II. Сон и сновидения

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

II. Сон и сновидения

В древние времена сновидения принимались за откровения богов.

Люди верили, что добрые и злые духи могут вселяться в тело спящего и путем сновидения сообщать ему разные сведения, склонять его к тем или иным поступкам, предвещать события. Но и тогда уже было замечено, что в сновидениях боги и духи предпочитают выражаться неясно, порой символически, предоставляя самим людям разгадывать тайный смысл сновидений. Это считалось нелегким делом, доступным лишь жрецам и профессиональным толкователям снов.

Такой взгляд на сновидения был связан с анимистическими воззрениями (от латинского слова anima душа). Считалось, что во время сна душа может временно выделяться из тела, перемещаться в пространстве, переноситься в прошедшее и будущее, сохраняя все же некоторую связь с телом. Блуждая, душа набирается разных впечатлений, и они воспринимаются спящим как сновидения, как картины невиданных стран, как образы неведомых вещей, знакомых или незнакомых лиц, живых или умерших.

С течением времени это представление было дополнено другим, более усовершенствованным, но столь же наивным: душа не покидает тела во время сна, зато у спящего пробуждаются скрытые в состоянии бодрствования психические способности, и среди них самая важная — ясновидение,.способность предвидеть будущее и узнавать о событиях, происходящих на далеком расстоянии. То и другое воспринимается спящим таинственным образом, без посредства органов чувств, и переживается как сновидение.

Такие представления еще в древности породили особый род гаданий по сновидениям — «ойнеромантику». Во II в. н.э. некто Артемидор, грек из Далдиса, выпустил в свет первый «сонник» — свод правил толкования сновидений. Вот пример этого искусства, взятый из его книги: «Если ремесленник видит, что у него много рук, то это хорошее предвестие: у него всегда будет довольно работы. Сон означает, что ему нужно будет много рук.  Кроме того, этот сон имеет хорошее значение для тех, кто прилежен и ведет добропорядочную жизнь. Я часто наблюдал, что он означает умножение детей, рабов, имущества. Для мошенников такой сон, напротив, предвещает тюрьму, указывая на то, что много рук будет занято ими».

В средние века на поприще толкования сновидений подвизались даже многие философы и врачи. Среди них особым авторитетом пользовался врач Карданус (XVI в.); его толкования тщательно переписывались вплоть до XX в.  последующими составителями «сонников». Сличая различные «сонники», легко заметить, что одни и те же сновидения в разное время толковались по-разному.

Следует еще упомянуть о народных приметах, связанных со сновидениями. Большинство таких примет чистейший вздор, и все же некоторым из них нельзя отказать в известной доле народной мудрости и наблюдательности. Вот что говорил по этому поводу выдающийся русский физиолог Н.Е. Введенский, усматривавший скрытый смысл в некоторых народных приметах:

«Замечательно то, что, чем глубже сон, тем из более ранней жизненной поры приходят ассоциации и толкования впечатлений, как будто при неглубоком сне затрагивается лишь более поверхностный слой воспоминаний, а при глубоком сне получается толкование из сферы более глубоких, давно отложенных впечатлений. У наших крестьян сложилось поверье, что если приснятся давно умершие родители, то это значит, что быть дурной погоде; в этом, пожалуй, есть свой смысл, так как перед дурной погодой обыкновенно бывает состояние более глубокой сонливости, которая и характеризуется образами, выплывающими во сне из давно пережитого» (Н.Е. Введенский.  Полное собрание сочинении, т. V. Л., 1954, стр. 337).

Начало научного подхода к изучению сновидений относится к концу XVIII в. Одно из первых более или менее серьезных сочинений по этому вопросу — «Опыт построения теории сна» доктора Нудова — появилось в 1791 г.  Автор, между прочим, приводит ценное наблюдение, послужившее отправным пунктом для последующих исследований в том же направлении: одному спящему, лежавшему на спине с открытым ртом, влили в рот несколько капель воды; спящий перевернулся на живот и стал производить руками и ногами плавательные движения; ему приснилось, что он упал в воду и был вынужден спасаться вплавь.

Наблюдения такого рода показывают, что сновидения могут возникать от случайного раздражения во время сна тех или иных органов чувств. Более того, действуя на спящего каким-либо раздражителем — звуком, светом или прикосновением, удается иногда преднамеренно вызывать сновидения, явно соответствующие характеру примененного раздражителя. Таким образом был открыт путь для экспериментального изучения сновидений. Особенно много потрудились на этом поприще французский ученый Мори и немецкий ученый Вейганд, посвятившие свою жизнь исследованию причин, вызывающих сновидения.  В России этим вопросом занимались В.М. Бехтерев и М.И. Аствацатуров; последний изучил особенности содержания сновидении при заболеваниях различных органов и один из первых использовал этот прием для распознавания болезней.

Мори рассказывает, что однажды, в то время как он спал, к его носу поднесли флакон с одеколоном; этого было достаточно, чтобы ему тут же приснились парфюмерная лавка, Каир, восточные страны, где ему довелось незадолго перед тем побывать. В другом опыте Мори осветил красным светом лицо спящего; испытуемому приснились гроза, вспышки молнии, раскаты грома.  В одной швейцарской гостинице, переполненной путешественниками, как-то ночью во время грозы почти всем постояльцам снился один и тот же сон: будто во двор с оглушительным шумом въезжают экипажи с новыми путешественниками, которые еще больше стеснят живущих в гостинице. Эти факты свидетельствуют о влиянии внешних раздражении на деятельность мозга во время сна.

Интересен тот обычный для сновидений факт, что богатые содержанием сновидения, кажущиеся спящему весьма продолжительными, на самом деле протекают очень быстро — всего несколько секунд. Представления о времени и пространстве во сне резко нарушены. Описан, например, такой случай. Один известный драматург, явившись на представление своей пьесы, заснул от усталости и нездоровья. Во сне он видел всю свою пьесу от начала до конца, следил за развитием действия и за тем, как принимает его произведение публика. Наконец занавес опускается под оглушительные аплодисменты, драматург просыпается и, к своему удивлению, слышит, что на сцене произносятся еще только первые реплики первой сцены. Все перипетии пьесы, прошедшие перед его глазами во время сна, заняли, таким образом, всего несколько секунд. До сих пор подобные случаи ускорения психической деятельности во сне не вызывали сомнений. Но недавними исследованиями американских психологов из Чикагского университета было установлено, что в то самое время, когда спящий видит сон, характер биотоков его головного мозга приобретает такой же вид, как и во время бодрствования, а глазные яблоки под опущенными веками производят интенсивные движения. Это длится столько же, сколько и само сновидение, — в среднем 9 минут, а иногда и значительно больше. Оказалось, что «действие, которое наблюдает спящий во сне, занимает ровно столько же времени, как если бы оно совершалось наяву» (см. журн. «Техника-молодежи», 1962, № 9, стр. 33).

О том, что и в бодрственном состоянии представления и воспоминания могут иногда проноситься с необычной, сверхнормальной скоростью, свидетельствуют показания людей, переживших миг смертельной опасности. В такой миг якобы вмещаются воспоминания чуть ли не всей прожитой жизни.

Не менее частым источником сновидений являются возбуждения, приходящие в мозг не из внешнего мира, а из внутренних органов тела — желудка, кишок, мочевого пузыря, легких, сердца и пр. Все эти органы обладают чувствительностью и связаны нервными путями с «органом психики» — корой больших полушарий головного мозга. Днем мы обычно не замечаем «сигналов», идущих из внутренних органов, потому что сознание заполнено более сильными впечатлениями внешнего мира. Ночью обстановка меняется: чем более замирает деятельность наружных органов чувств, тем отчетливее начинают ощущаться раздражения, возникающие во внутренних органах, — особенно если эти раздражения вызываются какими-либо болезненными процессами. Так возникают тягостные, кошмарные сны, пугающие суеверных людей. Нарушение во время сна нормальной сердечной деятельности или дыхания наиболее частый источник таких сновидений. Нам тогда снится, что мы бежим, изнемогая от усталости, преследуемые диким зверем или грабителем, подвергаемся опасности утонуть или задохнуться в огне и пламени. Немецкий психолог Бернер в своих опытах закрывал спящим нос ватой и почти всегда наблюдал следующее: спящий начинал метаться, стонать, затем просыпался и рассказывал о сновидении, в котором какое-то чудовище, постепенно увеличиваясь, грозило его задушить. «Душил домовой!» — заявляли в прежнее время крестьяне, когда заходила речь о таких снах.

Сновидения, вызываемые раздражением внутренних органов, могут иметь диагностическое значение. По ним опытный врач иногда может распознать начало той или иной внутренней болезни, которая в состоянии бодрствования еще не дает о себе знать, не проявляется типичными для нее симптомами.  Известно множество примеров такого рода. Пациенту одного врача приснилось, что у него «окаменела» нога и он потерял способность ею владеть; спустя некоторое время у него сделался паралич той же ноги. Другому пациенту в течение нескольких месяцев снилось, что он проглатывает различные предметы; причиной этого много раз повторявшегося сна оказалась возникающая в глотке злокачественная опухоль. Немецкий естествоиспытатель и врач К. Геснер видел во сне, что его укусила в грудь змея, и через некоторое время на этом месте появилась долго не заживавшая язва. Во всех этих случаях начало болезни ускользало от бодрствующего сознания, занятого текущими впечатлениями и заботами дня.

Наблюдаемые факты влияния деятельности внутренних органов на содержание сновидений долго не могли быть объяснены. Лишь советские физиологи И.П. Павлов и его сотрудники, в частности К.М. Быков, открыли механизм взаимодействия коры головного мозга и внутренних органов. Тем самым было впервые дано научное объяснение этим фактам. Приведенные опыты и наблюдения, установившие роль внешних и внутренних органов чувств в возникновении сновидений, проложили путь к современным физиологическим представлениям о природе сновидений и сна. Не меньшее значение имело и другое крупное открытие: в 60-е и 70-е годы XIX в. было создано учение о локализации (местонахождении) психических функций в коре больших полушарий мозга. Было доказано, что все органы чувств имеют свое представительство в мозговой коре: орган зрения связан с участком мозга в затылочной доле, орган слуха — в височной, осязание в теменной. Вскоре после этого вышла в свет замечательная по тому времени брошюра русского доктора Б. Окса, в которой сновидения уже рассматриваются как результат парциальной (частичной) деятельности отдельных участков мозга во время сна.

Вот небольшая выдержка из этого незаслуженно забытого сочинения:

«Мы можем легко себе представить, что известная группа клеточек (нейронов мозговой коры. — Л.В.), в которой сосредоточена определенная душевная деятельность, под влиянием снотворного вещества перестает временно функционировать; в это время совершают свои отправления бодрствующие группы, и эта частичная деятельность мозга объясняет нам как минимальность душевной деятельности (во время сна. — Л.В.), так и бессвязность и абсурдность многих сновидений. Внезапные раздражения (органов чувств. — Л.В.) снова призывают к деятельности известный район (коры мозга. — Л.В.), зато засыпают все или некоторые из действовавших (до того. — Л.В.) областей клеток» (Б. Окс. Физиология сна и сновидений. Одесса, 1880, стр. 78).

Сновидения — это частичная деятельность угнетенной во время сна мозговой коры, вызываемая различными раздражениями внешних или внутренних органов чувств. Таков смысл вышеприведенных положении доктора Окса, высказанных 80 лет назад, но уже приближающихся к современному учению о сне и сновидениях, экспериментально обоснованному Павловым и его сотрудниками.  Ошибался Окс только в понимании причин, приводящих к угнетению мозговых клеток во время сна. Он (как почти все его современники) полагал, что такой причиной является самоотравление мозговых клеток продуктами обмена веществ — «ядами сна», которые накапливаются в крови и в клетках во время бодрствования и действуют усыпляющим образом, подобно наркотикам. На самом деле мы засыпаем еще до того, как успеют накопиться ядовитые продукты обмена. Мы можем сладко вздремнуть даже утром, после достаточно длительного ночного сна, когда о «ядах сна» не может быть и речи. И только в исключительных случаях, когда бодрствование, поддерживаемое искусственными приемами, продолжается несколько суток подряд, когда потребность в сне становится болезненной, непреодолимой, — только тогда фактор самоотравления начинает играть главную роль.

Об этом свидетельствуют интересные наблюдения московского профессора П.К. Анохина, произведенные в 1939 г. на редком объекте — двух сросшихся человеческих близнецах. Эти близнецы имели общее туловище, одно сердце и общую кровеносную систему, но две головы, два мозга. И вот нередко случалось, что одна голова засыпала, в то время как другая продолжала бодрствовать. Значит, не гуморальный фактор (состав крови) играет главную роль при засыпании. Ведь в данном случае оба мозга, получая одинаковую по составу кровь, могли находиться в разных функциональных состояниях: один мозг — в состоянии угнетения, другой — бодрствования.

Какой же благодетельный фактор заставляет нас вовремя засыпать и тем самым охраняет наш мозг и весь организм от переутомления, от опасности самоотравления? Павлов классическими опытами, применив метод образования условных рефлексов, доказал, что фактором, вызывающим сон, является торможение нервных клеток, составляющих кору мозговых полушарий.

Ритмические нервные импульсы, поступающие от органов чувств к нервным клеткам коры, могут при разных условиях оказывать на них двоякое действие: или приводить в деятельное, возбужденное состояние, или, напротив, тормозить это деятельное состояние, выключать нервные клетки из работы. Возбуждение и торможение — основные нервные процессы. Без них не может осуществиться ни один двигательный акт, ни одно психическое переживание.

Возбуждение и торможение — две стороны, два процесса, осуществляющие высшую нервную деятельность. Благодаря их взаимодействию в коре происходит анализ и синтез внешних раздражении в соответствии с их значением для жизнедеятельности организма; динамика возбуждения определяет при этом и характер ответной реакции организма на воздействия его внешней и внутренней среды.

Состоянию бодрствования соответствует так называемая динамическая (подвижная) «мозаика» очагов возбуждения и очагов торможения в коре мозговых полушарий. Пространственное распределение этих очагов постоянно меняется в зависимости от осуществляемой в данный момент деятельности, от переживаемого психического состояния. Когда я читаю лекцию, очаги устойчивого возбуждения находятся в тех отделах коры, которые ведают функцией речи, осуществляют акт мышления; все остальные части коры находятся в состоянии более или менее глубокого торможения. Но вот я перехожу к другому роду деятельности, например, начинаю играть на рояле, и корковая «мозаика» тотчас меняется: прежние очаги возбуждения затормаживаются, возникают новые очаги в других группах корковых клеток. В коре больших полушарий у человека насчитывается 14–15 миллиардов нервных клеток (нейронов). Число возможных пространственных комбинаций возбужденных и заторможенных очагов в коре поистине неизмеримо. А ведь каждая такая комбинация отражает те или иные моменты различных психических состояний.

Что же происходит с этой корковой «мозаикой» бодрствования, когда мы засыпаем? В каком-нибудь пункте коры возникает особенно устойчивый очаг торможения. Слабые, однообразные раздражители — колыбельная песня, укачивание, тиканье часов и пр. могут способствовать образованию такого очага. Из него, как из центра, торможение начинает «иррадиировать» — распространяться на соседние группы нейронов, затем все дальше и дальше, гасит встречающиеся на пути очаги возбуждения, захватывает, наконец, всю кору, все корковые нейроны. Наступает глубокий сон без сновидений, без каких-либо проявлений психической деятельности. Мозговая кора — «орган психики» — полностью отдыхает.

Следовательно, сон возникает как результат преобладания в коре головного мозга тормозного процесса. Такое торможение, указывал И.П.  Павлов, имеет «охранительное» значение для организма, способствует его отдыху в целом и особенно наиболее тонко организованного его аппарата — коры головного мозга.

Можно, таким образом, сказать, что распространившееся по коре сонное торможение играет для мозга и всего организма роль «ангела-хранителя». Но и более того: оно выступает иногда в роли «чудесного исцелителя», производящего ускоренное восстановление (ресинтез) в мозговых клетках тех необходимых для нормальных отправлений мозга и психики сложнейших химических соединений, которые растрачиваются во время дневной напряженной деятельности. Недостаточное изо дня в день пополнение этих соединений приводит к заболеваниям не только самого мозга, но и управляемых им органов тела. Понятно, почему такие болезни излечиваются искусственно продленным сном — так называемой сонной терапией, введенной в медицинскую практику И.П. Павловым и его последователями. Бывает, однако, так, что какая-нибудь тревожная или творческая мысль или бурное чувство мешают нам заснуть. В таких случаях в мозговой коре действуют очаги особенно сильного и устойчивого возбуждения; они-то и препятствуют иррадиации торможения, наступлению сна. Если же сон все же наступит, он будет неполным, частичным.  В коре сохранится «сторожевой пункт возбуждения», подобно одинокому утесу среди разлившегося моря торможения. Через него спящий мозг может поддерживать связь с окружающим. Так, истомленный тяжелым походом воин глубоко спит, но при малейшей тревоге он уже на ногах и ищет оружие.

Подобные явления И.П. Павлов и его сотрудники (См. Б.Н. Бирман.  Экспериментальный сон. Л., Госиздат, 1925, и др.) воспроизвели в замечательных опытах на собаках. Например, у собаки образован условный слюноотделительный рефлекс на определенный тон фисгармонии — «до». Звучание этого тона каждый раз сопровождалось безусловным слюноотделительным раздражителем — кормлением. Когда условный рефлекс на тон «до» уже выработан, другие тоны фисгармонии — «ре», «ми», «фа», «соль» — также вызывают выделение слюны. Но действие их не подкрепляют подкармливанием, и оно угасает. Теперь уже только подкрепляемый тон «до» вызывает возбуждение в соответствующем, ему корковом центре, все же остальные тоны фисгармонии создают в коре очаги «внутреннего», «дифференцировочного» (по терминологии Павлова) торможения. Стоит теперь длительно зазвучать одному из таких тормозящих тонов, например тону «ми», чтобы внутреннее торможение начало иррадиировать из своего очага. Когда оно распространится на всю кору мозговых полушарий, собака уснет. Такой экспериментально вызванный сон во всем подобен обычному сну с сохранившимся в коре «сторожевым пунктом»: как только зазвучит подкрепляемый кормлением, возбуждающий условный раздражитель — тон «до», — собака проснется, начнет искать пищу, у нее потечет слюна.

Сон со сновидениями — другая разновидность неполного торможения коры больших полушарий. Если сон глубок, то кора глубоко заторможена и импульсы возбуждения, приходящие в нее от органов чувств, тут же заглохнут.  Сновидений не будет. Ближе к утру, когда клетки коры достаточно отдохнут, охранительное торможение ослабевает и проникающие в нее импульсы начинают пролагать себе путь в лабиринте сплетающихся своими отростками нейронов.  Подобно блуждающему огоньку, возбуждение перебегает от одной группы корковых клеток к другой и, растормаживая их, оживляет ту прихотливую вереницу образов, преимущественно зрительного характера, которую мы называем сновидением. Поразительна яркость, жизненность возникающих при этом образов! В состоянии бодрствования никакое воображение не может нарисовать ничего подобного. Именно яркость образов сновидения и играла, по-видимому, важную роль в возникновении суеверных представлений о загробной жизни.

Многие особенности сновидений, в частности их чрезвычайная образность и фантастичность, находят себе объяснение в учении Павлова о двух сигнальных системах. Обычные раздражители внешнего мира звуковые, световые, обонятельные и т.п. — в процессе образования условных рефлексов становятся сигналами безусловных раздражителей и могут их замещать. Так, например, в уже приведенном опыте Бирмана тон «до» стал сигналом пищевой реакции, заменив безусловный пищевой раздражитель. Совокупность таких сигналов и вызываемых ими условных рефлексов — первая сигнальная система — лежит в основе психической деятельности высших животных, а также детей, еще не научившихся говорить. Она преобладала у первобытных людей, у которых звуковая и внутренняя речь (а с нею непосредственно связано мышление) еще находилась на низкой ступени развития. Нет речи — значит нет и понятий, нет логического мышления (оперирования понятиями); на этих ступенях развития возможно лишь мышление конкретными образами и ассоциациями (связями) по смежности, сходству или противоположности, но зато как ярки эти образы, как безудержны, фантастичны ассоциации! С развитием речи наряду с первой сигнальной системой появляется вторая сигнальная система. Слово становится звуковым символом сигналов первой системы — «сигналом сигналов»; мышление приобретает все более логический, отвлеченный характер, утрачивая первобытную образность; и, чем выше в процессе эволюции (развития) поднималась система словесных сигналов, тем более подавлялась, тормозилась, отходила на задний план первая сигнальная система, по своему происхождению более ранняя.

Что же происходит во время сна? Вторая сигнальная система, как образование более позднего происхождения, менее устойчива и с наступлением сна затормаживается в первую очередь. Благодаря этому первая сигнальная система легко освобождается из-под ее влияния, а вместе с этим вновь приобретает самостоятельное значение образное мышление с его красочностью и безудержной фантастикой. Самые невероятные, самые несбыточные сонные грезы принимаются спящим как должное, как реально существующее; и только проснувшись, мы начинаем удивляться своему легковерию в часы сна.

Во сне впечатления действительности нередко предстают в резко измененном, даже искаженном виде. Это находит объяснение в существовании открытых сотрудниками Павлова так называемых гипнотических фаз. Эти фазы проявляются при переходе от бодрствования ко сну и от сна к бодрствованию.  Из них особое значение имеет «парадоксальная» фаза, замечательная. тем, что во время ее протекания слабые внешние и внутренние раздражители действуют на мозг, а следовательно, и на психику заметно больше, чем сильные раздражители. Точно так же и следы, оставленные в мозговой коре слабыми впечатлениями, в эту фазу сна переживаются как бы в преувеличенном виде, а следы от сильных впечатлений — в преуменьшенном виде. Вследствие этого, например, слабые звуки могут показаться спящему оглушительными, а сильные — едва слышимыми. Образы мелких предметов в сновидениях могут принять гигантские размеры, тогда как образы действительно крупных предметов могут казаться ничтожными по величине.

Итак, от анимистических верований до точных экспериментов Павлова — таков многовековой путь, пройденный человечеством в изучении сна и сновидений. Нельзя не подчеркнуть, что разгадка физиологического механизма сна и сновидений — крупная заслуга нашей отечественной передовой науки, материалистический характер которой и явился основным источником ее успехов.

Казалось бы, всякие ложные представления о сновидениях давно уже следовало сдать в архив, а между тем они еще дают знать о себе даже в среде образованных людей, недостаточно знакомых с успехами современного естествознания.

Человека, еще не расставшегося с суевериями, особенно поражают сновидения фантастического характера. Как часто, проснувшись, мы спрашиваем себя:

«Почему мне это приснилось? Ведь в действительности ничего такого не существует. Я никогда не слыхал, не читал и не думал о чем-либо подобном!» В самом деле, почему сновидения так часто совсем не походят на все то, что мы помним из своего личного опыта? Это сложный вопрос, но наука может дать этому явлению исчерпывающее объяснение.

Во-первых, во сне можно увидеть то, что ускользнуло от нашего бодрствующего внимания. В подтверждение этого французский ученый Деляж приводит такой случай. Лестница его квартиры была украшена стеклянным шаром, который однажды был разбит и довольно долгое время не заменялся новым. Как-то Деляжу приснилось, что вместо шара поставлено медное украшение в форме еловой шишки. Утром он рассказал об этом своей семье и, к величайшему удивлению, узнал, что уже несколько дней назад именно такая медная шишка и была поставлена вместо разбитого шара. Несомненно, Деляж не раз видел ее, не отдавая себе в этом отчета, так как весьма точно описал ее по сновидению; выйдя затем на лестницу, он собственными глазами убедился в наличии этого украшения.

Во-вторых, во сне могут ожить и такие впечатления, которые в свое время запомнились, а затем как будто бы вовсе изгладились из памяти, например события детских лет. Когда такие незамеченные или забытые образы проявляются в сновидении, мы их не узнаем, они кажутся нам чуждыми, навеянными какой-то таинственной силой. Еще в большей степени то же самое можно сказать о тех видимых во сне образах, которые являются результатом «сгущения» нескольких впечатлений, относящихся к разным периодам жизни.  Например, одному исследователю сновидений приснилась его знакомая, но совсем маленького роста (незадолго перед тем он встретил на улице карлика) и с глазами навыкате, как у статуэтки японского божка (которую он видел в магазине старинных вещей). В результате получился фантастический образ, в действительности никогда не существовавший.

И.М. Сеченов очень удачно выразил эту особенность сновидений следующими словами: «Сновидения — это часто небывалая комбинация бывалых впечатлений». Павлов по этому же поводу писал: «Сновидения обыкновенно представляют цепь разнообразных и противоположных следовых раздражении» (Цит. по кн. Ф.П. Майоров. Физиологическая теория сновидений. М.-Л., Изд.  АН СССР, 1951, стр. 39).

Нужно запомнить раз и навсегда: какими бы причудливыми, непонятными, таинственными ни казались нам сновидения, в них всегда содержится только то, что хотя бы раз сознательно или бессознательно уже было воспринято в состоянии бодрствования. Сновидения это не более чем переработанные частично бодрствующим мозгом прихотливо перепутанные между собой обрывки, следы прошлого опыта — того, что мы когда-либо видели, слышали, о чем думали или читали.

Это основное положение в учении о сновидениях нередко оспаривается теми, кто все еще хочет видеть в них нечто таинственное. А почему же тогда, говорят они, мы часто летаем во сне? Ведь в действительной жизни никто из нас не летал. На этот вопрос можно дать следующий ответ: все мы наблюдали полет птиц, бабочек, летучих мышей и в состоянии сна переносим этот опыт на самих себя. Известны условия, при которых такие сновидения возникают. Это происходит тогда, когда дыхание спящего чем-нибудь затруднено, а затем вдруг становится легким, свободным. Опыт показывает: если голову спящего прикрыть одеялом, а затем одеяло убрать, он нередко потом заявляет, что летал во сне. Столь же просто объясняется и другой «странный» сон — падение в пропасть. Человек уснул с согнутыми в коленях ногами; если быстро распрямить ноги, ему приснится падение вниз. То же самое произойдет и в том случае, когда спящий бессознательно сам произведет указанное движение ног.

Нередко мистическое значение придается так называемым «творческим снам». Известно, что многие знаменитые люди видели во сне решение тех проблем, над которыми они безуспешно трудились в состоянии бодрствования.  Так были решены некоторые математические задачи. Немецкий химик Кекуле уловил в сонной грезе структурную формулу сложного химического вещества — бензола. Вольтер видел во сне новый вариант своей поэмы «Генриада».  Итальянский композитор Тартини записал некоторые свои сонаты, услышав их во сне сыгранными кем-то другим. О новых мыслях, пришедших во сне, рассказывали немецкий физиолог К. Бурдах, В.М. Бехтерев и многие другие ученые. Ничего необычного эти случаи в себе не содержат. Они говорят лишь о том, что сон людей, увлеченных творческим трудом, часто бывает неполным: те отделы мозговой коры, которые усиленно работали днем, не захватываются торможением во время сна, остаются в возбужденном состоянии и продолжают работать и ночью.

Самым загадочным в сновидениях многие и по сей день считают их якобы вещий, пророческий смысл. Мы уже привели несколько «диагностических», предвещающих болезнь снов и убедились при этом, что ничего пророческого такие сны в себе не содержат. Впрочем, они представляют большую редкость.  Чаще «вещие сны» основаны на простом недоразумении. Почти все люди видят сны, иногда много снов в ночь. За неделю, за месяц у каждого набираются десятки, если не сотни, виденных снов. Но многие ли из них сбываются?  Конечно, нет. Как правило, сны не сбываются, и только как исключение они более или менее соответствуют грядущим событиям. По теории вероятностей так и должно быть: много снов, много событий — кое-что непременно должно и совпасть. В этом нет ничего удивительного, но суеверный человек так уж настроен, что редким совпадениям придает больше значения, чем обычному их отсутствию. Если нам покажется, что виденный сон чем-либо напоминает какое-нибудь событие, происшедшее через день, через два, через неделю или месяц, мы бьем тревогу, мы рассказываем об этом как о чем-то чудесном, наивно упуская из виду, что десятки и сотни других сновидений вовсе не соответствовали событиям нашей жизни.

Вера в пророческий смысл сновидений — одна из самых упорных иллюзий человеческого ума. Она подкрепляется еще и другим обстоятельством.  Давно замечено, что в сновидениях часто исполняются явные или затаенные влечения и желания. Ребенка соблазняют груды конфет в витрине магазина, но мать отказывается удовлетворить его просьбу. Вечером он с трудом засыпает, все еще помня несбывшееся желание, и вот ночью во сне оно наконец осуществляется: ребенок видит себя в магазине и берет столько конфет, сколько хочет. То же самое нередко бывает и со взрослыми: добиваясь исполнения заветного желания, мы видим его во сне уже осуществленным; когда же после многих усилий нам удается наконец добиться своего, мы вспоминаем виденный сон, удивляемся, объявляем его «вещим».

Психологическим анализом сновидений много занимался австрийский психиатр Зигмунд Фрейд. По его данным, изложенным в обширном сочинении «Толкование сновидений», источником многих снов являются когда-то пережитые, а ныне затаенные, «вытесненные» из сознания в «подсознательную сферу» чувственные влечения, не исполнившиеся или неисполнимые почему-либо запретные желания и связанные с ними сильно волнующие образы, преимущественно сексуального характера. Мы ничего уже не знаем об этих как будто забытых переживаниях, но тем не менее они не перестают влиять на наше поведение, настроение, могут вызывать необоснованные страхи, беспокойства и т.п. И только в сновидениях такие «ущемленные комплексы» — сгустки затаенных образов и чувств — снова и снова выплывают из глубин подсознательной психической сферы, чтобы в зашифрованной символической форме постепенно как бы изжить себя. Несмотря на идеалистическую направленность теоретических воззрений Фрейда, для нас неприемлемых, его эмпирическое исследование сновидений, по-видимому, содержит зерно истины.  Советский психиатр И.А.  Перепель (см. И.А. Перепель. Психоанализ и физиологическая теория поведения. Л., 1928) сделал заслуживающую внимания попытку перевести психологические представления Фрейда на язык современной физиологии высшей нервной деятельности. Такие попытки делаются и в настоящее время (см. Э.Ш.  Айрапетьянц и К.М. Быков. Учение об интероцепции и психология подсознательного. «Успехи современной биологии», т. XV, 1942, стр. 273; Г.  Уэллс. Павлов и Фрейд. М., ИЛ, 1959).

Существование бессознательных или подсознательных психических явлений в настоящее время никем не оспаривается. И философы, опровергающие учение Фрейда с позиций диалектического материализма, например, пишут: «В одном Фрейд прав: бессознательное есть. Оно живет, действует, влияет на процесс сознания, — и не в качестве каких-то «чисто физиологических» временных нервных связей, которые до поры до времени заторможены. Это действительно живая, полная смысла область, воздействие которой ощущал каждый из нас. То, что мы знаем, но не помним сейчас, имеет определенное смысловое содержание, которое в принципе не сводится к возбуждению и торможению клеток коры головного мозга» (Ф. Михайлов и Г. Царегородцев. За порогом сознания (Критический очерк фрейдизма). Госполитиздат, 1961, стр.  45. Подчеркнуто авторами.).

Сновидениям придавалось либо чрезмерно большое значение, либо, напротив, они объявлялись лишенными какого бы то ни было значения и интереса. Обе эти крайние точки зрения неправильны. Сновидения могут оказывать заметное влияние на наше настроение в течение следующего дня. Это особенно относится к кошмарным снам, накладывающим свой эмоциональный отпечаток на дневную деятельность здоровых и, тем более, больных людей (невропатов). Проф. Ф.П. Майоров (см. Ф.П. Майоров. Физиологическая теория сновидений, стр. 122), отмечая эти факты в своей книге, ссылается на авторитет В.М. Бехтерева, который утверждал, что сновидения могут влиять на наше настроение «подобно своеобразным внушениям». Нельзя отрицать, как мы видели, и некоторого диагностического значения сновидений. Один из крупнейших советских невропатологов, М.И. Аствацатуров, писал по этому поводу:

«Можно, например, признать, что если тревожные сновидения с элементом страха смерти сочетаются с внезапными пробуждениями, то это может возбуждать подозрения о заболевании сердца в таком периоде, когда никаких других субъективных жалоб, указывающих на такое заболевание, не имеется» («Советская врачебная газета», 1939, № 1, стр. 10).

Парапсихологи не соглашаются с утверждением, что в сновидениях спящий может иметь только обрывки и следы своего собственного житейского опыта, только то, что он сам когда-либо видел и слышал, о чем думал или читал. Признавая существование телепатических и телестетических явлений, они полагают, что некоторые сновидения могут быть обусловлены парапсихическими способностями, обостряющимися во время естественного и гипнотического сна.

Чтобы не повторяться, отсылаю читателя к своей книжке «Внушение на расстоянии» (Л.Л. Васильев. Внушение на расстоянии (Заметки физиолога).  Госполитиздат, 1962. См. гл. II «Случаи из обыденной жизни, принимаемые за внушение на расстоянии».), в которой приведен ряд таких сновидений, принимаемых парапсихологами за «телепатические». Здесь же ограничусь одним примером якобы телестетического (ясновидческого) сновидения, взятым из трактата Ш. Рише (Ch. Richet. Traite de Metapsychique. Paris, 1923, p.  153).

В городе Гавре проживала известная своими парапсихическими способностями нервнобольная Леония Б., с которой много экспериментировали д-р Жибер, проф. Жане и проф. Рише. Однажды, когда Рише и Жибер были в Париже, Жане вызвал у Леонии гипнотический сон и внушил ей, что она в своем сновидении отправляется в Париж, чтобы повидать там Рише и Жибера. Внезапно испытуемая заявила: «Там горит». Жане попытался ее успокоить, но она продолжала твердить: «Но я вас уверяю, месье Жане, что там горит».  Действительно, Жане через некоторое время узнал, что в тот же день, 15 ноября, в 6 часов утра, пожар уничтожил лабораторию проф. Рише. Жане усыпил Леонию именно в этот день в 17 часов, когда никто в Гавре, в том числе и Жане, не мог еще знать о пожаре (это произошло в середине 80-х годов 19 века, когда связь между городами была еще плохо налажена).

Аналогичный случай (и, пожалуй, более показательный) произошел с той же испытуемой, но уже в бодрственом состоянии. Однажды вечером Рише после нескольких неудачных опытов мысленного внушения цифр и игральных карт задал Леонии Б. вопрос:

— Что происходит с г-ном Ланглуа (заведующим лабораторией, в которой работал в то время еще молодой Рише)?

Она очень быстро ответила:

— Он обжег себе руку. Зачем он был так невнимателен, когда переливал?

— Что переливал?

— Красную жидкость в небольшой флакон... Его кожа тотчас же вздулась.

«Нельзя было выразиться точнее», — пишет Рише. Оказалось, что два часа назад Ланглуа, производивший в лаборатории химический опыт, переливая в колбу бром, неосмотрительно поторопился. Эта «красная жидкость» пролилась на его руку и предплечье, где тотчас же вздулся волдырь довольно большой величины. Леония не имела доступа в лабораторию, и никто из посещавших лабораторию не приходил за это время к Рише.

В подобных случаях нельзя исключить возможность случайного совпадения двух происшествий, не имеющих между собой никакой связи. Поэтому такие случаи сами по себе не могут служить достаточным доказательством существования телепатических и ясновидческих восприятии или сновидений.  Рассказы о подобных происшествиях получат серьезное значение только в том случае, если явления телепатии и телестезии удастся по-настоящему установить многократно повторяемыми экспериментами, о которых будет сказано в главах VI и VII.