Лекция 7. Восходящая Аврора (Aurora consurgens)

Лекция 7. Восходящая Аврора (Aurora consurgens)

Мы отвели арабской алхимии столько времени, сколько смогли, и посвятим последние три лекции алхимии европейской. Я хотела бы предложить вам на выбор три текста и попросить вас решить путем голосования, на каком тексте мы остановимся.

1. Текст «Восходящей Авроры», о котором я писала в третьем томе немецкого издания Mysterium Conjunctionis. Он считается настолько трудным для понимания, что мне придется, в том случае, если вы выберете его, сделать несколько предварительных замечаний.

2. Фрагмент текста, написанного в XIV веке итальянцем Петром Бонусом. Этот текст — типичный трактат о средневековой алхимии.

3. Оба текста вместе.

Кроме того, мне предложили рассмотреть трактат Парацельса, но я отказалась, так как автор употребляет множество необычных терминов, которые нуждаются в специфических пояснениях. Каждый исследователь должен самостоятельно прийти к пониманию работ Парацельса, как, впрочем, и работ Якова Бёме. Поэтому я не думаю, что небольшой фрагмент принесет вам ощутимую пользу.

Если вы хотите ознакомиться с текстом, написанным на основе непосредственного религиозного восприятия бессознательного, я бы порекомендовала вам «Восходящую Аврору». Но если вы хотите получить представление о типичном образе мышления средневековых европейских алхимиков, тогда я отдала бы предпочтение тексту Петра Бонуса, поскольку «Восходящая Аврора» не относится к разряду типичных сочинений, — она уникальна. Если вы отдадите предпочтение третьему варианту, я сделаю несколько вступительных замечаний но поводу работы Петра Бонуса и затем перейду к рассмотрению «Восходящей Авроры». Хотя с хронологической точки зрения такая последовательность рассмотрения текстов представляется неверной, гем не менее я хотела бы рассмотреть их именно в таком порядке.

(В результате голосования темой лекции была избрана «Восходящая Аврора».)

Я рада, что предпочтение было отдано «Восходящей Авроре», так как, по моему мнению, данный вариант является самым интересным.

Фраза «Aurora consurgens» переводится с латыни как «восходящая утренняя заря». История находки этого текста напоминает детективный роман. В одном из собраний древних книг доктору Юнгу повстречался текст под названием «Восходящая Аврора, Часть II», который представлял собой довольно банальный трактат по химии. В начале книги было указано, что здесь содержится только вторая часть трактата, поскольку издатель отказался опубликовать первую часть по причине ее богохульства.

Это указание заинтересовало Юнга, и он постарался навести справки о первой части трактата. В конечном счете Юнг установил, что манускрипт ранее хранился в монастыре, расположенном на острове Райхенау на озере Констанца, и что в настоящее время он находится в Центральной Цюрихской библиотеке. Рукопись неполная и начинается с середины текста, который мы и опубликовали. Доктор Юнг обнаружил, что в существующем виде трактат невозможно читать, так как он написан латинской стенографией XV века; позже он передал его мне.

Проведя тщательные исследования, я обнаружила, что полные варианты рукописи существовали в Париже, Болонье и Венеции. Таким образом, нам удалось постепенно подобрать несколько вариантов и восполнить за счет них неясные места и пробелы в тексте. Вначале я не придала значения тому, что в большинстве рукописей авторство текста приписывалось Святому Фоме Аквинскому, поскольку в прежние времена было принято указывать на титульном листе имя известного человека, поэтому данный трактат вполне мог написать и другой человек. Аналогичным образом на проблему авторства отреагировали и другие ученые.

Текст замечателен прежде всего потому, что содержит множество разнообразных цитат из Библии и предшествовавших ему трактатов по алхимии. Однако он не представляет никакого интереса, если относиться к нему как к головоломке, решением которой можно заниматься для собственного удовольствия. Быть может, именно такое впечатление получили люди, которые читали текст поверхностно. Тем не менее, как вы в дальнейшем сможете убедиться сами, огромное эмоциональное напряжение текста исключает возможность дать ему подобную интерпретацию.

Мне представляется более близким к истине заключение о том, что текст является продуктом шизофренической деятельности. Дело, однако, заключается не только в шизофрении, хотя указанный трактат мог написать человек, сознание которого оказалось во власти бессознательного. По мнению доктора Юнга, которое нашло отражение в поставленном им диагнозе, трактат отражает приступ психоза: определенную фазу в развитии маниакально-депрессивного психоза, или патологическую ситуацию, описанную нормальным человеком, временно оказавшимся во власти бессознательного.

Я склонна согласиться с третьей точкой зрения, хотя сам трактат не позволяет придти к какому-либо определенному заключению. Я дала трактату символическую интерпретацию по аналогии со сновидением и пришла к выводу, что его автор — умирающий человек, поскольку вся символика трактата группируется вокруг проблемы смерти. В конце текста приводится описание мистического брака или состояния влюбленности, которые, по-видимому, имеют отношение к переживаниям умирающих людей. Описание переживаний многих умирающих людей сопряжено с традицией, согласно которой смерть принято было рассматривать как некий мистический брак с другой половиной собственной личности.

Завершив перевод, изучение и интерпретацию текста, Юнг внезапно решил, что мы должны опубликовать этот уникальный документ. Он попросил меня написать краткое историческое предисловие с указанием дат и имени предполагаемого автора.

Я исходила из предположения, что автором текста является Фома Аквинский и собиралась отметить, что текст датируется XIII веком. Но поскольку я располагала довольно поверхностными сведениями о Фоме Аквинском, я сомневалась в целесообразности упоминания его имени.

Итак, будучи добросовестным исследователем, я решила просмотреть другие работы Фомы Аквинского. На всякий случай я также решила прочитать его биографию. Чтение биографии Фомы Аквинского не вызвало у меня чувства уверенности в своей правоте, ибо если вы ее прочитаете, то обнаружите, что в конце своей жизни, за несколько недель до смерти, в личности Фомы Аквинского произошли странные изменения. Длительное переутомление и другие психологические причины, на которых я в дальнейшем остановлюсь подробнее, привели к появлению у Фомы Аквинского странных состояний рассеянности. Однажды, во время богослужения в Неаполе, на котором присутствовал кардинал, Фома Аквинский неожиданно прервал чтение мессы и погрузился в экстатическое состояние. Он находился в таком состоянии около двадцати минут, пока кто-то не потряс его за плечо и не спросил, что с ним случилось. Он пришел в себя и принес извинения за свое поведение.

Принято считать, что указанное происшествие свидетельствовало о начале болезни. В то же время некоторые полагают, что, наряду с рационализмом, для личности Фомы Аквинского была характерна склонность к мистицизму, которая нередко проявлялась в виде странных приступов рассеянности. Такие состояния участились в последние годы его жизни (точная дата его рождения не известна, но мы можем утверждать, что умер он в возрасте 49 лет или 51 года) и тогда с ним произошло нечто необъяснимое. Фома Аквинский имел обыкновение, проснувшись рано утром, читать мессу в часовне монастыря, где он в то время жил. Ему приходилось много странствовать по монастырям. У него был друг по имени Реджинальд Пипернский (Reginald of Piperno), смиренный монах, последователь и личный слуга Фомы Аквинского. Он боготворил своего господина. Его свидетельства послужили одним из основных источников для биографии Святого Фомы.

Реджинальд Пипернский рассказывает, что однажды утром Фома Аквинский по своему обыкновению прочел мессу, но вернулся с чрезвычайно бледным лицом. В своем сообщении, написанном на латыни, Реджинальд говорит буквально следующее: «Я подумал, что он сошел с ума». Он подошел к своему письменному столу и отодвинул в сторону перо, которым писал свою «Summa», главу, посвященную покаянию, он сел за стол, обхватил голову руками и просидел весь день в каком-то кататоническом состоянии. Когда Реджинальд Пипернский спросил его, почему он не пишет, Святой Фома ответил кратко: «Не могу». Так продолжалось несколько дней, и когда Реджинальд вновь подошел к нему с тем же вопросом, ответ был прежним: «Не могу» («Non possum»). Пять дней спустя он опять попытался выяснить, что происходит с Фомой Аквинским, поскольку тот ничего не делал весь день (ни работал, ни проповедовал), а просто сидел, озираясь с безумным видом. Фома ответил, что он не мог писать, потому что все написанное им подобно плевелам (palea sunt).

В более поздних биографиях, написанных людьми, которые не присутствовали при этой беседе, фраза «подобно плевелам» дополнена словами «по сравнению с замечательными видениями, посетившими меня», которые отсутствуют в первоначальных источниках.

Реджинальд Пипернского весьма огорчило состояние Фомы Аквинского и, поскольку он всегда советовался со своей кузиной, итальянской графиней, он привел своего господина к ней, полагая, что Фома расскажет графине откровенно, что с ним произошло. Однако Фома Аквинский произвел на графиню точно такое же впечатление, что и на Реджинальда. Увидев Святого Фому, она воскликнула: «Боже мой! Что случилось с патером Фомой. Он выглядит как безумец». За все время, которое они провели за чаепитием, Святой Фома не проронил ни слова. Впоследствии он постепенно обрел прежнее состояние духа и вновь стал принимать участие в делах церкви, даже согласился посетить церковный собор, который должен был предположительно состояться в Милане или на юге Франции.

Фома Аквинский отправился в путь на осле. В те годы он уже был дородным мужчиной. В пути он ударился головой о ветку дерева и упал. Стоял жаркий летний день. Святой Фома просто поднялся с земли, не обмолвившись ни единым словом о происшествии. Вечером путники решили остановиться на ночлег в небольшом монастыре Сайта Мария ди Фосса Нуова. Когда Фома подошел к двери, у него закружилась голова и он внезапно почувствован себя больным. Опершись о дверной косяк, он сказал: «Видно, мой смертный час приближается. Я не оправлюсь от болезни». После этого он слег.

Решив воспользоваться тем, что в их монастыре Санта Мария ди Фосса Нуова остановился знаменитый «патер Фома», монахи стали уговаривать его провести семинарские занятия, несмотря на ужасное состояние, в котором находился проповедник. Повинуясь своему христианскому долгу, наставник собрал последние силы и попытался провести занятия. Согласно преданиям, не подтвержденным документальными свидетельствами, Святой Фома посвятил семинар «Песне песней Соломона». Он умер в разгар занятий, когда истолковывал слова «Пойдем, возлюбленный в поля».

Конспект этого семинара так и не был найден, а во время канонизации Святого Фомы в 1312 году последний эпизод остался без внимания. Никто не проявил интереса к последним словам Фомы Аквинского, хотя в житиях святых последние слова играют обычно важную роль. Тем не менее официальная биография не упоминает об этом эпизоде. Свидетельства о процессе канонизации можно найти в W Acta Bollandiana, первоначальных латинских источниках и сообщениях.

После ознакомления с упомянутыми источниками в мою душу вкралось ужасное подозрение. Мне показалось, что исходным материалом для «Восходящей Авроры» действительно послужили записи последнего семинара Святого Фомы. Вы увидите, что текст «Восходящей Авроры» включает в себя пересказ «Песни песней Соломона» и обрывается именно в том месте, до которого, согласно преданию, дошел Святой Фома, речь которого оборвала смерть.

Это открытие встревожило меня, так как я сомневалась в том, что получу поддержку со стороны ученых и церкви. Преодолев тщеславие и боязнь выглядеть смешной, я все же издала книгу, отметив, что хотя и не существует строгих доказательств, тем не менее некоторые данные говорят в пользу моей гипотезы. Представители церкви до сих пор не отреагировали на мою публикацию, ни положительно, ни отрицательно. Официальной реакцией на мое сообщение явилось всеобщее молчание. Ни один специалист не написал разгромной статьи, в которой бы говорилось, что автор даже не ознакомился с биографией Святого Фомы.

Разумеется, я приложила немало усилий, чтобы обосновать свои утверждения, но тем не менее никто не опроверг и не принял мою гипотезу. В прессе обычно обсуждаются первые два тома Mysterium Coniunctionis, составленные доктором Юнгом, и затем отмечается, что третий (мой) том содержит интересный документ, причем о последней (моей) главе, которая составляет предмет нашего обсуждения, не говорится ни слова. Я все еще жду, что же произойдет. Мое сообщение похоже на бомбу замедленного действия. Кроме того, я снабдила книгу таким количеством научных примечаний, что только их одних хватило бы на то, чтобы бомба взорвалась. Видно, большинство читателей слишком лениво, чтобы дочитать главу до конца.

Существует одно исключение: некий доминиканский священник, специалист по Фоме Аквинскому, преподаватель теологии дал весьма положительный отзыв на мою книгу. По его мнению, моя гипотеза имеет важное значение. Он сообщил, что не видит причин, по которым человек с широким кругозором не может принять гипотезу такого рода.

Вопрос: Познакомился ли с вашей книгой прежний Папа римский?

Доктор фон Франц: Думаю, что нет. Правда, я собиралась послать ему экземпляр книги с посвящением, но так и не послала. Мне пришлось написать ему письмо с просьбой разрешить мне пользоваться библиотекой Ватикана. Я адресовала письмо Его Святейшеству — «a la sua Sanctita». Хотя эта форма обращения и произвела на меня большое впечатление, тем не менее это была чистая формальность.

Вопрос: Был ли Папа римский знаком с работами Юнга? Правда ли говорят, что он благосклонно относился к Юнгу? В «Символической жизни» Юнг утверждает, что получил благословение Папы римского.

Доктор фон Франц: Дело обстояло несколько иначе. О благословении Папы римского было много разговоров, хотя сам Юнг ничего не сказал мне по этому поводу. Последний Папа римский, безусловно, одобрительно относился к психологии вообще; в одной из статей, написанных по поводу римского съезда психологов, он рекомендовал изучать психологию, в том числе фрейдизм и теории других психологических школ. Поэтому можно предположить, что он одобрительно относился и к юнгианской психологии.

Теперь я хотела бы привести сокращенный перевод некоторых фрагментов текста. Мне придется остановиться на самых важных эпизодах, гак как полный перевод занимает около пятидесяти страниц.

В первых пяти главах речь идет о появлении женской фигуры, которая именуется Мудростью Божьей. В Книге премудрости Соломона, которая содержит сравнительно поздний материал и в период со II века до н. э. до I века н. э. испытала на себе влияние гностицизма, а также в таких произведениях, как Книга притчей Соломоновых, Мудрость Божью олицетворяет женская фигура. Она пребывала с Богом и играла перед ним еще до сотворения мира и человека. Мудрость Божья заключает в себе гностическую идею Софии.

Рис. 54. Изображение науки (Sapentia) в виде матери мудрых (Мудрости Божьей — Софии).

Эта женская персонификация доставляла христианским теологам ряд неудобств. Что она собой представляла? В поздних фрагментах Ветхого завета упоминается невеста или супруга Бога, которая, безусловно, является женской фигурой. Но кто эта женская фигура? Средневековые авторы отождествляли ее со Святым Духом. Они рассматривали Мудрость Божью как женский аспект Святого духа. В то же время другие авторы считали, что Мудрость Божья — душа Христа, anima Christi, которая существовала прежде, чем Христос воплотился, отождествляя ее с Христом как вечным миром, Логосом, предвечным Богом. Для объяснения женской природы Мудрости Божьей используется выражение «душа Христа» — anima Christi. Наиболее интересным мне представляется третье объяснение: Мудрость Божья представляет совокупность всех архетипов (в данном случае я употребляю средневековый термин archetypi, избегая проекции юнгианской терминологии) или идей, предшествовавших сознанию Бога в момент сотворения мира. Средневековые авторы объясняют эту концепцию следующим образом: перед тем как приступить к сотворению мира, Бог, подобно добросовестному архитектору, составил план, который заключал в себе все — деревья, животных, насекомых и других тварей — в виде некой идеи. Прежде чем в мире появилось множество медведей, идея медведя предстала перед сознанием Бога. Идея дуба существовала до появления множества дубов, являясь для Божественного разума архетипом (archetypes, rationes aeternae или ideae), вечным планом или идеей. Вначале Бог придумал мир, а затем придал идее материальную форму, сотворив мир реальный. С психологической точки зрения это означает, что Мудрость Божья представляет коллективное бессознательное, совокупность всех первоначальных проектов реальности в виде идей. В этом случае она олицетворяет женский аспект божества.

Вопрос: Каким образом эта концепция согласуется с представлением о том, что мир (идея, Логос) связан с мужским началом, а женское начало связано с материей, материализацией? Здесь непременно необходимо установить различие между архетипом и архетипическим образом.

Доктор фон Франц: На данном этапе еще рано говорить о таком различии. Я бы сказала так: в идее Логоса акцентируется единство и духовная упорядоченность, тогда как в идее женского начала акцентируется множественность и образность. Это очень тонкий нюанс. Архетипический образ фигурирует на более позднем этапе. Выражаясь языком средневековых схоластов, идея единства мира (unus mundus), чисто духовного бытия, еще ни у кого, кроме Бога, не стала образом.

Рис. 55. Изображение Бога Отца и виде Логоса, создающего зодиак. •Логос символизирует структурный элемент (структуру и смысл) бессознательного, тогда как женское начало заключает в себе идею образного, эмоционального проявления Бога Отца» — Фон Франц.

Я бы хотела обратить ваше внимание на следующее различие. На некоторых людей производит огромное впечатление духовная упорядоченность бессознательного, например смысл, заключенный в сновидении. Такие люди относятся к мыслительному типу. Мне приходится ежедневно интерпретировать множество сновидений различных людей, тем не менее меня продолжает восхищать замечательная структура сновидения. Вначале идет описание сновидения, затем каким-то хитроумным образом картины перемешиваются и, наконец, выявляется смысл. Меня восхищает процесс мышления в сфере бессознательного, его замечательная структура, поскольку я отношусь к мыслительному типу.

Если бы я относилась к чувствующему типу, испытывала бы склонность к искусству, тогда красота сновидения, эмоциональная выразительность какого-нибудь эпизода производили бы на меня большее впечатление, чем структура сновидения. Мне нередко приходилось наблюдать такую впечатлительность у своих анализандов. Когда я отмечаю восхитительную структурированность сновидения, анализанд соглашается с моим мнением, хотя гораздо большее впечатление на него произвел яркий образ или эмоциональная выразительность сновидения. Замечательная смысловая структура события, которое носит, казалось бы, абсолютно иррациональный характер, производит более сильное впечатление на рациональный тип (тип Логоса). Логика сновидения, фантастическая логика ряда образов сновидения всегда вызывает мое восхищение.

Поэтому, как мне кажется, Логос олицетворяет структурный элемент (структуру и смысл) бессознательного, тогда как женское заключает в себе идею яркого, эмоционального проявления бессознательного. Такое сопоставление Логоса и женского начата представляется мне наиболее удачным. В нашей терминологии оба они обозначают бессознательное. Даже средневековые схоласты считают, что данные термины — лишь формы речи, поскольку называют два аспекта одного и того же явления, независимо от того, как их называть — Софией или Логосом. С этим подходом можно вполне согласиться.

В средние века существовала еще одна теория, заимствованная у арабов. Иби Сина — знаменитый арабский философ, известный в европейской литературе под именем Авиценны — развил аристотелевскую идею так называемого nous poietikos, которая состоит в следующем: космическая реальность мира заключает в себе творческий разум, который существует во всех вещах. Он существует в космосе и был создан Богом. Бог сотворил мир, в котором создал творческий дух или, как принято его называть, творческий разум, который несет ответственность за смысловую значимость космических событий. Источником смысловой значимости служит nous poetikos. Предполагается, что космос является не хаосом или машиной, которая функционирует в соответствии с причинно-следственными законами, а мистерией, в которой реализуются смысловые синхронии.

Великий Альберт (St.Albert the Great) отыскал вместе со своим учеником Фомой Аквинским трактаты Ибн Сины, в процессе изучения которых они столкнулись с существенными трудностями, поскольку не знали, как примирить со своими христианскими представлениями привлекавшую их идею смысловой значимости космоса, представление о том, что космос имеет разум. Альберт Великий был интуитивистом и гением, но не мыслителем в строгом смысле этого слова. Он с удовольствием отметил, что эта идея имеет сходство с идеей Святого Духа. Фома Аквинский относился к мыслительному типу и поэтому его не удовлетворило замечание, высказанное Альбертом Великим. Он разделил nous на два составляющих, отметив, что, отчасти, nous poietikos существует не в космосе, а в человеческом разуме и является его основой (используя современную терминологию, мы могли бы назвать его основой мистерии бессознательного), а кроме того, он просто олицетворяет Мудрость Божью.

Итак, Фома Аквинский разделил мусульманскую концепцию на две части, отнеся одну часть к человеку, а другую — к Божественной Мудрости. Это очень интересно, так как вначале разум, смысловая значимость или духовная упорядоченность мира, проецировались во вне. В эпоху средневековья, как, впрочем, и в первобытные времена, люди не понимали, что человек воспринимает упорядоченность благодаря разуму. Причинность не существует сама по себе, она — способ, с помощью которого мы объясняем последовательность событий, — философская категория. Это утверждение сохраняет силу и для синхронии, но как таковая связь последовательности событий остается нам не известной.

В средние века люди считали, что причинность существует объективно, во внешнем мире и поэтому внешний мир обладает разумом. Это была далеко не глупая мысль. Представление о том, что мир имеет разум, произвела на людей сильное впечатление и позволило понять, почему Бог сотворил мир, а также смысловые связи этого мира. Фома Аквинский осуществил интроекцию этой проекции и понял, что проблема заключается отчасти в наших интеллектуальных операциях, ибо смысловая значимость не существует если мы ее не воспринимаем. Если никто не может описать причинность, следовательно она не существует. Смысловая значимость ц причинность зависят от человеческого разума, способного наблюдать и описывать явления.

Итак, Фома Аквинский осуществил интроекцию теоретических положений естественной науки, осознав, что человеческий разум является источником терминов, употребляемых нами. Фома Аквинский был великим мыслителем, он пошел дальше и поставил вопрос: почему наш разум формирует такие идеи, как смысловые связи? Источником формирования идей, по его мнению, был nous poietikos. Вероятно, в таком состоянии находилось сознание человека, который написал трактат, который мы обсуждаем.

В тексте сказано следующее:

«Все благо приходит ко мне через нее, Мудрость Юга (буквально «южный ветер»), которая сетует на улицах, взывает к людям и говорит у входа в город: «Придите ко мне. Вы станете просветленными и не будете стыдиться дел своих. Все те, кто стремятся ко мне, преисполнятся моими богатствами».

Придите, сыны мои, и выслушайте меня, ибо стану я учить вас Мудрости Божьей, о которой Алфидий (Alphidius) сказал, что взрослые и дети каждый день проходят мимо нее на улицах и скот втаптывает ее в нечистоты; Сеньор сказал о ней, что ничто так внешне не презирается как она и нет в природе ничего ее ценнее. Бог дал Мудрость, которую невозможно купить за деньги.

О ней, Мудрости, Соломон говорит, что ею надо пользоваться как светильником; он ценил ее выше красоты и спасения, ибо даже драгоценные каменья и алмазы уступают ей в цене. По сравнению с ней, золото выглядит как песок, а серебро как глина. Это верно, ибо обрести ее важнее, чем приобрести золото и серебро чистейшей пробы. Плоды ее дороже всех богатств мира и все то, к чему вы стремитесь, не может с ней сравниться.

Долголетие и здоровье помешается справа от нее, а слава и несметные богатства — слева. Слова ее прекрасны, а дела достойны похвалы и не вызывают сожалений. Стези ее мерны и неспешны, но созидаются непрестанным, упорным трудом. Она — древо жизни для того, кто ее понимает. Она свет негаснущий.

Благословенны те, кто постиг ее, ибо Мудрость Божья непреходяща. Об этом свидетельствует Алфидий, который говорит, что тот, кто однажды найдет Мудрость, по праву будет вечно питаться от нее. Гермес и другие философы говорят, что если человек владел этим знанием (здесь вместо «мудрости» употреблено «словесное знание») и каждый день кормил семь тысяч человек, от него ничего не убудет. Сеньор говорит, что такой человек богат, подобно владельцу философского камня, от которого можно получать огонь и давать, кому пожелаешь. (Известно, что если у вас есть пирит, вы можете высечь огонь в любое время.)

Об этом говорит и Аристотель. Во второй книге «О душе» он пишет, что любая вещь в природе ограничена по величине и росту, но огонь способен расти непрестанно, если его питать. Благословенны те, кто нашел эту науку (теперь вместо «мудрости» повествователь употребляет слово «наука», но подразумевает один и тот же предмет), ибо на них изливается разум Сатурна. Размышляй о ней непрестанно и она сама станет руководить тобой.

Сеньор говорит, что понять ее способен только мудрый, мыслящий, творческий человек, и то лишь тогда, когда книга соединения частей прояснит его дух, ибо тогда ум его станет текучим и будет способен следовать своим желаниям (здесь вместо «желания» употреблено неподобающее средневековому монаху слово «вожделение»). Благословен тот, кто размышляет о словах моих.

Соломон сказал: «Сын мой! Унизь словами моими персты свои, нанеси их на скрижали сердца своего, и ты обрящешь». Скажи Мудрости: «ты сестра моя» и назови ее подругой своей. Размышление о ней требует изощренного восприятия, гармонируещего с природой и ведущего к совершенству. (Ход мысли повествователя неожиданно меняет направление; человек должен совершенствовать мудрость, Мудрость Божьею. Несмотря на то, что она, казалось бы, и есть само совершенство, человек должен восполнить ее.)

Кто денно и нощно стремится сознать ее, быстро обретает непоколебимость. Она понятна тем, кто понять способен. Она не тускнеет и не исчезает. Она доступна тем, кто знает о ее существовании, ибо она повсюду и только ищет достойного. Преисполненная радости, она направляется к нему и дает ему все, ибо начало ее в природном естестве, которое не ведает лукавства».

Обратите внимание на возвышенный поэтический язык и множество аллюзий, связанных с различными фрагментами Библии. Их можно безошибочно разгадать при достаточно основательном знакомстве с Библией, хотя цитаты заимствованы из латинской Библии и поэтому сформулированы несколько иначе чем, в английском переводе.

Поначалу этот текст вызывает чувство недоумения, так как является не чем иным, как пересказом слов Мудрости Божьей, которая появляется на улицах и взывает к людям. Мысль эта заимствована из Библии. Ее можно обнаружить у Иисуса Сираха, а также в Книге Притчей Соломоновых. Внимательно вчитываясь в текст, мы обнаруживаем нечто странное: Мудрость Божья предстает в виде женщины, которая созывает людей, говоря: «придите и слушайте меня». Затем ход рассуждений изменяется, и мудрость говорит: «Это то, что люди попирают ногами на улицах, то, что все презирают».

Рис. 56. Изображение Мудрости в виде девы и древа жизни.

Здесь цитируется фрагмент алхимического трактата, посвященный философскому камню. Люди, знакомые с этим фрагментом, сразу поймут, что автор в начале текста отождествляет Мудрость Божью с философским камнем, которые для него суть одно и то же.

Очевидно, автор переживал что-то, что составило внутренний опыт, который алхимики именуют философским камнем.

Далее автор приводит цитаты из алхимических трактатов, в том числе Сеньора, о мудрости, которая обладает высокой ценностью, но презирается обычными людьми. За этим следует развернутое сравнение, которое призвано показать, что мудрость дороже мирских благ. В тексте есть (не связанный с Библией) намек на то, что человек должен долго трудиться, прежде чем найдет ее. Мудрость — источник жизни, она подобна огню, который способен порождать огонь. Затем автор неожиданно говорит, что найти ее можно только при условии изощренного восприятия природного естества.

Далее в тексте приводится еще более изумительная цитата из трактата уже известного нам Сеньора: «Если ты поступишь так, то ум твой станет текучим и будет следовать твоему вожделению». На языке средневековых схоластов «вожделение» обозначает совокупность обычных физиологических потребностей организма — половое влечение, потребность в пище и т. п., но преимущественно половое влечение — простую, вульгарную основу возвышенной любви. Фома Аквинский создал свою теорию любви, согласно которой любовь всегда начинается с вожделения и должна возвыситься до уровня любви к Богу.

В приложении к данному тексту мы можем признать, что не понимаем его и отказаться от интерпретации или же рассматривать его по аналогии со сновидением, иными словами, как документ, поступивший из бессознательного. В таком случае смысл текста принимает ясные очертания: коллективное бессознательное вторгнулось в сознание автора и овладело им, приняв форму персонифицированного женского начала, которое он именует Мудростью Божьей. В дальнейшем автор будет отождествлять Мудрость Божью с Богом, оказавшись во власти женского аспекта божества. Он говорит, что прийти к такому состоянию можно путем изощренного наблюдения за природой при условии следования своим внутренним потребностям. Другими словами, найти эту трудноуловимую истину может каждый человек при условии, что он в простоте душевной будет следовать своим влечениям. Если это утверждение считать осмысленным, значит оно свидетельствует о всепоглощающем переживании бессознательного в форме персонификации женского начала.

При чтении текста у меня сложилось мнение, с которым, я надеюсь, вы согласитесь. Я считаю, что он не является продуктом интеллектуальной деятельности и был написан человеком, который оказался во власти упомянутого переживания и впоследствии выразил его, ссылаясь на Библию и алхимические трактаты. Такое явление можно наблюдать при обострении психоза.

Рис. 57. Изображение пламенеющего перевернутого сердца, которое символизирует религиозное рвение и мудрость. (Яков Беме).

Один из наиболее деструктивных психотических синдромов проявляется в период эмоциональных или галлюцинаторных переживаний, которые человек не может выразить. Как только он обретает способность рассказывать о своих переживаниях постороннему человеку, он перестает быть психотиком в строгом смысле этого слова — первый этап заболевания пройден. Если пациент способен, хотя бы с запинками или очень витиевато выражаясь, сообщить о своих переживаниях, описать их, значит дело не безнадежно и процесс исцеления уже начался.

В худшем случае переживания настолько поглощают человека, что он ложится с бледным лицом на кровать и погружается в ступор. Известно, что такие пациенты испытывают огромное внутреннее напряжение, хотя внешнее их поведение ничем напряжения не выдает, они лежат неподвижно и отказываются принимать пищу. Улучшение наступает, когда они начинают волноваться и, запинаясь, рассказывают о своих переживаниях, ибо это означает, что они нашли способ для того, чтобы выразить свои ощущения.

Учитывая упомянутую возможность, чрезвычайно важно обращаться с такими людьми так, словно психоз наличествует у них в скрытой форме, и постараться передать им максимальный объем символических сведений. Если существует вероятность вторжения коллективного бессознательного, то необходимо в короткий срок передать им максимальный объем сведений о символике, убедив их прочитать произведения Якова Беме и работы по алхимии и мифологии. Вначале они не будут понимать, зачем нужно читать эти работы, и, быть может, сочтут предложение ознакомиться с символикой весьма странным. Однако впоследствии, когда их сознание окажется во власти переживаний, они будут обладать способом выражения своих переживаний или хотя бы их описания. Если, несмотря на непонимание со стороны пациентов, аналитику удастся заблаговременно подготовить почву для символического осмысления переживаний, то в критический момент пациенты будут иметь в своем распоряжении своего рода инструмент для фиксирования и выражения своих переживаний.

Доктор Юнг однажды рассказал мне, что он лечил как-то женщину с довольно ограниченным, рациональным складом мышления. Она была врачом, приехала из-за границы изучать психиатрию и собиралась пройти курс учебно-тренировочного психоанализа. Доктор Юнг сразу определил, что у нее латентный психоз. По его мнению, положение сложилось довольно опасное. Вместо обычного курса учебно-тренировочного психоанализа, он решил передать женщине максимальный объем сведений о символике. Он рассказал ей все, что знал, об истории религии, мифологии и алхимии. Благодаря сильному переносу она принимала слова Юнга на веру, хотя и не вполне понимала, какое отношение имеют все эти сведения к ней.

Когда она вернулась на родину, психоз неожиданно проявился в острой форме. Женщина выпрыгнула из окна больницы, в которой работала. Она отделалась переломом ног, однако, находясь в больнице, пришла в исступление и оказалась полностью во власти психоза. Лечащий врач сообщил доктору Юнгу о развитии заболевания. После трех дней пребывания в состоянии, которое можно назвать полным безумием, сопровождаемым характерным для психотиков бредом, она стала вспоминать сведения о символике, почерпнутые из книг и бесед с Юнгом. Она упорядочила эти сведения и на их основе постепенно сформировала ядро новой эго-личности.

Три недели спустя она возвратилась в нормальное состояние. Все услышанное и прочитанное позволило ей заключить непереносимые эмоциональные переживания в рамки символико-психологического понимания. Она выздоровела, но больше не встречалась с Юнгом, так как жила в далекой стране. Рецидивов болезни не наблюдалось. Упомянутый психотический эпизод был единственным, и поэтому есть все основания полагать, что она полностью исцелилась.

Итак, знание символики выполняет роль невода, позволяющего уловить невыразимую тайну непосредственного переживания бессознательного. Я полагаю, что наш автор испытал аналогичное переживание, попытался описать его с помощью библейских и алхимических символов, хотя это и вышло довольно сумбурно.

Замечание: Каким образом Ваше утверждение о способности выражать эти переживания согласуется с Вашими же словами (прозвучавшими на прошлогодней лекции) о невозможности узнать о них, если психотики ничего об этих переживаниях не сообщают.

Доктор фон Франц: Все очень просто. Я хотела сказать, что психотикам не следует сообщать о своих переживаниях никому, кроме своего аналитика. Если бы наш автор стал возвещать на улицах, что его посетила Божественная Мудрость и теперь ему известно о ней все, он совершил бы ошибку. Но ведь он написал трактат и прочитал лекцию о Мудрости Божьей. Быть может, во время последнего семинара Фома Аквинский погрузился в коматозное состояние и поэтому изъяснялся столь странным образом. Я думаю, что Фома Аквинский не мог больше писать, и трактат, вероятно, был воссоздан на основании различных протоколов. Эта гипотеза позволяет объяснить наличие существенных различий в разных вариантах рукописи, которые встречаются даже в самых древних манускриптах.

Мы располагаем записями других лекций, прочитанных Фомой Аквинским. В то время было принято вести записи лекций, и некоторые трактаты Фомы Аквинского были впоследствии составлены его учениками на основе именно таких записей. Первоисточники сообщают, что Фома Аквинский читал лекцию, находясь в полуэкстатическом состоянии. Изрядно ослабев, он перешел к обсуждению Песни Песней Соломона. Вряд ли кто-нибудь из слушателей мог осмелиться заставить его попридержать язык в таком состоянии, g результате этого последняя часть его жизни и все, что он говорил в этот период, не вошли в житие Фомы Аквинского. Его первые биографы, Вильгельм Токский и Реджинальд Пипернский, описали события последнего периода его жизни, однако в более поздних биографиях мы не находим упоминания о них, поскольку исследователи не могли допустить, что этот великий человек с замечательным, ясным, рациональным складом ума мог говорить подобные вещи на смертном одре, даже при условии, что он находился в полукоматозном состоянии.

Нормальные личности, испытавшие такие переживания, предпочитают не распространяться о них или сообщать только тем немногим людям, которые смогли бы их понять. Если у пациента произошло серьезное нервное расстройство и его поместили в Бургхольцли или иную психиатрическую лечебницу, то считается, он должен поделиться своими переживаниями со всяким, кто захочет его выслушать. Я думаю, что это в корне неверный подход. Психические заболевания отличаются друг от друга по степени тяжести. Кроме того, подобные речи не адресованы любому человеку. По своему стилю подобная речь представляет собой экстатическое заявление: «Теперь стану я учить вас Мудрости Божьей…» Мы безошибочно распознаем этот стиль. Если человек им пользуется, это отнюдь не означает, что он находится в пограничном состоянии, поскольку таким способом изъясняется бессознательное.

Когда я впервые применила метод активного воображения, передо мной явилась фигура, которая произвела на меня глубокое впечатление, и заявила такое, что я была просто не в силах записать. Ее слова показались мне настолько омерзительными, что я предпочла прервать цепь ассоциаций. Однако доктор Юнг сказал, что таким способом выражает себя бессознательное, и порицание этого способа — свидетельство дурного вкуса. Одному молодому человеку, применившему метод активного воображения, явился Святой Дух и заговорил высокопарным слогом. Когда он попытался записать сообщение Святого Духа, беднягу чуть не стошнило.

В каждом из нас заключено нечто скептическое, приземленное, поэтому мы не способны примириться с напыщенностью и высокопарностью. Но именно таким слогом изъясняется бессознательное. Это позволяет понять, почему люди, оказавшиеся во власти бессознательного, обретают уверенность и начинают изъясняться высокопарным, эмоционально выразительным слогом, характерными для ритуальных и обрядовых речей и напоминающим прекрасные песни северо-американских индейцев. Он содержит множество повторов и троекратных «Аминь». С таким стилем приходится мириться, ибо затрагиваются глубокие слои человеческой личности. Мы можем сохранять бесстрастность, наблюдая за развитием психических событий, но если позволить бессознательному выражаться в присущей ему форме, то, вполне возможно, оно станет изъясняться весьма напыщенно и эмоционально. Вот почему данный текст написан в проповедническом, экстатическом стиле.

Я хотела бы пропустить следующую главу, так как она производит на меня весьма неприятное впечатление. В ней говорится, что мы должны возлюбить свет мудрости, ибо тогда мы станем повелевать миром, и не должны сообщать простолюдинам об этом обетованье Божьем, ибо тогда каждый станет требовать себе поклонения. Глава продолжается в таком духе и приобретает большую доброжелательность только к концу, когда говорится, что раскрывший эту тайну скажет:

«Возрадуйся, Иерусалим, ибо Господь Бог проявил милость к сирым и убогим. Поэтому Сеньор упоминает о существовании камня, способного отвратить все напасти от того, кто найдет его и возложит на глаза свои, ибо камень сей есть эликсир чудодейственный. И, кроме Бога, нет у человека ничего более пенного, чем камень сей».

Что произошло с человеком, упомянутым в этом фрагменте? Быть может, мы найдем ответ на этот вопрос, если обратим внимание на слова о власти над миром и запрете на сообщение этой тайны простолюдинам. Кто изъясняется таким слогом?

Ответ: Тот, кто находится в состоянии инфляции.

Доктор фон Франц: Да. В этой главе повествователь, безусловно, находится в состоянии инфляции. Переживание, вызванное контактом с Мудростью Божьей, полностью поглотило его личность, и теперь, испытав на себе значение Мудрости Божьей, он, безусловно, возвеличился. Здесь явно проявляется высокомерие «избранной» личности, которая считает всех остальных глупцами и завистниками. Эти симптомы характерны для инфляции и неизбежно появляются после указанного переживания. Я не думаю, что кто-нибудь способен пережить подобное, избежав инфляции, поскольку она неотделима от переживания. вопрос в том, остановится человек на этой стадии или нет.

Рис. 58. Алхимик и его soror mystica (в психологическом смысле — его душа), которая держит в руках ключи к пониманию его искусства, представленного в виде освобождения души от оков тела (separatio). Юнг рассматривал освобождение души от оков тела как «снятие наивных проекций, с помощью которых мы сами создаем окружающую нас действительность и образ нашего характера».

В следующей главе вопрос поставлен более остро. Речь идет о тех, кто не знаком с божественной наукой и отвергает ее.

«Глупцы, несведущие в божественной науке, ни во что не ставят ее, а также учение святых, тайну философов и эликсир врачей. Они отвергают благословение Господа Бога, и будет лучше, если они не получат его, ибо тот, кто ничего не смыслит в божественной науке — ее враг. Поэтому Философ говорит, что осмеяние этой науки есть причина всякого невежества, и не следует кормить свежими овощами ослов, которые довольствуются чертополохом, и не подобает метать бисер перед свиньями. С глупцами следует говорить так, как говорят со спящими. Не следует ставить их вровень с мудрецами. В мире всегда будут существовать нищета и горе, потому что число глупцов неисчислимо».

В этом фрагменте инфляция достигает пика. Однако за ней следует глава, в которой психологическая ситуация меняется. Автор называет четыре причины, по которым он назвал свой трактат «Восходящей Авророй»:

«Во-первых, слово «аврора» (рассвет, утренняя заря) можно истолковать как a urea hora («золотой час», в латинском тексте происходит игра слов), поскольку она — благоприятный момент для достижения поставленной цели. Во-вторых, утренняя заря проявляется между днем и ночью и окрашена в два цвета — желтый и красный. Поэтому наша наука, алхимия, создает желтый и красный цвета, которые помещаются между черным и белым».

В традиционной алхимии рассматриваются четыре цветовых стадии nigredo — albedo — rubedo — citrinitas и поэтому утренняя заря символизирует появление желто-красного цвета, завершение алхимической работы.

«В-третьих, на рассвете больные, которым довелось страдать всю ночь, обычно чувствуют облегчение и засыпают. Так и в нашей науке дурные запахи, досаждавшие алхимику в работе, исчезают, когда занимается утренняя заря. По этому поводу в Псалтири сказано: «Вечером водворяется плач, а на утро радость» (Псалом 29:6). В-четвертых, рассвет завершает ночь, олицетворяя начало дня, мать солнца, поэтому венцом алхимической работы является исчезновение мрака ночного, в котором человек бродит, спотыкаясь. По этому поводу в Святом Писании сказано: «День дню передает речь, и ночь ночи открывает знание» (Псалом 18:3) и «Днем явит Господь милость Свою, и ночью песнь ему у меня».

Рис. 59. Алхимик, изображенный в виде священника. «Теперь вы видите, в чем заключена польза веры (религиозной установки): она подобна лодке, в которой можно укрыться, когда нападут акулы… когда давление бессознательного станет невыносимым», — фон Франц. Слева помещается Мать Земля, кормящая грудью дитя, Меркурия, что указывает на способность природы самостоятельно заботиться о своих чадах.

Последняя цитата (Псалом 39 в латинском варианте и 41:9 в русском) взята из псалма, который поют в католических церквях в ночь, накануне первого дня пасхи. В псалме говорится, что ночь становится светлой как день. На основании сказанного можно предположить, что даже если автором трактата и не был Фома Аквинский, то все же авторство принадлежит католическому священнику, так как никто, кроме католического священника, не способен столь свободно цитировать Библию. Намекая на мессу, которую читают в пасхальную ночь, он сравнивает начало науки, восходящую зарю, с ночью накануне пасхи, воскресением Христа.