СТОЯ У ВОРОТ

СТОЯ У ВОРОТ

В любом случае, Павел не мог видеть то, что видел Иисус - а именно, что нет различий между римским правом и храмовой службой, за исключением того, что закон храма стоял на страже у ворот и никого не пропускал, и что вызвало гнев Иисуса. Конечно же, Иисус имел в виду законы, стоящие на страже врат, ведущих в Царствие Небесное внутри человека, что переводится как интеллект, блокирующий работу сердечной мудрости.

Что касается двух законодательств, то первое из них - римское право, которое, при поддержке огромной армии, отбирало деньги и вещи; а второе - Закон Моисея: опираясь на храмовые власти, он грабил души. Второе Иисус считал более губительным. Здесь нет большой тонкости. Иисус указывал на лицемерие и порочность обеих позиций, но не высказывался ни за, ни против в обоих случаях*. Он поддерживал трещину в скорлупе, узкую лазейку, обнаруженную в законе, исключающем принцип середины в логическом мышлении.

* Элейн Пэйджелс с большой ясностью и простотой показала, каким образом несколько кратких подлинных высказываний Иисуса снова и снова изменялись, теряя целесообразность, с целью привлечь новообращенных и защитить различные политические позиции и толкования Евангелия. То, что древние евреи сами стали козлами отпущения и мишенью, по мере роста некоторых незначительных изменений, было медленным, но смертельным поворотом в развитии событий. Можно сказать, что семена Холокоста были посеяны давным-давно.

В постулатах Иисуса женщины занимали значительное место. Его отношение к ним было прямо и опасно противоположно современной ему культурной практике. Следует только отметить, что его всепрощение распространилось и на женщин; он заступился за жену, изменившую мужу, которую по закону толпа должна была закидать камнями; он защищал женщин от ужасной несправедливости закона при разводе; и он был готов вкушать пищу и общаться с женщинами дурной репутации. Все эти действия шли вразрез с установками культуры того времени. Некоторые проповеди познавательного характера ставили женщину на очень высокое место в иерархии Иисуса. Так, в Евангелии от Иоанна, называемого "возлюбленным учеником" Христа, тихое, ненавязчивое присутствие Марии Магдалины упоминается практически в каждом эпизоде жизни Христа. Джеймс Кэрс поднял эту тему в странной, сюрреалистической жемчужине своего творчества "Евангелие от Возлюбленного Ученика".

Однако Павел вернул женщину на её прежнее место и быстро восстановил патриархат и власть духовенства новой церкви. В отношении к женщине он был не менее самодоволен, самоуверен и консервативен, чем в вопросах права, справедливости и правительства. В первом Послании к коринфянам он пишет, что "...хорошо мужчине не касаться женщины...", хотя он же смягчает это признанием, что "лучше вступать в брак, нежели разжигаться", даже когда он убеждает своих последователей быть столь же сильными духом, как он, и сопротивляться этой слабости. Чтобы мужчина не допустил торжества потребности в плотской любви, Павел склоняет чашу весов в свою пользу: "всякому мужу глава - Христос, жене глава - муж".

Он не колеблется активно использовать чувство стыда в качестве способа насаждения культуры, как это видно из десятой главы Послания к римлянам: "всякий, верующий в него, не постыдится". Но для нас более важно откровение в Первом послании к коринфянам: "и всякая жена, молящаяся или пророчествующая с непокрытою головою, постыжает свою голову". Его рассуждения, связанные с этим странно исламским заявлением, за которым следует отлучение женщины от церкви, если она не покрывает свою голову, ещё более разоблачительны: "муж не должен покрывать голову, потому, что он есть образ и слава Божия; а жена есть слава мужа". Павел часто повторяет эту литанию в пятом Послании к ефесянам, затем она вновь звучит в третьем Послании колоссянам. Эта литания подчеркивает превосходство мужчины и подчиненное положение женщины. В Послании к ефесянам он убеждает: "Рабы, повинуйтесь господам своим по плоти со страхом и трепетом" - так же, как он увещевает жен подчиняться воле мужей.

В первом письме Тимофею Павел объясняет: "Жена да учится в безмолвии, со всякой покорностью; а учить жене не позволяю... " (Прошу обратить внимание на повелительное наклонение этого поразительного запрета, который я выделил курсивом, чтобы не упустить его значения.) Далее он продолжает: "...ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии, ибо... жена, прельстившись, впала в преступление..." - и, конечно же, утянула за собой и бедного невинного Адама. Этими словами Павел ставит архетипический образ Евы, а с ней и всех женщин, на место зачинателей первородного греха, в то время как этот образ был вознесен на вершины святости темной рабочей лошадью Августином, и о чем нет ни малейшего упоминания в словах или действиях самого Иисуса. Вслед за Павлом вирус женоненавистничества проник в большинство христианских доктрин и во многие версии последовавших проповедей. В Новом Завете или гностических текстах осталось мало фрагментов, которые бы избежали искажения слова Иисуса в духе толкования Павла. В добавление к этому, с помощью тезиса о возрождении Евы в каждой женщине, Павел возвел фундамент для сооружения препятствий женщинам на пути достижения ими церковных должностей в рамках его собственной юрисдикции. Идея об отторжении женщины от церковных должностей была подхвачена и удерживалась всеми институтами христианства почти две тысячи лет.

"Я не позволяю женщине..." - в этом утверждении Павел даже не беспокоится о привычной личине божественного одобрения, которой он мог бы предварить свои слова: "и сказал Господь, что женщина...", или: "Бог говорит, что женщина...". Вместо этого мы видим его прямое повелительное: "Я не позволяю...". Этими словами он выразил божественное одобрение самому себе, и его личное слово - конкретное, весомое, свободное от метафор и сравнений, законное и тяжелое, и кристально ясное - стало главной сущностью исправленного Евангелия и формирования Нового Завета. Павел вышел на сцену через одно или два десятилетия после смерти Христа, и после этого каждое действие или текст последователей учения Иисуса, за исключением, возможно, нескольких коптских и гностических текстов, отражают доктрину Павла. Учение апостола заслонило, приуменьшило и глубоко изменило первоначальный смысл слов Иисуса.

Христианство в толковании Павла восприняло обличение греха и продажу индульгенции в качестве основного способа распространения слова - учения, основанного на чувстве вины, стыда и страха перед наказанием. Уже в "Деяниях Апостолов" первенство переходит к "цивилизованному" интеллекту, который посягает на главенствующее положение духа. Даже само направление, которое указывает крест, переворачивается до тех пор, пока предлагаемый путь - трещина в скорлупе - не склеивается полностью. Первосвященнические суждения Павла, его извилистый интеллектуальный анализ, берущий начало из многочисленных умозаключений по каждому поводу, представленных в новых общинах верующих, спровоцировал и завершил восстановление образа той культуры, которая властвовала до прихода Иисуса. И слова Павла цитировали до бесконечности, в течение двух тысяч лет, и все цитаты, приводимые в сочинениях христианских авторов и проповедников, значительно перевешивают немногие замечания, сделанные Иисусом.