Вместо заключения

Вместо заключения

В предисловии к последнему переизданию своей книги В. А. Иванников написал: «На второе издание были критические замечания» (Ильин Е. П. Психология воли. СПб., 2000). Поскольку эти замечания, на мой взгляд, связаны с недостаточно внимательным анализом текста (и здесь я как автор не снимаю с себя вины за неясность изложения), я решил добавить в книгу как приложение текст лекции, прочитанной студентам МГУ. Некоторые разъяснения я постараюсь дать в этом предисловии.

Чему нас учит история исследования воли? Главный урок, который психология никак не хочет усвоить, заключается в том, что теоретические конструкты как объяснительные гипотезы (понятия) мы очень часто принимаем за реальности и пытаемся догадаться о природе этой гипотетической реальности. Это все равно, как если бы мы до сих пор пытались открыть природу и свойства флогистона, вместо того, чтобы исследовать процесс горения (окисления) и условия, влияющие на него.

Я не понимаю, почему психология с таким упорством тратит время и силы на объяснительные понятия, которые вводились не для обозначения какой-то реальности, а для объяснения, например, определенных особенностей поведения человека. Для меня очевидно, что исследованию подлежат как раз эти особенности поведения и механизмы, его обеспечивающие, а не понятия, которыми мы пытаемся объяснить эти особенности.

Например, человек способен осуществлять поведение, желания к которому у него нет, т. е. это действие, осознанно принятое к осуществлению, но мотивационно не обеспеченное (имеющее дефицит побуждения).

Отсюда вопрос — как восполняется дефицит необходимого побуждения? Можно ссылаться на волю, на волевое усилие, на особые мотивы и т. д., но я предлагаю механизм намеренного изменения смысла действия. Так это или не так, можно проверить в эксперименте, а проверить гипотезу о волевом усилии невозможно, потому что оно есть в лучшем случае лишь наше субъективное переживание. И если гипотеза о намеренной смысловой регуляции подтвердится, то тогда понятие воли либо должно исчезнуть из науки, либо у него будут аналогичные отношения с механизмом смысловой регуляции, как у понятия гена и ДНК.

Но поскольку история проблемы воли насчитывает более двадцати веков, отказываться от этого понятия нет никакого смысла. И возникает тогда задача договора — что будем называть волей. В случае описанного выше поведения воля выступает как особенность произвольной мотивации, решающей задачу восполнения дефицита побуждения к принятому человеком действию. В других ситуациях воля будет проявляться уже не как произвольная мотивация, а по-другому [здесь и далее курсив мой. — Е. И. ]. Например, в ситуации выбора равнопривлекательных мотивов воля будет проявляться как осознанный намеренный выбор одной из альтернатив. Поэтому воля не сводится ни к мотивации, ни к выбору. Можно договориться понимать под волей осознанные намеренные усилия человека по изменению смысла действий или смысла альтернатив выбора, или событий мира, или своих действий. В любом случае исследованию подлежит волевое поведение или механизмы волевой регуляции, а не понятие воли.

Кстати сказать, эмпирические исследования волевой регуляции или волевых качеств, хотя часто и клянутся в верности какой-то теории воли, заняты всегда анализом поведенческой или субъективной реальности человека, что позволяет авторам получать достоверные результаты об особенностях волевой регуляции» [2006, с. 9–11].

Прошу у читателя прощения за длинное цитирование этого предисловия В. А. Иванникова, но уже оно, помимо приведенной им в конце книги лекции, провоцирует новую с ним дискуссию. С чем я полностью согласен с автором, так это с его утверждением, что «воля не сводится ни к мотивации, ни к выбору». Это я и стараюсь доказать в своей книге. Однако в этом своем согласии я вижу разницу в моем подходе и в подходе В. А. Иванникова. С моей точки зрения, выбор из множества альтернатив включен в мотивационный процесс, поэтому воля в примерах В. А. Иванникова все равно сводится к произвольной мотивации.

Странно противопоставление В. А. Иванниковым волевой регуляции и воли: «исследованию подлежит волевое поведение или механизмы волевой регуляции, а не понятие воли». Ведь воля — это и есть волевая (сознательная и преднамеренная) регуляция (точнее — управление), а волевая регуляция является синонимом понятия «воля».

Кроме того, я не получил ответа на мой вопрос — если В. А. Иванников говорит о произвольной мотивации, то почему она произвольная, т. е. происходящая из воли. Выходит, что воля все-таки первична и существует независимо от мотивации? И если воля — это произвольная мотивация, то почему автор не говорит вместо произвольной (волевой) регуляции — «мотивационная регуляция»? Ведь для него это одно и то же.

Мне представляется, что понятие воли вовсе не должно исчезнуть, если гипотеза о намеренной смысловой регуляции подтвердится. Ведь намеренная смысловая регуляция — это один из возможных психологических механизмов изменения силы мотивов, и только.

Наконец, насчет договориться, что называть волей. Собственно, все психологические понятия — это результат «сговора» психологов обозначать те или иные реально наблюдаемые явления каким-то словом. Но от этого слова отнюдь не становятся теоретическими конструктами, а лишь обозначают то или иное явление или их совокупность. Таковыми обобщенными понятиями являются «восприятие» (в котором есть обнаружение, опознание, узнавание), «память» (запоминание, сохранение и воспроизведение), к ним же относится и понятие «воля». И эти понятия лишь обозначают тот или иной класс психических явлений, но не объясняют их, как утверждает В. А. Иванников. Поэтому я согласен с ним, что понятие «воля» само по себе не объясняет механизмы поведения человека (так как не является объяснительным понятием, как считает В. А. Иванников), а лишь указывает на их специфику. А вот эта специфика почему-то никак не попадает в его поле зрения.

Обратимся теперь к его лекции. В. А. Иванников полагает, что до сих пор ученые пытаются угадать, что такое воля, вместо того, чтобы изучать отдельные волевые проявления. Не знаю, откуда он это взял, может быть, он имеет в виду различные философские толкования воли? К психологам же это вряд ли относится. Разве можно на основании того, что это слово использовалось психологами для обозначения разных поведенческих (но произвольных!) проявлений, называть это «игрой в угадайку»?

Выделяя два вида регуляции (в моем понимании — управления поведением): непроизвольную и произвольную, В. А. Иванников задается вопросом — куда отнести волевую регуляцию? Непроизвольная регуляция характеризуется автоматичностью исполнения действий и решения различных задач. В произвольной регуляции субъект вынужден намеренно регулировать отдельные параметры действия и психических процессов. В этом, пишет В. А. Иванников, сходство произвольной и волевой регуляции, и поэтому он считает, что волевая регуляция есть разновидность произвольной регуляции. Если бы речь шла только о регулировании параметров психической деятельности (при их отклонении от нужных величин), то это соответствовало бы и моей точке зрения. Но автор ищет не только сходство между произвольной и волевой регуляцией, но и их различие. Главным отличительным признаком для него является уровень, на котором совершается регуляция.

Есть данные, пишет автор, что произвольность возникает на уровне уже природного субъекта и становится основной формой регуляции поведения на уровне социального субъекта. Поскольку волевое действие часто является поступком, который характеризует личность, а средством волевой регуляции служит изменение смысла действия (личностное образование), то В. А. Иванников относит волевую регуляцию к личностному уровню произвольной регуляции (а последняя имеет еще и индивидный уровень) — см. схему на рис. А.

Рис. А. Сектор волевой регуляции

При этом В. А. Иванников подчеркивает, что не всякая регуляция и решение на уровне личности есть волевая регуляция («Я хочу быть неволевым!»).

Исходя из вышеизложенного, автор определяет волю как высшую психическую функцию, которая, в зависимости от решаемой задачи, проявляется то как произвольная мотивация действий; то как произвольное решение человека по выбору мотива, цели и действия в ситуациях двух и более альтернатив; то как произвольная регуляция личностными средствами различных психических процессов и исполнительских действий. Специфика волевой регуляции тогда заключается в уровне регуляции (решение личности) и в использовании личностных средств регуляции.

Сделав попытку растолковать, что такое волевая регуляция, В. А. Иванников не объяснил, как он понимает произвольность (как более широкое понятие) и в чем отличие волевой регуляции от непроизвольной. А это ведь важнейшие и принципиальные вопросы в понимании сущности воли (произвольного управления). На приводимом им в своей книге рисунке (рис. Б) и непроизвольная, и произвольная регуляция включают в себя одни и те же компоненты. Спрашивается, чем же тогда они отличаются друг от друга, особенно на уровне природного и социального индивида? А ведь ответ в принципе дал еще Аристотель: произвольные действия и поступки отличаются от непроизвольных тем, что осуществляются по решению самого человека.

Другой вопрос: почему в непроизвольную регуляцию (рефлекторную?) входит личностный уровень? Если же непроизвольная регуляция не рефлекторная, тогда что же это? Объяснений в тексте этой лекции я не нашел. Не задаваясь такими вопросами, легко говорить о многочисленных и бессмысленных попытках догадаться, что такое воля [2006, с. 200].

Рис. Б

Говоря о механизме волевой регуляции, В. А. Иванников пишет: «…давайте посмотрим, что предлагалось в психологии в качестве механизма волевой регуляции. Самым известным и старинным механизмом считается волевое усилие. Утверждается, что для преодоления препятствий человек мобилизует все свои возможности и через это волевое усилие осуществляет действие. На просьбу объяснить механизм волевого усилия обычно следует вопрос: “А вы что, никогда не испытывали волевых усилий?” Действительно, мы все иногда испытываем напряжение физических сил и психическую сосредоточенность (что позволило М. Я. Басову приравнять волю к вниманию), но это феноменология, за которой должна быть работа какого-то механизма. Однако объяснения этого механизма никто не дает, и это не случайно, потому что волевое усилие есть такой же теоретический конструкт, как и сама воля, а значит, подлежит исследованию не волевое усилие, а реальный механизм восполнения дефицита возбуждения (или торможения побуждения к нежелательному действию)».

Странно это читать. Если неизвестен механизм какого-то психического явления, то нет и самого явления? Совершаемые усилия (напряжения) человека над собой, которые признает и В. А. Иванников, называются волевыми потому, что совершаются сознательно и преднамеренно, мотивированно, т. е. с участием воли. Механизм осуществления волевого усилия действительно не ясен, но разве оно совершается не по решению самого человека, заставляющего себя что-то сделать?

По В. А. Иванникову, не волевое усилие, а нравственность делает человека волевым, т. е. обладающим силой воли. Но разве не усилие воли позволяет человеку стать нравственным (честным, ответственным, осознающим свою ответственность, т. е. способным противостоять всяким соблазнам)?

К сожалению, в отношении положений, высказанных в рассматриваемой лекции В. А. Иванникова, снова имеется больше вопросов, чем ответов. Автор лишь подтвердил свою весьма спорную точку зрения на волю, изложенную уже в основной части книги.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.