Аннотированная стенограмма

Аннотированная стенограмма

Индейцы племени хопи славятся зрелищной церемонией, в ходе которой члены племени танцуют, держа во рту живых гремучих змей. Как же человек начинает практиковаться в этом танце? Начать можно с изучения заклинаний и мотивов, на которые их поют. Затем надо разучить фигуры танца. Потом можно тренироваться выполнять эти фигуры с палкой во рту. Кроме того, настоятельно рекомендуется усвоить правила обращения со змеями. Все эти навыки можно отрабатывать бесконечно. Но настанет момент, когда вы должны будете поймать живую гремучую змею, взять ее в рот... и танцевать.

В предыдущих главах мы старались внушить вам, что терапевтическая работа Эриксона — не результат эксплуатации какого-либо отдельного паттерна из числа описанных нами в этой книге (впрочем, как и в любой другой), а продукт одновременного использования многих этих паттернов, если не всех. Несмотря на то что конкретные истории работы с клиентами выбирались нами из соображений ясности, с которой они указывали на использование некоего отдельного паттерна, который мы хотели описать, при изложении тех же самых историй мы также стремились не дать читателю забыть о том, как Эриксон использовал другие, уже описанные паттерны. Можно с уверенностью сказать, что любой известный нам пример терапевтической работы Эриксона включает установление раппорта, изменение или задействование фреймов референции в той или иной форме, а также побуждение клиента к некой форме поведения. Эти три элемента свойственного Эриксону подхода, как мы уже отмечали в главе 2, присущи Эриксону как личности, а потому характерны практически для всего, что он делает. В этой книге мы разбили общую организационную структуру психотерапии на более «мелкие» паттерны, описывающие поведение Эриксона в рамках этой структуры, тем самым рискуя придать этим паттернам статус «техник». Они действительно могут использоваться в качестве техник, однако человек, который станет это делать, рискует тем, что клиенты будут реагировать на техники, а не на людей, а также рискует заставить своих клиентов подчиняться его техникам, а не адаптировать свою коммуникацию и формы вмешательства к особенностям самого клиента. Следует помнить, что большая часть того, что описывалось нами на страницах этой книги в качестве паттернов работы Эриксона, — наши собственные измышления, а вовсе не обязательно формализованное понимание Эриксона самим Эриксоном. Эти паттерны представляют собой модель описаний поведения Эриксона, которое естественно и неизбежно является функцией его организации как личности. Следовательно, эти паттерны вовсе не обязательно представляют собой техники, которые он сознательно использует, а являются лишь паттернами его текущего поведения, доступными для использования, когда они уместны и востребованы, — точно так же как синтаксис, используемый вами для составления грамматически правильных предложений, является частью вашего поведения, функционирующего не как намеренно применяемый технический прием, но на подсознательном уровне, когда это необходимо, а потому изящно и конгруэнтно. Именно тот факт, что эти паттерны функционируют «автоматически», позволяет Эриксону задействовать их одновременно: способность аналоговой и словесной структуры передавать сообщения на многих уровнях значительно превосходит способность сознательной части психики к оперированию этими уровнями и их отслеживанию. Целью каждого, кто пожелает воспроизвести ту степень терапевтического успеха, которой характеризуется работа Эриксона, должна стать интеграция паттернов, описанных в этой книге (а также в других книгах, список которых приводится в библиографии), в свое текущее (то есть неосознанное) поведение.

Чтобы снять излишний акцент на «техники», присутствующий в описании паттернов по отдельности, а также обеспечить вас более масштабным референтным опытом интегрированного использования этих паттернов, мы приводим аннотированную стенограмму описанного Эриксоном примера работы с клиенткой, лечение которой было более продолжительным, чем в ранее приведенных примерах; этот случай иллюстрирует использование большинства описанных в этой книге терапевтических паттернов.

Однажды в феврале мне позвонили, и женский голос сказал: «Я доктор медицины, мой муж тоже доктор медицины, а наша четырнадцатилетняя дочь страдает от нервной анорексии [Anorexia nervosa]. За последний месяц в больнице она потеряла 20 килограммов и сейчас весит всего 24 килограмма, и совершенно очевидно, что она умирает. Я читала «Необычную терапию», мой муж тоже, и мы думаем, что нашей дочери можете помочь только вы. Возьметесь ли вы ее лечить?» Я сказал: «Дайте мне пару дней на то, чтобы все обдумать, и перезвоните». Через два дня она позвонила, и я согласился принять ее дочь. Лори с матерью приехали в феврале. Лори оказалось очень неглупой четырнадцатилетней девочкой. Весила она всего 24 килограмма. А при нервной анорексии устанавливается очень своеобразная эмоциональная связь с родителями. Кроме того, в этом заболевании присутствует своеобразная религиозность: больные чувствуют себя безгрешными, становятся мягкими и кроткими, не совершают ничего дурного и не видят ничего неправильного в том, что считают печеньице и стакан воды нормальным суточным рационом... И они делаются УЖ ТАКИМИ подобострастными, уж такими добрыми-предобрыми, такими милыми. На них просто никак невозможно сердиться

В этом описании своей клиентки Лори Эриксон идентифицирует несколько значимых аспектов ее модели мира, и все их можно обобщить одним словом «безгрешность». Следовательно, для девочки имеет принципиальное значение совершать исключительно хорошие и правильные поступки. Читая эту стенограмму, обратите внимание на то, что Эриксон систематически подстраивается к этому важному личностному критерию Лори и использует его, сам заботясь о том, что является, а что не является «правильным» (содержательный раппорт). Собственно говоря, даже позднее, когда Эриксон ставит под сомнение обобщения Лори, касающиеся ее исключительной доброты, он делает это с позиций того, что «хорошо и правильно» (мы хотим подчеркнуть здесь, что наличие раппорта с клиентом означает не то, что вы «нравитесь» ему, а то, что у него создается ощущение взаимодействия с человеком, который понимает его модель мира).

И вот, когда Лори с матерью вошла в мой офис, я посмотрел на эту истощенную девочку, попросил ее выйти и стал разговаривать с матерью: «Я видел около пятидесяти пациентов, страдающих от нервной анорексии на стадии госпитализации, и все они умерли. А в больнице их лечили профессионально, относились к ним с уважением... по всем правилам; все врачи тщательно следили, чтобы их самоуважение не пострадало.

Своим высказыванием, касающимся фатальных последствий нервной анорексии и обращенным к матери Лори, Эриксон достигает двух целей. Во-первых, он устанавливает раппорт, соотнося свои опасения с ее собственным страхом перед смертью дочери, вместо того чтобы, скажем, успокаивать мать, что все будет хорошо (что могло бы создать у матери впечатление, что Эриксон недооценивает серьезность ситуации.) Во-вторых, указывая на то, что надежды почти нет, Эриксон тем самым повышает потенциал матери к принятию любых дальнейших коррективных мер, которые он может ей предложить. Следующей после высказывания о смертельности этого заболевания фразой, касающейся «профессионализма и уважения» персонала больниц, Эриксон формирует у матери новое обобщение о неэффективности обычных методов лечения, соблюдающих достоинство пациента. Это гарантирует ему, что мать не будет вмешиваться, если используемые Эриксоном методы лечения покажутся ей «непрофессиональными».

Теперь я хочу, чтобы вы подписали соглашение, в котором указано, что я снабдил вас полной информацией о характере нервной анорексии и о риске для жизни вашей дочери., А затем я прошу вас подписать другое соглашение, которое полностью снимает с МЕНЯ ответственность в случае смерти вашей дочери». Мать подписала обе бумаги. Разумеется, их подписание имело целью оказать на мать чисто психологическое воздействие. Эти бумаги не имели никакой юридической силы.

Понимая, что ему потребуется беспрекословное согласие матери, Эриксон решает закрепить только что сформированное им обобщение, касающееся принятия неортодоксальных методов лечения, на поведенческом уровне. Заметьте также, что интонационный паттерн, использованный Эриксоном в формулировке соглашения об «ответственности» («полностью снимает с МЕНЯ ответственность...») предполагает вопрос: «А кто в таком случае несет ответственность?», а также с большой вероятностью предполагает, что мать возложит ответственность на саму себя.

А затем я начал беседовать с Лори. «В каком классе ты учишься?» На вопрос ответила мать. «Когда твой день рождения?» И снова ответила мать. Я позволял этому продолжаться еще трое суток. И каждую ночь в течение этих трех суток Лори хныкала... не давая уснуть своей матери. Лори хныкала тихонько и слабо, но ее мать все слышала. И вот во время четвертого приема я задал Лори какой-то вопрос... снова ответила мать, и я сказал: «Мамаша, я задал этот вопрос Лори! С этой минуты БУДЬТЕ ЛЮБЕЗНЫ ЗАТКНУТЬСЯ!!! Если я задаю вопрос Лори, я хочу, чтобы на него ответила Лори». Мать покраснела и заткнула варежку. Разумеется, приказ заткнуться изменил эмоциональные взаимоотношения между Лори и ее матерью. А у нее были очень своеобразные взаимоотношения с матерью.

Описывая этот случай, Эриксон неоднократно упоминает о «своеобразных взаимоотношениях» между Лори и ее матерью без дальнейших пояснений, поэтому не всегда понятно, каким образом его вмешательство связано с характером этих взаимоотношений. Однако из данного фрагмента мы узнаем, что Эриксон идентифицирует паттерн поведения Лори, мешающий ее матери заснуть, а также паттерн поведения матери, мешающий дочери отвечать на вопросы: он прерывает этот паттерн, приказывая матери замолчать. Заметьте, однако, что прежде чем упрекнуть мать Лори, Эриксон позволяет обеим ясно продемонстрировать свои паттерны поведения, так чтобы его обвинение и осуждение поведения матери выглядело безусловно обоснованным, и ее действия не могли быть проигнорированы как случайные. Эриксон не только меняет паттерн их взаимодействия на поведенческом уровне, но и предоставляет Лори шанс включить в свою модель мира возможность того, что ее мать тоже может повести себя неправильно и стать объектом обоснованного раздражения и критики.

И когда я спросил Лори о том, почему она хнычет по ночам, она ответила, что не ХОТЕЛА мешать маме спать. Тогда я сказал: «Хорошо, Лори, когда кто-то хнычет и мешает другому человеку спать, это является правонарушением против этого человека. А люди,

Перед нами превосходный пример того, как Эриксон использует собственную модель мира Лори с целью изменения ее точки зрения. Являясь человеком «безгрешным» и «исключительно хорошим», Лори обязательно должна согласиться, что лишение матрпн сна является правонарушением.

шение, должны ьып, наказаны». И Лори покорно согласилась.

следующее высказывание, касающееся уместности наказания сознательных «правонарушителей», предъявляется в качестве общепринятого и законного правила поведения, с чем Лори соглашается, тем самым не только признавая, что ее по праву следует наказать, но и принимая следствие этого заявления, а именно то, что она совершала эти действия сознательно. Таким образом, Эриксон начинает замещать обобщения Лори о самой себе как об «исключительно хорошем» человеке, обобщениями, допускающими значительно более широкий спектр форм поведения и опыта

Я сказал: «Я не буду тебя наказывать... ты не совершила правонарушения против МЕНЯ. Ты совершила правонарушение против своей мамы. Я проинструктирую маму, чтобы она наказала тебя надлежащим и заслуживающим того образом».

Мы хотим привлечь ваше внимание к решению Эриксона наказать Лори надлежащим образом, задействуя ту значимость, которую Лори придает «правильности поступков»: он не просто наказывает ее, он наказывает ее надлежащим образом (кроме того, в предыдущем фрагменте он приходит к выводу, что наказать ее будет «правильным»).

Я отправил девочку в другую комнату и сказал матери: «Пища для Лори — это наказание, а потому накормите ее яичницей. Ее желудок не понимает разницы между наказанием и едой». Ее мать охотно приготовила яичницу из двух яиц и скормила ее дочери. А Лори покорно приняла свое наказание — не пищу, а наказание... и у се желудка появилась новая психологическая привычка.

Эриксон задействует отвращение Лори к пище, а также необходимость наказать девочку, и придумывает способ заставить ее поесть, который был бы для нее обоснованным и приемлемым, учитывая ее критерий, в соответствии с которым нужно поступать правильно.

Первые три дня я говорил Лори: «Твоя мама привела тебя сюда, чтобы исправить твой образ питания. Чем ты питаешься — твое дело, а не мое. Я врач, и моя задача — лишь следить за твоим здоровьем, а здоровье у тебя в целом хорошее, только ты не придаешь значения некоторым вещам. Итак, ПИТАЕШЬСЯ ты пли нет, это не МОЕ дело, но мое дело, как врача, следить за тем, чтобы ты чистила зубы три раза в день. И ты должна пользоваться жидкостью для полоскания рта, чтобы отслоить налет у тебя во рту и удалить его, и ты не должна глотать зубную пасту ИЛИ жидкость для полоскания рта. Итак, ты с ЭТИМ согласна?» И Лори покорно согласилась, как я того и ожидал. И во! на своем благочестии и на своем торжественном обещании Лори и попалась. Я сказал ей, что она может использовать любую зубную пасту с фтором, какую захочет... но в качестве жидкости для полоскания я рекомендую нерафинированный рыбий жир. А знаете, чего наверняка захочет ваш рот, если его прополоскать нерафинированным рыбьим жиром? Лори готова будет землю есть, да ВСЕ, ЧТО УГОДНО, лишь бы избавиться от этого привкуса.

Здесь Эриксон устанавливает культурный раппорт, говоря Лори, что он не собирается делать того, чего хотят от него ее родители, и что это ее личное дело, — два замечания, которые почти наверняка найдут отклик у любого подростка. Затем Эриксон заявляет, что законной сферой его профессионального интереса является здоровье девочки, и задает двусмысленный вопрос: «Итак, ты с ЭТИМ согласна?» Смысл слова «это» намеренно не уточняется, так что для Лори остается неясным, будет ли ее несогласие заключать в себе вопрос о неправомочности Эриксона вмешиваться в режим ее питания или нет. Заручившись согласием Лори со своим законным правом следить за гигиеной ее рта, Эриксон получил свободу предписывать ей формы поведения, естественным следствием которых будет ЖЕЛАНИЕ съесть что-нибудь (откатиться от использования рыбьего жира означало бы совершить правонарушение против доктора Эриксона и не сдержать свое обещание) — пример паттерна, описанного под рубрикой «Свиные уши» в главе 5.

Кроме того, в терапевтическую работу с Лори входило рассказывание ей всяких истории... несколько смачных анекдотов. Я рассказал ей, что моя мать родилась в суперэлитном бревенчатом домике в Висконсине. Суперэлитном — потому что там был деревянный пол и погреб для овощей. ЭТО и делало его суперэлитным. Я объяснил, что три стены дома, в котором родился я, были сделаны из бревен, а четвертой был склон горы, а пол был земляной, и расположен дом был в горах Сьерра-Невады. И, разумеется, познакомиться с человеком, чья мать родилась в бревенчатом домишке и который сам родился в бревенчатом домишке, любознательному ребенку очень интересно. Лори просто не могла не заинтересоваться. И я рассказал ей, что моя мать управляла столовой при горнодобывающем лагере. Я объяснил Лори, что грузовой поезд приходил в шахтерский лагерь всего два раза в году, а это означало, что нужно было заказывать муку, соль, перец, соду, сахар на полгода вперед. Самым сложным делом в ее профессии было рассчитать, сколько всего этого потребуется. Я рассказал, как моя мать жалела шахтеров, потому что им до ужаса надоел пирог с сушеными яблоками, пирог с курагой, пирог с черносливом, пирог с изюмом... и так ей было их жаль, что она ИЗОБРЕЛА для них новый пирог. Она приготовила тесто из кукурузного крахмала и так щедро сдобрила его корицей, что он стал темно-коричневого цвета... всем шахтерам он понравился, и, кроме того, это и мой любимый пирог! А вот родители Лори путешествовали по всему миру. Они великие путешественники. И они богаты. Они останавливаются в лучших отелях и едят самую изысканную пищу... но есть на свете и коричный пирог, о котором они никогда не слышали.

Хотя истории, которые Эриксон рассказывал самой Лори, несомненно, были просто кладезем гипнотических метафор и терапевтических паттернов, даже это краткое изложение насквозь ими пропитано и потому заслуживает пристального внимания. Эриксон вызывает у Лори опыт «заинтересованности», а затем использует игру слов [miner (шахтер) — minor (малолетний). то есть Лори], а также метафору заказа продуктов питания, делая тем самым постгипнотическое внушение, включающее заказ на продолжение ее жизни на ближайшие полгода с точки зрения обеспечения пищей. Затем Эриксон вкладывает в свои слова прямую команду «рассчитать, сколько всего этого (нищи) потребуется (для Лори)». Далее он распространяет игру слои miner/minor на опыт желания чего-то нового с точки зрения нищи, интереса к пище, употребления новой и приносящей удовлетворение пищи. (Отсылаем читателя к книге Бэндлера и Грин-дера «Паттерны гипнотических техник доктора медицины Милтона X. Эриксона» (Bandler, Grinder et al., 1975, 1977), а также к книге Дэвида Гордона «Терапевтические метафоры» (Gordon, 1978), где подробно описываются паттерны гипноза и метафор, присутствующие в данном описании).

И я рассказывал ей скучные истории, РАЗДРАЖАЮЩИЕ истории. На одном из этих сеансов присутствовал доктор Пирсон из Мичигана. В конце сеанса он вытер лоб и сказал: «Вы прогнали эту девочку сквозь строй эмоций раз, и еще раз, и еще раз. Мне самому было тяжело ПЕРЕВАРИТЬ все это». Но Лори переварила. В течение следующих двух недель она набрала полтора килограмма, затем один потеряла и снова набрала два в последующие две недели.

Эриксон использует спои истории, чтобы вызвать у Лори целый спектр форм человеческого опыта. Это открывает перед ней возможность изменить свою точку зрения на благочестивую стерильность и постоянство своих внутренних переживаний, а также дает ей возможность научиться или переучиться определять, в каком опыте она нуждается для того, чтобы реагировать генеративно (производить сортировку в поисках релевантности).

И однажды я сказал Лори: «Ты трусиха. Ты лгунья. Я могу это доказать». Лори кротко возразила. Я сказал: «Да, ты ТРУСИХА и лгунья. Я могу это доказать. Ну-ка, ударь меня по руке». И вот Лори внутри вся кипела от гнева, но контролировала свой гнев и не подавала виду. Наконец она протянула руку и хлопнула меня по ладони. Тогда я сказал: «Вот так-то, Лори, теперь ты доказала это. Ты всего-навсего хлопнула меня по руке, а это невербальная ложь, потому что ты делаешь вид, будто хлопнуть — значит ударить. И ты к тому же еще и трусиха, потому что боишься ударить ПО-НАСТОЯЩЕМУ». Лицо Лори исказилось, она отпихнула мою руку и бросилась бежать из комнаты, захлопнув за собой дверь. Через несколько минут она вернулась с вытертыми слезами, с сухим лицом и покорно уселась на место. Я сказал: «Лори, я УЖЕ и так знал, что ты лгунья и трусиха... тебе незачем было доказывать это дважды! Ты меня все-таки ударила, но убежала. Убегая, ты преследовала две цели: не получить от меня сдачи, потому что ты трусиха, а кроме того, ты убежала, чтобы я не видел слез у тебя на глазах, а вернулась с вытертыми слезами, с вытертым лицом, и притворяешься, будто не проливала слез, а это ложь. Ты плакала». Лори выглядела очень взволнованной.

И снова Эриксон бросает вызов кротости Лори, вызывая у нее гнев, фрустрацию, смущение и другие чувства. Как уже говорилось выше, Эриксон использовал истории для того, чтобы вызвать в Лори эти внутренние состояния и реакции. Назвав Лори трусихой и лгуньей и заставляя ее ударить себя, Эриксон не только вызывает в ней эти внутренние переживания, но и заставляет ее продемонстрировать их во внешнем поведении (гримасы, побег, плач и вытирание слез).

Несколькими часами позже я сказал: «Мама, встаньте. Какой у вас рост?» ~ «167 сантиметров». (Вообще-то я думаю, что мать солгала; мы с миссис Эриксон считаем, что ее рост был примерно 174 сантиметра.) «А сколько вы весите?» — «48 килограммов... столько же, сколько весила, когда выходила замуж». И тут я впал в состояние эмоционального шока: «Вы, сорокалетняя женщина, мать пятерых детей, весите 48 килограммов при росте 167 сантиметров?!! И ВЫ ИМЕЛИ НАГЛОСТЬ ПРИВЕСТИ КО МНЕ СВОЮ ДОЧЬ, ПОТОМУ ЧТО СЧИТАЕТЕ, БУДТО ОНА НЕДОСТАТОЧНО УПИТАННА? А что же вы?! Вам не стыдно?! Признайтесь, что стыд-по!» Разумеется, при этих словах Лори взглянула на мать с совершенно новой эмоциональной точки зрения. И тут я повернулся к Лори и говорю: «Лори, твоя мать недоедает, и ей нужно питаться лучше. Я хочу, чтобы ты проследила за тем, что она съедает все до конца при каждом приеме пищи. И если она не будет есть как полагается, на следующий день ты будешь докладывать мне об этом».

Обратите внимание, что мать Лори занижает свой рост на семь сантиметров и что она чрезмерно заботится о том, чтобы не набрать лишний вес (о чем свидетельствует ее сравнение своего теперешнего веса с временами, когда она была невестой). Эриксон использует высоко ценимый матерью критерий заботы о здоровье своей дочери и применяет его к поведению самой матери, связанному с контролем своего веса, тем самым формируя у нее обобщение о том, что ее поведение оказывает влияние на поведение дочери (сортировка в поисках слабых мест). Указывая матери па то, что она постыдно мало весит, и назначая Лори задание следить за диетой матери, Эриксон переворачивает характер их отношений и ставит знак равенства между их проблемами. Теперь уже не Лори страдает от анорексии, а «плохо иметь недостаточный вес», причем «оказывается», что недостаточный вес имеют и маТь и дочь. Таким образом, Эриксон изменяет их точку зрения на проблему Лори, и эта проблема превращается из хронической и личной в их общую, по временную проблему. Эта смена точки зрения важна как для целей немедленной коррекции (то есть для достижения непосредственной цели по изменению существующей тенденции), так и для последующего функционирования Лори в домашних условиях, поскольку теперь Лори и ее мать смогут в будущем реагировать па отклонения веса Лори как на вопрос о надлежащем весе, а не как на признаки рецидива «нервной анорексии». Заставив Лори присматривать за образом питания своей матери, Эриксон также побуждает Лори внедрить в свой поведенческий репертуар те самые различения и референтный опыт, которые потребуются ей для того, чтобы оценивать и корректировать свою собственную диету.

И вот однажды Лори приходит ко мне и говорит: «Я вчера забыла вам сказать, что позавчера мама сэкономила половину гамбургера, завернула ее в салфетку и оставила, чтобы съесть на ночь». Тут я снова впал в эмоциональный шок: «Мамаша, я что, не говорил, что вы должны съедать все до крошки? Вы можете позволить себе купить что-нибудь на вечер, если захотите, и не нужно красть это у обеда. Итак, вы совершили правонарушение против меня, и я собираюсь нас наказать, А ты, Лори, должна была сообщать мне о проступках твоей матери уже на следующий день. Ты задержалась с отчетом на целые сутки. Значит, и ты совершила правонарушение против меня, и ТЫ будешь наказана за свое правонарушение. Итак, мама, завтра вы принесете с собой ко мне па кухню хлеб и сыр, и я заставлю вас сделать бутерброды по-эриксоновски». (Кладете ломтик сыра на кусочек хлеба, ставите в духовку, расплавляете сыр, переворачиваете, снова кладете сверху ломтик сыра, опять ставите в духовку, расплавляете сыр, достаете и едите.) «Лори, твоя мать должна будет съесть бутерброд по-эриксоновски, и ты тоже». Они появились на следующий день с хлебом и сыром. Под моим зорким наблюдением они приготовили бутерброды и съели их. Разумеется, организм Лори сам позаботился обо всем. Теперь Лори и се мать снова стали великими путешественницами. Они целыми днями проводили в поездках по Аризоне. Я спросил мать, может ли она свозить Лори на Большой Каньон. Они сказала: «Конечно». Тогда я сказал «Имейте в виду, мама, Лори нужно напомнить, чтобы она взяла с собой жидкость для полоскания рта. А ты, Лори, должна обещать мне, что возьмешь с собой эту жидкость». Разумеется, любой здравомыслящий ребенок, которому приказано полоскать рот рыбьим жиром и который собирается поехать па Большой Каньон, естественно, забудет взять его с собой! И я сказал матери: «После того как напомните ей взять с собой жидкость, больше никогда не напоминайте ей о ней, я тоже не буду напоминать, и не обращайте внимания на то, что бутылка куда-то исчезла». Итак, я возложил бремя ВИНЫ на Лори, не согласившись с се отношением к себе как к Иисусу Христу. Лори БЫЛА виновна. Она нарочно забыла взять с собой бутылочку, и я знал, что так и будет.

Эриксон организует для Лори две возможности нарушить свое обещание и в результате предъявляет ей неопровержимые свидетельства того, что она не является исключительно добродетельной, по имеет и другие (и даже неприятные) стороны своей личности. Эриксон использует необходимость «наказать» Лори и ее мать как шанс бросить вызов их ригидным представлениям о нище (ориентируя их в направлении гибкости). 

И тут я поднял следующий вопрос: «Лори, я не думаю, что тебе нравится быть моей пациенткой. По крайней мере, я знаю, что мне не понравилось бы быть пациентом человека, который обращается со мной так, как я обращаюсь с ТОБОЙ». Я продолжил: «А тебе нравится ездить по Аризоне туда-сюда? Я знаю, что ты не хочешь оставаться здесь и быть моей пациенткой вечно, и Я тоже НЕ ХОЧУ, чтобы ты навсегда осталась моей пациенткой. Я полагаю, тебе следует подумать о том, сколько тебе нужно весить, чтобы можно было поехать домой. Мне кажется, что ты должна весить 35 килограммов. Ты, наверное, предпочла бы весить 30 килограммов. Мы можем сойтись на 33 килограммах. А вы, мама, пожалуй, должны весить 55 килограммов. Возможно, вы решите, что достаточно пятидесяти. Но помните, что суточные колебания веса составляют около килограмма. Вы сами определите, сколько вам весить. И когда вы достигнете этого веса, можете ехать домой». И Лори остановилась на 30, что фактически означало 31. Мать остановилась на 50, что фактически означало 51. А затем я снова сбавил давление на Лори. Я сказал: «Теперь ты весишь 31 килограмм и можешь ехать домой. И если ты не наберешь 3 килограмма за первый месяц пребывания дома, Я ПРИКАЖУ твоей маме снова привезти тебя сюда».

Вместо того чтобы поднять вопрос о том, будет Лори набирать вес или нет, Эриксон исходит из предположения, что Лори будет набирать вес, и что вопрос состоит лишь в том, какой именно. Таким образом, он переориентирует ее на будущее. Далее Эриксон описывает диапазон веса, удовлетворяющий вопросу о том, «какой вес» является допустимым, и тем самым устанавливает цифру, которая, по его мнению, является нижним пределом, тогда как Лори и ее мать довольствуются иллюзией выбора. Поставив возвращение Лори домой в зависимость от способности Лори удовлетворить заданному им критерию, вместо того чтобы ставить его в зависимость от личных реакций ее матери, Эриксон отрицает, что для Лори полезно возобновление ее прежнего поведения в отношении матери, поскольку теперь способность Лори влиять на мать посредством отказа от нищи не может оказывать влияния на вопрос о ее возвращении (на самом деле отказ от пищи приведет к тому, что ее вернут к ужасам Феникса—Свиные Уши).

Мать связалась с отцом Лори, и он прилетел с ее братом и сестрой. Я провел с ним отдельную беседу. «Каков ваш рост, возраст, вес? Так... значит, вы весите на 3 килограмма ниже нормы... почему?» Он ответил: «Из-за профилактических мер против диабета». «А в вашей семье были случаи диабета?» Он ответил: «Нет, это просто профилактические меры». Я сказал: «Иными словами, Вы играете, ставя свои три килограмма ниже нормы против жизни вашей дочери!!! И что вы о себе думаете, играя с судьбой таким образом? Вам не стыдно?» Он был надлежащим образом унижен. Я отослал его и велел пригласить ко мне брата и сестру Лори. Я спросил их: «Когда у Лори началось ее заболевание?» Они ответили: «Около года назад». — «Что происходило, когда вы предлагали ей яблоко, конфету или печенье?» — «Она всегда говорила: «Оставьте себе, я этого не заслуживаю»», — ответили они. И тогда я зачитал им приговор, обвиняющий их в намеренном лишении своей сестры конституционного права на получение подарков. Я сурово отчитал их. И они очень извинялись, что лишали свою сестру ее конституционных прав. Я отослал их и велел пригласить Лори. Я сказал: «Лори, в прошлом брат, сестра и родители часто предлагали тебе что-нибудь вкусное — конфеты, фрукты — а ты всегда отказывалась. Ты осознаешь, что нарушаешь их конституционные права ДАРИТЬ тебе подарки?! И тебе не стыдно?» И Лори покорно согласилась

Здесь Эриксон использует паттерн сортировки в поисках слабых мест в качестве способа систематического изменения точки зрения Лори и членов ее семьи так, чтобы в будущем это гарантировало, что их реакции друг на друга будут удовлетворять потребностям Лори. Как и мать Лори, ее отец непозволительно озабочен своим весом. Связав непозволительную (поскольку в семье не было случаев диабета) озабоченность отца своим весом с поведением Лори, Эриксон предлагает отцу Лори новую точку зрения, включающую признание того, что его поведение оказывает серьезное влияние на поведение Лори, и тем самым заставляет отца отказаться от важности поддерживать заниженный вес в пользу надлежащего веса. Далее Эриксон использует тот же паттерн с Лори и ее братом и сестрой, гарантируя, что в будущем брат и сестра будут предлагать Лори еду более настойчиво и Лори примет эти предложения. Вместо того чтобы принимать отказы Лори от предлагаемой ими пищи, брат и сестра будут проявлять еще большую настойчивость, чтобы она приняла пищу, пытаясь соблюсти ее «конституционные права на получение подарков».

И вот Лори и ее мать пришли ни свадьбу моей дочери Роксаны. И я старался не следить за ними, но мои дочери зорко за ними наблюдали и доложили мне, что Лори отведала свадебного пирога. Перед уходом Лори попросила свою мать сфотографировать ее сидящей у меня на коленях в инвалидном кресле. Когда Лори приехала домой, ее ждало письмо. Там говорилось: «Сколько ты весишь, не должно интересовать никого, кроме тебя и твоей совести. Твой вес — это вопрос твоих отношений с твоей совестью. Ты не должна ни перед кем отчитываться о своем весе». В сентябре она послала мне свою школьную фотографию, на которой она выглядела вполне нормально упитанной девочкой. Рождество они отмечали на Багамах, и Лори послала мне рождественскую фотографию... трудно было поверить, что это та же самая девочка... из кожи и костей она превратилась просто в шикарную кошечку. Ни следа торчащих коленок.

Тот факт, что Лори отведала свадебного пирога, являлся свидетельством того, что она научилась есть уместным образом (то есть с учетом окружающего контекста и своих собственных потребностей), а не исходя из ригидных представлений об уместности поедания самой себя. На основании этого (а также, возможно, и других, не упомянутых здесь свидетельств) Эриксон в своем письме к Лори перекладывает на нее ответственность за отслеживание своего поведения, связывая ее вес с ее совестью.

Лори и теперь продолжает переписываться со мной. Она пишет мне очень красивые письма. Как-то летом она с семьей путешествовала по Европе и вела дневник своей поездки... он был целиком посвящен интернациональной кухне. В нем ВСЕ ВРЕМЯ косвенно упоминалось о еде. Когда я написал Лори, что попросил международное сообщество отметить мое 75-летие посадкой деревьев, она написала мне в ответ: «Я посадила для вас сливовое дерево». В целом я провел с этой девочкой двадцать часов. Вам нужно просто удовлетворить эмоциональные потребности вашего пациента и не бояться приказать матери заткнуть свою варежку, и произнести это с чувством... это полностью преобразило взаимоотношения матери и дочери.