Просить прощения

Просить прощения

Восемнадцатилетний Робин долго раздумывал. Он хотел попросить помощи у отца. Он чувствовал, что больше не выдержит. Обращаться к отцу было тяжело, но он больше не мог это выносить. Все началось тогда, когда он вступил в подростковый возраст. Ему нужно было сосчитать про себя до десяти всякий раз перед тем, как выйти из дома, чтобы по дороге с ним ничего не случилось. Потом навязчивые состояния усугубились, и его жизнь превратилась в череду навязчивых мыслей и ритуалов. Ему все время приходилось составлять замысловатые ряды чисел и ходить по определенным улицам, придерживаясь определенного порядка. Он должен был проверять все, что ни делал, по десять раз. Все предметы в его комнате должны были стоять на определенных местах. Одним словом, его будни состояли из навязчивых ритуалов, от которых он не мог избавиться. Робин понимал, что это какое-то безумие, но при этом смертельно боялся того, что может произойти, если он перестанет «страховать» себя последовательностью чисел и определенным порядком вещей.

Больше всего его выматывало, что все это приходилось скрывать. Никто не знал о его навязчивых состояниях – ни друзья, ни отец, с которым он жил с тех пор, как мама ушла несколько лет назад. Робин научился скрывать свои проблемы, но это давалось ему все тяжелее и тяжелее. Он чувствовал растущее одиночество и не представлял, как жить после окончания школы. До этого момента оставалось всего несколько месяцев.

Робин прекрасно знал, что с ним происходит, поскольку нашел в Сети массу информации о неврозе навязчивых состояний. Он также читал о том, что это лечится, но не представлял, куда обратиться за помощью. Он пришел к выводу, что его единственный шанс – поговорить с отцом. Робин очень боялся этого разговора, поскольку знал, что папа негативно настроен по отношению к психологам и всему такому. Однако папа был его единственной возможностью выбраться из проблем и, конечно, хотел ему помочь.

Однажды вечером в пасхальные каникулы Робин набрался храбрости и сказал: «Пап… Я тут кое о чем подумал. Это, конечно, бред, но…» Папа выжидающе смотрел на сына: «Ты что-то натворил?» – «Нет, не совсем, но я не знаю… Но я… в общем, у меня обсессивное расстройство. Ну, знаешь, мне нужно считать и все такое, все время! Я вынужден просить о помощи…» Робин весь сжался после того, как произнес вслух слова «обсессивное расстройство», но дело было сделано.

Несколько секунд стояла гробовая тишина, а потом последовала реакция папы: «Какого черта? Хочешь сказать, что я стану платить тысячи крон какому-нибудь придурку, потому что тебе “нужно все время считать”? Это бабские проблемы! Как раз такие были у твоей матери. Заканчивай с этим. Соберись, я больше ничего не хочу об этом слышать». Папа вышел из дома. Робин замер. Он боялся того, что папа будет расстроен или разочарован, но не ожидал, что его самого выругают. Он считал, что самым сложным будет высказаться. Робин пошел в свою комнату, запер дверь и лег в кровать, совершенно оцепенев. «Один. Я совсем один, я с этим не справлюсь», – думал он.

Папа чувствовал тотальную безысходность. Он понятия не имел, что ему с этим делать. Конечно, он догадывался, что что-то не так, но надеялся на то, что все пройдет само собой. То, что мальчику нужно обращаться к психологу или к кому-то подобному, было просто-напросто позором. «Робин ни в чем не нуждается», – думал папа.

Шли дни. Робин сидел в своей комнате, папа – в гостиной, они ели по отдельности и с самого признания мальчика не разговаривали друг с другом. Как-то вечером папа включил телевизор и, как ни странно, наткнулся на программу о неврозе навязчивых состояний. Папа не отрываясь смотрел передачу и впитывал все, о чем там говорилось. Той ночью он лежал без сна и думал. Он вдруг осознал, что у сына, по всей видимости, серьезная проблема и что он как отец обязан что-то предпринять, чтобы помочь мальчику. Его гнев и ожесточенность трансформировались в некую форму любопытства и сострадания, он должен был больше узнать об этой пресловутой навязчивости…

На следующий день отец постучал в дверь комнаты Робина. Оттуда не раздавалось ни звука. Папа попробовал открыть дверь и убедился в том, что она заперта. «Он, конечно, меня слышит», – подумал папа и заговорил через дверь: «Эй, Робин, я много думал и хочу перед тобой извиниться. Я не должен был сердиться, я беру свои слова назад. Ты мог бы выйти, чтобы мы все обсудили?» Папа слышал, что Робин ворочается в кровати, и на всякий случай повторил сказанное, только громче.

Немного погодя он услышал, как Робин отпер дверь. Но мальчик не вышел из комнаты. Папа воспринял это как приглашение и зашел в комнату сына. Он сел рядом с Робином на край кровати и рассказал о передаче. Ему это далось нелегко, и голос его немного дрожал, но он знал, что Робин слушает. «Сейчас для меня самое важное – извиниться перед тобой. Прости, что я тебя отругал. Это ужасно. Я хочу помочь тебе справиться с этой проблемой, Робин. Как бы там ни было, я ведь твой отец». Произнося последнюю фразу, папа хотел взять сына за руку, но мальчик расплакался и выбежал из комнаты в гостиную. Папа выбежал вслед за ним, не зная толком, как себя вести, и повторил: «Прости меня». Робин плакал долго и сильно, папа тоже не сдержал слезы. Робин больше не чувствовал себя одиноким.