи с помощью фармакологии, власти и денег, а в своем большинстве — с помощью Доброго Волшебника. Мы тоскуем по заботе, по тихой гавани, по целостности.

Наверное, так было всегда, но представители нашей культуры тоскуют еще больше: может быть, вследствие отсутствия таких отношений в семье и хранивших родоплеменную мифологию социальных институтов, которые служили людям в прежние времена. Незаметное исчезновение этих соединяющих нитей постепенно заставило нас сесть на мель узкого островка нарциссизма, одиночества, страха, эгоизма и тоски по любому Другому, который нас спасет.

Наверное, ни в одном современном стихотворении так проникновенно не отражена страстная жажда появления Другого, как в стихотворении Мэттью Арнольда «Дуврский пляж». Сравнивая дуврские отливы с упадком «Эпохи Веры», Арнольд приходит к следующему выводу: истощились все возможности восстановить утраченные связи и спастись, за исключением одной, а именно — Возлюбленной (или Возлюбленного). На Возлюбленных можно надеяться, они будут верными всегда, даже если им придется остаться…

… здесь, на самолете, летящем во мраке,

Охваченном страшной тревогой перед борьбой и полетом,

Когда в ночи сражаются бездумные армии⁴⁸.

Арнольд — далеко не единственный. Как отмечалось ранее, не будет большим преувеличением сказать, что в наше время люди чаще ищут спасения в отношениях с другими, чем в молельных домах.

Для развития личности необходимо выполнение двух условий. Во-первых, мы берем на себя ответственность за свое странствие. Независимо от эмоциональных травм, порожденных нашей индивидуальной историей, мы должны сейчас и впоследствии отвечать за свой выбор. Во-вторых, нам нужно усвоить, то есть научиться видеть, что наша жизнь определяется последовательностью выборов, психодинамика которых исходит у нас изнутри. Нам нужно прислушиваться к своим психологическим рефлексам, спрашивая себя: «Откуда у меня это берется? К какому эпизоду в моей жизненной истории это имеет прямое отношение? Какое ощущение это мне напоминает? Какие скрытые источники постоянно воспроизводят одни и те же модели моего поведения?»

Эти вопросы необходимы для личностного роста; с другой стороны, их не слишком часто задают даже те люди, которые добровольно приходят на терапию. Эти вопросы не слишком популярны в нашей материалистической, экстравертированной культуре. Принятие на себя ответственности за свое странствие — это часть процесса индивидуации. Задача каждого индивидуума состоит в том, чтобы стать индивидуальностью, чтобы эксперимент, который осуществляет через нас Природа, принес свой результат.

Некоторым из нас все это очевидно, но ужас, который мы испытываем во время странствия, многим внушает тревогу. Мы боимся стать самими собой, боимся взять на себя всю полноту ответственности. Конечно, где-то существует Другой, готовый разделить наше бремя. Разумеется, есть социальные институты, личный Бог, Добрый Волшебник, которые освободят нас от этого ужасного бремени нашей свободы и ответственности; или, возможно, кто-то вообразит, что сможет найти ответ в книге, которую он читает, как искренне полагал юнгианский аналитик Дэрел Шарп:

У меня была фантазия, что где-то существует Большая Книга человеческой мудрости, которая называлась «Что делать, если…» В ней можно заранее найти любое решение любой жизненной проблемы. Если у вас конфликтные отношения, вы можете просто заглянуть в книгу и поступить в соответствии с тем, что там написано. Такая фантазия порождается отцовским комплексом. Если бы даже такая книга существовала, я не должен был руководствоваться тем, что в ней написано, а просто поступать так, как предписывает обычай⁴⁹.

Юнг заметил, что «невротическое страдание — это бессознательный обман, в котором не содержится такой нравственной добродетели, как в истинных страданиях»⁵⁰. В другом месте он пишет, что «в конечном счете невроз следует считать страданиями не осознавшей себя души»⁵¹. Раз это так, нам нужно взять на себя ответственность за свои страдания, когда они случаются, и пытаться искать в них смысл. Каждый из нас время от времени хочет избавиться от этой нравственной суеты, переложив ее на Другого. Поступая так, мы ведем себя как нормальные люди, но при этом наносим серьезный вред нашим отношениям с окружающими. Взять ответственность за себя — это самая ужасная сторона нашего странствия и самый великий дар, который мы можем принести Другому.

3) Проекция вызывает отвержение и актуализирует проблему власти

Хотя главная фантазия тоски, присущей современному обществу, заключается в поиске Доброго Волшебника для облегчения бремени нашей индивидуации, еще никому не было дано его найти. И даже если бы мы смогли найти того, кому удалось бы облегчить наше бремя, мы оказались бы крепко привязаны к очень регрессивным отношениям, для которых характерны жесткие правила, инфантилизм и застой в развитии. Все мы хорошо знаем подобные отношения, которые не внушают нам никакого оптимизма. Обоим партнерам присуща «идентификация со своей травмой», то есть они не только травмированы эмоционально, как любой из нас, но психологически зависимы от своих травм и ограничены рамками мифологии своего патологического расщепления. Когда один из партнеров испытывает крайнюю потребность в другом, а другой испытывает потребность в том, чтобы быть ему нужным, формируется созависимость — состояние, в котором каждый из партнеров эмоционально ограничен, остановился в своем индивидуальном развитии и испытывает психологически наивную фантазию, что о каждом из них обязательно позаботится Другой. Добро пожаловать на «островок невротичного счастья!» — так назвал это состояние один из пациентов Юнга⁵².

Как-то ко мне на прием пришла женщина, у которой совсем недавно от сердечного приступа умер муж. Совершенно серьезно она меня спросила: «Кто же теперь будет вставать ночью и сопровождать меня в туалет, если мне это понадобится?» Когда я ответил женщине, которая физически была вполне здоровой, что ей, в конечном счете, придется самой позаботиться о себе, она покинула мой кабинет и больше не пришла на терапию.

Стремление к слиянию постоянно приводит к появлению разных симптомов. Наша психика знает, что является для нас благом и что нужно для нашего личностного развития. Если мы используем Другого, чтобы не решать задачу самостоятельно, то на какое-то время можем себя одурачить, но психика не позволит издеваться над собой. Она выражает протест через физическое недомогание, активизацию комплексов и беспокойные и неприятные сны. Душа стремится к самому полному своему выражению; она существует, как метко выразился Руми, «чтобы радоваться самой».

Давайте пофантазируем дальше о поиске Другого, желающего решить за нас нашу задачу индивидуации. Наступит время, когда Другой созреет до того, что станет возмущаться происходящим, даже если он (или она) в свое время добровольно и молчаливо на это согласились. Это возмущение проникнет в отношения и обязательно их испортит. Никто не испытывает более сильного гнева, чем человек, который «все делает правильно» и тайно желает чего-то еще. Никто не испытывает более сильной фрустрации, чем человек, который стирает белье своего партнера за свой собственный счет.

Чаще всего, когда мы направляем наши родительские проекции на партнера и видим, что он сбрасывает с себя это бремя, мы испытываем недоумение, гнев и расстаемся со своими иллюзиями. «Почему ты ничего не делаешь, чтобы я почувствовал себя хорошо? — спрашиваем мы, как правило, бессознательно, а иногда прямо и откровенно. — Почему ты не удовлетворяешь мои потребности?» Но перед нами сидит Другой, который вызывает у нас фрустрацию и ощущение неприязни, а совсем не тот Другой, на которого мы рассчитывали. В самом начале нам нравилась непохожесть на нас другого. Но теперь это нас возмущает. Он (она) обязательно должен измениться! Как легко ощутить, что тебя предали, посчитать себя обиженным и применить всю свою власть. Покинуть корабль? Нет, это в принципе невозможно: надо обязательно подумать о детях. И тактически используя либо зависимость, либо гнев, либо контроль в совокупности с эмоциональным и сексуальным отчуждением, мы пытаемся заставить Другого вернуться обратно, в состояние изначального воображаемого слияния с нами.

Применение такой стратегии обычно свидетельствует о наступлении в отношениях второй стадии, на которой начинает проявляться подлинная непохожесть на нас Другого, а проекции, которые вначале способствовали формированию отношений, начинают постепенно распадаться. Такое развитие процесса редко оставляет возможность для личностного развития или для того, чтобы узнать, кем действительно является Другой, если он не крючок, на который, как нам кажется, мы попались. Совсем наоборот, теперь мы обижаемся на своего бывшего любимого за то, что он назло нам перестал быть любимым. Мы платим ему той же монетой, применяя власть. Повторяю: сама по себе власть нейтральна; она представляет собой только обмен энергией между людьми. Такой обмен может быть любым: благотворным или злокачественным, исцеляющим или причиняющим боль, но он существует всегда.

Если супружеская пара сталкивается с проблемой власти, то очень легко проявляется критичное отношение к Другому. Внезапно мы начинаем прозревать и видеть все изъяны его характера и особенности его поведения, которые нас раздражают. У нас появляется желание завести любовника (или любовницу) — в реальности или хотя бы только в фантазии, — так как у нас пробуждается архаичное влечение к Доброму Волшебнику, на поиски которого устремляется либидо. Этому глубинному материалу не нужно много времени, чтобы найти подходящий объект, на который можно направить проекцию. Такого искушения не возникает, если первичный Другой по существу себя ведет в соответствии с известным негласным соглашением, предполагающим «возвращение домой». Но если он ведет себя иначе, мы проецируем этот архаичный материал на следующего Другого — в поисках обновления, восстановления энергии и возрождения надежды. Совершенно ясно, что лишь немногие люди, которые заводят связи на стороне, хотят разорвать супружеские отношения или досадить супругу, частота таких супружеских измен убедительно доказывает силу архаичного, бессознательного стремления вернуться в Эдем.

Итак, проблема власти присутствует во всех отношениях, а во многих из них она выражается открыто. Ее широкая распространенность свидетельствует об универсальности нашей экзистенциальной травмы. Под воздействием энергии фрустрированных желаний мы обращаемся к Другому, чтобы с его помощью как-то их удовлетворить. Агрессивный партнер меньше всего способен к осознанию и страшно боится потерять контроль над Другим. Этот Другой может причинить ему такую же боль, какую причиняли ему раньше, поглотить его эмоционально или оставить его в одиночестве. Говорят, что язык агрессии не выражается словами. Так, склонный к насилию партнер использует агрессию, потому что не может осознать переживание первичной травмы, которое могло бы привести к интрапсихическому исцелению.

Ощущая свою сознательную или бессознательную власть над Другим, мы отрицаем его индивидуальность, совершаем насилие над его душой и отталкиваем его еще дальше от себя. Всем супружеским парам приходится сталкиваться с проблемой власти. Это неизбежно. Однако некоторым супругам удается решить эту проблему и возместить ущерб, нанесенный отношениям, и тогда они будут менее обременительными и более реальными.

Повторяю: здесь очень полезным является понятие Тени. Как и комплекс, Тень — это неиссякаемый источник рефлексии и познания. Функционально Тень представляет собой «нечто, существующее у меня внутри и вызывающее ощущение дискомфорта». Так как все мы стараемся избежать всего, что вызывает у нас ощущение дискомфорта, то редко осознаем, каким образом мы отыгрываем разные зависимости, связанные с проблемой власти. Мы можем ощущать теневые проявления власти у нашего партнера, его отступление, присоединение и сопротивление, но вместе с тем редко допускаем отыгрывание проблемы власти у себя. Несомненно, что Тень влияет на отношения; вопрос лишь в том, насколько мы осознаем это влияние и насколько пагубными оказываются его последствия.

Наверное, самое пагубное свойство власти заключается в принуждении Другого взять на себя часть нашей ответственности. Как мы когда-то надеялись на родительскую защиту и безопасность, которую она дает, так и во взрослом состоянии мы ждем, чтобы Другой нас защитил, вел нас по жизни и помогал нам. Поскольку эта несбыточная надежда в своей основе является бессознательной, проблема власти становится нашей проблемой; мы попадаем в плен ее теневого лабиринта. Поскольку наше состояние оказывается уязвимым, проблема власти возникает повсеместно. И оттого, что наши отношения всегда воспроизводят нашу историю, наши эмоциональные травмы и наш нарциссизм ложатся тяжким бременем на нас и наших партнеров.

Признать эту дилемму — совсем не значит пессимистически смотреть на формирование и развитие отношений. Это значит открыть доступ к свободе себе и Другому, чтобы каждый из нас мог стать тем, кем он мог бы быть. Это значит вступить в отношения, которые называются любовью.

4) Единственный способ исцелить пошатнувшиеся отношения — взять на себя ответственность за свою индивидуацию

Какое разочарование и как неромантично — если Другой существует на этой земле совсем не ради меня, не ради заботы обо мне и не для того, чтобы защитить меня от моей жизни! Какое глубокое разочарование — оно имеет такое же великое значение, как утрата связи с раем, которую мы называем рождением, или наше первое легкое содрогание при ощущении истинности своей смертности. Да, оказывается, мы смертны. И в одиночестве идем по дороге к смерти.

И все же мы не совсем одиноки. На этом пути много других людей, похожих на нас. Мы можем ободрять друг друга, сочувствовать друг другу и даже в чем-то друг другу помогать, но мы не можем прожить жизнь за другого человека — точно так же, как он не может умереть за нас. Но если он не может умереть нашей смертью, то почему мы должны жить его жизнью? Разве смысл пребывания здесь не заключается в том, чтобы стать такими, какими нас хотели сделать боги или природа?

Для индивидуации необходимо больше напряжения и энергии, чем требуется для нарциссических грез о возвращении в Эдем. Иногда она требует смирения, иногда вызывает ужас, но всегда создает возможности углубления сознания. Стать самим собой — это не работа Эго, хотя Эго может поддержать или застопорить этот процесс. Эго также может быть отброшено в сторону сокрушающей силой, когда инстинкт индивидуации уже невозможно отрицать, как многим из нас уже известно. Хотя все это остается великим таинством, мы покинули рай и оказались здесь, на пути к зрелости. Если мы полностью осознаем таинство, оно потеряет свой смысл и станет лишь воплощением планов Эго. Вместе с тем, как мы уже знаем, Эго является хрупким, напуганным, зависимым и тоскующим по Другому. Принятие странствия — это принятие человеком своего страха и его отказ от своих основных фантазий.

Отказ от ожидания спасения Другим — одна из самых главных проблем в нашей жизни, поэтому основной аспект долговременной терапии — постепенное принятие человеком ответственности за себя. На этот счет существует очень красноречивое и убедительное высказывание Фреда Хана:

Цель терапии состоит в том, чтобы помочь пациенту выйти за рамки рациональных объяснений и других способов сопротивления на уровень, позволяющий ему самостоятельно двигаться по неизвестной территории, чтобы искать и, страдая и мучаясь, в конце концов полностью осознать свое состояние и открыть, что он может выжить, что жизнь на самом деле может быть абсурдной и изменчивой, что человек не является всемогущим, что в отсутствие волшебства в качестве последней защиты иногда появляется такая боль, которую невозможно описать словами. И чтобы, испытав страдания и скорбь не только по потерянным объектам своих фантазий, но и по самим фантазиям и иллюзиям, научиться жить почти без иллюзий. Чтобы узнать, что Время является и другом, и врагом одновременно. Чтобы признать, что счастье — это не состояние, а эфемерное и ценное ощущение; что если человек живет без иллюзий, он должен придавать смысл своей жизни; что надежда должна сменить ожидания и требования; что активность должна сменить пассивность; что реалистичная надежда должна быть направлена на развитие и рост личности (и это означает более глубокое ощущение человеком и радости, и грусти), что ворота в тот райский сад для него закрыты навсегда и охраняются ангелами с острыми мечами, что его мать умерла навеки, навеки, навеки⁵³.

Вот в общем-то и все. «Мать», о которой пишет Хан в последнем предложении, — это энергетически заряженный материнский комплекс, существующий у нас внутри и заставляющий нас искать безопасности, поддержки и прибежища. Состояние пребывания в Райском Саду, предсознательное слияние с Другим, теряет свою надежность и становится очень зыбким. Сколько нужно мужества для того, чтобы просто быть. Вместе с тем мужественно отвечая на вызов, мы больше всего помогаем своим партнерам. Мы сбрасываем с них невыносимое бремя нашей жажды возвращения в Эдем. Мы будем радоваться вместе с ними, становясь как можно лучше, — разве это не подарок?! И если, совершая свое странствие, мы освобождаем своих партнеров для того, чтобы они оказались в собственном тупике на пути решения задачи, которую поставила перед ними жизнь, только тогда мы больше всего о них заботимся и больше всего их уважаем. Может быть, любовь — самое подходящее слово для такого отношения, хотя светлое время нашей «влюбленности» осталось далеко позади.

Четыре принципа, которые приведены выше, лежат в основе непрерывного развития отношений и становятся вызовом близости. Всем нам хорошо известны первые три стадии. Кто из нас не влюблялся, не испытывал безумных влечений, не встречал ответного желания Другого, а затем не вступал с ним в конфликт? Эта парадигма давно известна. Некоторые из нас когда-то вступали в противоречие и даже в борьбу с четвертым принципом, а точнее, с его требованием покончить с нашим глубинным стремлением «вернуться домой», взять на себя ответственность, быть взрослым, а не ребенком, то есть с вызовом, связанным с нашим личностным ростом. Мы постоянно держим у себя внутри этого испуганного ребенка, и власть, присущая взрослому, которым мы хотим стать, должна уравновесить требования этого внутреннего ребенка. Но если мы сможем успокоить этого малыша, встав на защиту своей души, тогда мы сможем пережить трансформацию.

Джозеф Кэмпбелл выразил эту цель, причем, как всегда, прямо и откровенно:

Данный текст является ознакомительным фрагментом.