Девяносто и один художник

Девяносто и один художник

Криппнер (Krippner, 1967), наблюдая в течение 1967 года за 91 художником, предположительно пережившими один или более «психоделический опыт», попытался выяснить типы психоделических наркотиков, которые художники использовали нелегально, а также их субъективное мнение об этом. Среди этих субъектов были удостоенный наград кинорежиссер, стипендиаты фондов Гуггенхейма в области поэзии, Форда, Фулбрайта и Рокфеллера в области живописи.

Подавляющее большинство наблюдаемых — 93 % — согласились с обобщающим определением «психоделический художник», а 81 % посчитали, что термин применим к ним лично. Было сделано заключение, что «психоделический художник» — это тот, чьи работы обнаруживают влияние психоделического опыта, обычно, но не всегда, вызванного химическими средствами. Художественный продукт мог быть произведен в результате психоделического опыта, во время него и в попытке его вызвать. Кроме того, подобный продукт мог кому-то напомнить пережитый психоделический опыт или быть использованным, чтобы способствовать психоделическому переживанию, вызванному чем-то другим.

Все субъекты исследования заявили о хотя бы одном случае психоделического опыта в своей жизни. Когда у них поинтересовались, прибегали ли они для этого к психоделическим веществам, 96 % ответили положительно, оставшиеся 4 % — отрицательно.

Из всех химических веществ ЛСД упомянули большинство художников в отличие от любого другого наркотика. Далее следовали марихуана, ДМТ, пейот, мескалин, семена вьюнка, псилоцибин, гашиш и ДЭТ. Несколько субъектов попробовали кава-кава, ибогаим, буфатенин, дитран, гриб аманита мускария и гавайскую древесную розу. Один сообщил об экспериментировании с СТГТ — сильным наркотиком, оказывающим длительное воздействие, производимым «подпольными химиками» в Калифорнии, а несколько других курили внутреннюю сторону шкурки банана с чрезвычайно мягкими и незначительными эффектами. Несколько художников сообщили о психоделических эффектах от веществ, обычно не считающихся психоделическими — бинзидрина (амфетамин, или активизатор психики), опиума (снотворное), реталина, кинатрина, амилнит-рата и нитрооксида.

У субъектов наблюдения спросили, приятными ли были в целом их психоделические опыты (вызванные как химическими, так и нехимическими средствами)? Безоговорочное «Да» было высказано 91 % группы, в то время как 5 % дали положительный ответ с оговоркой. Они уточнили, что некоторые их первые «путешествия» были неприятными, но от последующих экспериментов они получили удовлетворение. Один субъект ответил на этот вопрос отрицательно, а три других вообще ничего не ответили.

Когда художников спросили: «Как повлиял на ваше искусство ваш психоделический опыт?», все ответили, что их работы не пострадали от этого, хотя некоторые допустили, что их друзья могут не согласиться с этим утверждением. 3 % субъектов заявили, что этот опыт никак не повлиял на их работы. Остальные назвали несколько эффектов, которые можно классифицировать по трем общим категориям: содержание, техника и подход. В большинстве случаев художники сообщали об эффектах, подпадающих больше чем под одну категорию.

70 % заявили, что психоделический опыт оказал влияние на содержание их работ. Чаще всего приводились примеры использования эйдетического воображения.

54 % субъектов наблюдения отметили значительное улучшение своей художественной техники по результатам психоделических сеансов, причем чаще всего упоминалось использование цвета.

52 % художников приписали психоделикам изменение своего креативного подхода. Часто указывалось, что психоделический опыт устранял поверхностность из работ художников и придавал им — как личностям и как творцам — большую глубину. Некоторые относились к своему первому психоделическому опыту как к «пик-переживанию», поворотному пункту в жизни. «После нескольких сессий с пейотом и ДМТ активизировался мой скрытый интерес к музыке», — сказал музыкант, другой заявил, что благодаря своему опыту с псилоцибином он впервые в жизни получил наслаждение от живописи.

Примером влияния психоделического опыта на личность является случай Исаака Абрамса — одного из наблюдаемых Криппнера. Вот что он сказал в интервью: «Психоделический опыт глубоко затронул все аспекты моей жизни. Опыт под воздействием ЛСД был опытом самопознания, открывшим мне глаза на рисование как на путь самовыражения, который я все время искал. Во время последующих подобных опытов я сумел разрешить многие личностные и профессиональные трудности, а после разрешения личных проблем освободилась энергия на благо моего искусства».

После окончания колледжа Абрамc женился, путешествовал по Европе и стал торговцем мебелью. «Я был приучен к тому — говорил он, — чтобы самое важное в жизни выглядело красиво, привлекательно и приносило деньги. И все же я знал, что что-то упускаю. Было что-то, что я должен был сделать, но еще не сделал. У меня было чувство упущения, но я не понимал, что именно упущено».

Один друг предложил ему попробовать мескалин, но тогда тот отказался. Несколько лет спустя (Abrams, 1962) ему предложили псилоцибин, и он решил попробовать. На День Вашингтона он вместе с женой приняли псилоцибин, и Абрамc наблюдал за движением потолка при выключенном свете. Тогда он впервые осознал, что все эти годы вел себя «как безумный».

Абрамсу понравился псилоцибиновый опыт, а несколько месяцев спустя у него появилась возможность попробовать мескалин: «Мы приняли его за городом, и все вокруг стало прекрасным». Его следующий психоделический опыт был связан с марихуаной, и снова это происходило на природе, и все казалось приятным и позитивным.

Благодаря этим эпизодам открылась внутренняя жизнь Абрамса. Он думал, что сумел найти «свою миссию в жизни». Но поиск был тщетным. Он продал еще больше мебели. Он писал пьесы. Он поступил в аспирантуру, но выяснил, что это не для него, и бросил.

В начале 1965 года Абрамс принял ЛСД. Во время сеанса он начал рисовать. «Рисуя, — вспоминает он, — я пережил процесс самореализации. Когда наркотическое состояние прошло, я продолжал рисовать и делал по крайней мере один рисунок чернилами каждые несколько недель».

Абраме поступил в классы рисования, чтобы изучить технику и материалы. Его жена посещала другие занятия и делилась полученными там знаниями с ним. Навыки развивались быстро, он начал рисовать.

Один хорошо известный психоаналитик, специализирующийся на творческом процессе, познакомил Абрамса с психоанализом. «Анализ помогает мне мобилизовать психоделический опыт и экстернализовать его, — говорит Абрамс. — Я думаю, что любой человек может дойти до этого самостоятельно. Но в некоторые моменты ему требуется духовный учитель, или гуру. Хороший психоаналитик тоже может быть гуру».

«Для меня, — продолжает Абрамс, — психоделический опыт, по сути, стал тем, что вернуло меня к жизни, к танцу с жизнью со всеми ее передвижениями и изменениями. До 1962 г. мое поведение основывалось на логичном, рациональном, линейном опыте. Благодаря психоделикам я испытал влияние иллогичного, иррационального и нелинейного опыта. И он тоже — часть моей жизни! Этот аспект необходим, если я хочу, чтобы жизнь стала взаимосвязанной и гармоничной.

Психоделические наркотики дают мне чувство гармонии и красоты. Впервые в жизни я испытываю удовольствие, глядя на красоту листвы, я нахожу смысл в процессах, происходящих в природе. Для меня написать ужасную картину будет ложью. Это стало бы осквернением того, что я усвоил через психоделический опыт».

И далее: «Я обнаружил, что могу течь через свой карандаш или кисть. Все, что я делаю, становится частью меня — обменом энергии. Картина становится частью моего мозга. С психоделиками вы учитесь думать помимо своей головы. Мое искусство — это попытка выразить и представить мое внутреннее состояние».

«Психоделический опыт подчеркивает единство вещей, бесконечный танец. Ты волна, но ты также и океан», — заключает Абрамс.

По замечанию Криппнера, художник, чтобы творить, должен стоять несколько особняком от своей культуры. «Создавая что-то новое, — заключает он, — невозможно отвечать всем стандартам или оставаться заштампованным. Вероятно, именно те, кто не боится того, что получают или концептуализируют во время психоделической сессии, способны извлечь больше выгоды из измененных состояний сознания».

Кохен (Cohen, 1964) так обобщил полученные данные по креативности и психоделикам: «Повышает ли ЛСД креативность, остается открытым вопросом. Систематическое исследование вряд ли поможет найти ответ на этот вопрос. О влиянии ЛСД на творческие процессы на сегодня можно сказать лишь то, что многие переживания сопровождаются сильным субъективным чувством креативности».