ГАЛЛЮЦИНОГЕНЫ В ИСТОРИИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГАЛЛЮЦИНОГЕНЫ В ИСТОРИИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

Ибога

В тропических лесах Западной Африки живет загадочное племя фангов. Считается, что свою религию «бвити» они заимствовали от еще более загадочного племени пигмеев во время своих миграций по Африканскому континенту. Так как ни у фангов, ни у пигмеев нет родственного нашему летоисчисления, хронологию религии «бвити» проследить невозможно. Ясно только, что ее начало теряется в седой древности тысячелетий.

В основе этой религии лежит культ кустарника ибоги. Массовые трансы, в которые впадает племя под воздействием выжимки из корней ибоги, являются главным религиозным действом. По «рецепту» фангов надо съесть «много граммов коры» кустарника, для того чтобы «голова открылась и духи вошли в нее». Куст ибоги в тропическом лесу встречается крайне редко, поэтому фанги выращивают его искусственно.

Интересно, что, по мнению антропологов, растение ибога послужило главной причиной того, что фанги сохранились и до наших дней как отдельное племя, имеющее независимую религию и культуру. Туземцы просто не принимали истин, не подтверждаемых духами, с которыми в процессе ритуального приема растения они общались. Тем самым они практически не были подвержены влиянию ни других племен, ни современной цивилизации.

Возможно, не стоило бы вовсе говорить об ибоге, если бы она не стала первым галлюциногеном, с которым познакомилась Европа. В середине XIX века появились первые торговые контакты между континентом и Западной Африкой. На всемирной парижской выставке 1867 года публике был представлен как сам кустарник, так и тонизирующее лекарство ламбарен, которое рекомендовалось в качестве панацеи от всех болезней: от бессонницы до сифилиса.

Главная надежда возлагалась на «ламбарен» как на афродизиак (то есть средство, усиливающее сексуальную потенцию у мужчин и женщин). Реклама тех лет подавала его как лекарство для лечения импотенции.

В 1901 году из корня кустарника был выделен алкалоид (алкалоиды — активные химические соединения, выделенные из растений), который назвали ибогаином.

Тогда же появились сообщения об «отравляющей» способности этого алкалоида. При больших дозах ибогаина пациент начинал видеть «тени» и образы ярких, цветных объектов. Видения не отличались от реальности, вызывая у пациентов панику.

Вполне вероятно, на подобные ощущения накладывались модные в начале века спиритические настроения. Характерна фраза одного из пациентоз, принимавших ламбарен:

«Я не хочу быть импотентом, но и медиумом я становиться не собираюсь…»

Во всяком случае, и в Европе, и в Америке к 1910 году ибогаин был запрещен. Дальнейшие его исследования прервались; до сегодняшнего дня его психоактивные свойства до конца не изучены.

Очевидно, европейское сознание в лице законодателей испугалось галлюцинаций, вызываемых корой ибоги. Причем испугалось настолько, что растение не стали даже изучать.

Аяхуаска, вирола и ДМТ

Индейцы Южной Америки словами «аяхуаска», «аявазка» или «хаапи» называют известный им с незапамятных времен галлюциногенный напиток.

Первое сообщение о его существовании принесли в Европу ботаники Р. Спрус и А.Р. Уоллес, которые в 1850 году исследовали флору Амазонки.

С языка индейских племен слова эти переводятся как «вино душ» или «вино мертвых». Относится это и к растениям — лианам Banisteriopsis caapi и Banisteriopsis inebrians, являющимся основным компонентом шаманского напитка.

Сколько веков их галлюциногенные свойства известны аборигенам, не знает никто.

Местных лекарей-шаманов называют «аяхуаскерос», то есть люди, изготавливающие аяхуаску и врачующие с ее помощью.

Европейские путешественники по Амазонке (у нас известен Гарри Райт и его книга «Свидетель колдовства») рассказывают, что действие хаапи продолжается около 6 часов, вызывая чрезвычайно богатую мозаику зрительных галлюцинаций, преимущественно естественного, «природного» характера:

«Я как будто превратилась в растение. Вокруг меня в каком-то невообразимом сексуальном танце, медленно, но в завораживающем ритме, плыли ветви — руки, листья — лица и лианы — тела. Я чувствовала себя такой же мерно колеблющейся живой лианой, и мне хотелось двигаться в этом удивительном танце. Одновременно с удовольствием в глубине души таился страх. Это был не мой танец. Это был танец людей и растений, думающих совершенно не так, как я…»

Допкин де Риос

Галлюцинации, возникающие под воздействием напитка, легко, с помощью собственного голоса, управляются самим грезящим. Культура индейцев кечуа основана на «икарос» — магических песнях. Они служат шаманам для звукового управления галлюцинациями.

Во время лечебных сеансов и пациент, и целитель поют. Содержание и звуковая сторона песни предназначены для направления целительной энергии в различные части тела и души пациента.

Индейцы утверждают, что во время такого сеанса пациент и шаман испытывают одни и те же галлюцинации. По сути, сеанс описывается этнографами как телепатический.

К сожалению, эксперименты европейских исследователей не смогли ни доказать, ни опровергнуть существование телепатии во время коллективных приемов галлюциногенного напитка.

Ткани лиан богаты алколоидами бета-карболинового ряда. Самым важным бета-карболином в составе лозы является гармин. Однако гармин не вызывает галлюцинаций, если только не употреблять его в дозах близких к смертельным.

Считается, что в напиток индейцы добавляют кору различных видов деревьев семейства вирола. Однако это всего лишь догадки этнографов.

Дело в том, что деревья вирола, содержащие мощный алкалоид — галлюциноген ДМТ (диметилтриптамин), произрастают в других районах Южной Америки. Шаманы Бразилии, Колумбии и Венесуэлы для эффекта галлюциногенных переживаний используют порошок коры, смолу и сок этих родственников мускатного ореха.

Нередко порошок виролы используется в погребальных ритуалах, причем его съедают вместе с костями умерших. Цель — проводы души умершего в загробный мир.

Интересно, что гармин никогда не был запрещен в Европе, так как наша культура никогда не использовала его галлюциногенные свойства. Зато это открытое шаманами древней Амазонки соединение стало предшественником современных антидепрессантов (ингибиторов моноаминоксидазы).

Этого нельзя сказать об алкалоиде виролы — диметилтриптамине, или ДМТ. В 1956 году чешский химик Стивен Жера, исследуя порошок виролы (попутно он обнаружил, что некоторое количество этого вещества содержат в себе и бобовые растения), синтезировал алкалоид ДМТ, который и по сей день остается одним из самых сильных среди известных галлюциногенов.

По структуре ДМТ близкий родственник серотонина — одного из основных метаболитов нервной клетки. ДМТ при попадании в организм на очень непродолжительный срок вытесняет серотонин из химических реакций и встает на его место в рецепторах нервных окончаний.

Исследования ДМТ в условиях нормального обмена веществ в нервной системе показали, что он играет активную роль в процессах воображения и образного мышления вообще.

По всей видимости, процесс временной (ДМТ, независимо от способа введения, действует не более 15 минут) подмены естественных процессов воображения психоактивным веществом и является основой действия ДМТ на человеческую психику.

Знаменитый теоретик психоделического образа жизни и страстный поборник ДМТ Т. Маккена так описывал свои ощущения от его приема:

«Переживание, захватывающее все существо, проскальзывающее под покров экстаза ДМТ, ощущается как проникновение через какую-то мембрану. Ум и «я» буквально разворачиваются перед глазами. Такое ощущение, будто обновился, хотя и не изменился, как будто был сделан из золота и просто перековался в новую форму в горниле своего рождения. Дыхание нормальное, сердцебиение ровное, ум ясный и наблюдательный. Но что это за мир? Что воспринимают чувства?

Под влиянием ДМТ мир становится лабиринтом, дворцом, каким-то более чем возможным марсианским сокровищем, наполненным мотивами, затопляющими изумленный ум невыразимым восторгом. Цвет и ощущение раскрывающей реальность тайны буквально пронизывают все переживание. Есть ощущение иных времен, а также собственного детства, чуда, чуда и еще раз чуда. Это аудиенция у чужестранца-нунция. В глубине этого переживания — в конце человеческой истории — сторожевые врата, которые открываются под ревущим вихрем невыразимой межзвездной пустоты в Вечность.

Вечность, как прозорливо заметил Гераклит, это дитя, играющее цветными шарами.

Здесь находится много мини-сущностей — малышей, самопреобразующихся механических эльфов гиперпространства. Может, это дети, которым предназначено быть человеку отцами; впечатление вхождения в экологию душ, скрывающихся за порталами того, что мы наивно зовем смертью? Не знаю. Может, они — синестезийное воплощение нас как Иного или Иного как нас? А может, это эльфы, утраченные нами с угасанием магического света детства? Здесь — потрясение, которое едва ли можно выразить, богоявление за пределами наших самых диких грез. Здесь царствие того, что страннее всего, что мы можем предположить. Здесь тайна живая, невредимая, все еще столь же новая, как и тогда, когда наши предки переживали ее пятнадцать тысяч лет назад.

Триптаминовые сущности предлагают дар нового языка: они поют жемчужными голосами, которые рассыпаются цветными лепестками и разливаются в воздухе, как горячий металл, чтобы стать игрушками и такими подарками, какие, наверное, боги дарили своим детям. Ощущение эмоциональной связи потрясающее и жуткое. Раскрытые таинства реальны, и, если когда-нибудь их высказать целиком, они не оставят камня на камне в том малом мире, в котором мы стали так больны».

В отчетах Теренса Маккены стоит обратить внимание на ощущения от встреч с мини-сущностями, которых визионер сравнивает с эльфами.

В своей книге «Психоанализ и алхимия» Карл Густав Юнг рассказывает о «кабири» — алхимических детях, чье появление или присутствие является обязательным условием последних стадий на путях получения философского камня — главного алхимического делания.

«Кабири» для Юнга — один из магических архетипов-символов, присущих очень древним бессознательным воспоминаниям человечества.

ДМТ, по всей видимости, способен высвободить такие воспоминания, сделав их на какое-то время частью активного воображения.

Однако никто из тех, кто использовал ДМТ, не смог войти в контакт с сущностями, увиденными во время «трипа».

Индейцам Амазонки удается общаться со «светящимися сущностями». Кто же они для этих людей: духи природы? души собственных предков?

Ясно одно — они естественная часть картины мира древнего человека. Это знание составляет основу его миропонимания и жизнеустройства.

Для «визионера»-европейца «трип» с помощью ДМТ является зрелищем. Необыкновенным по силе ощущений, но все-таки зрелищем, чем-то вроде «внутреннего телевизора» с непривычной объемной передачей. «Кабири» не несут для него смыслового значения.

Почему?

Чем отличается эффект действия хаапи у индейца от действия ДМТ на нашего современника?

Можно ли в этом случае вообще говорить о наркотическом действии алкалоида? Может ли зрелище (телевизионное шоу, например) вызвать зависимость? С точки зрения взглядов, принятых сегодня в медицине, — нет, не может. Ни шоу, ни ДМТ не вызывают никаких значимых последствий для биологии мозга и физического тела человека.

В отличие от LSD для ДМТ не было обнаружено отрицательного воздействия на хромосомы и общетоксического действия на организм. Не было выявлено ни синдрома отмены, ни феномена роста толерантности, ни других характерных для наркотиков закономерностей (возможно, наука просто не успела до конца исследовать новое психоактивное вещество — страх и запрет «успели» раньше).

Исследования ДМТ были запрещены вместе с исследованиями LSD в 1965 году.

Следовательно, — и это можно утверждать, — европейская и американская культура снова «испугалась» тех состояний сознания, к которым приводил наркотик.

Большинство людей, использовавших ДМТ, утверждают, что продолжали эксперименты, потому что им было «безумно интересно» участвовать в «трипах».

Похоже, что культура испугалась именно этого интереса.

Почему?

Может ли интеллектуальный интерес, естественное стремление человека к познанию мира, перерасти в зависимость?

И если да, то как отличить болезненный интерес от той обычной заинтересованности, без которой немыслима человеческая жизнь?

Пейота и мескалин

В культуре индейцев Мексики кактусы играли особую роль. Древний герб страны ацтеков представлял собой орла, сидящего на кактусе. В их религиозных представлениях было множество богов-кактусов. Жрецы могли причислять кактусы к лику святых, то есть обожествлять их за особые заслуги. Колючки кактусов применялись в качестве жертвоприношения и как самое страшное наказание. Кактусы вешали на дверях и окнах домов для защиты от вампиров…

Совершенно особую роль в религиях ацтеков и всех индейцев Центральной Америки (насчитывающих, как минимум, 4–5 тысяч лет) играли кактусы, вызывавшие галлюцинации и измененные состояния сознания.

Одним из первых в 1577 году, во времена конкисты, их описал придворный врач испанского короля Фернандо Хернандес.

Самым известным из них стала пейота — маленький шарообразный кактус серовато-голубоватого цвета, который европейские кактусоводы называют лофофорой (Lophophora williamsii). Он не имеет колючек, вместо них покрыт мягкими пушистыми «хохолками». Его мякоть — с тошнотворным горьким вкусом, плохо переносима людьми, не привыкшими его употреблять.

Для индейцев этот кактус был особым божеством — богом Юкили, который пожертвовал собой ради людей. Он умалился и стал кактусом. Чтобы почувствовать связь с душой бога-кактуса, индейцы съедали кусок его «тела» — подсушенной мякоти.

В этот момент случалось чудо. Душа покидала бренный мир и сливалась с миром божественным.

Сбор пейоты и доставка ее из мексиканских степей выливались в особое торжество, особую религиозную церемонию. В октябре, во время цветения растений, когда в них содержится наибольшее количество активных веществ — алкалоидов, в степи уходили пейотерос — сборщики пейоты. Пейотерос были священнослужителями и круглый год, кроме времени сбора пейоты, ничем не занимались и жили в атмосфере всеобщего почитания. Для поиска пейоты их сознание должно было быть настроено определенным образом. Считалось, что пейота открывает себя не каждому. Неподготовленный человек не может увидеть пейоту, даже если она растет прямо перед его ногами. Пейота скрывает себя от профанов.

Пейотерос одевались в специальные одежды и вооружались ритуальными стрелами. После того как пейота была аккуратно срезана около корня, они должны были послать стрелы на все четыре стороны света, чтобы разрушить волшебство злых духов, не дающих человеку найти пейоту.

Вот рассказ одного из европейцев, который пытался собирать пейоту:

«…Часто я подолгу стоял на одном месте, пристально разглядывая окружающие камни и землю, но… ничего не видел. И вдруг — у меня словно глаза прояснились: там, где не видно было ничего, кроме камней, я вдруг замечал сразу несколько лофофор. Однажды я нашел таким образом штук тридцать сразу, но, когда я привел на это место своего товарища, он тоже ничего не увидел. Правда, он так и не «прозрел» до конца, даже когда я его просто нагибал над кактусом».

Между тем каждый мужчина многих племен Центральной Америки считал своим долгом хотя бы один раз в жизни превратиться в пейотерос — это был необходимый шаг на пути его духовного становления.

Возвращение пейотерос в деревню сопровождалось большим праздником. Их опрыскивали ароматной водой, стелили под ноги цветочные лепестки. Мужчины входили в огромный, служивший специально для ритуалов вигвам, давали знак женщинам, что они могут войти, и все ели пейоту, разрезав ее на 4 части. Ее ели сырой или добавляли в алкогольный напиток из сока агавы — пульке. Спровоцированное пейотой общение с духами предков продолжалось всю ночь.

Иезуиты и инквизиция пролили реки крови индейцев, чтобы уничтожить обычаи, связанные с пейотой, но кактус победил.

Как и в случае ибоги, ритуал с использованием пейоты служил опорой для национального самосознания использующих его племен.

Христианской церкви даже пришлось пойти на компромисс. В 1911 году в Оклахоме была открыта «национальная церковь Пейота». Прием пейоты в ней совершался в католическом храме и сопровождался христианскими песнопениями. Эта церковь имела неожиданно большой успех и собрала несколько тысяч прихожан из числа индейцев штатов Айова, Канзас, Небраска.

Но с начала 60-х годов в большинстве штатов США изданы законы, запрещающие хранение и употребление пейоты. Даже содержание этого кактуса в коллекциях кактусоводов преследуется в уголовном порядке.

В 1962 году выходящая в Лос-Анджелесе газета «Тайме» сообщила о судебном процессе над тремя индейцами племени навахо, задержанными полицией в момент употребления пейоты. Несмотря на защиту психиатров, фармакологов и антропологов, индейцы были осуждены на срок от 2 до 10 (!) лет тюремного заключения каждый.

Этот случай вызвал скандал в прессе и многолетние юридические споры. Индейцы были жителями США, и на них распространялся закон о свободе вероисповедания.

Газеты писали, что «на фоне разгуливания на свободе общеизвестных гангстеров выносить столь жестокий приговор кучке индейцев, отправляющих свой религиозный культ, является по меньшей мере издевательством над принципами свободы».

Только в 1990 (!) году Верховный суд США пришел к выводу, что, несмотря на закон о свободе веры, религиозные культы не имеют права использовать любые наркотические вещества во время своих богослужений. Подобные вещества подлежат изъятию, а лица, их использующие, — уголовному преследованию в обычном порядке.

Здесь снова, как и в случае с ибогой, чувствуется страх культуры по отношению к веществу, способному вызвать галлюцинации. Общественное сознание отторгает растение, не приемлет его даже в качестве части религиозного культа.

С чем же связан подобный страх и неприкрытая жесткость мер по отношению к индейцам?

В 1897 году немецкий фармацевт Льюис Левин привез с собой из путешествия по Центральной Америке несколько головок пейоты. Он первым начал исследование химических веществ, содержащихся в кактусе.

Первым европейцем, испытавшим на себе действие пейоты и описавшим его, стал американский врач и журналист Сайрас Митчел.

В том же 1897 году он писал:

«Картина, разворачивавшаяся в эти несколько волшебных часов, была такова, что я считаю бесполезной всякую попытку описать то, что видел. Невозможно найти язык, который передал бы всю красоту и великолепие: звезды… тонкие, текучие цветные нити… затем резкий порыв бесчисленных точек белого света пронесся по всему полю зрения, как будто незримые миллионы Млечных Путей рассыпались перед глазами искрящейся рекой… зигзагообразные ярчайшие линии… — все это проходило передо мной, прежде чем я мог обозначить что-либо. Затем впервые с появлявшимися разными тонами цвета стали ассоциироваться определенные объекты.

Прозрачное копье из серого камня выросло до огромной высоты и стало стройной, богато отделанной готической башней, очень сложного и четкого рисунка, со множеством легко одетых статуй, стоящих в проходах или на каменных опорах. Каждый выступающий угол, карниз и даже поверхность камней в местах их соединения были ступенчато покрыты или увешаны гроздьями чего-то, казавшегося мне огромными, драгоценными, но необработанными камнями, чем-то похожими на массу прозрачных плодов…

Я понял потом, что это были не просто видения, — все эти предметы что-то для меня значили. Они были священными предметами, частями неизвестного мне, но каким-то образом все-таки моего религиозного опыта».

В том же 1897 году соперник Левина по исследованию пейоты Артур Хевтер выделил и испытал на себе главный из психоактивных алкалоидов, содержащихся в кактусе. Этот алкалоид получил название мескалин.

Открытие Хевтера положило начало целой эпохе не прекращающихся до сегодняшнего дня психиатрических, психологических и культурных дискуссий вокруг галлюциногенов. Вот что писал по этому поводу Теренс Маккена:

«Мескалин привел фармацевтов-экспериментаторов еще к одному химическому агенту «искусственного рая», гораздо более мощному, чем конопля или опий. Описание опьянения мескалином не могло не привлечь внимание сюрреалистов и психологов, которые разделили очарованность образами, скрытыми в глубинах вновь обретенного бессознательного».

Немецкий врач Курт Берингер, друживший с Карлом Юнгом и Германом Гессе, в 1927 году опубликовал 400-страничный труд «Мескалиновое опьянение». В книге описывается около 300 экспериментов с приемом мескалина пациентами. Вот рассказ только одного из них:

«…Затем — снова темное помещение. Видения фантастической архитектуры — бесконечные переходы в стиле Мура, движущиеся, словно волны, перемежались с образами каких-то причудливых фигур. Так или иначе, в неиссякаемом многообразии чрезвычайно часто присутствовало изображение креста. Основные линии светились орнаментом, змейками сползая к краям или распускаясь язычками, но всегда прямолинейно. Вновь и вновь появлялись кристаллы, меняя форму, цвет и скорость возникновения перед моим взором. Затем изображения стали более устойчивыми, и мало-помалу возникли две огромные космические системы, разделенные какой-то чертой на верхнюю и нижнюю половину. Сияя собственным светом, они появились в безграничном пространстве. Внутри них показались новые лучи более ярких тонов, постепенно изменяясь, принимая форму удлиненных призм. Системы, приближаясь одна к другой, притягивались и отталкивались».

В той же книге Берингера содержится одно из немногих наблюдений о закономерностях течения мескалинового «трипа»:

«Нам представляется, что любую схему, которая детально определяла бы тип видений в соответствии с последовательными стадиями действия мескалина, следует рассматривать как крайне условную. Единственное, что типично в отношении последовательности, — это то, что за элементарными следуют видения более сложного характера».

Курт Берингер был врачом-психиатром. Для него переживания пациентов во время мескалинового «трипа» были не более чем галлюцинации. Он интерпретировал их как феномен, связанный с временным помешательством, то есть с патологией нервной деятельности, обусловленной приемом наркотика. Книга стала первой работой, посвященной описаниям галлюциногенов как «психомиметиков», то есть веществ, «моделирующих» подлинное сумасшествие.

Однако ровно через год после публикации «Мескалинового опьянения» в Англии появилась книга врача Генриха Клювера «Мескаль — божественное растение и его психологические эффекты». Книгу эту стоит считать первой работой, открывшей прямо противоположное, «психоделическое» направление в психиатрии. Автор понимал мескалиновые видения как возможный «ключ» к мистическим и религиозным переживаниям. Именно Клювер первым отнес подобные переживания к области духовного опыта человечества.

Вот пример его собственного описания:

«Облака — слева направо по всему оптическому полю. Хвост фазана (в центре поля) превращается в ярко-желтую звезду, звезда — в искры. Движущийся искрящийся винт, сотни винтов. Последовательность быстро вращающихся объектов приятных тонов. Вращающееся колесо (диаметром около 1 см) в центре серебристого участка. Внезапно в колесе — образ. Бога, как его представляют в старохристианских изображениях.

Спор двух взглядов на галлюциногены — Берингера и Клювера — как бы определит все последующие воззрения психиатров и фармакологов на проблематику и интерпретацию обусловленных алкалоидами визионерских переживаний.

Исследования мескалина были прерваны после его запрета в Европе в 1934 году.

До сих пор непонятно, вызывает ли мескалин зависимость и можно ли описывать его как наркотическое вещество в строгом смысле этого слова.

Чтобы разобраться в этом, как и в других загадках мескалина, рассмотрим один важный вопрос:

Есть ли разница между приемом кактуса лофофоры и употреблением выделенного из него активного алкалоида мескалина?

С комплексами ощущений, возникающими при употреблении мескалина, вы только что познакомились. Вот еще свидетельство уже нашего пациента по имени Николай:

«В поле моего зрения внезапно выросли тоненькие разноцветные стебельки или трубочки, у основания которых медленно вращались маленькие неправильные шары, очень похожие на сам кактус. Стебельки начали извиваться, переплетаться. Во время движения они издавали звуки, какие обычно издают толстые басовые гитарные струны, причем мелодия была невероятно знакома. Она будто напоминала что-то, из какого-то прошлого, давно забытого, но что я все время безуспешно пытался вспомнить. Корчащиеся трубки вдруг складываются в огромные буквы какого-то неизвестного мне языка. Фон между буквами постепенно заполняется нарастающей синей массой. Внутри нее — какие-то шары, живые и текучие. В их очертаниях мне смутно видятся портреты мамы, каких-то знакомых и вовсе не знакомых мне людей. Каждый раз, когда в очертаниях я угадываю лицо, возникает странное, скорее тягостное, чем приятное, ощущение: я люблю этого человека и отвечаю за него. Любовь легка И приятна. А ответственность звучит как басовая струна и грузом ложится на мою душу…

Трубки и лица медленно сливаются с синей массой, в ней я смутно вижу двух моих спутников-индейцев. В этот момент я переполняюсь чувством сострадания к ним, даже готов отдать жизнь за покой этих людей…»

Отметим, что чувства священной причастности, любви и ответственности появляются только в описаниях, связанных с пейотой, и совершенно отсутствуют в описаниях мескалиновых «трипов».

Рассказ нашего пациента 80-х годов и самый первый европейский отчет о переживаниях под влиянием пейоты — приведенное выше свидетельство Митчела — объединяют отношение грезящих к видениям. Оба чувствуют свою причастность к происходящему, для обоих «трип» — это участие в священном, сакральном действии.

По-видимому, описанные Николаем экстатические ощущения любви и ответственности и есть тот объединяющий племя психический механизм, с которым не могли совладать ни инквизиция, ни современные структуры правопорядка.

«Одним майским утром 1953 года я проглотил 4/10 грамма мескалина, растворенного в стакане воды, и уселся в ожидании результатов, — пишет ставший в 50-х годах одним из главных проповедников мескалина как «ключа» к религиозным переживаниям Олдос Хаксли. — Я принял свое лекарство в 11.00. Полтора часа спустя я сидел в своем кабинете, пристально глядя на небольшую стеклянную вазу. В вазе было всего три цветка — полностью раскрывшаяся роза «Красавица Португалии», пастельно-розовая, как внутренность некоторых морских раковин, с намеком на более насыщенный оттенок у основания каждого лепестка; крупная бордовая с кремовыми пятнами гвоздика и холодный геральдический бутон ириса, бледно-пурпурный на своем сломанном в дюйме от цветка стебле.

Предложенный случайностью, сделанный только на сегодня маленький букет нарушал все правила того, что традиционно называется вкусом.

Еще с утра за завтраком я был ошеломлен живым диссонансом происходящего в вазе. Но все это больше не имело никакого значения. Я уже не смотрел на странную и неожиданную компанию из трех цветков. Я увидел то, что увидел Адам в утро своего появления: чудо, момент за моментом голого существования.

«Приятно?» — спросил кто-то.

«Не приятно и не неприятно, — ответил я. — Это просто есть» (курсив мой. — А.Д.)…

…Слишком мало случаев было объективно описано, чтобы прийти к обтекаемому позитивистскому выводу: все упоминаемые случаи — следствие того, что мескалин уменьшает привычный для мозгов рацион сахара. Но, подытоживая свидетельства принявших мескалин в наблюдаемых условиях, можно прийти к следующим заключениям:

1. Способность вспоминать и вменяемо анализировать происходящее снижается незначительно или не изменяется вообще.

2. Визуальные впечатления неизмеримо интенсифицируются, при этом восстанавливаются некоторые особенности восприятия, присущие раннему детству, когда чувственность не была мгновенно и автоматически подчинена Концепции. Интерес к пространству снижен, а категория времени падает практически до нуля.

3. Интеллект остается в рабочем состоянии, а способность к восприятию улучшается и обостряется. Однако область того, что принято определять как воля, переживает глубокий поворот к худшему. Очевидно, что вещи, дела и т. д., возбуждавшие в обычное время желание бороться, действовать и страдать, — теперь, под воздействием мескалина, представляются глубоко и оглушающе неинтересными (выделено мной. — А.Д.). Ибо теперь к услугам гораздо более любопытное и интересное, на что можно потратить свое, сейчас не существующее, время.

4. Это «любопытное и интересное» может быть найдено в обоих мирах, внешнем и внутреннем, одновременно или в какой угодно последовательности. То, что оно лучше, — очевидно любому, кто вошел в мескалин со здоровой печенью и незамутненным рассудком…

…Мне бы хотелось добавить перед тем, как оставить эту увлекательную тему, что нет ни одной формы наблюдения, медитации, даже наиболее ограниченной, которая не имела бы своих этических последствий как для самого размышляющего, так и для окружающего его мира. По меньшей мере половина морализующей догматики негативна и в основном пытается предостеречь нас от производства всяческой пакости. Молитва Господня — около пятидесяти слов, и больше четверти из них — это просьба к Богу не вводить нас в искушение (выделено мной. — А.Д.). Однобокий размышлялец оставляет недоделанными массу вещей, которые он должен доделать; чтобы как-то компенсировать это, он не делает какое-то количество вещей, которые он не должен делать. Общая сумма зла, как заметил Паскаль, была бы значительно уменьшена, если бы только люди научились тихо сидеть в своих комнатах. У размышляльца и медитативца с очищенной воспринимающей оптикой нет необходимости тихо сидеть в своей комнате. Он может заниматься чем угодно, настолько удовлетворенный возможностью видеть и быть частью божественного порядка вещей, что ему никогда не придет ни в голову, ни в тело углубляться в то, что называют «грязными приспособлениями мира». Когда мы чувствуем себя единственными наследниками Вселенной, когда «море течет в наших венах и звезды — наши украшения», когда все вещи являются нам бесконечными и безоговорочно сакральными, какой у нас может быть мотив для личной зависти, для попыток удостоверить факт своего существования, для погони за властью, для поисков наиболее угрюмых и унылых форм чувственных удовольствий?..»

В этом фрагменте есть одна важная для дальнейшего изложения деталь. Слова молитвы с просьбой «не вводить нас во искушение» для Хаксли — пустой звук, досадное препятствие на пути собственного духовного поиска. Но ведь ощущение самого себя «единственным наследником Вселенной» с помощью мескалина и есть то самое искушение, от которого должна была защитить молитва.

Что такое вообще искушение?

Святой Григорий Нисский, разъясняя то, что в православии называется Господней молитвой, называет слово «искушение» одним из имен дьявола: «…одно из разумеемых его имен и есть это: искушение… Искушение не может коснуться души, если враг, подобно приманке, возложив на свою коварную уду (удочку. — А.Д.) прелести мира, не прострет их (не продемонстрирует. — А.Д.) пред очами видящих, чтобы возбудить в них вожделение». Похоже, что святой Григорий описывает… галлюцинацию, в которой дьявол показывает «прелести мира… очам видящих».

Возможно, именно результатом искушения является прекрасное равнодушие которое описывает знаменитый английский писатель, принимавший галлюциногены с 1953 года и до самой своей смерти в 1963-м.

Ощущение своей полной непричастности миру и реальности — вот что возникает во время действия алкалоида.

Точнее говоря, внешние и внутренние «реальности» воспринимаются как равнозначно безразличные. Запомним это.

Такое неявное различие между растением и его алкалоидом, с которым мы уже сталкивались во время обсуждения ДМТ, можно объяснить по крайней мере двумя различными способами. Первый из них — химический.

Кактус — гораздо более сложное создание природы, чем его отдельный химический компонент. Из состава растения был выделен целый ряд других алкалоидов, влияющих на психику человека:

АНАЛОНИН — замедляет скорость реакций, снижает чувствительность к стрессу, успокаивает.

ПЕЙОТИН — мощное снотворное средство.

АНАЛОНИДИН — повышает скорость реагирования, повышает раздражительность и судорожную готовность.

ЛОФОФОРИН — вызывает депрессию, чувство усталости, подавленности, ощущение бессмысленности жизни…

Наверное, часть алкалоидов еще не открыта…

Появление зрительных галлюцинаций при приеме мескалина можно объяснить его специфическим воздействием на зрительный нерв.

Сложный, изменяющий не только восприятие, но и чувства, эффект пейоты, объединяющий индейцев перед угрозой их национального уничтожения, таким образом уже не объяснить.

Может быть, дело в том, что нельзя объяснить эффект целого эффектом части?

Второй способ понимания этого различия — чисто культуральный и не зависящий от химии.

Пейота — принадлежность традиционной культуры индейцев (так же как и ибога и аяхуаска — части или сердцевины оригинальных религиозных традиций).

Внутренние установки индейцев, собравшихся в вигваме для встречи с духами предков, и задачи экспериментаторов-европейцев, принимающих мескалин ради чистого любопытства, абсолютно различны.

Для индейца видения пейоты — неотъемлемая часть его реальности; для европейца же, как и в случае ДМТ, — своеобразный театр или экран, с которого любопытно наблюдать за разноцветными колесами и шариками.

Беладонна, ведьмы и «зомби»

Как известно, в Европе тропическая флора не произрастает. Однако на протяжении веков галлюциногенные свойства таких знаменитых растений, как беладонна, белена и мандрагора, использовались европейскими ведьмами и гадалками.

Новоявленные российские «колдуны» для целей приворота и т. п. добавляют подобные травы в различные эмульсии и настойки. Именно в результате подобных «пищевых добавок» в токсикологические отделения наших больниц попадают с тяжелым отравлением содержащимися в таких растениях алкалоидами.

Главные из них — атропин, скополамин и наличествующий в мухоморах мускарин (о свойствах мухомора — в следующей главе) — широко используются в медицине, в дозах, разумеется, очень далеких от галлюциногенных.

За тысячу лет до нашей эры растения, содержащие эти вещества, использовались во время знаменитых дельфийских таинств.

В приворотные снадобья средневековых знахарей непременно входил корень мандрагоры. Использование мандрагоры для колдовства и вызывания дьявола было одним из самых частых обвинений в эпоху «охоты на ведьм». Мандрагора же является единственным галлюциногенным растением, упоминающимся в Библии.

Вполне возможно, что описанные в средневековых инкунабулах картины ведьминского шабаша на Лысой горе есть продукт схожих друг с другом галлюцинаций под воздействием опьянения настоем традиционных европейских растений — дурмана вонючего и все тех же мандрагоры и беладонны.

В Средние века их считали носителями темного, женского начала мира, символами грешной женской власти.

Героиня романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита» перед своим знаменитым ночным полетом получает баночку «ведьмовской мази», посредством: которой совершается метаморфоза: Маргарита на время оставляет человеческую природу и, преображаясь, становится ведьмой.

Судя по отчетам средневековой инквизиции, такая мазь действительно существовала. Известны и ее компоненты.

Во-первых, это яды типа вытяжки из ядовитого болотного аконита и перетертых частей крысиных или человеческих мертвых тел (содержащие трупный яд). Задачей ядов было временное «убийство» человеческой природы.

Вторым компонентом мази были вытяжки из галлюциногенных растений (все тех же мандрагоры и белены), легко всасывающиеся через кожу и доходящие до центральной нервной системы. Все те же мандрагора и белена входили в ее состав для выполнения главной задачи мази.

Они должны были распахнуть душу для воздействия иных сил, чужой души… Они должны были открыть душу новому ее хозяину — дьяволу.

Уже отмечалось, что галлюцинации, возникающие под влиянием психоделических растений и их алкалоидов, способны изменяться под воздействием психологической установки человека, принимающего наркотики. Видения могут выполнять роль «исполнителя» неосознанных желаний, как со стороны самого человека, так и той духовной традиции, которая его воспитала.

Иными словами, если человек «настроен» всем своим образом мыслей увидеть дьявола после применения мази, то, скорее всего, он его увидит.

Очень интересен тот факт, что описания ведьмами своих видений в разных частях Европы были необыкновенно похожи друг на друга. Пьер Реньяр — французский психиатр XIX века, написавший замечательную книгу о психических эпидемиях, — приводит следующее описание первой встречи ведьмы XVI века с дьяволом:

«…В один прекрасный вечер к ней является изящный и грациозный кавалер; он нередко входил через открытую дверь, но чаще появлялся внезапно, вырастая как бы извне. Он одет в белое платье, а на голове у него черная бархатная шапочка с красным пером (узнаете описание булгаковского Мастера? — А.Д.), или же на нем роскошный кафтан, осыпанный драгоценными каменьями, вроде тех, что носят вельможи. Незнакомец является или по собственной инициативе, или на зов, или же на заклинание своей будущей жертвы, исполненное ею с помощью колдовских снадобий.

Он предлагает ведьме обогатить ее и сделать ее могущественной; показывает ей богатство мира, находящееся внутри его шляпы или шапочки (показывает галлюцинацию, внутри галлюцинации — все как у Григория Нисского. — Л.Д.); но, чтобы удостоиться всех этих благ, ей придется отречься от Святого Крещения, от Бога и отдаться Сатане душой и телом».

Легендарный русский физиолог и психиатр В.Н. Бехтерев характеризовал ведовские видения следующим образом:

«Не ясно ли, что здесь дело идет о галлюцинациях такого рода, которые выливаются в определенную форму, благодаря представлениям, упрочившимся в сознании путем самовнушения или внушения, быть может, еще с детства, благодаря рассказам и передаче из уст в уста о возможности появления дьявола в роли соблазнителя» (курсив мой. — А.Д.).

Получается парадоксальная вещь — Реньяр и Бехтерев пишут о том, что содержание галлюцинаций определяют не волшебные растения, а… внушение окружающей среды, то есть то, что мы сегодня назвали бы «установкой» культурной традиции.

В 1954 году вышла в свет книга Джеральда Гарднера «Колдовство сегодня». Ее издание в Англии стало возможным после того, как в 1951 году британский парламент отменил принятые в 1735 (!) году законы против колдовства.

Книга вызвала в Старом Свете всплеск увлечений колдовством и старинными ведьмовскими рецептами. Общества и «кружки» ведьм стали таким же нормальным явлением Европы 60-х годов, как и общества поклонников «психоделии» и LSD на противоположной стороне земного шара.

Отечественный зритель, возможно, и не подозревает, что большинство современных голливудских фильмов, посвященных ведьмам и колдовству, — отзвук реальной европейской «эпидемии ведьм».

Благодаря книге Гарднера, мы можем привести перечень растений, входящих в состав ведьмовской «мази для полета». Предупреждаем читателя — названия растений сознательно немного изменены:

• Дурман болотный (смертельно опасный для тех, кто не знает рецептов извлечения из его токсинов галлюциногенных снадобий) вызывал собственно галлюцинацию полета и связанных с ним ощущений;

• Аконит вонючий, бывший в Древней Греции символом Гекаты — богини воздуха, нарушал ритм сердечных сокращений и провоцировал одышку, вызывая ощущение «воздушных подушек», характерных для взлета и приземления;

• Ягоды беладонны. При втирании в кожу полученного из них по особому рецепту экстракта появлялось возбуждение, сопровождающееся головокружением и ощущением измененности реального мира. Усиливалось ощущение полета и «раскрывалось сознание» для соответствующих внушений.

• Белый болиголов. Вызывает специфическую дереализацию, во время которой все окружающие предметы кажутся уменьшившимися в размерах. Появляется ощущение, что вещи находятся на далеком от наблюдателя расстоянии. Очень похоже на чувство парения высоко в воздухе.

• Крапчатая кувшинка. Приготовленный особым образом экстракт из этого растения вызывал специфическое ощущение кожного жжения, похожее на соприкосновение рецепторов кожи со стремительно проносящимся мимо воздухом.

• Лапчатка. Ее пятипальчатыми листьями обкладывали намазанные мазью участки тела, для того чтобы осуществить магическую связь пяти органов чувств человеческого тела. Галлюциногенными свойствами не обладает.

• Серый морозник {смертельно ядовит!). Вкупе с заклинаниями делал ведьму в полете «невидимой». Очевидно, особым образом приготовленный отвар способен вызвать отрицательные галлюцинации. На некоторое время теряется способность видеть собственные конечности — руки и ноги (помните — Маргарита, пролетая мимо ворот, должна была крикнуть — «Невидима! Невидима!»).

Отметим еще раз: все растения смертельно ядовиты!

Изготовление ведьмовской мази. Гравюра Г. Бальдунга. 1514. Приводится по книге Т. Маккены «Пища богов»

Мало было знать рецепты их приготовления — нужно было нанести на специальные, особо чувствительные участки кожи. Кроме того, экстракты растений требовали всяких-разных «магических» добавок, таких, как могильный прах, легкое осла и… жир некрещеных младенцев. Так что вряд ли кто-то соблазнится, на основе этой книжки, заняться подобной «ведьмовской практикой».

Однако «современные колдуны» упорно продолжают пользоваться галлюциногенными растениями, даже с риском отравить клиента. Поэтому стоит перечислить и еще несколько рецептов, с тем чтобы читатель понял — с какими опасностями может столкнуться несведущий человек, соглашаясь принимать отвары и настои, составных частей которых не знает.

• Барвинок (пятилепестковая фиалка) — истолченный в порошок вместе с дождевыми червями считался способ ным посеять пылкое чувство в душу мужчины.

На деле же это ядовитое растение вызывает небольшую задержку вдоха и кислородную недостаточность. Отсюда ощущение измененности окружающего, которое, под влиянием внушения, можно принять за вспыхнувшее чувство;

• Роза. Особым образом приготовленный экстракт смешивался с ядом жабы и добавлялся в приворотное зелье.

• Белена. Вместе со своим родственником — смертоносным пасленом — был главным компонентом, «открывающим душу» ведьмы. Позволяли вызывать духов и общаться с преисподней.

• Мандрагора лекарственная — основное растение колдовской фармакопеи. Ее зеленые ягоды усиливали страсть и помогали забеременеть. Ядовитые корни мандрагоры, напоминающие человеческую фигурку, содержат галлюциногенные алкалоиды. В средневековой Европе они использовались почти во всех колдовских мазях и отварах, а также магических процедурах: его, например, сжигали с какой-нибудь вещью или волосами врага, чтобы принести ему непоправимый вред.

Средневековые процессы ведьм имели, несомненно, важное, как сказал бы Юнг, архетипическое значение для становления европейского образа мыслей и для всей европейской культуры.

Смело можно говорить о том, что сложился стереотипный страх. Мы в дальнейшем будем называть его условно — «страхом ведьм». Архетип «страха ведьм» характерен для всей истории западного мышления. Он отчетливо ощущался во времена маккартизма, когда общество начало охоту на «коммунистических ведьм», или во время «атомного страха» периода «холодной войны».

В чем истоки этого страха?

Как самих ведьм, так и их снадобий, панически боялись из-за того, что через них, как через открытые ворота, в средневековый христианский мир могло ворваться то, что в Средние века называлось дьяволом, — разрушающая все, неподвластная человеческому разуму, неуправляемая сила хаоса.

Носила она и другие имена.

Специалисты по древней мифологии называют эту силу хтонической. Хтонические чудовища в древнегреческих мифах, например титаны или циклопы, — дети, родившиеся из лона земли (богини Геи). Они первенцы, появившиеся на свет в первый миг творения.

Они — плод столкновения творящей разумной силы Вселенной, ее Логоса с хаосом несотворенного мира. Они — и ошибка творения, но вместе с тем и его первое, не вполне разумное дитя. Богам и героям Олимпа предстоит исправить «ошибку», «неопытность» Создателя Вселенной и уничтожить чудовищ.

Это нелегкая задача. От одного взгляда на горгону Медузу (одно из хтонических существ древнегреческой мифологии) человек превращается в камень.

Познание этих чудовищ для человека абсолютно запретно. Они лишают разума и вселяют животный ужас. Воевать с ними могут только герои — полубоги, рожденные от богов Олимпа.

С древнейших времен сей страх столкновения с силами бездны был связан с женщиной и ее лоном — местом, где непостижимым образом зарождается жизнь нового человека.

Тайна женщины как бы повторяет тайну первых дней Творения; следовательно, из ее лона, как из лона Матери-Земли, могут появляться хтонические чудища…

…Родила царица в ночь Не то сына, не то дочь, Не мышонка, не лягушку, А неведому зверушку!

Вас в детстве не удивляла странно спокойная реакция царского окружения в пушкинской сказке на безумное сообщение гонца?

…И царицу и приплод Тайно бросить в бездну вод…

«Гуманное», нечего сказать, решение судьбы любимой царицы и ее абсолютно здорового сына!

Возможно, дело в том, что царь, бояре, а вместе с ними и автор сказки, бессознательно верили, что женщина — всегда ведьма. Ее лоно из источника продолжения рода может превратиться во «врата» для явления в мир каких-то чудовищ.