Невыразимость
Невыразимость
Мистический опыт невозможно описать, передать другому человеку. И хотя мистики иногда записывают свои мысли, они подтверждают, что невозможно передать этот опыт словами или соотнесением с похожим опытом повседневной жизни. Они не могут найти подходящих слов для объяснения впечатляющей реальности, необычных ощущений и познания единения, упомянутых выше. Тем не менее внимательное изучение мистического феномена показывает, что существует по крайней мере несколько типов переживаний — все они «неописуемы», но каждое из них отличается своим содержанием и формальными характеристиками. Ошибочно было бы мешать эти состояния сознания в одну кучу, называя «мистическим опытом» исходя из одного только качества невыразимости.
Начнем с того, что есть тип мистического переживания, который не поддается передаче словами по той причине, что, вероятно, основан на примитивных воспоминаниях и связан с фантазиями превербального (инфантильного) или невербального чувственного опыта[9]. Некоторые отчеты мистиков, в которых описано состояние, когда их охватывало блаженство, любовь к Богу, очень напоминают прототипное «недифферицированное состояние», единение младенца и груди, на которое делают особый акцент психоаналитические объяснения мистического феномена. В действительности наиболее вероятным кажется, что подобные ранние воспоминания и фантазии могут повторно переживаться как следствие а) регрессии мыслительных процессов, вызываемой отречением и созерцательной медитацией и б) активации инфантильных устремлений, стимулируемых религиозными проекциями — «Господь милостлив и вознаградит детскость перманентной эйфорией» (Moller, 1965, р. 127). Кроме того, условия функциональной сенсорной изоляции, связанные с мистической подготовкой, могут способствовать активации воспроизведения подобных воспоминаний с повышенной яркостью (Suraci, 1964).
Другой тип точно так же невыразимого мистического опыта поразительно отличается от первого — а именно, откровение является слишком сложным, чтобы его вербализовать. О подобных переживаниях часто сообщают те, у кого мистический опыт был вызван наркотиками. В подобных состояниях человек открывает смысл и связи многих сторон жизни: он осознает одновременно много уровней и «понимает» тотальность существования. Вопрос, является ли это знание истиной или это только иллюзия, остается без ответа; тем не менее, когда возникает подобное многоуровневое понимание, становится трудно — почти невозможно — объяснить его словами. Простой язык структурирован так, чтобы следовать за логическим развитием идеи, и он может абсолютно не подходить для выражения переживания, затрагивающего огромное множество концепций одновременно. Уильям Джеймс предположил, что «состояния мистической интуиции могут быть только очень внезапными и сильно расширять обычное поле сознания». Тем не менее мистическое откровение может быть невыразимым не только из-за внезапного расширения сознания, о котором говорит Джеймс, но также из-за новой вертикальной организации понятий[10]. На пример, после прочтения «Заката и падения Римской империи» можно осознать громадные перспективы истории цивилизации в том виде, в каком ее воссоздал Гиббон. Этот опыт с трудом можно передать, кроме как через посредство самой книги, и до этой степени он неописуем, и это есть меньшая версия расширенного сознания Джеймса. Представьте, что кто-то читает «Войну и мир» и обретает видение Толстого исторических событий, их детерминированность случайными факторами. И опять это такое переживание, которое трудно выразить без обращения к роману. Теперь представьте, что кто-то может «увидеть» не только каждый из этих образов мира по отдельности, но также их параллельные соотношения друг с другом и перекрестные связи между отдельными понятийными структурами. Затем добавьте в этот понятийный ряд биохимическую перспективу, представленную в «Пригодности окружающей среды» (The fitness of the Environment, Henderson, 1958) — работе, которая коснулась, кроме прочего, уникальных, жизненных свойств молекулы воды. Тогда вертикальное взаимодействие всех этих экстенсивных схем может действительно оказаться за пределами вербального выражения, вне обычных концептуальных возможностей — другими словами, невыразимость становится понятной.