7. Война. единорог
7. Война.
единорог
Жил-был парень один, такое себе тихое чучело, никак не огненный зверь. Откуда такие берутся? – а, родился и поэтому жил. Условно его звали Сюня, а как на самом деле – никто и не докапывался. Неинтересно было.
А Единорог жил в полях.
Сюню еще в детстве дразнили: «Эй! Иди поймай Единорога!» Он тогда смеялся во все свои зубы. Единорог очень сильный и бегает по полям как ветер; говорят, его волос сам режет человеческую кожу, а рог протыкает дыру во всем на свете, даже не касаясь. Как такого поймаешь? Люди болтают сами не знают что. Да и не нужен Единорог Сюне! Кому нужен Единорог? Ха-ха-ха!
Мама у Сюни была, а папы не было. Однажды Сюня спросил маму: «А где мой папа?» А мама ответила: «Его унес Единорог». Сюня не очень себе понял, как это, но, конечно, представил ясно, как Единорог ночью стоит у дверей, бьет копытом, папа выходит, садится на его спину, и тот уносит его далеко-далеко, за поля.
Все так и получилось однажды с Сюниной мамой. Была тихая ночь, Сюня проснулся и видит: мама собирается и тихо выходит. Он подбежал к окну: внизу, у дверей, стоял серебряный Единорог, весь как один мускул. Мама вышла, он подхватил ее на спину и ускакал. И больше Сюня маму не видел.
Тогда оказалось, что он уже большой мальчик, и ему надо жениться. Он женился на Малаве, бедной девушке. Она его ласкала, песни пела, Сюне хорошо было с ней жить. Но вот однажды ночью она берет его голову в свои руки, смотрит ему тесно в глаза и говорит: «Сюня, поймай Единорога!» Он говорит ей: «Да ты что? А как?» Она сразу сникла, отстала. Потом, через год, она еще раз вдруг так же сказала ему: иди, поймай! А вот еще через год вдруг видит Сюня: запрягает жена единственного у них коня, вешает на него дорожную сумку и выезжает из ворот. Он ей кричит: «Ты куда? Эй!» А она ему: «Поеду к Единорогу. Он сильный! Он быстрый! А с тобой мне – неинтересно!» И ускакала в поля, только пыль ей вслед заклубилась.
Горько стало Сюне, остался он совсем сиротой. Никому не нужен, сам себе не мил. И ведь вроде человек как человек, голова – два уха, но тут совсем расклеился, забился в угол, жить не хочет.
Пришли родители Малавы, спрашивают: «В чем дело?» Он им рассказал, как было. Они говорят: «Что ж ты сидишь? Иди, поймай Единорога!» Сюня на них накричал, и из дверей выгнал. Сел, плачет.
Единорог скачет в полях, Сюня плачет в углу.
Прошел месяц, другой. Сюня сидит, из дома не выходит. Тает парень с лица и с тела. С соседями не общается. Огород не копает. Крышу не чинит. Пошли дожди, в комнатах сырость. Однажды смотрит Сюня: сидит в углу лягушка. Старая какая-то, тяжелая, хочет от него упрыгать, а сама еле двигается. Он прикинул запустить ее в окно, а потом одумался. Наклонился, погладил ее по голове. Потом принес ей дохлых мух из-за печки. Все ж живая душа! И вдруг подсаживается к ней рядом, и говорит ей, сам не зная почему:
– Лягушка, лягушка, как мне поймать Единорога?
А она вдруг ему отвечает:
– Про это я, парень, сама не знаю. Но могу и узнать.
Он, не веря своим ушам, говорит:
– Как же ты узнаешь? У кого?
Она ему отвечает:
– У орла спрошу. Орел высоко летает, много видит.
И в ту же секунду лягушка как-то особенно квакает, задирает голову вверх – а на подоконник садится самый настоящий орел. Тогда лягушка ему говорит:
– Летаешь вольно, видишь дольно – где живет Единорог?
– Днем в полях, ночью в своем дворце, – отвечает Орел.
– Сильный духом, мощный телом, можешь ли отнести туда парня, во дворец единорожий?
– Отчего ж не мочь. Коли еда для меня найдется.
– Эй, – говорит Сюня, – какая еда? Какой Единорог? Не нужно мне вовсе в его дворец!
– Ну, не нужно, так не нужно, – соглашается орел.- до свидания, сестра Лягушка! До свиданья, добрый молодец! – и улетел.
– Ай-ай-ай, – сказала Лягушка, – Сглупил ты, мальчик Сюня. Ну, смотри, ты мне все же понравился. Авось да я еще тебе пригожусь. Пока!
И вдруг она одним прыжком оказалась на подоконнике. Сюня успел только спросить ее:
– Как же ты с Орлом так близка?
– А он меня съел когда-то, – ответила та. – Теперь мы с ним – одной крови.
* * *
Сколько на голове пальцев – столько понял из всего этого мальчик Сюня. Посидел он еще, поудивлялся. Себя пожалел всласть, а потом упал спать и увидел такой сон. Бегает он по полю, такой счастливый, как ветер по мягкой траве. Вдруг, откуда ни возьмись, охотники на лошадях. Он – бежать от них (а во сне у него – четыре ноги), но они скачут быстрее. И вот всадники загоняют его в какой-то угол, а потом расстреливают из луков. Он падает в собственную кровь, и дух его вылетает вон. Но только это еще не конец: дальше он видит, что охотники жарят его мясо и едят. И тогда все, кто ест мясо, становятся прозрачными для него, будто стеклянными. Он видит их мысли! «Славная охота!» – говорят они. – «Какой вкусный этот Единорог!»
Час от часу не легче! Сюня проснулся во мраке. Только Луна светила через подоконник. Сам он лежал на том же месте, где вечером сидела дряхлая Лягушка. Нигде не было ему покоя от Единорога! И не будет – это уже ясно. Он встал, подошел к окну, высунулся и крикнул: «Сестрица Лягушка! Явись, сделай милость!»
Прыг – и Лягушка оказалась на подоконнике.
– Что, – говорит, – неужто собрался в дорогу?
– Ага, – отвечает Сюня. – Попроси Орла, пусть отнесет меня во дворец.
– Хорошо, – кивает Лягушка, – попрошу. А помнишь ли, что он про еду говорил?
– Что?
– Ну, да он сам тебе скажет, когда утром прилетит.
– А сейчас нельзя?
– Орлы ночью не летают, они дневные. Так что подожди.
– Что же мне пока делать?
– Вот тебе на! А как же ты раньше жил? Вот что: собери себе вещей в дорогу, а потом убери в доме, да чисто-чисто, и даже полы вымой.
– Так я ж улетаю.
– Вот как раз потому. Так надо. Давай, не ленись. А на восходе жди Орла. – И Лягушка вмиг исчезла на черной земле.
Сказано – сделано. Всю ночь в доме шла уборка. На рассвете прилетел Орел:
– Здравствуй, добрый молодец! Аль в путь собрался?
– Да все туда же, во дворец Единорога.
– Добро, я тебя отнесу. Чем кормить меня будешь?
– А что тебе нужно?
– Я, в принципе, падалью питаюсь. Отжившей всякой дрянью. Хватит для меня сначала твоего трусливого сердца.
– Как так – трусливого сердца? Может, у меня другого и нет?
– Может, и нет, это меня не касается. Полетишь?
Поразительно, что отчаянье делает с самым тихим чучелом! Сюня сказал:
– Полетим!
И они полетели. Время от времени Орел опускался на землю и клевал Сюнино трусливое сердце. Вначале было очень страшно. Потом стало все равно. Потом после долгого перелета Орел сказал:
– Больше нечего есть. А лететь еще далеко.
– Чего же ты хочешь?
– Твои глупые мозги.
– А может, у меня других и нету?
– Может, и нету. Меня это не касается. Полетим?
И они полетели. Время от времени Орел опускался на землю и клевал Сюнины глупые мозги. Вначале Сюня старался следить, что он забывал после каждого раза. Потом стало все равно. Потом после долгого перелета Орел сказал:
– Больше нечего есть. А лететь еще далеко.
– Чего же ты хочешь?
– Твое дурацкое имя.
– Но у меня ведь другого нету!
– Может, и нету. Может, и есть. Меня это не касается. Летим?
И они полетели. Время от времени Орел, прямо в воздухе, клевал Сюнино имя. Почему-то имени было жальче всего. Вначале. А потом стало все равно.
Он как будто заснул и проснулся от «Эй!» Орел садился на крышу дворца, отливавшего серебряным светом.
– Давай, иди, – сказал Орел.
– Ага, – сказал парень.
– Мой тебе совет, – добавил Орел, – лезь через дымовую трубу. Не спеши себя обнаруживать. Осмотрись, где ты
– Хорошо. Спасибо, Орел. Спасибо, пожиратель падали! Можно, я тебя расцелую? – и не дожидаясь ответа, он обнял Орла и поцеловал.
Потом Орел взмыл в воздух, сделал прощальный круг и исчез. Оставшееся на крыше полезло в дымовую трубу.
* * *
Ох, и черно было там! Черным-черно по-черному! Он скользил вниз по трубе, нельзя было слишком быстро, он тормозил, прижимаясь к стенкам, и весь покрывался черной копотью. Он так долго скользил вниз, что начал думать, уж не в подвалы ли какие-нибудь его ведет. Но вот, наконец, он уперся ногами в кучу золы и понял, что оказался в камине.
– Эй! Разведи-ка камин! – раздался громовой голос.
– Да ну, и так тепло! – ответил ему женский. Это был голос Малавы, точно!
– Сейчас принесу дрова, сам разведу!
Видно было через каминную решетку, как прошел через комнату огромный Единорог и вышел за дверь. А потом стала видна Малава, что-то шьющая в уголке. Но какая она была маленькая! Ростом вполовину меньше, чем раньше, уж это точно.
– Эй, Малава! – зашептал голос из камина.
Она подошла и изумилась:
– Ой, а кто это такое черное страшило? Негра ты? Или кто?
– Да я же, – мямлит он, – я же…
Хочет он сказать свое имя и не может – нет у него теперь имени!
Тогда он ей говорит:
– Девица, милая! Приюти меня, не оставь в обиду! Попал я в беду, а коли выберусь – оплачу тебе добром.
– Она засмеялась:
– Ишь ты какая, Негра, шустрая! Ну, полезай в ведро с бельем, а то муж сейчас камин затопит!
– «Муж? – про себя поразился пришелец. – Вот ведь ерунда какая!»
Но залез тихонько в ведро, Малава прикрыла его сверху какой-то одеждой. Только прикрыла – в комнату заходит Единорог.
– С кем ты разговаривала, женюсик? – спрашивает он.
– Сама с собой, сама с собой, – отвечает ему Малава.
Стал Единорог разводить огонь, а сам разговаривает:
– Ты мне лучше скажи, чего вы все здесь у меня ростом уменьшаетесь. И ты порядком укоротилась, а уж родители тают как свечки. Что за ерунда? Что за болезнь такая?
– И я не знаю, – ответила Малава, – и ты не поверишь.
И так, слово за слово, прошел у них вечер, настала ночь.
Ночью черное чучело вылезло из ведра с бельем и прокралось в коридор. Он стал ходить и заглядывать во все комнаты: искал родителей Единорога. Но на том, первом, этаже их не было. И на втором – не было. А на третьем была только маленькая каморка под самой крышей – и вот в ней-то, через замочную скважину, он разглядел двух старичков, и были они ростом с садовую скамейку. И были это его папа с мамой, как он и ожидал.
Тогда он спустился вниз и услышал там женский плач. Смотрит – сидит Малава у печки, склонилась над шитьем, и мочит его слезами, и оно уже не впитывает влагу. Он подошел к ней.
– Эй! Кто здесь? – подняла голову Малава. – А, Негра. Слышишь, ты уходи отсюда. Неспокойно в этом доме, не будет тебе здесь приюта. Давай, я тебе еды на дорогу соберу. – И она встала.
И вдруг оказалось, что они примерно одного роста, хотя, когда он вылезал из камина, он был больше ее раза в два. Малава тоже заметила это.
– Ой, Негра, а ты ведь это – растешь наоборот! – воскликнула она. – Я и не думала, что это бывает с чужаками! И как быстро! А ну-ка беги отсюда, пока тебя не стерло! Или пока Единорог не проснулся! Давай-давай!
– Э-э, нет, Малава! – ответил он. – Может, ты и не соображаешь пока, но я теперь в этом доме хозяин! И никуда я отсюда не двинусь. Вот разве что пойду сейчас, с одним животным разберусь!
Заходит он в спальню, где спит Единорог, и громко говорит:
– Эй, чучело рогатое! Не хочу я на тебя спящего нападать, так что встань, оденься и выходи во двор со мной бороться! Ишь, разлегся в человеческой постели!
Говорит он это, а сам чувствует, что быстро-быстро в росте уменьшается. Ищет он при этом глазами оружие, и видит, что стоит у окна огромный рог. Единорог его на ночь снимает, вот как! И пока тот вскакивает с постели, уже совсем маленький Негра прыгает внутрь этого полого рога. Тут же его швыряет о стенку, потому что Единорог хватает свое оружие и вбивает на место посреди морды. У него в роге – вся сила и весь ум. Бежит Единорог на улицу, весь собираясь в единый комок мускулов, а парень орет ему в роге:
– Силы зла умчались в темноту! Скачи вперед! Цель – сгустки тьмы на горизонте!
Единорог мчится вперед, а голос рога ведет его на стоги сена, на тени деревьев, на клочья тумана. Всю ночь продолжалась эта дикая скачка, обежали они, кажется, все поля на свете, и наконец Единорог устал и повалился на землю.
– Рог сними – лучше отдохнешь, – посоветовал ему голос.
Единорог послушался.
Весь в серебристой пыли, намазанной на сажу и кровоподтеки, из рога вылез наш герой, встал перед Единорогом, взял его за морду и сказал:
– Вот я и поймал тебя. Понял? Я поймал тебя. Но ты не бойся – понимаешь? Мы с тобой одно и то же! Чудное чудище, огненный зверь, мы с тобой – одно и то же. Теперь я займу свое место в спальне и в доме и буду сам заботиться о своих близких. У тебя это хреново выходит. А ты пойдешь жить в поля, на свободу, но когда захочешь – приходи ко мне или жди меня в гости. Не будет в моем доме гостя желаннее тебя. Понял?
– Возьми мое имя, – сказал ему Единорог.
Но что это было за имя, и как потом пошли дела, об этом гадайте сами, потому что чудеса на этом закончились и началась обычная жизнь – а я вам не сплетник, а сказочник!
***
___ ___
___ ___
___ ___
___ ___
_________
___ ___
сюжет войны довольно-таки страшен, но совершенно неизбежен в череде перемен. Пугает сама гексаграмма: внизу опасность, а вверху только иньские черты, то есть в определенном смысле полная тьма. И Цзин дважды в комментариях к этой гексаграмме (которая там называется «Войском») говорит о «возе трупов». Можно сказать, что сюня боится не зря; можно вообще сказать, что люди боятся не зря, но страх – плохой советчик, и он ничего, по большому счету, не меняет. Есть проблемы, которые решаются только войной. Так невроз, в определенном смысле, требует войны – то есть как минимум явного конфликта со старыми привычками, а часто и с навязанными «родительскими» ценностями и так далее. Для осознавания приходится проникать в болезненные темы, насильно преодолевать привычное избегание и подавление, воевать с собственной гордостью и так далее. Из нас разве что один из тысячи освобождается от невроза безболезненно.
Мы вступаем здесь в область архетипа Героя, активного янского начала, которое «не ждет милостей от природы», но добывает их самостоятельно. Самостоятельность и мужественность не падают сами в руки по определению, но завоевываются. Заметим, что в гексаграмме только одна «сильная» черта, а все остальные – «слабые». По законам Книги Перемен (очень оправданным с психологической точки зрения) единственная в своем роде черта служит центром притяжения остальных, то есть определяющей. Здесь она стоит еще довольно низко, «герой» еще мало развит здесь, он только вышел на войну, и обычно не подозревает, что куда более трудные проблемы ждут его впереди, «на гражданке». Здесь же главная цель – война.
У единорога – олицетворения верхней триграммы, чистого Иня
___ ___
___ ___
___ ___всё получается как бы само, нигде не видно его особых усилий. Но победа утекает – опять-таки как бы сама – из его рук. Он не может ее удержать, нечем (посмотрите на рисунок – сплошная дырка!) У мальчика сюни – нижней триграммы – начинает получаться что-то хорошее только после активного вмешательства в события. При всей его внешней податливости
___ ___
_________
___ ___в его середине – сердце – находится меч. Тот один рог, который ему нужно завоевать. И если вы мне скажете, что это похоже на половой член, я не буду рьяно с вами спорить. Комментарий И Цзин к этой гексаграмме начинается со слова «стойкость»!
«не мальчик, но муж» должен выйти победителем в этом сюжете. «Возмужалому человеку – счастье», говорит И Цзин. Война помогает заматереть. Чтобы стать охотником, бывает нужно убить дичь и напиться ее крови. Чтобы стать мужчиной, бывает нужно пустить кровь из своей любимой. Чтобы стать самостоятельным человеком, бывает нужно перерезать психологическую пуповину со своими любимыми родителями и вылить при этом и «попортить» немало крови. «Возмужалый человек» знает об этом и не боится войны. Чего он должен в этом сюжете опасаться – так это поступать против законов сердца и совести. И Цзин сразу предупреждает: «Войску выступать по закону. Без добросовестности – несчастье».
Праведная война – что может быть прекраснее? Ее результатами насладятся все – не только воин, но и его близкие, и даже нередко вчерашние «враги». Когда ребенок завоевывает самостоятельность, родители нередко получают прекрасный жизненный импульс к совсем новым горизонтам.
***
второстепенные детали сказки немаловажны при понимании сущности этого сюжета. Обратите внимание на то, что сюне приходится вымазаться в грязи – причем так сильно, что его родная жена не узнает. (можно вспомнить сюжеты сказок «чертов чумазый брат», про свинопаса и так далее). Грязь может означать землю – «земные проблемы», «грязные проблемы». Но здесь это копоть – это могут быть остатки перегоревшего, то есть страстей. Чтобы совершить свой военный подвиг, герою нужно, чтобы страсти в нем перегорели.
Близки к этому образы жертв Орлу, который переносит его в сказочное царство – к источнику проблем. Орел требует мозгов, сердца и имени – самых дорогих, казалось бы, вещей. Во-первых, это указывает на необходимость их иметь и задействовать, хотя образ явно настаивает на большем – приходится именно жертвовать самыми центральными ценностями. Или теми, что казались центральными вчера.
Лягушка, дитя природы, не боится быть съеденной Орлом – это лишь делает их «одной крови». Самураи и террористы не боятся смерти – и это делает их очень сильными на войне.
Наверное, правдивым будет вернуться к идее опасности. Орел войны пьет кровь из твоего сердца – и это совершенно вне зависимости, победил ты или проиграл. Война – очень дорогое мероприятие. Решаться на него стоит только по очень важным причинам, и вряд ли такими причинами может быть что-нибудь, кроме свободы и индивидуации (становления личности).